Дни и ночи Невервинтера. Книга 2

Глава 8 Таинственный лес и встреча Касавира с прошлым

На пятые сутки отряду Касавира пришлось спать под открытым небом: до ближайшего населенного пункта, судя по карте, было не меньше восьми часов пути, а лошади уже устали, и сами они еле держались в седлах. Стоявший на отшибе трактир, о котором им поведали встреченные накануне путники, был единственным человеческим обиталищем в этих не слишком плодородных и малообжитых местах. Лишь бригады лесорубов наведывались в знаменитый тисовый лес. За счет них этот трактир и существовал. Но он оказался выгоревшими руинами, причем, пожар, судя по всему, случился недавно. Друзья не стали забивать себе голову вопросами о том, что тут произошло.

Касавир предложил расположиться на ночлег в лесу, так как налицо были признаки надвигающегося дождя, а лучшего укрытия, чем кроны вечнозеленых тисовых деревьев, поблизости не было. Это предложение поначалу вызвало бурю протестов. Спать в тени тисового дерева считается скверной приметой: эта тень якобы ядовита, может отнять у спящего силы и даже убить. Но паладин в приметы не верил, а не замедливший начаться ливень поколебал и веру остальных. Кроме того, ночевать в таком лесу было бы практически безопасно. Редкое дерево или куст может выжить рядом с тисом, чьи мощные разросшиеся корни в течение тысячелетий высасывают почву. А ядовитыми ягодами и зеленью самого тиса могут питаться лишь птицы и очень немногие животные. Следовательно, шанс встретиться с серьезным хищником в таком лесу минимален.

Признанные хозяева этих мест — тысячелетние гиганты с уже давно пустыми стволами, причудливо опутанными опустившимися до земли и давшими корни нижними ветвями — встретили их торжественной тишиной, нарушаемой лишь стуком дождя по жестким глянцевым кронам, начинавшимся невысоко от земли. Но все его попытки проникнуть под сплетенный над лесом толстый зеленый панцирь были безуспешны. Лишь редкие капли добирались до нижних веток. Шарики света на ладонях Касавира и Гробнара показались тусклыми искорками среди давящей, непроглядной тьмы.

— Как в могиле, — пробурчал Келгар. — Говорят, раньше из тиса делали саркофаги и целые склепы, и там никогда не заводился грибок, гниль и всякая пакость вроде нежити.

В самом деле, они словно оказались внутри просторного темного склепа, чьи низкие своды поддерживались непропорционально объемными узорчатыми резными колоннами. Даже на Касавира увиденное произвело гнетущее впечатление.

— Ночью все выглядит иначе, — наконец сказал он. — Все, что нам нужно — это убежище до утра.

Он разжег костер и посоветовал спутникам напихать в спальники веток хвои, сухой травы, и всего, что они смогут найти:

— Это зачем? — Поинтересовался Келгар.

— И теплее будет, и не промокнешь, даже если спальник отсыреет.

— О, сразу видно, что ты опытный путешественник, — с одобрением сказал Гробнар.

— Мне приходилось бывать в разных местах, — пояснил Касавир. — Пора ложиться. Кто будет первым караулить?

— Есть ли смысл выставлять караул, если нам тут ничего не грозит? — Усомнился гном.

— Выставлять караул всегда есть смысл, — отрезал Касавир, — так что, пока я не скомандовал отбой, решайте.

— В таком случае, я, — сказал Гробнар. — Я так рано не ложусь.

— Хорошо. Разбудишь меня, как начнешь клевать носом.

Но Гробнар его не разбудил. Паладин проснулся сам со свинцовой головой и сухостью во рту. Вставать не хотелось. Тело было словно закутано в твердую оболочку и придавлено к земле каменной плитой. Касавир вспомнил сравнение дворфа со склепом и сделал глубокий вдох. Воздух был тяжелым, но не затхлым. Наоборот, чересчур ароматным, тягучим. У него закружилась голова, и он снова готов был впасть в тяжелое, наполненное отрывочными образами и ощущениями забытье. Но интуитивное ожидание опасности заставило его напрячь всю волю и не поддаться настойчивым требованиям тела оставить его в покое. Рывками расстегнув спальник, казавшийся тесным и тяжелым, он быстро сел, почувствовав, как давящая боль перекатывается в его голове, концентрируясь над переносицей. Он прикрыл глаза, слегка надавив над ними пальцами, и попытался сосредоточиться. Получилось не очень хорошо, но чуть-чуть полегчало. Костер не горел, и было довольно холодно, но спина, волосы и лоб стали влажными от пота. «Гробнар, хорош караульщик», — зло подумал Касавир и зажег свет. То, что он увидел, заставило его вскочить и стряхнуть с себя остатки оцепенения. Лошади лежали вокруг дерева. Ни спутников, ни их спальников и вещей, не было. Его оружие тоже пропало.

