Глава 30

Суд над Алиссой случился через два дня после её возвращения, что было почти милосердием, поскольку всё это время её держали в темнице Ланкастера. К ней не пускали посетителей, но еда была хорошей. Это было лучше, чем то, что она заслуживала, по её мнению.

Она была удивлена, когда Леди Хайтауэр появилась рано утром в день суда, и она опустила лицо, стыдясь.

— Подними взгляд, Алисса, — сказала тогда ей дворянка.

— Я не заслуживаю такой чести, миледи, — ответила она, — только не после того, что я сделала.

— Будет очень неудобно, если клиент не может даже смотреть в лицо своему адвокату, — сказала Роуз.

Тогда-то она и подняла взгляд:

— Адвокату?

Лицо Роуз было серьёзным, в нём не было юмора, а была лишь хмурая решимость:

— Я буду представлять тебя сегодня в суде.

— Но почему?

— Потому что иначе они казнят невесту моего сына…


То было шесть часов назад, но даже теперь она всё ещё косилась на сидевшую сбоку от неё женщину, не в силах в это поверить. Роуз Торнбер была женщиной средних лет, но сидела на твёрдой скамье с идеально прямой спиной. Всё в ней говорило о достоинстве и воспитанности, и свет в её глазах не оставлял сомнений в её уме.

Она совсем не могла её прочесть. По всем меркам, которые Алиссе приходили в голову, Роуз Торнбер следовало её ненавидеть, но она не могла уловить в её поведении ни капли злобы. Утро Роуз провела с Алиссой, допрашивая её снова и снова, проверяя каждую мелочь. Тогда Алисса не могла решить, хотела ли мать Грэма искренне ей помочь, или действовала по какому-то невидимому указанию, быть может — от Графа.

Граф сидел на скамье позади неё, с Мойрой по одну сторону, и Графиней — по другую, что было ещё одним сюрпризом. Алисса почему-то ожидала, что он будет председательствовать как судья, но, судя по всему, в Лосайоне дворяне могли вершить лишь низкое правосудие. Высокое правосудие — дела, которые могли окончиться казнью — было исключительно в компетенции самой королевы или назначенных ею королевских судей.

Его Честь, Ллойд Уотсон, именно таким человеком и был. Его призвали из столицы исключительно для суда над ней. Он был моложе, чем, по мнению Алиссы, мог быть судья — на вид ему было чуть больше тридцати, у него были короткие карие волосы, и глаза столь тёмные, что казались чёрными. У него был пронзительный взгляд, заставлявший её нервничать каждый раз, когда он смотрел в её сторону.

— Успокойся, — предостерегла Леди Хайтауэр, — ты выглядишь виновной, когда ёрзаешь.

— Я и есть виновная, — тихо ответила Алисса.

Роуз хмуро посмотрела на неё:

— Не смей использовать здесь это слово. Сегодня мы признаём тебя невиновной.

Недоверчивое выражение лица Алиссы было единственным ответом, который она могла дать на такое заявление.

Леди Хайтауэр улыбнулась — это была первая улыбка, которую она в тот день показала Алиссе.

— Видишь Графа позади тебя? Я стояла перед Верховным Юстициарием в Албамарле, когда его обвинили в убийстве.

— И ты доказала его невиновность? — спросила Алисса.

Роуз сжала губы:

— Нет, но я могла бы заставить их снять с него обвинения, основываясь на юридическом процедурном вопросе. К сожалению, он был упрям, и настоял на том, чтобы позволить дать делу ход, и его осудили.

— Думаешь, есть какой-то трюк, который меня спасёт?

Дворянка покачала головой:

— Нет. Я лишь сказала тебе, чтобы ты извлекла урок из его глупости. Не будь как Граф. Они бы казнили его, если бы Королева не пригрозила его помиловать.

— Я тебя слышу, — прошипел позади них Мордэкай. В результате чего Пенни ткнула его локтем, предупреждая молчать.

Алисса посмотрела мимо Роуз, на Грэма, сидевшего дальше на скамье, рядом с его бабкой, Элиз Торнбер. Он одарил её вялой улыбкой, которая нисколько не отменяла тревогу, написанную у него на лице.

