НИКТО ИЗ НИХ почти не разговаривал, пока Яз вела их обратно через территорию Сломанных, направляясь в город. Турин, конечно, знал дорогу лучше, но, как и Као и Зин, он все еще казался слишком потрясенным, чтобы сделать что-то большее, чем следовать за ними. Яз окружила себя фрагментами звезды охотника, дюжиной или около того, ни один из них не был больше ее большого пальца. Каждый следовал по своей собственной медленной орбите вокруг нее, коллективно сплетая светящийся кокон, их свет посылал мириады слабых теней, скользящих по камням и льду. По мере того, как она вела их все дальше от земли Запятнанных, а пещеры становились все светлее, она направляла звезды в свой карман, не желая сигнализировать о своем приближении кому-либо из группировки Пома.
Зин следовал за ней по пятам. После очищения он обнял ее, как маленький ребенок, и не хотел отпускать. Яз сжала его так крепко, как только могла, словно он был якорем ее прежней жизни, и каким-то образом вместе они могли бы вернуться по цепочке к лучшим дням. Наконец ей пришлось отстраниться от него и объяснить, что им нужно спешить и поменьше разговаривать.
Яз провела их через внешние границы пещер Сломанных, где воздух был холоднее, потолки — ниже, а звезд — меньше. Она не была уверена, как много Зин помнит и понимает ли он, где они находятся. Она надеялась, что его переживания останутся дурным сном и что молодость поможет ему отмахнуться от них. Но Мать Мазай всегда говорила, что обиды, причиненные нам в детстве, отбрасывают тень на всю нашу жизнь.
Внешние пещеры оказались гулко пустыми — ни отдаленных звуков боя, ни тел, ни крови, ни выброшенного оружия. Двигаясь сквозь них, Яз могла себе представить, что она первой пришла сюда, и, когда она двинется дальше, все будет так, как будто ее никогда здесь не было. Неземная красота призраком бродила по этим местам, этим темным, испещренным звездами пустотам, тянущимся на много миль глубоко подо льдом. В их собственном медленном масштабе времени они были такими же мимолетными, как пузырьки в воде. Что-то в их величии побуждало к молчанию.
— Куда мы идем? — спросил Турин.
— В город. — Яз улыбнулась. Это было первое проявление любопытства с тех пор, как они отправились в путь. Она спросила себя, не боится ли он спросить об их друзьях — возможно, он опасался услышать, что они мертвы. Без сомнения, видение Петрика, падающего с моста, все еще преследовало его. — Мы собираемся сбежать во время передачи железа. Квелл и Майя собирают все, что нам понадобится для путешествия по льду.
Турин промолчал. Он никогда раньше не бывал на ветру, наверху, под открытым небом, никогда не видел солнца или настоящих звезд. Яз предположила, что эта перспектива была для него такой же пугающей, как для нее — быть брошенной в Яму Пропавших. Часть ее хотела, чтобы он спросил о Куине, но он этого не сделал.
— Майя? — пророкотал Као. Они пересекли широкую пещеру за то время, которое потребовалось этому имени пробиться через любое копание в себе, занимавшее его мысли. — Майя пытается что-то украсть, пока здесь идет война? Она слишком маленькая. Она просто…
— Она — смертельно опасна, — сказала Яз. — Она — шпионка Аксит и пытается украсть секреты жрецов. Это она спасла меня и остальных от черного льда. Беспокойся о себе. Она переживет всех нас здесь, внизу.
Она повела их через замерзшие пещеры, и они больше не задавали вопросов.
— СТОЙ. — ЭРРИС СХВАТИЛ ее за плечо. Теперь они были недалеко от города, пересекая замерзшую пещеру с низким потолком, куда можно было попасть только через червь-туннели, искореженные и сжатые потоком льда. Ее слабо освещали горстка маленьких звезд и полоса пылающей пыли. Совсем близко к ним цеплялась за камень небольшая стайка грибов с красными шляпками, проигрывавшие бой, в котором пытались доказать, что жизнь найдет способ.
— В чем дело? — спросила Яз.
— Слушай.
И тогда она тоже услышала его в промежутках между скрипом льда. Слабый шум, трудно различимый, ослабленный, словно доносился до них с некоторого расстояния.