Он отошел назад и прислонился к стволу. Огляделся. Ни звука. Дождь прошел. Лишь отдельные капли, заплутавшие в хитроумно сплетенных ветвях тисов, продолжали скатываться с жестких широких игл, с глухим стуком падая на глинистую почву, покрытую ровным тонким слоем чахлой сухой травы, веток, прошлогодней хвои и побуревших сморщенных ягод. Ни одного живого существа вокруг.

— Есть здесь кто-нибудь?!

Его хриплый спросонья голос прозвучал неожиданно громко и эхом раскатился по лесу. В листве послышался стрекот и шорох, и паладина окатило холодным душем. Он отскочил от ствола и развернулся, осветив нижние ветки. Ничего. Скорее всего, белка или какая-нибудь птица. На соседних деревьях послышался шум крыльев и разнообразные птичьи голоса. Зеленое хвойное покрывало возмущенно зашевелилось, стряхивая с себя холодные капли. Касавир прошел чуть вперед, держа перед собой огонь. За пределами небольшого, освещаемого им пятачка были лишь темнота и ряды молчаливых атлантов, поддерживающих на своих плечах этот наполненный жизнью мирок, который он потревожил.

Присев на корточки около одной из лошадей, Касавир убедился, что она мертва. Никаких следов боя вокруг. Но сомнительно, чтобы товарищи покинули это место добровольно, прихватив все вещи и его оружие. Скорее всего, недотепа Гробнар уснул, и кто-то похитил их, спящих. Касавир тихо выругался. Не стоило оставлять гнома на карауле. Но почему с ним самим ничего не сделали? Только одурманили так, что он еле проснулся. Может, и Гробнара постигла та же участь, и он зря на него злится. В любом случае, его друзья в беде, да и сам он не в ахти каком положении без лошади и оружия. К тому же, как он успел обнаружить, Нишка вытащила у него все деньги. От нее он другого и не ожидал, все равно бы потом вернула. Но с таким феноменальным чутьем — и позволить себя похитить, прихватив все имущество — это ни в какие ворота. Отправить бы ее домой, к чертовой матери, чтобы под ногами не путалась!

Он резко встал. Как бы то ни было, а товарищей надо было найти. Следопыт из него так себе, Касавир это понимал. Он мог наверняка сказать только одно: похитители не тащили спящих пленников по земле. И еще он мимоходом подумал, что каламбур насчет Нишки и чертовой матери, пожалуй, заставил бы Эйлин снисходительно улыбнуться, но тут же отмахнулся от этой дурацкой, несвоевременной мысли.

Он довольно странно чувствовал себя в последнее время, путешествуя с существами, чьим командиром в другое время с трудом мог бы себя представить. Все-таки, раньше основное бремя повседневного общения с этими неординарными личностями лежало на Эйлин, и ее это, кажется, не сильно напрягало. Она ими и командовала словно нехотя, играя, скорее, роль вдохновляющего лидера этой разношерстной банды. А сейчас ему самому приходится выносить их болтовню, неизбежные споры, переругивания и всплески активности. Вести за собой такой отряд — это не то, что приказывать относительно дисциплинированным солдатам, знающим, что такое устав и субординация. Но отметил, что справляется. Во всяком случае, у него уже не возникает желания громко призывать к порядку всякий раз, когда они начинают друг-друга подначивать, и вообще… Эйлин права, иногда надо быть проще. В глубине души он признавался себе, что подобная философия ему не так уж чужда. Все это уже было много лет назад, когда он, разуверившись в возможности «осмысленного» существования, плюнул на то, что считалось его долгом, и пошел на все четыре стороны с пустыми карманами и неопределенным будущим — одинокий, свободный, лишенный комплексов по поводу того, что его глубокая личность никому на этом свете не нужна, видящий смысл жизни в самой жизни и решающий все моральные проблемы, руководствуясь лишь своим воспитанием и представлением о чести и бесчестии. Это было тяжелое, но в чем-то ценное и правильное время для уже не мальчика, но, по его теперешней оценке, еще далеко не мужчины. И, конечно, не героя с железной волей и непоколебимой самооценкой, не знающего поражений.