Джон Стэнтон, прокурор, стоял, зачитывая обвинения:

— …сознательно и умышленно вступила в сговор с целью убийства и похищения. Корона обвиняет подсудимую в заговоре, обмане, измене, похищении и убийстве.

— Как подсудимая отвечает на эти обвинения? — спросил Ллойд Уотсон.

Роуз встала:

— Ваша Честь, подсудимая с уважением заявляет, что не виновна.

Брови судьи поползли вверх:

— Вы уверены? Если вы не собираетесь оспаривать факты этого дела…

— Факты неоспоримы, Ваша Честь, — согласилась Роуз, — в отличие от обстоятельств.

Судья вздохнул:

— Хорошо.

Обвинение прошло так, как и ожидалось. Мастер Стэнтон изложил факты, начиная с поддельной личности Алиссы как дочери дворянина, продолжая к её исчезновению, и последовавшему возвращению с людьми, которые похитили Айрин Иллэниэл, и убили Лилли Такер.

В порядке заседания обвиняющая сторона вызвала Питэра Такера, брата Лилли, чтобы дать показания касательно смерти его сестры. Потом они вызвали Дэвида Саммерфилда, её жениха. Никто из них не смог добавить к фактам этого дела ничего существенного, но их трогательные описания доброты и щедрости Лилли Такер заставили многие глаза в зале суда затуманиться. Последним вызванным свидетелем была сама Айрин, но заданные ей вопросы были точными и самоограничивающие, дававшие ей ровно столько свободы, сколько было нужно, чтобы подтвердить факты её похищения.

Роуз отказалась опрашивать Питэра или Дэвида, но встала после того, как прокурор закончил с Айрин.

— Могу я также опросить свидетеля, Ваше Весть?

— Конечно, — сказал судья.

— Была ли Лилли Такер убита Джазмин Дарзин? — спросила она.

Айрин выглядела сбитой с толку:

— Я не уверена, кто…

Роуз махнула рукой в сторону Алиссы:

— Эта женщина, которую ты знала как Алиссу. Убила ли она Лилли?

— Нет, — сказала Айрин. — Она сказала ему остановиться, но он её проигнорировал. Она защитила меня позже, когда…

— До этого мы скоро дойдём, — сказала Роуз, обрывая её. — Твоё утверждение подразумевает, что Джазмин на самом деле не командовала людьми, которые тебя похитили.

Айрин кивнула:

— Да, Леди Хайтауэр.

— Как ты спаслась от похитителей?

— Грэм выследил их, и нагнал их на краю гор, рядом с Северной Пустошью. Он сражался с дядей Алиссы, то есть дядей Джазмин, и убил его, — ответила Айрин.

— И почему Джазмин не вернулась после этого вместе с вами?

— Они подстрелили её. Её дядя приказал своим людям убить меня, а она закрыла меня своим телом, — сказала Айрин.

Роуз улыбнулась:

— Ты говоришь, что её подстрелили. Сколько стрел попало в Джазмин?

— Две, по-моему.

— А после того, как вы с Грэмом бежали?

— Через пустоши прискакали всадники, чтобы забрать нас. Джазмин не могла бежать, а Грэм не мог бежать достаточно быстро, неся её, поэтому она попросила его оставить её с мечом. Она собиралась попытаться их задержать.

— Ты считаешь, что подсудимая хотела тебя похитить?

— Нет, — сказала Айрин. — Алисса терпеть не могла то, что они…

— Протестую, Ваша Честь, — сказал Джон Стэнтон. — Мнение жертвы насчёт намерений подсудимой к делу не относится.

— Оно относится целиком и полностью, Ваша Честь, — возразила Роуз. — В список обвинений входят измена и обман, для доказательства которых необходимо показать, что подсудимая предумышленно совершила преступление, в данном случае — убийство и похищение.

Судья немного помолчал, но затем сказал:

— Можете продолжать.

