В Вятке войны нет, но в мире то она идет… Германские уланы.
Уснул Иван быстро, но спал плохо. Вроде и в дороге умаялся, должен был без задних ног почивать…
Всю ночь что-то снилось, обрывочно как-то и сумбурно…
Во сне всё от кого-то убегал, сам даже и не понял от кого. Не один раз просыпался, пить ходил. Голова была какая-то тяжелая и в горле неприятные ощущения чувствовались.
Не заболел ли? Да вроде и нет. Только утром встал не выспавшийся. Холодной водицей умылся – всё как бы почти пришло в норму.
Неотложных дел не было, завтракали не торопясь, а потом уж и стал Ванька Воробьев сестер слушать. Как тут они без него справлялись и какое сейчас житьё в Вятке.
Интересно ему было взгляд близких родственниц узнать на сложившуюся к этому моменту революционную ситуацию. Ну, когда низы не хотели жить по-старому, а верхи ничего с этим не могли поделать. Как-то так вроде им в институте про это рассказывали в прежней его жизни. Тут он студентом стать не сподобился, всё промыслом своим занимался, а потом в кладоискательство ударился…
У сестер прошлой жизни не было, академиев они не кончали, поэтому их рассказы были не структурированы, перескакивали они с места на место, то про цены на еду говорили, то про дрова… Однако, если все их кусочки информации сложить – картина общая и получалась.
– Не веселая тут у нас, Ванечка, жизнь. Всё дорожает. Даже уж летом за четверть молока просили пятьдесят копеек, а сейчас почти рубль ломят. Совсем совести у людей не стало. – первой начала жаловаться на происходящее Александра.
Ничего себе, на острове такой динамики цен Ванька не отмечал. Дорожало всё, но не до подобной степени.
– Закон новый вышел – о мясопустных днях. Государственная Дума приняла и Государственный Совет. Так в газете написано. Сейчас по закону не каждый день мясцо есть можно. Придумали же такую глупость. – это уже Евдокия. Язва была, такая и осталась. Любила власть покритиковать. Хоть господина губернатора, хоть полицмейстера. Сейчас совсем страх потеряла – до анализа деятельности Государственной Думы добралась…
– Дров нет. Что и рубят – всё в Петроград отправляют, а мы тут мерзни. – дошла очередь и до Прасковьи.
С дровами плохо и до Ванькиного отъезда было. Сейчас видно ещё хуже стало.
– Ты, Ванечка, не представляешь, что с этими дровами то творится. Печи то топить надо – не в Африке живем. Народ на Богословском кладбище сначала деревянную ограду вокруг него разобрал на дрова, а сейчас уже деревянные надмогильные кресты домой себе уносят и их вместо дров используют. Такого кощунства мы с роду не видывали. – дополнила Прасковью Александра.
– Батюшка из кладбищенской церкви их стювает, а они его матом кроют и кресты из земли вытаскивают. Как снег сойдет – одни холмики на кладбище только и останутся. – Евдокия тоже от себя добавила.
Во дела. Про такие чудеса Ванька и не слыхивал. Вятская губерния – это почти леса сплошные, а крестами с кладбища уже топят. Господин губернатор то куда смотрит?
– Сахара в продаже нет. Крупчатки нет. Куда всё подевалось? Жужелицы съели? – снова начала язвить Евдокия.
– С осени многие улицы уже не освещаются. Народ в ямы падает или в грязи то и дело купается. Зимой стало полегче – от снега то посветлее. – Александра к Евдокии присоединилась.
Ну да – с освещением даже в Петербурге плохо. Это и сам Ванька видел.
– Дороги не ремонтируют. Городские ассенизаторы свои бочки уже прямо на Александровской площади могут вылить – нет местами за город проезда. – опять удивила Ивана Александра.
Да что всё как будто рассыпаться то начало. А ещё и сама война – того убили, этот без ноги с фронта вернулся, лошадей мобилизовали – хоть на свиньях землю паши.
Сходил Ванька перекурил. Вернулся. Снова стал сестер слушать.
– Жуликов развелось – просто страсть. У Агриппины Лобановой, да ты её знаешь, один мужик швейную машинку дома чинил. Когда ушел – вместе с ним золотое колечко у неё исчезло. Она туда-сюда, а мужика того и след простыл. – Александра ещё одну историю Ивану изложила.
– В Москву и Петроград теперь просто так не уедешь – у городского комиссара разрешение надо брать. Выдает он их только в случае крайней необходимости и почти всем отказывает. Нет разрешения – не можешь билет на поезд купить. – проинформировала Ваньку Евдокия.
Тоже интересно. В Петрограде у Ивана при покупке билета на чугунку никто никаких бумаг не потребовал, а в губерниях опять же свои правила покупки железнодорожного билета.
– Давно такой стал порядок с билетами? – спросил он Евдокию.
– Почитай с октября уже власть такое выдумала. – показала голосом своё отношение к этому нововведения Евдокия. Язва, одно слово.
– В прошлом месяце спекулянтов со спиртом в городе поймали. Продавали его народу из-под полы. Причем, Ваня, всё не наши – греческие и итальянские подданные. Полиция нашла у них девятнадцать корзин и чемоданов с бидонами спирта, а были там ещё и одиннадцать бутылок виски, рома и коньяку. Пуд также сахарина у них изъяли. – это уже Прасковья добавила новость.
Спирт и сахарин – ходовый товар, тут ничего не скажешь. Но вот греков и итальянцев с таким в Вятке раньше тоже не ловили…
– Так, а с бизнесом то нашим как дела обстоят? – городские новости то ладно, Ваньке про своё хотелось узнать.
Сестры запереглядывались, глазки потупили. Наконец, Александра ему состояние их промысла доложила.
– Плоховато, Ваня. Мы уж думали один дом терпимости даже и закрывать, но без тебя не решились. Мало совсем клиентов. Не идут. Мяса то нет, народ на картошку перешел, а с крахмала то только воротнички стоят… – попыталась перевести в шутку невеселый отчет Александра.
Ваньке вдруг ни с того ни с сего вспомнилось, как они дома в деревне крахмал из этой самой картошки делали, а потом с ягодами кисель варили.
– Киселя нет? – к Евдокии он обратился.
– Сварим. – был её ответ. Желается Ивану киселя – будет ему такой.
– Проститутки-одиночки ещё посетителей отбивают. Оголодал народ – за краюшку хлеба солдатиков к себе за рукав бабы тащат. Мужики на фронте, а им детей кормить надо. – продолжала Александра.
Ванька только головой завертел от такой новости.
– Часть наших девок по деревням вернулись – заработки то здесь упали. Так что, всего работниц только на один дом и осталось. – завершила она свой отчет.
– Закрывайте у Евдокии. Избушку на клюшку, а всех переводим к Александре. Там и дом попросторнее и топить все избы не надо будет. Сами говорите, что с дровами проблемы. – подвел черту Ванька.
– Что, обедать теперь будем? – Прасковья на Ивана вопросительно посмотрела.
Тот что-то есть не хотел. Голова у него опять побаливать стала, всё тело как-то заломило, горло першит…
– Полежу я маленько, а вы меня не ждите – ешьте. – ответил он сестре.
К вечеру Ванька закашлял, зазнобило его, одышка появилась. Подхватил он всё же какую-то инфекцию в поезде… Сестер сейчас ещё заразить только не хватало…
В окопах Первой мировой.