Девять миров Эдлена ч.1

4.1

Прошло два года с момента моего появления в этом мире, но портал все не появлялся. Это было намного дольше моих предыдущих путешествий и иногда я допускал пугающую мысль, что я останусь здесь до конца своих дней. Теперь я был не Эдленом-странником, а просто Эдом. Мои руки потемнели и покрылись такой же сетью шрамов и мозолей, как у остальных. Я научился всему, чему могли научить меня эти добрые люди, а мои истории о повадках водяной лисицы или о том, куда ведут тропы светлящих дракончиков, звучали у вечернего костра наравне с другими. Даже Илана, моя вечно хмурая наставница, перестала ворчать. Теперь она молча сувала мне в руки пучки трав, приговаривая: «Разжуй, запомни эту горечь. Поможет от скручивания живота». Ее суровая забота была крепче любого кремня. Накануне нашего похода она указала своим посохом на запад, в сторону горы Ануа́рта.

— Завтра идите. — сказала она, помешивая варево. — Зверь будет сонный. Семь дней снег лежит — верная примета.

Ритуал добычи «нектара жизни» был делом почетным, но смертельно опасным. Жители деревни делали напиток из этого нектара, который заживлял раны и лечил любую болезнь. Он также придавал бодрости и сил. Мужчины племени употребляли его перед тем, как пойти на охоту. Но немногие в племени решались пойти за его добычей. Я же не мог отказать себе в удовольствии испытать удачу и посмотреть на зверя, о котором так часто говорили в племени. Раз в несколько лет, в самую глухую зимнюю пору, мужчины из племени шли в пещеру на склоне той самой горы. Там, скрытый от дневного солнца, жил пещерный копатель, местные звали его Гу́нак. Огромный зверь, похожий на смесь крота и ящерицы, покрытый толстой кожей и плотной чешуей внизу живота, защищавшей его от грубой скальной породы. Размером он был в полтора раза больше взрослого слона. Его огромная голова, с маленькими как ягодки глазами, была усеяна острыми зубами и длинными, выступающими вперед, резцами, больше напоминавшие бивни. Лапы этого гиганты были массивными, на каждой из них были огромные когти, размером в полметра и толщиной со ствол небольшого деревца. Этими когтями и зубами он рыл тоннели, в которых жил и охотился. Его тело выделяло слизь, которая защищала его от паразитов и насекомых. Именно она, вступая в реакцию с минералами из горных пород, и была тем самым нектаром жизни. Она скапливалась на его спине, в пористых горбах. На вид похожая на янтарную смолу, она пахла мокрым камнем и корицей. Нашей задачей было подобраться к зверю незаметно, собрать как можно больше нектара и уйти, не потревожив его сон. Разбуженный Гунак не кусался, он в принципе не охотился на крупную добычу, но в ярости и от испуга он начинал размахивать своим массивным хвостом, на конце которого были наросты в виде шипов, рвать все на своем пути когтями и никогда не брезговал пускать в ход свои страшные зубы. Многие охотники пали жертвой его свирепства.

Мы переночевали у подножия пещеры. Гунак был ночным охотником, а утром отлеживался и набирался сил. На рассвете, в мертвой тишине, мы направились к месту: я, Фафау и еще двое соплеменников. Каждый наш шаг был выверен, мы отследили его местонахождение и шли к нему неторопливой охотничьей поступью. Земля вокруг была изрыта, словно здесь прошлись бульдозеры. Вокруг были разбросаны камни и повалены небольшие деревья. Гунак неуклюжий, неповоротливый и очень медлительный, но, несмотря на все это, его стоило опасаться как огня. Одно неправильное движение или шум могли разбудить его. А со слов местных жителей Гунак очень любит поспать и совсем не жалует тех, кто потревожит его сон. Фафау пошел первым. Он уже дважды ходил за нектаром и мы чётко следовали его указаниям. Я шёл сразу за ним, внимательно слушая его советы и осматриваясь вокруг, пытаясь не упустить важных деталей из виду. Фафау говорил, что самое важное при сборе нектара заранее продумать пути отхода, на случай если гигант проснётся и рассверепеет. И будет хорошо, если путей будет несколько, потому как Гунак хоть и медлительный, но в ярости способен развить нехилую скорость и разбить тропы так, что по ним будет невозможно выбраться обратно. Именно так, с его слов, погиб его двоюродный брат. Гунак застал их в в небольшом проходе и мощным ударом обвалил на беднягу несколько тяжёлых камней, отчего тот скончался раньше, чем его успели привезти в деревню.