Роуз посмотрела на Айрин:

— Значит, ты не думаешь, что Джазмин хотела тебя похитить?

— Нет. Она заботилась обо мне, когда те люди пытались меня мучить. Она сделала это лишь потому, что ей так приказал её дядя, — ответила Айрин. — Она и Лилли не хотела причинять вред.

После этого у Роуз больше не было вопросов, но Стэнтон попросил повторно опросить свидетеля. Судья согласился, и Стэнтон задал Айрин вопрос:

— Как люди из Данбара нашли горный дом твоих родителей?

Айрин приняла неуверенный вид:

— Я точно не знаю.

— Однако из всех из них лишь она, Джазмин Дарзин, бывала в Замке Камерон, это так? — спросил он.

— Но дом не в Камероне, — ответила Айрин. — Он спрятан в горах. Никто не знал, где…

— Но это ведь не правда, не так ли, Айрин? Разве твой друг, Грэм Торнбер, не навещает иногда ваш дом? — продолжил прокурор.

— Ну, да…

— И разве он не был в романтических отношениях с Джазмин?

Айрин промямлила:

— Я не знаю ничего про…

— Вы с Кариссой Торнбер подруги, верно?

— Да.

— Разве она не говорила тебе, что её брать влюбился в женщину, которая называла себя Алиссой? — добавил прокурор.

Айрин опустила взгляд:

— Она могла такое сказать. Трудно вспомнить.

— Однако кто-то наверняка сказал тебе это, поскольку ты знала, что он был влюблён в неё, не так ли?

Губа девочки задрожала:

— Да.

— Тогда разве не разумно предположить, что она узнала о местоположении твоего дома у человека, которого соблазнила, а потом использовала эти сведения, чтобы привести своих сообщников в твой дом?

Глаза Айрин наполнились слезами, и её рот открылся, но она не могла найти слов. Алисса услышала, как Мойра заёрзала на своём месте, и донёсшийся от Мордэкая тихий рык.

Роуз снова встала:

— Протестую, Ваша Честь. Умозаключения свидетеля об источнике сведений подсудимой являются показаниями, основанными на чужих словах.

Судья Уотсон согласился, но прокурор улыбнулся, и снова сел. Свой довод он привёл.

Рассмотрение дела продолжилось, и суд выслушал показания Грэма, Графа, и различных слуг, общавшихся с Алиссой в замке. Ближе к концу Роуз вызывала Сайхана, чтобы обсудить природу его техник обучения его брата, Т'лара Дарзина. Она попыталась получить полное описание того, что случилось с его младшей сестрой, но обвиняющая сторона возразила, что это не имело отношения к делу Джазмин, и судья согласился.

День всё тянулся, и Алисса потеряла надежду. Она знала, что была виновна, и все остальные тоже знали. Защита Роуз была бессмысленна. Заключительное выступление прокурора достаточно ясно дало это понять — все факты были против неё. Ни она, ни кто-либо ещё не отрицали то, что она сделала. Никакого иного вердикта кроме «виновна», быть не могло, вне зависимости от её мотивов или обстоятельств.

А потом Роуз встала.

— Ваша Честь, вы услышали версию обвиняющей стороны, и фактах этого дела не подлежат обсуждению. — Её голубые глаза поймали свет, когда она обернулась лицом к собравшимся. Казалось, что серые волосы, видимые в её причёске, лишь подчёркивали сияние её тёмных волос. Она не выглядела как женщина, готовая принять поражение.

— Обсуждению подлежат обвинения, — продолжила Леди Хайтауэр. — Джазмин Дарзин обвиняется в сговоре, но нельзя показать, что она сознательно участвовала в планировании этих преступлений. Её обвиняют в измене, но она не клялась в верности Лосайону или Албамарлу. Вассалом Графа она тоже не являлась. Она действовала против своей воли, под давлением и управлением её дяди, человека, который вырастил её и злоупотреблял ею. Что должно быть поразительным, так это то, что она не хотела. Единственная верность, которой её учили, принадлежала злому человеку, однако она сделала выбор, когда настал переломный момент, и рискнула жизнью, чтобы спасти Айрин Иллэниэл.

