Дочь ведьмы

Заветный перстенек

Ехать к бабушке в деревню копать огород Богдан не хотел. Да и кому бы такое понравилось? Вместо того чтобы поехать с друзьями к кому-нибудь на дачу или с Инной сходить куда-то, придется ехать к черту на кулички, в глушь, два часа трястись на электричке, а потом все майские праздники пахать, как конь!

Мать с сестрой не поехали, отправились к маминой сестре в соседний город.

В прежние годы к бабушке ездили все вместе, всей семьей. Но в этом году все изменилось. Отец ушел из семьи, у него теперь молодая жена, кстати, его бывшая коллега. После вуза пришла, и закрутилось у них. Ему не до огородов. А мама сказала, с какой стати она к бывшей свекрови поедет? Морковку с картошкой проще в магазине купить, чем из Николаевки на своем горбу переть. Если честно, мама и бабушка никогда особо не ладили, а уж теперь, после ухода отца…

– Ты уж съезди, Богдан, будь мужиком, – сказал отец по телефону, – бабушке одной тяжело. Она не справится.

«Если бы ты мужиком был, мать бы ради этой свиристелки, которая в дочери тебе годится, не бросил», – хотел сказать Богдан, но не решился. Не привык в таком тоне с отцом говорить, хотя и относиться к нему, как прежде, не мог тоже. Не мог простить предательства.

Лиза – та вообще с ним не разговаривала.

– Я просто никак не могу вырваться, понимаешь? А я тебе потом куплю… Что ты хочешь? Наушники новые? Кроссовки?

– Ничего, – бросил Богдан.

Но съездить обещал. Не из-за отца, а из-за бабушки. Она-то в чем виновата? Не она же отца уговорила из семьи уйти.

Деревня была большая, но неопрятная. Богдану здесь никогда особо не нравилось. Заборы черные, кривые, дома кособокие. Дорога разбитая, вода в речке мутная. Словом, тоска зеленая. Он и в прежние годы надолго не оставался, хорошо, что родители не настаивали.

– Бабуль, ты бы продала дом и уехала отсюда, – сказал Богдан.

– Я бы, может, и продала, да кто купит-то? Кому надо, – вздохнула она.

И правда, некому.

Домик у бабули был небольшой, но аккуратный, похожий на рисунок из книжки с народными сказками. И готовила она вкусно: пирожки с яблоками и капустой пекла, беляши, рассольник варила. Но все равно Богдану хотелось сделать, что нужно, перекопать, что бабушка скажет, и уехать поскорее, в город вернуться.

С вечера, как внук приехал, бабушка только и делала, что угощала его и расспрашивала. Про отца говорить было неловко, и эту тему они дружно обходили стороной.

Поутру, покормив Богдана завтраком, бабушка отправила его в огород, определив фронт работ: «Вот от сих копай и прям досюда».

Богдан оценил масштаб и тяжело вздохнул. В прежние времена копал в основном отец, а они все так, на подхвате. Как он один-то справится?

Но ничего, верно говорят: глаза боятся, а руки делают. Богдан сунул в уши наушники, включил музыку, и дело пошло. В какой-то момент он даже втянулся, азартно стало. Очертит линию, до которой в ближайшие два часа надо дойти, а потом возьмет и превысит указанную норму.

Приятно, радостно даже, хотя Богдан уставал, спина болела, а руки ныли с непривычки. И, главное, совсем не думалось про то, как поступил отец, прямо перед самым Новым годом сказав, что у него теперь другая семья. Даже ребенок другой, оказывается, уже родился три года назад, а мать и не подозревала, верила отцу.

Не думалось и о том, как перенесла это известие мама: при детях, днем она держалась, а ночами Богдан и Лиза слышали, как мать плачет.

И про Инну не думалось, которая все чаще раздражалась, требовала подарков и походов в ночной клуб, то и дело заявляла, что Богдан не понимает, как ему повезло, ведь ей стоит свистнуть – и половина института сбежится. Денег на ее многочисленные запросы у Богдана не было. Он учился на третьем курсе, подрабатывал, но покупал то, что не могла купить ему и Лизе мать, которой нужно было и на хозяйство, и на квартплату, и за учебу Богдана платить, а еще и Лизе за репетитора.