Касавиру не пришлось долго плутать в поисках пути. Пройдя совсем немного, он увидел, как в темноте что-то мелькнуло. Прервав свои размышления и приглушив свет, он всмотрелся и понял, что не обманулся — в глубине леса действительно что-то светилось. Это оказалось дерево — очень большое, каких он раньше не видел. Его ствол не обхватили бы и двадцать человек. Оно покоилось на каменистом возвышении, опутанном мощными корнями, как на пьедестале, и освещало поляну тысячами белых огоньков, мерцавших в изрезанной глубокими бороздами гладкой желтоватой коре. Поднявшись по сплетенным корням и подойдя ближе, Касавир понял, что причудливый узор на теле великана рукотворный. Он представлял собой объемные изображения различных человеческих и нечеловеческих частей тела. Глаза и уши разных форм и размеров, головы, переплетенные конечности, торсы, хвосты и спины. Между ними змейками вились резные лианы. Касавир обошел дерево, перепрыгивая с корня на корень. Его внимание привлекло изображенное в анфас лицо странного человекообразного существа, напоминающего эльфа по форме глаз и ушей, с очень тонким носом и острым подбородком на зауженном книзу лице. Голову существа покрывали ветви тиса. Изображение выделялось на общем фоне своим размером и выдавалось вперед, а над ним была арка в виде переплетенных ветвей тиса с искусно вырезанными иглами и ягодами. Касавир не сомневался, что перед ним дверь. Он заметил тонкую бороздку, пересекавшую лицо точно посередине. Не успел он прикоснуться к ней, как половинки двери с тихим скрипом раздвинулись, приглашая его войти.

Посередине полого ствола проходила причудливой формы винтовая лестница, вырезанная из цельной древесины. Стены были испещрены продольными переплетающимися бороздами, между которыми блестели застывшие подтеки красной смолы. Казалось, что по телу дерева струится кровь. Лестница уходила вниз, в каменный пол. Касавир спустился на несколько ступенек, но путь под землю преграждала полукруглая дверь, ни открыть, ни выбить которую он не смог. Тогда он решил подняться наверх и посмотреть, что там. Он старался двигаться как можно тише, превратившись в слух, максимально сконцентрировавшись и приготовившись защищаться в любой момент. Первые два этажа не представляли особого интереса. Вдоль стен стояли шкафы, сундуки, алхимические и магические столы, стеллажи с книгами, рассматривать которые у него не было желания. Следующие три уровня встретили его рядом легких перегородок. Заглянув за них, он убедился, что это были пустые приватные помещения.

Когда паладин приближался к последнему, шестому этажу, он услышал невнятное бормотание. Не доходя до конца лестницы, он заглянул между изогнутыми решетками перил. Верхнее помещение было небольшим, с тускло светящимся куполообразным потолком и полукруглыми стенными нишами, в которых чередовались дымящиеся чаши на изогнутых ножках и статуи существ, похожих на то, чье изображение служило входом в эту странную безжизненную башню внутри дерева. Не совсем безжизненную. Прямо перед собой Касавир увидел стоящее спиной существо в фиолетовой мантии с длинными, черными, спутанными волосами. Судя по телосложению, существо было женского пола. Она что-то тихо шептала над большой чашей. Время от времени, она делала легкий взмах рукой, и над чашей поднимались, окутывая ее, клубы розового тумана. Касавир прищурился. Ведьма? Возможно. Отличить истинную ведьму или ведьминское отродье не так легко, даже с таким опытом, как у него. Они вообще умеют маскироваться под колдуний или даже шаманов. Если она ведьма и хозяйка этой башни, она давно должна была знать, что он здесь, и отправить ему навстречу толпы своих телохранителей. А она, между тем, не проявляла никакой агрессии.

— Касавир, — негромко сказала женщина, и ее тихий и неожиданно приятный, мелодичный голос заставил его вздрогнуть, — проходи, я тебя ждала.

Нахмурившись, он поднялся по лестнице. Женщина обернулась и стала оглядывать его, скрестив руки на груди.

— Хм… ты изменился, постарел. Но все так же хорош. В тебе даже лоск появился. И доспех тебе идет. Где взял? Неужто, за свои деньги купил? Это вряд ли. У тебя сроду больше полтинника в кармане не было. Годы и опыт пошли тебе на пользу.

Паладин внимательно посмотрел на женщину. Худая, как щепка, синеватая кожа, темные круги под большими запавшими глазами какого-то мутного, не поддающегося определению цвета. Черные космы, худые руки с длинными пальцами и такими же длинными, не совсем чистыми ногтями. Он попытался вспомнить, мог ли видеть ее раньше, и невольно поморщился. Женщина усмехнулась.

— Мне было интересно, узнаешь ли ты меня в таком виде. Не узнал. Странно, ведь мой голос совсем не изменился. А тебе он нравился.

Женщина вопросительно посмотрела на Касавира. Тот побледнел и судорожно сглотнул. «Не может быть…»

— Сомневаешься? Подойди.

Она жестом пригласила его приблизиться к чаше. По щелчку ее пальцев, черная каменная чаша доверху наполнилась прозрачной голубоватой жидкостью.

— Смотри, — сказала она, проведя рукой над чашей.