Измену невозможно оправдать, как и предательство. Предательство включает в себя неожиданное использование силы для совершения преступления таким образом, чтобы нарушитель мог не опасаться расплаты, однако она намеренно подвергла себя опасности. Когда её дядя приказал похищение семьи Графа, она пошла с ними, добровольно — да, но не для того, чтобы совершить преступление. Она пошла, чтобы обеспечить безопасность людей, которых стала любить и уважать, а когда обстоятельства вынудили её, она предала своих товарищей, чтобы защитить Айрин Иллэниэл. Единственным предательством, которое она совершила, было предательство её дяди.

Убийство также не является доказуемым. Согласно показаниям самой Айрин, а также других свидетелей, Джазмин Дарзин не убивала Лилли Такер. Наоборот, она возражала против этого. Единственной целью её присутствия там было предотвратить подобное.

Джазмин Дарзин — которая, кстати, предпочитает называться именем, которое она взяла себе, когда только пришла сюда, Алиссой — не виновна ни по одному из этих пунктов. Только не в той форме, в какой они предъявлены — ни измена, ни предательство, ни убийство, ни даже сговор. Я не буду возражать против обвинений в обмане и похищении, но остальное является попыткой навязать ей наказание, которого она не заслуживает.

Истинный вопрос, который стоит сегодня перед этим судом, если следовать логике, заключается отнюдь не в простом решении виновности или невиновности. Эта молодая женщина не виновна в большинстве названных преступлений. Настоящим вопросом является то, как мы будем обращаться с женщиной, которой злоупотребляли и которую предавали те, кому следовало заботиться и воспитывать её, с женщиной, которой было приказано похитить дочь нашего Графа, с женщиной, которая в конце сделала правильный выбор, пойдя против своего дяди, спасая жизнь Айрин Иллэниэл, даже, возможно, ценой собственной жизни.


Роуз указала на Алиссу:

— Эта женщина — не убийца, но она нарушила закон. Используем ли мы этот суд в качестве повода для мести и возмездия? Люди, ответственные за те другие преступления, мертвы. Сделаем ли мы её козлом отпущения вместо них, жертвой, которая удовлетворит нашу нужду в мести, или же будем обращаться с ней согласно ошибкам, в которых она действительно виновна?

Голос Хайтауэр умолк на этой ноте, и казалось, что последовавшая тишина отдавала многозначительностью. Когда она села, судья обратился к залу:

— Мне нужно будет некоторое время для размышлений.

Все встали, когда он выходил, и когда он удалился, зал разразился множеством разговоров. Мойра протянула руку вперёд, коснувшись плеча Алиссы:

— Не волнуйся. Что бы ни случилось, я не дам им тебя забрать.

— Мойра! — сказал её отец с необычно строгим выражением лица.

Мойра отвела взгляд, но не собиралась забирать свои слова назад. Она говорила искренне. «Я могу заставить всех их передумать». Затем её взгляд упал на Сайхана.

Здоровяк стоял один в дальнем конце зала, но взгляд его был прикован к Алиссе. Его обычно расслабленная поза исчезла, и в кои-то веки он, казалось, почти не осознавал, что его окружало. В его разуме будто было место лишь для одного.

— Алисса, смотри, — сказала Мойра, снова постучав ей по плечу, и направив её взгляд на Сайхана.

Алисса опустила глаза:

— Я не могу.

— Он — твой отец. Позволь ему увидеть твоё лицо. До этого вы с ним едва виделись. Возможно, это будет твоя последняя возможность, — подала мысль Мойра.

— Он, наверное, ненавидит меня за то, что я сделала, — тихо сказала Алисса. — Я не смогу вынести, если увижу это в его лице.

Мойра снова посмотрела на Сайхана. Он действительно выглядел довольно строгим, поэтому она могла понять, как Алисса легко могла представить, что он злится — но она знала Сайхана слишком хорошо.

