Глава 19

— Это неправильно, — сказал Джеролд, пока они смотрели на дорогу. Главные ворота в Хэйлэм были лишь где-то в миле от них. — Для меня это — измена, как минимум.

Они укрывались в неглубокой впадине ландшафта, по большей части скрывавшей их от наблюдателей на городских стенах за счёт расстояния и лёгкого повышения уровня земли между ними и станами. Для большого отряда или армии это было плохим укрытием, но для нескольких человек и, в их случае, даже дракона этого хватало — покуда они не подходили к стенам ещё ближе.

— Тварь, управляющая вашей нацией — не твой король, — сказала Мойра. — Однако я согласна. Это неправильно. Я наконец поняла, о чём раньше говорил нам отец.

— И о чём же? — спросил барон.

— Война никогда не бывает правильной. Она — обоюдоострый меч, который рубит в обе стороны, разрушая жизни как невинных, так и порочных… инструмент, который может как убить пациента, так и избавить тело от болезни. Это — результат нашей неспособности найти решение получше, но иногда… он необходим, — сказала она ему.

Грэм хмыкнул:

— Очень на него похоже.

Джеролд кивнул:

— Он, наверное, мудрый человек, но я имел ввиду другое. Как у данбарского дворянина, моя власть основана на доверии… на добросовестном отношении к народу. Твоё сегодняшнее нападение наверняка выльется в многочисленные жертвы среди гражданского населения.

Мойра подняла руку, похлопывая грубую щетину на щеке колеблющегося дворянина:

— Дорогой Джеролд, ты — добросердечный человек. Ты не обязан это делать. Вообще, будет лучше, если ты будешь держаться подальше. Ты им понадобишься после того, как всё кончится, и ты лишь рискуешь погибнуть, сопровождая нас.

— Им…? — спросил Джеролд, — …или тебе?

Она довольно легко уловила романтические нотки в его ремарке — вообще, он кричал их ей всем своим существом. Любая женщина заметила бы его влюблённость, но Мойра, будучи волшебником из Сэнтиров, была почти вынуждена огородить свой разум стеной, чтобы отгородиться от его бурлящих эмоций. Время для доброты прошло, и она окажет ему плохую услугу, позволив его чувствам расти. Её тон был холодным:

Им. Я здесь для того, чтобы спасти моего отца, а поскольку его враги также угнетают твой народ, я устраню их и для вас тоже. Ты здесь для того, чтобы спасти народ после того, как я достигну своей цели.

— От чего спасти?

Она лукаво посмотрела на него:

— От меня.

— Это же бессмыслица какая-то, — возразил барон.

Грэм кашлянул, привлекая его внимание:

— Я дума, что вижу, что она имеет ввиду. Мы — иностранцы, и если всё пойдёт хорошо, то твоя страна скоро окажется без лидера. Им понадобится кто-то, способный объединить их после этого, против их общего врага — кто-то знакомый. — Такого рода вещи его мать поняла бы мгновенно.

Джеролд нахмурился, сузив глаза:

— Я — не этот человек. Как я уже сказал вам вчера, в очереди на трон передо мной ещё как минимум семь мужчин и три женщины.

Мойра протянула руку, положив ладонь ему на плечо, и одновременно поглаживая его ауру, укрепляя уверенность дворянина, и сглаживая его страхи. Это было не то перманентное ментальное изменение, которым она занималась неделю тому назад с некоторыми из узников во время побега, а лишь временная форма эмоциональной поддержки. Просто в данном случае она включала в себя крошечное количество эйсара.

— Я доверяю тебе больше, чем кому-то из этих незнакомцев, Джеролд, — сказала она ему.

Чад всё это время молчал, но тут его челюсти сжались:

— Прекрати.

Мойра ощутила скрывавшееся за словами лесника неодобрение как почти физический упрёк, но на её лице это не отразилось. Убрав руку с плеча барона, она бросила взгляд на Чада:

— У тебя есть какие-то сомнения в нашем плане?

Охотник зыркнул на неё, позволяя своему взгляду на секунду сместиться на барона, прежде чем уткнуться в её руку.

— Я не об этом говорю, и ты знаешь, так что просто прекрати. Это отвратительно. — Отвернувшись, он пошёл прочь прежде, чем она смогла ответить.

— Что с ним такое? — задумался Джеролд.

— Думаю, это просто напряжение, — прокомментировала Мойра.