Отец, уходя, клятвенно обещал помогать бывшей семье, но каждый раз у него находились более важные расходы.

Богдан копал, бабуля радовалась, пекла ему пирожки и варила картошку с маринованными огурчиками.

– Богдаша, дом-то я тебе отписала, – сказала она на второй день за ужином, когда у Богдана уже глаза слипались, так хотелось спать. – И что на книжке у меня набралось, и украшения кое-какие – сережки, колечко да брошку сапфировую – все тебе оставлю. Не ироду этому.

У Богдана сжалось внутри, он не знал, что ответить, поэтому ляпнул грубовато:

– Чего ты про смерть заговорила-то? Что за ерунда? Живи знай!

Бабушка тем временем сморгнула слезу и продолжила:

– Матери-то скажи, пусть приедет иногда. Жду я ее. Хорошая она, я всегда такой снохе радовалась, просто, может, показать не умела. А та пускай не суется даже. Это отцу передай.

– Я скажу маме, – сдавленно проговорил Богдан, чувствуя, что тоже вот-вот расплачется, как ребенок.

Утром он снова отправился копать. Сегодня последний трудовой день, завтра утром нужно уезжать в город. Погода была хорошая, управлялся с лопатой Богдан уже весьма ловко, со сноровкой, поэтому до забора добрался даже раньше, чем рассчитывал.

Раз-два, раз-два, еще немножко, еще чуть-чуть.

Что-то тускло сверкнуло в лучах солнца, и Богдан, осторожно высыпав землю с лопаты на траву, поворошил ее. Осколок стекла? Железка какая-то?

Но это оказался перстень. Довольно толстое кольцо с большим алым камушком. Богдан присвистнул – неужели серебряное? Нет, металл желтый. Медное, наверное. Он осторожно очистил кольцо, думая о том, что надо бы протереть его хорошенько. Вроде бы зубной пастой можно.

Кольцо заблестело, камень засверкал на солнце, и Богдан залюбовался находкой. А ведь оно золотое! Точно, золотое!

Может быть, маме его подарить? Она не носит колец, но будет рада подарку, наверное. Однако Богдан уже знал, что преподнесет перстень Инне.

Подарит золотое кольцо с камнем (наверное, это рубин), и пусть она попробует потом сказать, что он лох и нищеброд!

Покончив с работой, Богдан убрал лопату в сарай и пошел в дом. Первым делом отправился умываться и отчищать кольцо.

– Посмотри, бабуль, какой сокровище у тебя в огороде откопал! – Тут ему пришло в голову, что кольцо могла обронить бабушка. – Не твое, случайно?

Бабушка, которая накрывала на стол, увидела на ладони внука перстень и отшатнулась. Богдан ждал какой угодно реакции, но не такой.

– Ты где это взял?

– Говорю же, в огороде валялось, под забором.

– Под забором, – эхом повторила бабушка.

– Ну да. Значит, не твое? Не ты потеряла?

Бабушка села за стол и посмотрела на внука.

– Ты его примерял?

– Нет, почистил просто. Оно же женское. Я думал подарить его…

– Не вздумай! – резко сказала бабушка. – Выброси перстень и дело с концом.

– Как так – выброси?

Бабушка пожевала губами, опустила голову и глухо сказала:

– Не простое это колечко. – Он ждал, что она еще скажет. – В деревне у нас ведьма жила. Самая настоящая, черная. Порчу наводила, сглаз, привороты делала. К ней откуда отовсюду страждущие ехали, сильная была. Боялись мы все ее. Одним взглядом могла болезнь наслать! Хорошо еще, что на краю деревни жила, и просто так, случайно мимо дома ее не пройдешь.

Кто с ней по дурости спорил, тому спасения не было. Один парень посмеялся над ее бородавкой, так через день покрылся весь нарывами гнойными, а после заражение крови началось. Помер, сгорел за неделю, не спасли. И еще бывали такие случаи, всякий раз люди болеть начинали или вовсе помирали; у кого дом сгорит, кто в реке утонет. Но ладно бы только ссориться с ней нельзя было! Еще имела ведьма обыкновение по деревне (а может, и за ее пределами) разбрасывать вещи заговоренные.