— У него просто такое лицо. Он всегда так выглядит…

Зал стих, когда вернулся Судья Уотсон. Решал он совсем не долго, что могло быть поводом для беспокойства. После нескольких формальностей он встал, чтобы обратиться к залу. Мойра пристально изучала его, и она видела в его эйсаре решимость. Ллойд Уотсон был не тем человеком, который много сомневается, и она видела осуждение, ясно написанное на поверхности его разума. Она могла слышать слово «виновна» почти так же ясно, как если бы он уже произнёс его.

«Не сегодня!» — подумала она, посылая тонкую линию эйсара к разуму судьи.

Перед ней поднялся щит, мешая ей добраться до него.

— Мойра, — строго прошептал её отец. — Нет.

Она несогласно сказала с полным праведного гнева сердцем:

— Но он же…!

Мордэкай перебил:

— Нам нужно будет потом серьёзно поговорить.

Она ощутила себя так, будто её облили холодной водой. Её подозрение наконец получило подтверждение. Она услышала о визите тени её матери несколько дней тому назад, пока она была в Хэйлэме. Она волновалась о том, что это предвещало, но её отец ничего не говорил… до этого мгновения. «Она рассказала ему о правилах».

Ллойд Уотсон вынес своё решение:

— Суд находит Джазмин Дарзин виновной в обмане, похищении и сговором с целью похищения. Суд находит её невиновной в убийстве, измене и предательстве.

Зал притих. После короткой паузы он продолжил:

— Теперь суд будет приостановлен, чтобы выслушать заявления тех, кто понёс наибольший ущерб в этом деле, прежде чем мы перейдём к вынесению приговора. Те, у кого есть достаточные на то причины, могут подойти, и попросить разрешения высказаться перед судом.

Дэвид Саммерфилд первым вскочил на ноги, и судья сразу же дал ему разрешение говорить. Он не был родственником, но он был обручён с Лилли Такер. Его щёки были красными, а его глаза воспалёнными, когда он сказал:

— Моя Лилли была прекрасной душой. Единственной моей мечтой в этом мире было жениться на ней, попытаться дать ей столь же много радости, сколько она давала другим. Здесь нет ни души, кто сказал бы о ней недоброе слово. Она была моим сердцем, моей жизнью.

И её украли у меня, у всех нас. Говорите что хотите о намерениях этой женщины, — указал он на Алиссу, — но Лилли мертва, и все хорошие намерения в мире не вернут её. Она привела этих убийц в дом. Уже только за одно это она заслуживает смерти! — Тут его голос сломался, и он закрыл лицо ладонями, не в силах продолжить.

Следующим встал Питэр Такер, его щёки были мокрыми, но лицо было спокойным.

— Немногие из вас знают мою историю, но мы с Лилли пришли сюда служить Графу и Графине, когда были очень молоды. В те дни моим единственным мотивом и движущей силой была месть. Ненависть горела в моём сердце, и я мечтал лишь о том, чтобы убить человека, который был в ответе за смерть моего деда.

Но Лилли не верила в такую жизнь. — На миг у Питэра встал комок в горле, и ему было трудно продолжать. Когда он заговорил снова, его голос звучал сдавленно: — Она не могла позволить мне так жить. Она ссорилась и спорила со мной, убеждая простить, жить в доброте, и с течением времени я начал видеть, что человека, которого я ненавидел, совсем не был чудовищем. Он был просто человеком — человеком, который допустил простую, но ужасную ошибку. Он был человеком, способным на великую доброту, нежность, и, простив его, я его полюбил.

Какие бы причины ненавидеть её у некоторых из нас ни были, эта девушка — не чудовище. Она была жертвой не меньше, чем мы. Лилли не стала бы просить её смерти. Она бы умоляла нас простить её… — Питэр остановился. — У меня всё.


Грэм начал было подниматься, но Роуз положила ладонь ему на плечо, побуждая его подождать, и тогда он увидел, как вперёд вышел Сэр Сайхан. Его глаза расширились от удивления.

Лицо старого воина выглядело так, будто было высечено из камня, пока его губы не зашевелились:

— Вы все меня знаете лично, или по репутации. Я большую часть жизни служил Лосайону, сначала — на службе у Эдварда Карэнвала, нашего покойного короля, а затем — на службе у нашего доброго Графа.