Грэму это показалось не совсем правильным. Ему не нравилось видеть, как Мойра проявляет такую фамильярность по отношению к иностранному дворянину, и он решил, что Чад, возможно, был того же мнения.

— Он просто пытается тебя защитить, Мойра… поскольку твой отец не здесь, — сказал он им, позволяя своему взгляду сместиться в сторону Джеролда. — Без обид, милорд.

Барон мог легко понять ход такой аргумент:

— Конечно же, Сэр Грэм. Уверяю, что у меня нет никаких бесчестных намерений в отношении Леди Мойры.

Мойра заворчала:

— Я, между прочим, вот она, тут. Если вы, обезьяны, хотите обо мне говорить, то извольте делать это где-нибудь в другом месте, либо обращаться ко мне напрямую.

— А разве нам не следует заниматься чем-нибудь другим помимо споров? — вставила Алисса, указывая на Хэйлэм.

— Думаю, здесь достаточно близко, — сказала Мойра. — Будем ждать здесь. — Подняв руку, она щёлкнула пальцами, и её «армия» пришла в движение — вперёд потрусила сотня заклинательных зверей. Ну, большинство из них потрусило — десятеро из них, обладавших формой орлов, полетели.

Конечно же, жест руки был исключительно для эффекта — Мойра была связана со своими магическими союзниками ментально, что делало команды в виде слов или жестов ненужными. Она потратила последнюю неделю, создавая эти конструкты, и наполняя их эйсаром. В прошлом у неё ушло бы всё это время только на создание заклинательных разумов, но теперь это больше не было для неё проблемой. Вместо этого она посвятила своё время питанию своих новых созданий как можно большим объёмом силы, пока их не стало так много, что каждодневная трата силы на их поддержания сравнялось с количеством эйсара, которое она была способна в них влить.

Она не была носительницей Рока Иллэниэла, в отличие от брата, поэтому не могла быть уверена, использовал ли кто-то когда-то прежде такую тактику, но она сомневалась, что кто-то из магов Сэнтиров когда-либо пробовал это в таких масштабах. Она задумалась, что сказала бы о её действиях тень её биологической матери. За последние две недели она нарушила все правила, которым её учили насчёт её особых способностей рода Сэнтир, а её сегодняшняя армия вообще была вопиющим надругательством над означенными правилами.

«Но если я буду следовать правилам, то умрёт много народу».

В том-то и заключалась загвоздка. Нормальные заклинательные звери были гораздо более ограниченными в том, как они могли распоряжаться выданным им эйсаром, не говоря уже о том, что создание такого большого числа уникальных разумов, пусть и простых, заняло бы у неё слишком много времени. Использование техники раздвоения разума удаляло это ограничение, и делало способности её союзников более разными.

Но раздвоение разума было запрещено, по крайней мере — согласно Мойре Сэнтир, а она-то точно это знала, поскольку сама в буквальном смысле являлась результатом решения оригинальной Мойры Сэнтир нарушить это правило. Почему это было запрещено, она никогда толком не говорила, разве что упоминала об этических проблемах, связанных с созданием точной копии самой себя. Однако она говорила очень прямо, когда предупреждала Мойру о том, что в её дни нарушение этого правила каралось смертной казнью.

Однако Мойра создала не одну копию. Она их сделала сотню.

— «Сто одну», — напомнила её постоянная двойница, которую Мойра начинала считать своего рода личной помощницей.

— «Верно, сто одну, и, наверное, когда всё завертится, я создам и больше», — молча согласилась Мойра.

Она ощутила, когда её летающие союзники вошли в контакт. Информация лилась потоком обратно к ней, направляемая через её помощницу, чтобы не затопить её собственный разум. Восемь созданий спикировали на стражей ворот, вселившись в них, и мгновениями позже ворота начали открываться. Двое других заклинательных зверей продолжили лететь дальше, делясь видом города свысока. Остальная её армия продолжала бежать, хлынув рекой в Хэйлэм через стремительно расширявшийся проём ворот.

Падение Хэйлэма должно было стать бескровным. «Должно», — подумала она.

— Мы уверены, что это хорошая идея? — сказал Грэм, переводя взгляд туда-сюда между городом и Мойрой. — Чад сказал, что у тебя начались припадки после того, как ты сделала что-то подобное во время побега… и тогда людей было гораздо меньше.