– Как это, бабуль? – Богдан не мог поверить, что бабушка говорит серьезно. Она же медсестрой раньше работала, образованный, умный человек.

– А очень просто. Бросит, к примеру, медальон. Человек прельстится – красиво ведь, подберет, носить начнет. Ночью дух ведьмы явится к нему и скажет, ты, мол, мой подарок принял, а теперь я у тебя в ответ заберу, чего захочу. И забирает зрение, слух, ум. Иногда и жизнь.

– Зачем ей чужой слух? – усмехнулся Богдан. Дикость какая.

– Говорят, с той поры, как они с ведьмой вот так поменяются, человек ее слугой становится. Отдает ей свои силы. Поэтому и нельзя подбирать на улице украшения, безделушки разные: ведьмина порча на них оказаться может, потом беды не оберешься. Потому и говорю тебе: не смей носить! Выброси!

Бабушка разволновалась не на шутку, заставила Богдана пойти в огород и бросить кольцо туда, где взял. Больше к этой теме они не возвращались.

Сидя в электричке, возвращаясь в город, Богдан достал из внутреннего кармана перстень и полюбовался на украшение. Перстень выглядел дорого, камень сверкал и искрился. Разумеется, Богдан его не выкинул. Пришлось солгать бабушке, чтобы она успокоилась и перестала нервничать.

Конечно же, он ей не поверил. Вранье это все. То есть ясно, что сама она верила, говорила искренне, но Богдану было очевидно, что бабушка стала жертвой банального суеверия.

Во-первых, ведьм не существует. Жила в деревне какая-то фриковатая тетка, вот молва и наделила ее «черным даром».

Во-вторых, она ведь умерла. Уже лет десять, а то и больше тому назад, Богдан спросил у бабушки. Получается, если и было ведьмино проклятье, так пропало давно.

А в-третьих, если и поверить в существование проклятья, где гарантия, что это кольцо – ведьмино? Его же мог кто угодно потерять!

Богдан заскочил домой принять душ и переодеться, а потом поехал к Инне, желая скорее подарить кольцо. Воображал, какое у нее будет лицо, когда она увидит чудесный перстень, как она удивится, улыбнется, захочет его примерить…

Но все вышло совсем не так.

Инна открыла дверь, но явно не была рада приходу Богдана. Она растерялась, покраснела, а через секунду в прихожую вышел какой-то парень.

Богдан потерял дар речи, а Инна, к которой вернулось самообладание, скрестила руки на груди и выдала, что бросает Богдана. Что давно уже хотела сказать: они не пара, она его не любит и вообще у нее с ним нет никаких перспектив.

Если она рассчитывала, что Богдан зарыдает и примется умолять ее остаться с ним, то просчиталась.

– А он, выходит, перспективный? – Богдан мотнул головой в сторону парня.

Кольцо он положил в красивый мешочек, который купил в ювелирном, и в этот момент почувствовал, что оно словно бы раскалилось в его руке. Стало горячим и … живым.

Инна не успела ответить, как Богдан швырнул ей мешочек с кольцом и сказал:

– Пошла ты. Совет вам да любовь.

Повернулся и ушел.

Он не видел, как Инна взяла мешочек, открыла его и достала перстенек.

– Какая красота! Кольцо просто восхитительное! – восторженно сказала девушка. Надела перстень на палец и залюбовалась им.

– Это что, медь и бутылочное стекло? – ревниво спросил парень.

Инна фыркнула, впервые подумав, какой же он глупый. И она, возможно, тоже. Поспешила, не надо было все-таки расставаться с Богданом. Вон какое кольцо подогнал, ведет себя с достоинством. Наверное, стоит попробовать помириться. Ничего, она сумеет все исправить, если захочет. И приползет Богдан снова.

А Богдан в ту самую минуту думал, что будет страдать, но почему-то не чувствовал ни обиды, ни горечи. Ему даже в каком-то смысле легче стало. С Инной было слишком непросто: высокомерная, капризная, эгоистичная, она приносила в жизнь Богдана не столько радость, сколько беспокойство и раздражение. А теперь все решилось само собой.