По поверхности разошлись круги, и над ней стали подниматься облачка холодного пара. Когда волнение прекратилось, жидкость в чаше стала зеркальной. Касавир увидел свое отражение, а рядом — склонившуюся над чашей улыбающуюся ему кареглазую девушку с пышными распущенными локонами медового цвета, ямочками на щеках и слегка вздернутым носом. Он почувствовал, как на него накатывает дурнота, и ухватился за край чаши. Затем дотронулся кончиками дрожащих пальцев до зеркальной поверхности, словно желая нарочно исказить знакомые до боли черты. Но лицо девушки в чаше лишь на секунду превратилось в гримасу, а затем вновь засияло перед ним своей первозданной и, в прямом смысле, убийственной красотой.

— Фрейя, — едва слышно прошептал паладин.

Это был обычный, ничем не примечательный день в его ничем не примечательной жизни. Придорожный трактир на пути из Смеющейся Лощины в Уотердип. Он уже давно перестал задаваться вопросами типа «какого меня сюда занесло» и «зачем я здесь». Все что он знает — это то, что, если сейчас не съест кусок мясного пирога и нормально не выспится, то протянет ноги. Проблема в том, что в кармане — ни гроша, а трактирщик — краснолицый бугай — смотрит косо. «Знаю я вас, вшивых искателей приключений, после вас замучаешься в комнатах прибирать. Не нажретесь, как свиньи, так насекомых своих в постель напустите. А потом еще и сбежать норовите, не заплатив. Деньги вперед!» Так и хочется двинуть кулаком в эту пропитую морду, и посмотреть, как его туша отлетит к стене, ломая полки и разбивая бутылки. Хреново-то как. Перед глазами желтые круги, внутренности аж судорогой сводит. А тут еще мимо пронесли кусок пирога для того благообразного старика, что сидит в углу. Кажется, желудок сейчас выпрыгнет и поскачет вслед за подносом. И беднягу Лютера пора покормить чем-нибудь, кроме травы. Ему хорошо, он хоть траву есть умеет. Ладно, живи пока. Уж за право посидеть на лавке ты денег не возьмешь?

Касавир, не долго думая, решил, что придется оставить трактирщику в качестве платы своего коня. Жаль будет расставаться с Лютером. Он достался ему немалой кровью, и был большим подспорьем в путешествиях. Но не отдавать же свой молот — единственное оружие. Без него вообще никуда. На такую штуковину не скоро заработаешь. Он получил его в Ордене и очень им дорожил. Стандартное оружие паладина — зачарованный, благословленный молот. Им он, преимущественно, и зарабатывал на жизнь. Но последнее время ему совсем не везло в диких местах к северу отсюда. Даже зелий не осталось. Вот латный доспех он бы с радостью отдал, если бы у него был другой. Он уже сто раз чинил его, как мог. Однажды показал его кузнецу, так тот и браться не стал, сказал, легче старьевщику сбыть. Только другого у него нет. Значит, придется отдавать Лютера. Или хотя бы седло или… «Так, что у меня еще есть?»

Седой бородатый старик в дорожной мантии служителя Тира внимательно посмотрел на молодого, с виду, очень усталого парня с черными сальными патлами, недельной бородой, в кое-как выправленных латах, с которых давно сошла полировка, и с молотом паладина на поясе. Издалека, видать, пришел парнишка. Здесь вокруг полно диких мест. Интересно, интересно. Паладин, выгнанный из Ордена за какую-то провинность? Или странствующий рыцарь без страха и упрека, отправивший паломничать в честь прекрасной дамы или могущественного лорда? Или просто искатель приключений, стащивший священное оружие и нашедший слишком много приключений на дурную голову? Надо бы с ним поболтать.

Касавир уже собирался встать и подойти к стойке, чтобы начать переговоры, но трактирщик сам подошел и поставил перед ним здоровенный кусок пирога и полбутылки вина. Касавир подозрительно посмотрел на него.

— Денег у меня нет.

— Скажи спасибо вон тому старому чудаку, — трактирщик кивнул в сторону старика. — Уж не знаю, чем такой красавчик, как ты, ему приглянулся. Да и не мое это дело. Деньги… хех… не пахнут.

«Скотина», — мрачно подумал Касавир, посмотрев в налитые кровью, отекшие глаза трактирщика. Он отодвинул бутылку.

— Тогда забери вино и принеси что-нибудь безалкогольное.

Трактирщик ухмыльнулся, забирая бутылку.

С жадностью, не заботясь о приличиях, набрасываясь на пирог, Касавир исподлобья посмотрел в сторону старика. Он-то сразу распознал с нем священника Тира. Святоша решил сделать благое дело. Что ж, не будем строить из себя недотрогу. Стоит для приличия поинтересоваться, что ему нужно, а слушать проповеди и нравоучения заблудшую овечку никто не заставит.