Мойра одарила его улыбкой, в которой было больше блефа, чем уверенности:

— Я тогда была ранена. По большей части проблема была в откате, который я испытала после разрушения моего щита. Сейчас меня это не сильно напрягает, иначе я не могла бы разговаривать.

Пока сопротивления не было. Заклинательные звери сперва взяли всех, кого нашли, а потом начали разделяться, раз, другой. Они забирали всех — и гражданских, и стражников, — покуда те управлялись паразитом. Те немногие, кто ещё был свободен — а таких пока что было найдено лишь двое, — были погружены в сон, и оставлены так, чтобы сберегать силу заклинательных зверей.

Когда её заклинательные двойницы разделились десять раз, они остановились, чтобы не стать индивидуально слишком слабыми. Их теперь было около тысячи, и они взяли под контроль где-то шестьсот людей, которые находились вблизи городских ворот. Дополнительные двойницы начали работать, помогая тем, кто управлял носителями, удалять металлических паразитов.

«Носителями? «Людьми», я хотела сказать «людьми», — молча поправилась Мойра.

Тянулись минуты, она работала, но для тех, кто стоял рядом с ней, не происходило ничего легко видимого.

— Что происходит? — спросил Джеролд.

— Пока всё идёт гладко, — заверила она его. — По-моему, они пока не осознали, что происходит.

— Они — это кто, люди или чудовища? Сколько мёртвых? — продолжил барон, не в силах обуздать своё любопытство.

— «Нам нужно больше», — передала её внутренняя помощница. — «Удаление паразитов занимает слишком много времени. Нам нужно снова удвоить нашу численность, иначе мы рискуем двигаться слишком медленно».

Важная часть её плана заключалась в очищении большей части популяции от их неестественных управляющих до того, как враг поймёт, что именно они делают. Мойра не была уверена в том, что враг может сделать, как только поймёт угрозу, но она хотела освободить как можно больше людей, прежде чем у противников появится возможность что-то предпринять. Она начала вливать в своих заклинательных двойниц свой эйсар, но знала, что её собственной энергии ни за что не хватит.

— «Кассандра, мне нужна твоя сила», — сказала она, направляя мысли своей драконице.

— «Я готова», — пришла твёрдая мысль драконицы, а вместе с ней — мощный поток эйсара.

Созданные Мордэкаем Иллэниэлом драконы изначально были сконструированы в целях разделения и хранения огромных объёмов эйсара, которые он забрал у Мал'гороса, одного из Тёмных Богов. Её отец разработал грубую систему для измерения магической энергии, назвав свою первую единицу измерения «Сэлиор», поскольку именно такое количество эйсара он изначально забрал у одноимённого Сияющего Бога. Соответственно, целый сэлиор эйсара представлял собой огромное количество, и каждый из двадцати трёх драконов содержал примерно один сэлиор мощности.

Чтобы не позволить своим творениям стать такой же угрозой, какой были изначальные боги, он спроектировал их так, чтобы они были почти неспособны пользоваться их собственной силой. Драконы быстро росли, быстро излечивались, они могли летать, обладали огромной силой и ещё, конечно же, был драконий огонь — но по большей части их сила не была доступна напрямую… для них самих.

Однако соединённые с ними узами люди были делом совсем другим. Драконьи узы давали им множество преимуществ: улучшенное зрение и другие чувства, а также способность черпать энергию дракона для увеличения собственных силы и скорости — однако для мага ещё полезнее был эйсар.

Мойра могла, теоретически, направлять эйсар Кассандры, и использовать его для творения до неприличия мощной магии. Полного сэлиора эйсара было, наверное, достаточно, чтобы уничтожить весь город Хэйлэм и, возможно, значительную часть Данбара, в зависимости от метода его применения — но как и со всеми прочими вещами в мире, существовали некоторые ограничения. В частности, испускание конкретного мага.

Испускание было термином, которым учёные в какой-то момент решили называть количество эйсара, которое конкретный маг или направляющий мог использовать в течение какого-то периода времени. В целом, маги никогда особо не беспокоились об испускании, потому что их ёмкость, или объём эйсара, который они сами генерировали и хранили в своих телах, обычно лишь в несколько раз превышала их испускание. Они слишком быстро расходовали силу, чтобы тревожиться о том, сколько её они могли применять за раз.