Зин впервые проявил интерес к происходящему, указав на один из входов в туннель:
— Он идет оттуда.
— Похоже на рыдания, — сказал Као.
Яз поджала губы. Она хотела добраться до города. Она не знала, сколько времени у них осталось до передачи, но знала, что не слишком много. Она не могла нести на своих плечах весь мир. Она сделала шаг в том направлении, куда шла, и остановилась. Это могла быть Куина.
— Давайте выясним.
Она пошла впереди, позволяя своим звездам блуждать впереди нее в темноте туннеля. Проход, сжатый движением льда, стал вогнутым, а на поворотах настолько узким, что Као пришлось с трудом протискиваться. Если бы на них напали здесь, бежать было бы некуда. Даже развернуться было бы трудно.
— Безусловно плачет, — сказал за ее спиной Турин.
Яз ничего не ответила. Тут и там на льду виднелись длинные пятна крови.
С каждым поворотом звуки становились все отчетливее. Не ребенок и не женщина. Мужское горе. Яз ползком вскарабкалась по скользкому склону, — только так можно можно было двигаться вперед. Звук впереди резко оборвался.
— Они увидели свет, — без всякой необходимости прошипел из-за спины Као.
За следующим поворотом обнаружилась их добыча. Двое Сломанных, оба черноволосые, один лежал на коленях другого, молодой мужчина, его красивое лицо было смертельно бледным. Другой сгорбился вокруг него, сильно дрожа. По льду текла кровь; потерю такого большего количества крови никто не мог пережить. В умирающем было что-то знакомое.
— Мы здесь, чтобы помочь. — Яз призвала звезды обратно в свою руку.
Тот, кто баюкал истекающего кровью мужчину, поднял лицо, обрамленное спутанными рыжевато-черными волосами. Там, где другой был красив, этот был красив настолько, что у Яз перехватило дыхание:
— Кайлал!
— Эксар. — Он попытался поднять своего друга. — Это Яз.
Голова Эксара склонилась набок, его пристальный взгляд застыл. Яз подползла ближе и положила ладонь на руку Кайлала, мускулистую от работы в кузнице.
— Что ты здесь делаешь? — Она хотела спросить, как он забрался так далеко от расселины, где они в последний раз видели его в отряде Арки. Родители Кайлала бросили его в яму еще ребенком, потому что он родился без ног. Они, должно быть, думали, что самое долгое путешествие, которое он совершит без посторонней помощи в своей жизни, будет вертикальным, на которое они его отправили.
— Нас поймала сторона Пома. Они хотели, чтобы мы снова работали в оружейной. Мы сбежали по дороге в кузницу. — Кайлал придвинул к ней Эксара. — Ты можешь ему помочь?
— Кайлал, это Турин. — Турин протиснулся вперед, его голова теперь была на плече Яз. — Кто это сделал?
— Сначала нам нужно выбраться из этого туннеля. — Яз оттолкнула его. — Вернуться в пещеру. — Она взяла ноги Эксара. — Ты можешь направлять его голову, Кайлал?
Кузнец кивнул. Держа голову Эксара на коленях, он надел колючие металлические перчатки, которые лежали рядом с ним, подбитые мехом, чтобы пальцы не замерзали. Яз тянула за ноги, он полз следом.
Яз поддерживал иллюзию, что Эксар, возможно, все еще жив, опасаясь, что это единственное, что может выманить Кайлала из его убежища. Надежда на его лице ранила ее душу, но его неизбежная смерть ранила бы ее сильнее. Она спросила себя, что бы она чувствовала на его месте, с Квеллом на коленях. Будет ли она горевать так же яростно? Или будет горевать по другому? Будет ли она цепляться в темноте за тело Турина или Эрриса, еще долго после того, как уйдет то, что сделало их такими?
Остальной группе пришлось неуклюже отступать из туннеля, пока они не достигли более широкой секции, всем, кроме Зина, который смог изогнуться и пропустить их там, где стоял. Потребовалось некоторое время, чтобы добраться до пещеры, где другие могли помочь ей с Эксаром. Кайлал вздрогнул, увидев, как Эррис тянется к его другу; Сломанный знал всех взрослых подо льдом, так что незнакомец был большим сюрпризом. Тем не менее, с заверениями Яз, он позволил Эррису взять Эксара.