Но старик читать проповедей не стал. Поинтересовался, откуда он и каким ветром его сюда занесло. Внимательно смотрел на него и слушал, как показалось Касавиру, прислушиваясь не столько к словам, сколько к интонациям. «Ну да, — догадался Касавир, — прощупывает, хочет узнать, из каких я мест и что за птица». А потом предложил поработать на него. Нет, нет, он не состоит в Ордене. Он сам по себе. Скромный странствующий лекарь и служитель Тира. Работы у него много, и ему очень нужен помощник, хотя бы на время, — такой, как Касавир, сильный, способный, владеющий боевыми навыками и хотя бы основами паладинской магии. Всему остальному он его научит, если будет желание. Оплата? Все зависит от того, как будут идти дела.

С одной стороны, Касавир в свое время решил, что не будет связывать себя обязательствами и куда-то наниматься. С другой — это частная работа на частное лицо. Человек, похоже, порядочный. Да и сколько можно уже мыкаться по свету без постоянного дела, страдая от собственной непрактичности. А уйти он всегда сможет, если что-то придется не по нутру.

Касавир согласился. Сначала он подумал, что его нанимают обычным телохранителем. Но, увидев, как в тот же вечер Иварр — так звали его свежеиспеченного патрона — двумя ударами успокоил одного из разошедшихся пьяных ублюдков, угрожавшего ножом, понял, что в телохранителях старик не нуждается, и проникся к нему уважением.

Так судьба двадцатисемилетнего Касавира вышла на новую дорогу, которая привела его сначала назад, в родной Невервинтер, потом в ущелье орков, а потом в нее вихрем ворвалась рыжеволосая девчонка с осколком Серебряного Меча в груди и повела его за собой, к войне, победе и славе. До этого были семь лет нелегких странствий и опасных приключений; семь лет ценнейшего боевого опыта и общения с мудрым, энциклопедически образованным, терпеливым наставником и другом; семь лет, которые связали его с этим случайно встреченным человеком крепче, чем иной сын связан со своим отцом. Но была одна история, которая чуть не развела их и не сделала врагами, за которую ни в чем не повинные люди заплатили своими жизнями, а Касавир — жестоким ударом по профессиональному самолюбию и глубокой раной в душе, превратившейся со временем в уродливый, загрубевший шрам.

Отогнав назойливые воспоминания, Касавир поднял голову. Перед ним стояла она. Одно из самых ярких и болезненных воспоминаний. Его позор и проклятье. Последний жестокий урок в его жизни. Те самые волосы, глаза и улыбка с ямочками. Та самая родинка в глубоком вырезе простого светло-коричневого платья. Загорелая кожа.

— Ты помнишь мое имя, — ее голос обволакивал и убаюкивал, — тогда садись, поговорим.

Она взмахнула рукой, и из деревянного пола по обе стороны колдовской чаши выросли два сучковатых плетеных кресла.

— Не стоит, — мрачно ответил Касавир и, подняв руку, сотворил заклинание.

Мощный слепящий луч вспыхнул над головой колдуньи, но не нанес ей никакого вреда. Та рассмеялась звонко, как колокольчик.

— Ты нервничаешь. Неужели твое чутье не подсказало тебе? Я возродилась — по настоящему. Твоя божественная магия на меня не действует. Я не нежить, не иная, и не порождение ада. Я живая женщина из плоти и крови, — она подошла к нему вплотную, обдав его терпким пьянящим запахом кардамона и шафрана, и посмотрела ему в глаза. — Моя кожа тепла, кровь красна, а сердце в моей груди — настоящее.

Она хотела дотронуться до его щеки, но он отпрянул. Она улыбнулась.

— Впрочем, всему свое время. Я все объясню. Садись, не заставляй меня усаживать тебя силой. Ты же знаешь мои возможности. Но я хочу, чтобы ты был моим гостем, а не пленником.

— Что ты сделала с моими друзьями? — Спросил Касавир, глядя на нее исподлобья.

— У тебя появились друзья? — Он усмехнулась. — Ах, да, ты же теперь не воин-одиночка, а рыцарь, герой, лидер. У тебя появилось чувство ответственности. Не волнуйся, с ними все в порядке. И будет в порядке, если не станешь больше делать глупостей.

Они сидели молча друг напротив друга. Фрейя откинулась на спинку и рассматривала его, играя браслетами на длинных запястьях, положив ногу на ногу и покачивая мыском туфли. Касавир сидел, расставив ноги и напряженно сжимая подлокотники. Наконец, она сказала:

— Не думай, я не специально поселилась в этом лесу и привела тебя сюда. Такой удачи я не ожидала. Эта встреча — такая же случайность, какой была та, первая, помнишь?