В данной ситуации это означало, что испускание Мойры имело решающее значение. Оно определяло, как быстро она могла передавать эйсар из своей драконицы к своим магическим союзникам. Если бы она передавала его слишком быстро, то могла легко перегореть, навсегда лишившись способности манипулировать эйсаром — или вообще убиться. В плане ёмкости Мойра слегка уступала своим брату и отцу, но она определённо не уступала им в испускании. Ей просто нужно было действовать осторожно.

— Мойра? — подтолкнул Джеролд, прерывая её мысли.

— М-м-м?

— Я спросил, сколько мёртвых, — напомнил он ей с взволнованным выражением на лице.

Воздух вокруг неё затрещал, когда она начала невидимо перемещать энергию из Кассандры к своим заклинательным зверям в городе.

— Нисколько, — ответила она. — И я бы хотела, чтобы так дальше и продолжалось, так что не отвлекай меня. — Волосы Мойры шевелились, будто от ветра, но воздух вокруг них был неподвижным.

— Это пока что оказывается самая скучная битва в истории, — высказал своё мнение дворянин.

Грэм и Алисса повернулись к нему с предостерегающими взглядами.

— Не говори так! — предупредила Алисса.

Грэм лишь согласился, с отвращением воскликнув:

— Эх.

Джеролд вопросительно посмотрел на них:

— Что?

Чад вернулся, пока они разговаривали, и знающе посмеялся:

— Никакой воин не хочет этого слышать, Барон. Война по большей части состоит из ожидания, но худшее, похоже, всегда случается, когда всё тихо. Солдаты имеют на этот счёт много суеверий.

— О, — сказал Джеролд. — Прошу прощения.

Лесник иронично улыбнулся:

— Да меня это не колышет, Барон. Я сам полностью ожидаю, что всё полетит к ебеням вне зависимости от того, что ты будешь говорить. Это просто правда жизни.

Подчинённые Мойры снова расщепились, и теперь их стало более двух тысяч. Было освобождено около тысячи людей, и между ними и теми, кто вообще не был заражён, сознание потеряло почти четырнадцать сотен человек. Её магические солдаты двигались дальше, оставляя своих прежних носителей, которых «вылечили», и занимая тела тех, кто лишь теперь начал реагировать на её странное нападение.

Она продолжала вливать в них энергию. Скоро они будут готовы снова удвоить свою численность. Барон сказал ей, что в Хэйлэме жила почти сотня тысяч человек, и она намеревалась позаботиться о том, чтобы каждый из них был свободен от странных существ, которые ими управляли.

Минуты текли, складываясь в полчаса. В городе теперь работали четыре тысячи заклинательных разумов, и каждый из них был копией её собственного. Это было странное ощущение, быть соединённой с таким большим числом собственных копий. Будь они нормальными заклинательными зверями, её бы это захлестнуло, но вместо этого её наполняло чувство крайнего восторга. Её двойницы разделяли ношу, превращаясь в гештальт, который сам себя поддерживал.

«Я не одна. Я не одна. Меня множество». Было освобождено более трёх тысяч человек, и она расползалась по городу подобно чуме. «Я есть сумма Человека, и я получу своё». Она вливала в своих союзников всё больше силы, и воздух вокруг её физического тела загорелся, облекая её фигуру в нимб яркой до боли силы.

Враг начал реагировать, убивая её людей везде, где встречал их, но она не останавливалась и не сдавалась. Если её тела умирали, она забирала тела нападавших, обращая их против своего врага. Город стал её шахматной доской, полем битвы двух разумов. Её враг, может, и не был живым, но он был разумным. Он думал, управлял, и реагировал.

Она больше не была человеком, только не в традиционном смысле этого слова. Она была составной сущностью, с тысячей глаз и рук, разбросанных по городу. Она начала видеть своего врага в новом свете. Он был похож на неё. Маленькие металлические паразиты были частью великого целого, и они реагировали как одно целое. Враг проигрывал, когда они вступали в прямой контакт, и она забирала его фигуры, делая их своими, однако у него было гораздо больше пешек, чем у неё.

Враг осознавал. Теперь он знал её. Он чувствовал её так же, как она поняла его, через огромную массу глаз. Он никогда прежде не вёл такую войну, но он был стар, имя ему было легион, и он не был способен чувствовать страх.

Противостоявший ей огромный, расчётливый интеллект изменил свою стратегию. Это была война, для ведения которой его и создали. Ценой победы будет задержка его планов, но победа была единственным возможным исходом.

Он пришёл в движение.

Загрузка...