Мотрисса оторвалась от насыпи и почти бесшумно заскользила по эстакаде, заставившей Анджея вспомнить марсианский рейлер. Провалившаяся вниз поверхность планеты из саванны с редкими деревьями и кустами превратилась в сплошной густой темно-зелёный лес, в котором изредка мелькали небольшие озёра и расчищенные поля. Потом чуть ли не в сотне метров внизу блеснула синева довольно широкой реки. Мотрисса начала плавно сбавлять ход.
— Пошли на выход, — скомандовала Ильма. — Здесь очень короткая остановка.
Они едва успели дотащить рюкзаки до тамбура, когда мотрисса затормозила окончательно. Ильма нажала светящуюся зелёную кнопку, и двери открылись, а часть пола тамбура уехала куда-то внутрь, открывая крутую лесенку. По ней наши герои спустились на низкий перрон — пространство, огороженное каменными плитами и засыпанное щебёнкой, которое поднималось выше уровня рельсов от силы на десять сантиметров.
Чуть дальше от рельсов стоял маленький домик с вывеской «Bro på Dalia»[36]. Около домика их ждал мотоцикл с коляской, за рулём которого сидел, как сначала подумал Анджей, мальчик-подросток примерно курса второго старшей школы. Однако, присмотревшись, он понял, что это девушка и, видимо, всё же несколько постарше.
— Здравствуй, Тири! А я думала, ты загонишь сюда глайдер, — поприветствовала её Ильма.
Девушка задумалась.
— Знаешь, пожалуй, глайдер вполне пройдёт по этой дороге. Но проще было одолжить мотоцикл у деда Ниссе, тем более груза у вас не так много.
Ехать вниз по долине пришлось довольно долго. Если железная дорога пересекала долину по прямой, то колёсная, очень неплохого качества, отсыпанная гравием, прихотливо извивалась между опор эстакады, иногда отклоняясь от неё чуть ли не на километр в сторону. В конце концов мотоцикл прогрохотал по деревянному мосту почти стометровой длины и въехал в деревню, расположенную на довольно крутом откосе над рекой.
— Зачем такой длинный мост? — спросил Анджей. — Вроде я не видел под ним никакой реки. Только парочка озёр внизу.
— Это сейчас там нет никакой реки, — пояснила водительница мотоцикла. — А как пройдут дожди, Далия поднимется метра на три, и будет широченная протока.
Они поставили мотоцикл около одного из домов. Тири постучала в окошко, перекинулась парой слов с хозяином (видимо, не только дома, но и мотоцикла), а потом все трое спустились по крутому откосу к реке, где на покрытом травой пологом бережку стоял… нет, лежал… нет, всё-таки стоял широкий плоский катер с воздушным винтом в кольцевом обтекателе на корме.
Анджей подумал, что сейчас ему придётся взять на себя основную часть работы по спихиванию этой штуковины на воду. Но Тири жестом предложила размещаться, и Ильма решительно полезла в катер вместе с рюкзаком. Журналист последовал её примеру. Когда они устроились, хозяйка катера завела мотор, и судно с лёгким гудением приподнялось над травой, а потом плавно тронулось с места и съехало в реку.
Река была внушительной. С железнодорожного моста она не производила такого впечатления, но вблизи оказалась не меньше Дуная в Вене. Да и текла, кстати, ничуть не медленнее, хотя местность, которую они пересекли по железной дороге, производила впечатление равнинной. Впрочем, равнинность её оказалась довольно относительной: через пару часов движения вверх по течению долина сузилась, берега ощетинились скалами, и река превратилась в довольно бурный поток. Глайдер взбирался по быстрине, почти не снижая скорости, поскольку скользил над водой, а не по воде. Водоизмещающему судну пришлось бы гораздо туже.
Но вот быстрина кончилась, и глайдер вплыл в безбрежное море высокого тростника, торчащего из воды выше человеческого роста. Через это огромное болото пролегали открытые протоки. Разумеется, ширина каждой из них была несравнима с шириной русла ниже порогов.
— Это болото называется Ованфорсар, «Над порогами», — сказала Ильма. — Здесь живет весьма необычный народ.
Тири сбавила скорость, поскольку теперь приходилось петлять по извилистым протокам. Арктур уже перевалил зенит, когда в просвете среди зеленеющих тростников вдруг мелькнули жёлтые хижины. В спину Анджею ударил поток воздуха от включённого на реверс воздушного винта, и глайдер, плавно развернувшись, ткнулся во что-то вроде очень толстой циновки, изображавшее здесь набережную.
Стоило Анджею ступить на эту, если можно так выразиться, шаткую почву, как раздался почти забытый им звук — откуда-то из-под хижин выметнулись несколько мелких лопоухих собак и начали с лаем прыгать вокруг пришельцев. Анджей присел на корточки и протянул руки к собакам, и через минуту они, отталкивая друг друга, уже напрашивались на ласку. Все собаки были вислоухие, похожие на спаниелей или мелких сеттеров.
На лай собак из хижины появился старик с длинной бородой, одетый в рубаху и шорты из какого-то странного материала.
— А ты, парень, их не боишься, — с уважением сказал он. — Но у нас в болотах ты никогда не бывал. Где же ты с ними познакомился?
— Я с Земли. Которая под Солнцем, — уже привычно уточнил землянин. — А там у нас собак больше, чем у вас на Лемурии кошек. Меня как раз удивляло, что здесь у вас стада пасут кошки и добычу охотникам таскают тоже кошки.