— Нет, — коротко ответил Касавир.

Колдунья нахмурилась.

— Не лги мне. Тебе это не идет. Научившись прятать свои чувства, ты так и не научился лгать. Но я могу освежить твою память, если хочешь.

Касавир вздохнул и откинул голову на спинку кресла. Фрейя замолчала и продолжала наблюдать за ним с легкой улыбкой. На самом деле, та, первая встреча, действительно на тот момент не оставила в его душе почти никаких следов — лишь тонкий флер пряных ароматов, воспоминание о сладкой истоме, наполнявшей его молодое, не чуждое удовольствий тело, и легкое сожаление о том, что все так быстро закончилось. Ведь он мог обратить внимание на эту девушку раньше, когда они с Иварром только прибыли в Уотердип. А получилось так, что они познакомились накануне отъезда. И лишь позже он понял, какое зловещее значение имела эта встреча в его жизни.

Прошло десять месяцев с тех пор, как он присоединился к Иварру. После длительного путешествия с паломниками и маленьким отрядом паладинов к Лунному Морю, Иварр решил провести несколько зимних недель на юге, в теплом, шумном и пестром Уотердипе. У него там было важное дело. Заканчивали постройку храма Тира, и он помогал его обустроить. Этот храм не был таким большим и значительным, как, например, в Невервинтере или, тем более, в Тетире, где была целая крепость с жилыми этажами, столовыми и магазинами, огромной библиотекой, тренировочными залами и полигоном. Касавир в свое время проходил там стажировку. А здесь, в многонациональном, космополитичном городе, где каждый бог и полубог мог рассчитывать найти хотя бы пару своих последователей, и где негласное верховенство над всеми верованиями принадлежало золотому тельцу и гедонизму, это был просто небольшой храм для проезжих паломников, паладинов и монахов, для которых местные гостиницы были чересчур дороги. Касавира всегда забавляло, что у простых служителей самого честного и справедливого бога, рискующих собой и расчищавших дорогу тем, кто вершил правосудие и возносил ему хвалу, было хронически пусто в карманах. При этом сам старик Тир, несмотря на свою строгость и принципиальность, благоволил к своим скромным воинам и трудягам и никогда не отказывал им в благословлении, обратись они к нему напрямую. В отличие от клериков, якобы представляющих его интересы. Договориться с ними было не в пример сложнее.

Неудивительно, что Иварр не любил Уотердипа и редко покидал Центральный район, где располагался свежеотстроенный храм. Иногда он заходил в Северный район, в Гильдию Лекарей, или Центральную Библиотеку. Касавир время от времени помогал ему, сопровождал по городу. А, будучи предоставлен сам себе, изучал на практике сложную карту города и осматривал достопримечательности, которых было не счесть. Зашел ради интереса в библиотеку и, от нечего делать, за пару недель научился читать на сложном и малоизвестном Руаслеке — языке иллюзионистов. Иварр потом усмехался в бороду и все спрашивал, зачем ему это понадобилось, он же никогда не сможет применить заклинания этой школы на практике. Касавир пожимал плечами. А ни зачем, просто было интересно. Красивый язык, красивые руны. У него от природы была хорошая память и способности к языкам. За четыре года службы в ордене и три года странствий какие только языки он не освоил на базовом уровне. От кашеобразного наречия варваров Утгарда до Эльфийского и Сильванского.

Злачные места и кварталы развлечений он обходил стороной. Алкоголь, азартные игры и продажные женщины его не интересовали, а больше там делать было нечего. Разве только ввязаться в какие-нибудь неприятности и прирезать пару бродяг из подворотни. Один раз, бродя по северной части города, он забрел в жилые кварталы знати, богатых торговцев и куртизанок. И поспешил убраться восвояси, заметив заинтересованные взгляды местных красоток, которые те охотно бросали из паланкинов на молодого, атлетически сложенного парня в новенькой дорожной одежде, с иллюзией благосостояния в виде кошелька на поясе.

