Глава 51. О вреде зимнего кладоискательства

Вокзал, где лопата была уворована.


Вы думаете полоса неприятностей у Ваньки Воробьева закончилась? Три раза ха-ха.

Приходят к нам проблемы и неудобицы иногда одна за другой. Так и с Ванькой произошло.

Господин статистик куда-то пропал. Ванька его уже за своего считал, за стол приглашал, а тут от него ни слуху, ни духу… То каждый день он на Больше-Хлыновскую приходил, а вот взял и как сквозь землю провалился.

Как уже нам, но не Ваньке, известно, что вещий сон служащего статистического комитета всё же посетил. Сейчас знал он место нахождения клада Пугачева. Каморку статистика заполнил алмазный дым с вкраплениями частиц золота, мозг его был отравлен приемом внутрь настойки мухомора, на фоне скудного и не регулярного питания политура тоже вложила кирпичик в общее дело и стало лишенцу монопенисуально. В отношении – теплого времени ждать или прямо сейчас за сокровищами отправиться.

Пересохшее горло было увлажнено чуть ли не целым стаканом – столько оставалось содержимого в бутылке с мухоморным настоем. С радости великой горемыка запамятовал, что содержит сия емкость не разбавленный аквой спиритус вини, а чудодейственный грибной настой.

После этого море стало по колено, летние туфельки заняли место на дырявых носках, пальто на рыбьем меху очутилось на своем законном месте. Пешком, денег на извозчика не было, господин статистик добрался до вокзала, терпеливо дождался поезда в нужном направлении. Да, ему ещё хватило ума разжиться на вокзале лопатой. Последняя первоначально находилась в какой-то маленькой комнатке рядом с кассами. Там же имелись метлы, ведра, ломы, ещё какой-то инвентарь. Ведра в комнатке были обычные, не конусообразные. Это позднее их такими стали делать, когда народ совсем страх потерял и начал тащить всё, что под руку попадало, перемещать из общественного и государственного в личное. Господин статистик случайно в данную каморку попал, когда ждал поезд и от нечего делать везде совал свой нос.

В вагоне на пассажира со странным багажом поглядывали искоса, но никто ему и слова не сказал. В уездном городе он напросился в попутчики к доброму крестьянину и почти до места добрался не пешим ходом, а в санях, которые везла лошадка местной вятской породы.

Остаток пути статистику пришлось уже преодолевать на своих двоих. Куда ему было нужно, туда никто не ездил. Плохое о той местности говорили, да и по соображениям секретности служащий статистического комитета предпочел к цели своего путешествия в одно лицо добираться.

Дошел, по сторонам осмотрелся. Вроде и здесь. Во сне действо в летний период разворачивалось, а тут – зима. Туда-сюда прошелся – оно.

Снег стал откидывать, площадку над кладом очищать. Ноги давно кладоискатель уже не чувствовал, а тут руки ещё заколели… Лопата помогала плохо – неправильная попалась, железнодорожная. Снег убирала медленно, была тяжела и не ухватиста.

Грибная настойка уже почти вся выветрилась, эйфория схлынула, мороз крепчал, а солнышко в свою кроватку спать укладывалось…

Черенок из негнущихся пальцев выскользнул, статистик на месте потоптался, на закат глянул и стало до него доходить наконец, что дело плохо. Замерзнет он тут, волки, а их по военному времени в губернии что-то очень много стало, ночью его останками полакомятся, всё до последней косточки сгрызут… Да было бы что есть – хороший баран больше статистика на весах потянет.

Трезв стал господин служащий статистического комитета вмиг так, как уже, наверное, лет двадцать не был. Жить ему захотелось по самое не могу. Хоть и была она не веселая, то тут болело, там стреляло в периоды между приемом алкоголя, но была она своя, родная и единственная, жизнь то статистика.

Как те волки, пока которые не пришли, огласил звуками окружающую природу чиновник из Вятки. Один раз, второй, третий…

Чудо тут произошло. Хоть и говорят, что их не бывает. Мужики местные на речку за рыбой ходили. Как раз в это время домой уже возвращались. Услышали стенания статистика и спасли его от смерти лютой. На горбу пришлось горожанина тащить – сам он уже идти не мог. В деревне уже отогревали его внутрь и наружно. Доктор из времени попаданца их действия бы не одобрил, но они ж от всей души и доброго сердца старались – как их самих научили такие же темные в научной медицине предки.

Жить какое-то время статистик ещё будет, а вот улыбаться едва ли… Пока это он сам ещё не понял, и его спасители тоже в данной мысли не утвердились. Как маленько в себя пришел – в город засобирался болезный, но ни встать на ноги не может, ни в руки ничего взять. Уши уже по кусочкам отваливаются, а всё местных мужиков и баб советы не слушает, в Вятку рвется…

Спросили его жители деревни – куда в город то надо, к кому? Объяснил, на Ваньку сослался, денег посулил, что тот даст за спасение его важной персоны. Статистик, он может быть убедительным, заговорит кого хочешь.

Поверили. Привезли на Больше-Хлыновскую. Времени и денег не пожалели.

Определили горемычного статистика в свободную комнатку в публичном доме. Ванька за частнопрактикующим врачом послал. Тот обмороженного осмотрел, про себя подивился, что тот ещё жив. Руки умыл, денежки от Ваньки с благородством принял и посоветовал за священником послать.

Порошки ещё оставил. Когда Ванька про их состав спросил, перечислил ингредиенты.

Так. Такие вещества во времени попаданца в хосписе назначают. Помогают они облегчить последние страдания.

Ванька ещё раз доктора поблагодарил, до саночек проводил. К статистику вернулся. Сел рядом.

– Допрыгался? – к лежащему на кровати обратился.

– Похоже. – тот на него всё понимающе посмотрел…

Паровоз, что по просторам Вятской губернии всё что надо возил.

Загрузка...