Эррис положил его на ледяной камень, быстро проверил пульс и другие жизненно важные показатели.
— Мне очень жаль. — Он обратил свои темные глаза на Кайлала, голос был нежным. — Он уже давно мертв.
— Нет! — Гнев омрачил красоту Кайлала, смешанный с недоверием и непониманием. Некоторые раны слишком велики, чтобы наши мысли могли охватить их. Они должны входить постепенно, как нож в рану. — Нет… — Он пробился обратно к Эксару. Еще одно слабое отрицание выскользнуло из него, хотя оно было печальным и лишенным убежденности. — Только не Эксар. Только не он… — Его горе находило отголоски во всех них, и Яз изо всех сил пыталась сдержать свое собственное, обнаружив, что у нее перехватило дыхание. У нее не было времени оплакивать потерянных, пока ей нужно спасать живых.
— Как это случилось? — Турин присел на корточки рядом с кузнецом. Он обнял его за плечи. Кайлал попытался стряхнуть его, но Турин не позволил. — Кайлал.
Остальные стояли и смотрели, как Кайлал обнимает труп Эксара. Яз обнаружила, что ее глаза затуманились, хотя она встречалась с Эксаром всего дважды, да и то мельком. Турин, с другой стороны, рос вместе с обоими мужчинами и знал их всю свою жизнь. Они были семьей. Такие не бросают друг друга из-за какого-то несовершенства. Яз поймала себя на лжи. У Сломанных, возможно, и не было ямы, но они все равно убивали друг друга. Доказательство этого запачкало кровью туннель позади нее.
— Это был Бексен.
Слова застали Яз врасплох. Прошло так много времени с тех пор, как Турин задал свой вопрос, и она забыла, что он был произнесен. Но Кайлал не забыл. Бексен, герант с жестоким лицом и молочным глазом, охранник Пома и его правая рука.
— Мы бежали от налетчиков Пома, когда несколько разведчиков Арки контратаковали. — Слова безжизненно слетели с его губ, голос был глухим. — Я, Джонна и Эксар ускользнули в суматохе. Но Бексен и Тайлар поймали нас у Зеленой Пещеры. Эксар увел меня, пока Джонна сражалась с ними. Он нес меня. Я даже не знал, что его порезали, пока мы не добрались до внешних пещер. Бексен порезал ему ногу, а Тайлар ударила в спину. Я дал ей этот нож через два падения после того, как она присоединилась к нам, и теперь она вонзила его мне в сердце.
Турин покачал головой и медленно встал, проведя рукой по плечу Кайлала:
— Ты пойдешь с нами.
Яз подозвала Турина к себе. Кайлал и дня не протянет на льду. Турин должен это знать. Она направила его в самый большой туннель, который вел из комнаты, и тихо заговорила. Она хотела возразить, что они не могут взять кузнеца, что было бы добрее оставить его для Пома. Но даже когда мысли только формировались, она знала, что это ее собственная версия того, что позволяло Икта бросить своих детей в Яму Пропавших. Среди сокровищ, которые Мать Мазай показывала детям в течение долгой ночи, было изображение, нацарапанное на шкуре пергамент-рыбы, слоистая кожа которой позволяла создавать изображения нескольких оттенков, просто меняя глубину царапин пера. На изображении было лицо старой женщины, ее морщины были вылеплены ветром. Но если ты изменял подход на то, на что глядишь, изображение чудесным образом превращалось в красивую молодую женщину, показанную в то время, когда она тянулась всем телом.
Икта делали с ямой то же самое. Если смотреть на это с одной стороны, то это был необходимый компромисс с суровостью жизни, проведенной на льду. Измени свой подход, и внезапно ты видел ужасное преступление против собственных детей, которых они должны любить больше жизни, невыразимое преступление со стороны общества, которое будут судить по тому, как они обращаются со своими наиболее уязвимыми членами. И в сердце всего хорошего в жизни всех племен притаилась она, порча.
Поэтому вместо того, чтобы рассказать, насколько невозможно взять с собой Кайлала, она сказала:
— Есть части того, кто я есть, которые я хотела бы отделить, как это сделали Пропавшие, и потерять их во льду. Жизнь была бы намного проще, если бы я могла видеть такие вещи вне меня.