Он вовсе не шарахался от женщин, но вся эта армия профессиональных и полупрофессиональных торговок удовольствиями, со своими кастами и иерархией, больше не привлекала его. Впрочем, и порядочные девушки на выданье были для него абсолютным табу. Куда больше его радовало хоть и редкое, но честное и не осложненное предрассудками и материальными соображениями общение со свободными, работающими женщинами, содержательницами лавок и трактирчиков, разочаровавшимися в браке и любви дамами и благодарными молодыми вдовами. Глупо отказываться от возможности хоть на время обрести иллюзию того, что тебя любят, что ты кому-то нужен. Да и тело своего просит. Последняя его полуромантическая история случилась как раз во время похода с паладинами. Они с Иварром произвели друг на друга хорошее впечатление. Святой отец оказался суровым, энергичным и резким на слова стариком. Он был ненавязчив, не лез в душу и не рассчитывал на преданность Тиру и лично ему, что Касавира вполне устраивало. Но в деле не терпел непрофессионализма и половинчатости. Чтобы заслужить его доверие, нужно было понимать его с полувзгляда и уметь проявлять инициативу. И он быстро понял, что не ошибся в выборе помощника. Касавир оказался опытным воином и неплохим тактиком, умеющим работать в одиночку и в команде. После первого же боя он завоевал уважение своих ровесников-паладинов, поначалу смотревших на него свысока. Но в обыденной жизни он на признание и, тем более, лидерство не претендовал, держась особняком. Одним из паладинов была женщина-северянка, суровая и воинственная, любящая демонстрировать свою силу по поводу и без. Но на поверку она оказалась вполне нормальной, может, чуть резкой и прямолинейной. Расстались они, как друзья, в Таре, проведя там несколько дней. Она даже пообещала, что будет вспоминать о нем, и выразила надежду когда-нибудь встретиться. Таковы были крайне редкие, но приятные моменты его свободной мужской жизни, в которую его патрон никогда не вмешивался. Пока не узнал Фрейю.

В день перед отъездом Касавир решил посетить торговый квартал. Иварр, заканчивая свои дела в Гильдии Лекарей, попросил его сделать кое-какие покупки, да и у него самого образовалась энная сумма, которая жгла карман и требовала, чтобы ее потратили на что-нибудь полезное. Успешно истратив половину своих и выданных Иварром денег, он устал от хождений по лавкам и переговоров, в которых никогда не был силен, предпочитая поскорее заплатить, взять, что нужно, и уйти. Но местные торговцы были мастера своего дела, и уйти от них живым, не получив громадную скидку на десяток совершенно ненужных вещей, было сродни подвигу. В конце концов, ноги сами привели его на вымощенную разноцветной брусчаткой тихую мандариновую аллею и усадили на каменную лавку в тенистом углублении аллеи, около фонтанчика для питья. Напившись, он растянулся на лавке, подложив под голову тяжелую торбу, и, с чувством наполовину выполненного долга, принялся насвистывать прицепившийся с утра мотивчик. В голову полезли разные, навеянные бездельем, глупые и приятные мысли. Увидев висящий рядом аппетитный, спелый мандарин, он сорвал его и, понюхав, стал чистить, бросая шкурки прямо под дерево.

Вдруг он услышал у самого уха тихую, но приятную музыку. Это были звуки флейты. Он сел и огляделся, но поблизости никого не было. Аллея была пуста. Тем не менее, нежная мелодия продолжала звучать где-то совсем рядом. Касавир был уже наслышан о чудесах, населяющих этот великий древний город. Он решил, что это одно из них. Может, эти услаждающие слух звуки слышит всякий, кто садится на эту лавку или срывает мандарины. Он сунул дольку в рот. Сочная кисло-сладкая мякоть приятно освежала, а музыка не раздражала. Вдруг он краем глаза увидел, как из-под лавки возникает тень. Она была похожа на кучку пыли, принявшую форму большой руки. Не успел он пошевелиться, как невесомая рука мгновенно проползла по его телу и рассыпалась. Музыка прекратилась. Мандарин в его руке исчез, а вместе с ним с пояса испарился и кошелек. Касавир вскочил.

— Дьявол! Что за шутки!

Торба с покупками, к счастью, была на месте, но все его деньги пропали. Он выбежал на середину аллеи и увидел девушку, выходящую с боковой тропинки. Подскочив к ней, он бесцеремонно схватил ее за плечо.

— Это твои проделки?! — Закричал он на девушку.

Та улыбнулась, непонимающе посмотрела на него и спросила приятным мелодичным голосом:

— О чем это ты?

О врожденной вежливости и терпимости жителей этого многонационального и веротерпимого города, ежедневно принимающего сотни чужестранцев, ходят легенды. И это — чистая правда. Чтобы вызвать гнев или раздражение коренного Уотердипца, надо сильно постараться.

— Это ты меня обокрала!

Девушка рассмеялась.

— А, понимаю. Ты попался в лапы к нашему Магическому Фантазму.

— Фантазму?

— Да, это одно из наших чудес.

— Хороши чудеса! — Возмутился Касавир.

Девушка снова улыбнулась, на ее щеках появились две симпатичные ямочки.

— Он большой проказник. Мы-то к нему привыкли, и не покупаемся на его штучки. Он любит подшучивать над чужаками, забредающими в эту аллею.

— Ты называешь это шутками?! Да патрон мне всю плешь проест!

— А кто твой патрон? — Поинтересовалась девушка.