Наступило раннее утро. Пещера поглотила нас могильным холодом и запахом многолетней сырости. Мы держали в руках факелы из костей, обмотанные высушенным мхом и пропитанные животным жиром. За плечом каждого из нас было копье, а на поясе висел сосуд для сбора нектара. Мы шли долго, пока не наткнулись на узкий лаз, который вывел нас в грот. Воздух стал теплым и влажным. В центре неподвижно, томно вздыхая, лежал Гунак. Поистине впечатляющее зрелище. В свете наших факелов его массивное тело отбрасывало огромную тень на стены пещеры. На его грубой, исполосованной сталактитами спине, я увидел нашу цель — нектар.

Мы действовали четко по плану. Я и Фафау, с сосудами наперевес, поползли вперед. Двое замерли с копьями наготове, чтобы отвлечь тварь ударом, в случае чего. Медленно и бесшумно мы подобрались к зверю. Фафау начал взбираться на выступ, чтобы добраться до спины Гунака. Следом за ним поднялся я. К моему удивлению я был предельно сосредоточен и спокоен. Складывалось ощущение, что я делал это уже сотни раз. Но нельзя было обманываться этим спокойствием — оно хранило в себе множество опасностей. Все шло слишком гладко и это должно было меня насторожить. Тишина в гроте была выжидающей, густой, как сам воздух, наполненный запахом соли. Фафау, присев на корточки у самого края каменного уступа, ловко черпал нектар небольшим черпаком с одного из горбов. Я стоял с копьем в руках и следил за массивным, почти недвижимым телом Гунака. Он дышал медленно, делая глубокие вдохи всего несколько раз в минуту.

В момент одного такого «вдоха», когда тело твари было максимально расслабленным, Фафау сделал неосторожный шаг. Камень под его левой ногой, столетиями подтачиваемый влагой и солями, просто рассыпался в труху и с грохотом, разлетевшимся по всему гроту, упал вниз. В гробовой тишине это прозвучало как взрыв сотен бомб. Зверь тут же проснулся. Увидев нас он впал в ярость и начал истошно кричать, размахивая своей головой и хвостом во все стороны. Один из таких ударов пришелся по нашему уступу. Земля содрогнулась. Меня, как щепку, отшвырнуло назад на несколько метров. Я ударился спиной о стену, дыхание перебилось и мир на секунду поплыл перед глазами, тело наполнилось болью. В ушах стоял оглушительный грохот и невыносимый вой Гунака.

Когда зрение прояснилось, я увидел самое страшное — Фафау не было на уступе, а наши помощники разбежались от страха. Мой друг свалился вниз, в узкую, глубокую расщелину между телом взбешенного чудовища и скальной стеной. Это была каменная ловушка глубиной два метра. Гунак, чувствуя опасность, начал методично, с тупой силой, биться в эту щель. Его тяжелое мускулистое тело обрушивалось на край расщелины, откалывая куски камня размером с мою голову. Еще пара таких ударов — и он либо раздавит его, либо завалит обломками. Фафау лежал на дне, прижавшись к стене. В тусклом свете упавшего факела я увидел, как он пытается подняться, но его правая рука безвольно волочилась за ним — это было похоже на перелом. Мой разум, что когда-то просчитывал корпоративные диверсии и траектории космических кораблей, в эту секунду отключился. Остались только инстинкты, отточенные двумя годами в этом лесу. Эта тварь пыталась убить моего друга и я не собирался этого допускать. Не раздумывая ни секунды я достал копье. Гунак снова занес свое тело для удара по расщелине, обнажив на миг переднюю часть шеи. Кожа в этом месте была не такой грубой и черствой, как на остальном теле. Она казалась более гладкой и тонкой, а под ней пульсировала вена. Она была похожа на толстый электрический кабель пурпурного цвета.