Я всю жизнь провёл в борьбе. В детстве меня учили сражаться с ранних лет, и моим первым шагом к зрелости было убить того ублюдка, который изнасиловал мою сестру — моего собственного наставника. Став мужчиной, я учил сражаться других — сражаться жестоко и без милосердия, как учили меня. Я не верил в милосердие, или в сострадание. Я думал, что этот мир был холоден и лишён радости.

Я полностью ожидал умереть так, как жил — насильственно. Я жаждал этого, и за это я себя ненавидел. Я ненавидел мои ошибки. Я оплакивал сестру, которую не защитил. Я отомстил за неё, но это не дало мне никакого удовлетворения. Это лишь оставило меня пустым, с ожидающей меня жизнью, полной бессмысленной жестокости.

Я искал прибежища в чести, но она не защитила меня, и лишь по какой-то сыгранной мирозданием шутке я каким-то образом оказался на службе у Графа ди'Камерон. Годы спустя я обнаружил, что в этой жизни было нечто большее, гораздо большее. Но всё это по большей части не имело ко мне никакого отношения.

У меня не было жены, и не было воли жениться. У меня не было семьи, лишь несколько друзей, и долгая жизнь впереди. Вместо насильственной смерти я начал видеть, что я, возможно, буду вынужден жить долго, и умереть в одиночестве.

А потом… — Сайхан остановился, его низкий голос дрожал. — А потом я обнаружил, что у меня была дочь. Я даже никогда не был мужем, и уж тем более отцом, но каким-то образом у меня есть дочь. Дочь, которую вырастили без меня, которая страдала без меня, которую мучили так же, как мучили мою сестру, и даже назвали её именем.


Тут из его груди донёсся громкий, сдавленный всхлип, а по его щекам покатились слёзы.

— Я встретился с ней, не зная, никогда на самом деле не глядя на неё, и теперь я её вижу, и, несмотря на всё случившееся, она прекрасна. — Он на миг склонил голову, но не закончил. — И она совершила ужасные вещи, потому что меня не было рядом. У меня никогда не было возможности ей помочь.

У меня никогда не было семьи, но у меня есть дочь, и я молю вас — пожалуйста, пожалуйста, позвольте ей жить. Дайте мне возможность узнать её. Впервые в моей жизни случилось что-то хорошее — не отбирайте это у меня. Я заплачу что угодно, лишь бы её сохранить.


Тут Сайхан посмотрел прямо на Дэвида Саммерфилда:

— Я знаю, что с вами поступили несправедливо. Но если вам нужна справедливость, заберите мою жизнь, Мистер Саммерфилд. Просто дайте ей шанс…

К тому времени плакали все. Рослый рыцарь больше не мог продолжить, и стоял с опущенной головой и содрогавшимися плечами. Граф начал было вставать, чтобы подойти к нему, но Грэм его опередил.

Не зная, что делать, Грэм не обратился к судье, но окинул взглядом зал:

— Я хотел тоже кое-что сказать, но он всё высказал вместо меня. — Положив мягкую руку на спину своего учителя, Грэм повёл Сайхана обратно к его месту.

После этого никто не вышел вперёд, поэтому в конце концов Судья Уотсон посмотрел на Графа:

— Ваше Превосходительство, могу ли я поговорить с вами?

Мордэкай встал, и они покинули зал вдвоём. Прошло десять минут, прежде чем они вернулись.

Судья снова обратился к залу:

— Джазмин Дарзин признаётся виновной в похищении и приговаривается к лишению свободы в темнице Ланкастера на срок в шесть месяцев с последующей службой при дворе Графа ди'Камерона в течение пяти лет. За причинённую семье Мастера Такера ужасную несправедливость она заплатит ему пятьдесят золотых марок. Граф любезно согласился выплатить эту сумму сразу же, и её служба при его дворе может быть продлена до тех пор, пока она не выплатит долг.

Данное судебное заседание объявляю закрытым.

Загрузка...