Девки гулящие 2

Глава 35. Один очень интересный разговор

Прижизненный портрет Емельяна Пугачева.

При возвращении на Больше-Хлыновскую Ваньку Воробьева ждали не веселые новости. Подвела его под монастырь содержательница Бакулева, что вместо отбывшей с военно-санитарным поездом на фронт Марии одним из публичных домов Ивана заведовала.

Доход дома терпимости и самой Бакулевой значительно снизился и для компенсации этой несправедливости, так Бакулиха посчитала, решила она спиртным в публичном доме поторговать. Прекрасно знала ведь, что нельзя это делать, но жажда наживы мозги куриные затуманила. Думала, что всё сойдет ей с рук, будет шито-крыто.

Наварили ей в деревне самогона, через угольки пропустили, на травках настояли – готов элитный напиток. Найти пустую тару для разлива сейчас не сложно – все пивоваренные производства в губернии на замке, бутылки они не принимают. Разлили, продавать начали, но не долго музыка играла. Это Ванька, то книгу по атлетической гимнастике писал, то в кладоискательство ударился и ничего больше вокруг себя не замечает, а кому положено – глазки востренькие имеет и ушки на макушке. Поймали Бакулиху на горячем – дом терпимости прикрыли, штраф выписали и другие Ванькины заведения на карандаш взяли. Какое сейчас крепким квасом торговать – каждую подаваемую чашку чая впору на наличие алкоголя проверять, а то как бы чего не вышло…

Тут ещё к тому же девок содержать дороже стало. Деревня цены на продовольствие подняла, за мануфактуру тоже магазины три шкуры дерут. Дрова, такое впечатление, из палисандрового дерева, судя по тому сколько за них просят…

Цены за любовь и охи-вздохи эротические пропорционально увеличить не получается – на низком уровне находится покупательная способность населения. Вот тут и веди бизнес, как хочешь изворачивайся.

Лошадку Воробьевых и ту грозятся на театр военных действий забрать – пешком Ваньке и сестрицам скоро ходить придётся.

Ваньке же всё это стало по барабану. В голове его только древние сокровища и клады, давно умершими людьми в земле запрятанные. Словно с ума сошел, сестрицы чуть ли не в голос ревут – Ванечка, делами займись, а то так скоро по миру с сумой пойдем.

Ванька же со статистиком картами обложились, бумажками какими-то замусоленными, газетными вырезками чуть не столетней давности и знай себе в сумасшествие свое коллективное погружаются.

Клад они Емельяна Пугачева ищут, им не до мелочей сейчас.

Посиделки же эти бурные за закрытыми дверьми Ваньки Воробьева и статистика определенную предысторию имели.

В одна тысяча восемьсот семьдесят втором году в «Вятских губернских ведомостях» маленькая заметка была опубликована. Сообщалось в ней о находке очередного кладового камня на территории губернии. Да не какого-нибудь, а с клада Емельяна Пугачева. Почему Пугачева – не понятно. Когда сей клад прятали Емельян Пугачев даже рядом не стоял, а неизвестно где находился.

Писал автор заметки, что в народе давно ходят предания о кладах, упрятанных сподвижниками оного бунтовщика во время преследования восставших правительственными войсками. Побасенки эти особенно распространены на востоке Вятской губернии – в Глазовском уезде от села Мудровского, Малой-Суны до Великорецкого. Поговаривают о живших здесь в старые времена разбойниках и скрытых в этой местности награбленных ими деньгах. Разговоры эти усилились, когда двадцать лет назад, в пятидесятые годы девятнадцатого века, был найден пугачевский кладовый камень. Обнаружила его крестьянка из деревни Политенки близ села Верхосвятицкого Глазовского уезда.

В заметке говорилось, что на камне вырезан завет – текст, рассказывающий, где и кем зарыт клад и приведено заклятие на охрану сокровища от посягательств. Так же на данном камне сказано, как исполнить завет и снять с клада заклятие, дабы он безопасно для находчика дался в руки.

Камень поменял нескольких владельцев, был передан вятскому губернатору, а уже от него попал в Вятский публичный музей.

Времени с выхода заметки прошло уже много. Пылится ли данный камень до сих пор в музее, а может его как дирхемы уже кто-то домой унес? Это Ваньке такая мысль в голову пришла, когда в своем рассказе статистик закончил про заметку в газете говорить.

Озвучил свой вопрос Ванька Воробьев статистику, внимательно проследил за его невербальной реакцией – словами то можно сказать одно, а язык тела тебе совершенно о другом кричать будет…

Надо сказать, закрались у Ваньки некоторые смутные сомнения после ответа служащего комитета о том, что данный камень в целости-сохранности в витрине вышеназванного учреждения культуры находится, поиски с его помощью велись, но ничего до сих пор не обнаружено. Что может, данный камень – очередная поделка шутников, желающих доверчивый люд и ученых в заблуждение ввести. Что зря статистик Ваньке про этот камень рассказал, это очередная его полузавирательная история – реальные факты, сдобренные сомнительными домыслами.

Ванька строго на статистика поглядел – кончились мол шуточки-прибауточки, со всего маха в лоб ему залепил и в чувство затем холодной водицей привел. Как статистик соображать начал, велел Ванька ему колоться до самого того места на котором люди на стуле сидят и больше дурака не включать. Насквозь он без рентгена межеумка видит и прикопает его на раз-два на бережку Хлыновки если ещё подобное повторится.

Не сразу, ещё пришлось на статистика Ваньке нажать, но начал он излагать про Пугачевский клад уже по делу. Долго и скрупулезно служащий статистического комитета в этом отношении копал, собирал материалы где только можно и есть у него уже определенные результаты. Ваньку в товарищи он берет, учитывая сложившиеся безвыходные обстоятельства, но находку уже пополам делить они будут. Тут статистик ни на шаг не отступит, хоть его режь на части. Всё сейчас он Ваньке расскажет, все карты на стол выложит.

Ванька про себя опять же подумал – надо будет, и на части порежем…

Суворов лично конвоирует пленного Пугачева в Москву на казнь.