Я взорвался с места. Сделав три быстрых шага по скользкому камню и рассчитав дистанцию, я, что было сил, метнул копье. Острый обсидиан пронзил тонкую кожу как бумагу. Гунак издал свирепый рев, после чего замер на несколько секунд. Его вой оборвался на полуслове, превратившись в пузырящийся, хриплый звук. Из раны хлынул поток вязкой ярко-зеленой жидкости. Она не брызгала, а лилась, как густое масло, заливая пол пещеры. Тварь дернулась, попыталась повернуться, чтобы достать меня, но его движения были судорожным и беспомощным. Он медленно, как подкошенный великан, осел на бок, из которого торчало мое копье. Его огромное тело несколько раз дрогнуло, а затем обмякло, испустив последние, булькающие звуки. Лужа теплой крови вокруг него медленно расстеклась по полу. В пещере воцарилась оглушительная тишина.

— Фафау! — крикнул я.

— Со мной все в порядке. — ответил он.

Я бросился к расщелине… Фафау уже пытался встать, упершись здоровой рукой в стену. Его лицо было бледным от боли, но глаза горели.

— Руку… не могу. — сквозь стиснутые зубы выдавил он. Я спрыгнул к нему и подставил свое плечо. Он обхватил меня за шею левой рукой, и мы вместе выбрались из каменной ловушки.

Как только его ноги встали на твердую землю, он, не обращая внимания на боль, развернулся и крепко, до хруста в ребрах, обнял меня одной рукой. Его дыхание было горячим и прерывистым.

— Ты… ты не просто спас меня, брат. — его голос был хриплым, но твердым. — Ты победил Гунака. Ты взял его силу. Он отошел на пару шагов назад, глядя мне прямо в глаза. В его взгляде был не просто восторг, а потрясение, граничащее с благоговением.

— За всю память нашего народа, за все сказания старейшин… Никто. Ни один из охотников не смог одолеть Гунака. Его можно было только обмануть. Ты… ты первый. Первый, кто забрал у него не только нектар, но и его жизнь. — он снова крепко обнял меня, а потом огляделся на огромное, бездыханное тело зверя. Его лицо озарила странная улыбка — смесь радости, гордости и боли.

— Теперь ты часть этой горы, Эд. Навсегда. — я смотрел на тварь, которую только что убил. Рука, метнувшая копье, теперь слегка дрожала. И где-то в самой глубине сердца, под приливами шока и облегчения, шевельнулось холодное чувство. Я только что убил безвинное существо.

— Гунак не виноват в том, что отстаивал свои границы и защищал свой дом. — с болью в душе сказал я. Как только адреналин покинул мое тело я понял, что натворил, хоть и понимал, что другого выбора у меня не было. И если бы это случилось вновь — я, не раздумывая, снова бы поступил точно также, ради спасения своего друга. Но все же эта победа не принесла мне радости.

— Эд, ты поступил так, как велело тебе сердце. Не стоит себя винить. Ты одержал победу в схватке со свирепейшим из всех зверей. Это достойно уважения! Наш народ прославит тебя песнями. Сказания о воине, убившем Гунака, будут передаваться из уст в уста, из поколения в поколение.

— Я не хочу слыть убийцей, Фафау…

— Ты не убийца, Эд. Ты — охотник. Каждый раз, когда ты идешь в лес, ты идешь убивать.

— Но я иду убивать с целью пропитания…

— Неважно… Смерть — это часть жизни. Для Гунака настал его час, а ты был лишь орудием. — мне хотелось убедить себя в том, что Фафау был во всем прав, но все же меня не покидало ощущение грусти, сквозь радость.

Мы шли обратно молча. Тишина в ушах была наполнена гулом после рева и тяжёлым дыханием Фафау, стиснув зубы, опирался на моё плечо здоровой рукой. В этой же руке он сжимал сосуд с нектаром, как трофей. Несколько драгоценных литров, добытых нами, теперь казались лишь мелкой подробностью на фоне того, что мы оставили в пещере.