Касавир махнул рукой.

— А… Священник Тира.

— О, как интересно. Значит, ты тоже священник?

Касавир помотал головой.

— Да нет. Был когда-то паладином.

Девушка наклонила голову и с явным интересом спросила:

— А ты и нежить изгонять умеешь? В руинах в восточной части города ее полно. Говорят, там сокровища несметные.

— Я учился этому не для того, чтобы грабить кладбища, пусть даже и древние, — рассеянно пробормотал Касавир, раздумывая, как будет оправдываться перед Иварром. Можно представить, как он отреагирует на историю о фантазме.

Он мельком взглянул на девушку, и ему показалось, что на ее лице отразилось разочарование, но она тут же улыбнулась ему самой нежной улыбкой.

— Не переживай так, через пару недель украденные вещи всплывают в разных районах города. Лежащими в фонтанах, в урнах или в храмах в руке какого-нибудь святого. Городские стражники собирают их и сдают в специальную лавку, где их можно забрать.

— Безобразие, — буркнул Касавир, — вы ему еще и потакаете.

Девушка пожала плечами.

— Что поделаешь, такие существа сами выбирают, где им жить и что делать. На них невозможно влиять.

— В том-то и дело, что я не могу ждать две недели. Завтра надо уезжать.

— Хм, — девушка задумалась, лукаво поглядывая на него блестящими ореховыми глазами с темной оболочкой по краю радужки.

Посмотрев на нее повнимательнее, он мимоходом отметил, что, судя по ее глазам с длинными темными ресницами и золотисто-оливковой коже, кто-то из ее родителей, возможно, родом из Калимшана. А роскошные волосы цвета карамели и чуть вздернутый носик, скорее всего, местного происхождения. Она была мила. Даже очень мила. Лет двадцати пяти — не совсем молоденькая барышня, но и не циничная мадам.

— Если бы я знала, как выглядят твои вещи и сколько денег в твоем кошельке, я могла бы забрать их и вернуть тебе в следующий раз, когда мы встретимся.

Касавир усмехнулся. Наивная.

— Вряд ли это возможно, прекрасная незнакомка.

— Меня зовут Фрейя.

— Фрейя. Красивое имя. Что ж, спасибо тебе, Фрейя, за заботу.

Благодарный, ни к чему не обязывающий поцелуй руки, теплый взгляд голубых глаз, бархатные интонации в голосе, легкая улыбка.

А дальше все было так, как обычно бывает. Она жила неподалеку одна, держала лавку разных товаров: специи, амулеты, зелья, украшения из полудрагоценных камней, ароматические свечи и прочая магическая и обычная дребедень. По ее словам, лавка принадлежала на правах собственности ее любовнику, который уехал два года назад в неизвестном направлении и ни разу не дал о себе знать. Легкость, с какой она об этом сказала, ничуть не удивила Касавира. Уотердип — город свободных нравов, весьма терпимый к разным формам отношений, и никого не смущало, что любовница запросто «унаследовала» лавку своего сердечного друга.

Попав в ее дом, Касавир сразу понял, что не ошибся в ее Калимшанском происхождении. Запах пряностей, драпировки из тончайшего шелка, мягкие ковры, кованные сундуки искусной работы вместо мебели. Широкий помост с балдахином, устланный коврами и подушками, на котором жители Калимшана и принимают пищу, и спят. Гостеприимная хозяйка угостила его очень вкусным блюдом из риса с бараниной, фруктами, гранатовым напитком, какими-то странными сладостями, каких он раньше не пробовал. Она болтала с ним о пустяках, как это умеет делать всякая искусная в обольщении женщина — не сказать ничего, но при этом заговорить нежными словами, участливыми интонациями, подбодрить, успокоить, убаюкать, заставить почувствовать себя единственным и неповторимым. Много ли нужно двадцатисемилетнему парню, благодарному за сочувствие своей беде и не склонному сопротивляться желаниям?

Ее загорелая кожа источала необычный сладковато-терпкий аромат. В нижней части поясницы у нее оказалась татуировка в виде какого-то завихрения. На вопрос Касавира, что это, она говорила что-то о горячих ветрах пустыни, но он не особо слушал ее, поглощенный изучением всех изгибов и выпуклостей ее гибкого, податливого тела. Такой упоительной и удовлетворяющей самые потаенные его желания любви у него давно не было.

Он провел у нее остаток дня и часть ночи. А потом — «Прощай, Фрейя» — «До встречи, Касавир». Объяснение с Иварром по поводу пропавших денег и прихода среди ночи. Легкая ностальгия и размышления о том, что он, пожалуй, не отказался бы встретиться с ней еще раз. Если бы он знал тогда, как скоро им предстоит встретиться, и сколько бед принесет эта встреча.