Турин покачал головой:
— Когда Теус вернул себе эту последнюю часть себя, у меня не было ощущения, что он добавляет в смесь что-то плохое, или, по крайней мере, что-то более плохое. Несмотря на то, что Пропавшие отсекали только те части, которые, по их мнению, уменьшали их, он почувствовал, что становится более цельным, и, каким-то образом, это было лучше.
Яз ожидала, что Турин будет смущен ее словами или, возможно, оскорблен, учитывая ужасы, которые он так недавно пережил, но вместо этого он удивил ее.
— Ты говоришь так, будто согласен с этим монстром, а не с Пропавшими.
— Теус говорил со мной перед тем, как ушел. Мне кажется, он знал, что я расскажу это тебе, так что, возможно, это было послание тебе. — Турин уставился в туннель, словно пытаясь восстановить слова, словно снова их слышит. — Он сказал, что мы все падаем через наши жизни. Это не начинается, когда ты прыгаешь, и не заканчивается, когда ты ударяешься о воду. Каждый из нас проваливается через свое собственное существование, пробивая дыры в форме себя через дни, через недели, через разговоры. Мы не являемся ни чем-нибудь одним, ни чем-нибудь другим; мы — легион; в каждый день твоей жизни в твоем черепе живет другая Яз. Мы обманываем других, мы обманываем самих себя, мы храним секреты, которые даже не знаем, и придерживаемся убеждений, которые не понимаем. И в этом состоянии глубокого, фундаментального, первобытного невежества мы все еще думаем, что можем лепить из глины самих себя, мы думаем, будто знаем, что надо вырезать, что мы понимаем последствия удаления жадности. Неужели мы так уверены, что нам она не нужна? Разве мы не создаем новых особых демонов, самая страшная черта которых заключается в том, что они действительно считают себя ангелами? Ты говоришь все, что думаешь? Ты делаешь все, что чувствуешь? Любая божественность, на которую мы можем претендовать, сдерживается ограничениями нашей природы. И еще каждый из нас связан своими собственными ограничениями. Называть их всеми страхами — значит делать из нас трусов. Многие из них являются суждениями. Средствами достигнуть равновесия между вредом и пользой, болью и удовольствием, нашими чувствами и чувствами другого, настоящим и возможным… — Турин замолчал, приходя в себя. Он сплюнул, возможно, пытаясь избавиться от вкуса слов Теуса. — Теус — чудовище, но это не значит, что он не прав. Пытаться избавиться от слабости — опасная игра. Никогда не знаешь, что еще ты можешь потерять в такой сделке. — Он покачал головой и выдавил улыбку. — Мы говорим о Кайлале, не так ли? Ты не хочешь брать его с собой.
Яз покачала головой:
— Мы говорим обо мне. Его мы забираем. Я лучше умру, пытаясь нести его, чем буду жить с тем, что оставила его позади.
Ухмылка Турина расширилась, стала более естественной. Он кивнул. Затем, словно для того, чтобы облегчить груз наблюдений Теуса и тяжесть смерти Эксара, сказал:
— Итак, ты не хочешь оставлять его. Я могу понять, почему ты так себя чувствуешь. Он очень хорош собой.
Яз ударила его по руке, фыркнув.
— Ты знаешь, что он любит только мальчиков?
Яз подавила смешок. Ее нервы были на пределе. Оба они были на грани истерики. Она взяла себя в руки и вернулась в пещеру. При виде тела Эксара у нее пропало всякое желание улыбаться:
— Пора уходить. Эррис может нести Кайлала.
Кайлал покачал головой.
— Я могу передвигаться сам. — В том месте, где должны были быть его бедра, культи были плотно обмотаны железом и шкурой, так что он мог тащить себя без повреждений, и его руки были в состоянии справиться с этой задачей.
— Хорошо. Но, если нам нужно будет бежать или двигаться тихо, тебя понесут Эррис или Као.
Кайлал кивнул.
— Что мы будем делать с Эксаром? — мягко спросил Турин.
Кайлал опустил глаза. Он взял тело и подтащил его к небольшому пятну грибов с красными шляпками.
— Боги взяли из него лучшее. Пусть лед заберет то, что осталось.