Мы вошли в деревню как победители. Люди выбегали из своих жилищ, чтобы встретить нас. На их лицах сначала было обычное тревожное ожидание, которое быстро сменилось изумлением. Они увидели на нас следы крови, но не привычной красной, а ярко-зеленой.

Илана первой пробилась сквозь толпу. Она бросила взгляд на руку Фафау, а затем подошла ко мне. Она ничего не спросила, а просто взяла мою руку, перевернула ладонью вверх и провела пальцем по коже, на которой была кровь Гунака.

— Ты убил пещерного копателя. — сказала она. Её слова упали во внезапно наступившую тишину, как камни в воду. В этот момент Фафау заговорил. Он отошел от меня и встал прямо, превозмогая боль:

— Он спас мне жизнь, когда Гунак уже тянул меня в каменную могилу. — громко заговорил он, так чтобы его все услышали. — Он не убежал, не испугался и не спасовал перед опасностью. Эд вонзил свое копьё в шею зверя и остановил его навсегда. — тишина взорвалась гулом. Этот гул был смесью изумления и зарождающегося почтения. Люди всего племени смотрели на меня с широко раскрытыми глазами. Теперь я был для них не просто удачливым чужеземцем, ставшим их другом и соплеменником. Я был тем, кто сделал невозможное. Мужчины и женщины подходили и молча дотрагивались до моей груди, прижимая свою руку к сердцу, а дети смотрели на меня как на персонажа из сказок, которые им по вечерам рассказывали старики.

В тот вечер у костра не было обычных рассказов. Были долгие, полные смысла взгляды. Фафау сидел рядом и во всех деталях рассказывал о том, как я одолел пещерного зверя и спас ему жизнь. Людям из племени не терпелось узнать все подробности случившегося. Его рука была перевязана и надежно скреплена стеблями бамбука. Он, время от времени, клал свою здоровую руку мне на плечо, в знак благодарности за спасение. Я был своим и до этого, но теперь я стал бо́льшим, чем свой. В этом новом статусе была не только слава, но и ответственность, которая возлегла на мои плечи. Я изменил расклад сил. И отныне всё, что я делаю, будет измеряться этой новой меркой — меркой человека, одолевшего гору.

Я поднялся с тёплого места у костра. Благодарные кивки, тихие возгласы «Спи спокойно, Эд!», «Сила твоя с нами!» — всё это сопровождало меня, как будто толпы фанатов встретили своего любимого киногероя. Я отвечал им улыбками, касался протянутых ладоней, чувствуя себя центром этого мира.

Когда последние хижины остались позади и я в одиночку шел к своему дому, мир вокруг вдруг вздрогнул. Это было не землетрясение, а что-то совсем иное. Будто кто-то встряхнул целую планету. Ощущение, что кто-то взял планету и тряс ею, как стеклянным шаром, тем, что продаются в сувенирных магазинах.

Тропа, знакомая мне до каждой кочки, на несколько секунд стала идеальной дорожкой, покрытой тротуарной плиткой. Листья папоротников по краям внезапно заиграли всеми цветами радуги, как масляная плёнка на воде. Воздух потерял все запахи и стал абсолютно стерильным, безвкусным, как в больничной палате у Модроков, а тишину вокруг резко пронзили звуки автомобильных сигналов и работающей техники. Как будто где-то недалеко кто-то разбивал асфальт отбойным молотком. — "Что здесь происходит?" — подумал я. Тревога начала охватывать мое тело. Я огляделся по сторонам и заметил на земле возле клумбы пожарный гидрант. — "Что…Как…Этого не может быть!" — пронеслось в моей голове, как молния. Я рванул с места, чтобы потрогать его, но в ту же секунду он словно испарился.

Всё прекратилось так же внезапно, как и началось. Тропа снова стала естественной и неровной. Воздух запа́х цветами и деревьями, а звуки автомобильных сигналов и отбойных молотков сменились на смех у костра и громкие разговоры. Я замер, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Просто усталость. Глаза слипаются после драмы и напряжения. Нервы. Всё объяснимо. Я тряхнул головой, словно сбрасывая с себя наваждение, и снова зашагал к хижине. День выдался тяжелым и мне срочно нужно было отоспаться.