В ту ночь ему приснился странный сон. Он увидел уродливую старуху с согнутой крюком спиной и огромной бородавкой возле носа.

– Уважил, милок, – сказала старуха, непонятно каким образом возникнув на пороге его квартиры. А после захихикала, заколыхалась, и глубоко запавшие, словно просверленные на лице глаза вспыхнули рубиновым отблеском.

Богдан закричал и проснулся.

Слухи о болезни Инны дошли до него через общих знакомых примерно дней через десять.

– Это что-то кошмарное, – сказали Богдану. – Инна в больнице.

Ему немедленно вспомнилось кольцо, сон, старуха, красный отблеск в ее глазах.

«А если она…» – додумать эту мысль было страшно.

Богдан поехал в больницу. Мать Инны встретила его в коридоре – заплаканная, постаревшая лет на десять.

– Это какой-то ужас, – сказала она, припала к плечу Богдана и снова разрыдалась. – У нее выпадают волосы. Она исхудала, высохла, ничего не ест. Кормят Инночку через трубки. Она без сознания, и иногда я думаю, что это к лучшему. Если бы понимала, что с ней происходит, было бы хуже. Инночка гордилась своей красотой, а тут такое…

– Что говорят врачи? – с трудом выговорил Богдан.

Мать Инны махнула рукой.

– Что они знают? Ничего. – Потом она спохватилась. – Спасибо тебе, что пришел. Инночка говорила, что… Что она бросила тебя. Я сказала ей, это ошибка, ты хороший парень, но ты же ее знаешь… Ты мог бы и не приходить, она тебя обидела, а вот пришел же. Спасибо.

Богдана пустили к Инне на пять минут. Сначала он подумал, что это нелепая ошибка: на больничной кровати перед ним лежала не та яркая, самоуверенная, дерзкая девушка, которую он знал, а маленькая старушка с худеньким личиком и прозрачной кожей.

Горло сдавило. Неужели это он виноват?! Богдан не хотел такой участи для бывшей девушки, пусть она и поступила с ним не лучшим образом.

Богдан приподнял простынку и увидел алеющее на тонком пальце кольцо. Он думал, в реанимации украшения снимают, но на Инне и цепочка была, и серьги, и этот проклятый перстень.

Вспомнилось лицо старухи из сна, ее хихиканье.

Не раздумывая более, Богдан снял кольцо с пальца Инны. Сунул его в карман и быстро вышел из палаты, надеясь, что это поможет Инне, что еще не все потеряно.

Спустившись по лестнице, парень вышел из больницы и медленно двинулся по парку. Кольцо, казалось, оттягивало карман, мысли путались. Что делать с этим перстнем? Поехать в деревню и бросить обратно в землю?

Зазвонил сотовой. Это был отец. Из всей семьи общался он только с сыном. Вернее, с ним больше никто не общался, кроме Богдана.

– Все забываю спросить, как ты к бабушке съездил? Помог?

– Да. Она, кстати, просила передать тебе, чтобы ты к ней не приезжал.

Отец откашлялся. Конечно, ему было неприятно это слышать, и Богдан мстительно порадовался его смущению. А чего он ждал?

– Сын, я звоню потому… Света говорит, что ты можешь приходить к нам иногда, надо же общаться.

– Как мило с ее стороны. Могу, да? А кому конкретно это надо, твоя Света не уточнила?

– Богдан, зачем ты так? Я тебе, в конце концов, запрещаю…

Отец говорил, но сын не слушал.

Кольцо в кармане налилось жаром, запульсировало.

А что? Не пора ли Свете ответить за то, что она сделала с матерью, с Лизой, с ним самим, с их семьей?

Разве правильно крутить роман с женатым мужчиной, лезть в чужие отношения, в чужую семью?

«Можешь приходить иногда?» – это, что ли, правильно?

– Пожалуй, я загляну на днях, – услышал Богдан собственный спокойный голос. – И даже подарок твоей Свете принесу. Я подумаю и перезвоню.

Отец обрадовался, что-то ответил, но Богдан уже отключился.

Он еще не решил, сделает ли это, слишком страшным мог быть результат.

Но обдумать все стоило.

Определенно стоило.