— Тут на суше растёт такая травка, называется хундесдод. Собака не может удержаться, чтобы её не съесть, и после этого быстро умирает. Эта травка не растёт только у нас в болотах, поэтому мы и можем держать собак. А кошки? Пф-ф-ф. Не любят они сырости, не любят.
Тем временем Ильма прощалась с водительницей глайдера:
— Примерно в пятницу мне будет нужен транспорт из Ованфорсар вверх по течению.
— Скорее всего, в следующий раз я пойду вверх в четверг. А потом в следующий понедельник. Так что, если в четверг к этому времени завершишь тут свои дела, звони.
Глайдер задним ходом отошёл от тростникового мата, развернулся и, набирая скорость, скрылся за поворотом протоки. Ильма повернулась к Анджею, вокруг которого, кроме собак и деда, уже столпилась куча местного народу.
— Ага, человек с суши, который умеет разговаривать с собаками, здесь — событие.
— А где мы тут будем ставить палатку? — спросил её Анджей, отрываясь от собак.
С местом для палатки и в самом деле были проблемы: деревня располагалась на плоту из связок тростника, и тростниковые хижины занимали почти всё место на нем.
— Увы, здесь негде, — ответила Ильма. — Придётся пользоваться гостеприимством местного населения. Кстати, помни, что я говорила тебе про обычаи гостеприимства в таких общинах.
Анджей помнил. Поэтому его совершенно не удивило, что в качестве проводника к нему приставили девушку по имени Лив, на глаз лет этак двадцати. Вместе с ней Анджей облазил всю деревню, а также насыпной песчаный островок, на котором располагалась кузница и загон для скота.
В отличие от хыгра Айол, где горцы, живущие в саклях совершенно средневекового вида, пользовались компьютерами, электрохлебопечками и водопроводом, здесь царил самый настоящий примитивизм. Коммуникатор был один на всю деревню. Солнечных батарей и светодиодов — несколько больше, но всё равно наличие электричества в каждом доме здесь не считалось необходимым. Пластмассы не было вовсе. Правда, из болотной руды тут делались весьма совершенные железные изделия, гончарное дело тоже было на высоте. Поделочную древесину местные жители, видимо, добывали где-то за пределами болота, но и деревянных вещей у них хватало. Но что действительно поразило Анджея, так это количество разных мелких бытовых автоматов — приспособлений из дерева, рыбьей кожи и гончарной глины, которые делали такие вещи, для которых цивилизованному человеку понадобился бы как минимум процессор.
Обитатели болота питались рыбной ловлей, сбором какого-то дикорастущего зерна с растения, похожего на рис, и разведением длиннорогих коров, которые с удовольствием возились в болотной грязи, переплывали протоки и ели тростник. Перемещались жители болота на связанных из тростника лодках, а одевались в одежду, сшитую из чего-то вроде папируса.
Единственное, что было непонятно Анджею — как эта первобытность сочетается с современным уровнем медицины. Впрочем, почти тут же он увидел, как именно. Когда они с Лив осматривали гончарную мастерскую, снаружи донёсся голос Ильмы, сердито кого-то отчитывающей:
— Что? Почему она ещё здесь? Ты же два месяца назад определила, что беременность у неё протекает ненормально. Тебе врач что говорила? Отправляй её в Боотисский госпиталь на сохранение. Тогда это было совсем без риска, сейчас уже есть некоторый риск, но пока ещё можно. Завтра вернётся Тири, сажай её к ней в глайдер, и через сутки она уже будет в Боотисе. Да, я знаю, что её придётся три месяца содержать в городе. Да, я знаю, сколько стоит билет на мотриссу, сама его вчера покупала. Но если что пойдёт не так, санрейс флиттера с реанимационной бригадой встанет в пять раз дороже. И за санрейс потом придётся расплачиваться вашей общине. А сейчас мы что-нибудь придумаем. За содержание скеттерлинга в госпитале заплатит король, у него есть благотворительная программа на эту тему. Потому Ванесса и рекомендовала отправлять её в Боотис, хотя вы и не из его региона. А вовсе не только потому, что с Карбазом у вас нет прямого сообщения, нужно выходить из мотриссы в Лертёнгарте и дальше лететь самолётом. В принципе, Лертёнгартский госпиталь тоже вполне нормально оборудован для таких случаев, но в Боотисе проще получить субсидию. С Тири вы договоритесь как-нибудь, а денег на мотриссу я вам дам.
— Что у вас здесь за шум? — спросил Анджей, выйдя из хижины и обняв Ильму за плечи.
— Понимаешь, Анджей, тут такая ситуация: обычно оплата медицинских услуг — дело муниципальной общины. Экстренные вызовы и санрейсы тоже, кстати, надо оплачивать. Но здесь скэттер, муниципальной власти как таковой нет, а местная община — вот эти три хижины, да ещё пяток таких же деревень, которые нам нужно объехать завтра-послезавтра. Денег у них практически нет, они живут натуральным хозяйством. Даже билет на мотриссу до Боотиса — это сумма, которую вся община зарабатывает хорошо если за год. Медицинской страховки тоже никакой нет, так как страховые компании работают только с теми скэттерными поселениями, у которых есть хоть какие-то регулярные доходы. Поэтому местные жители тут постоянно норовят пустить дело на самотёк. Лечат местными травами и не более того. Правда, Эва, — Ильма указала на пожилую женщину, к которой и была обращена её тирада, — умеет пользоваться всякими медицинскими датчиками к коммуникатору, и с её помощью Ванесса Райше, врач, отвечающий за этот район, может удалённо ставить диагнозы. Обычно все специалисты, кто здесь более-менее регулярно появляется — я, экологи, Ванесса, — обязательно устраивают всем местным жителям что-то вроде диспансеризации. Чтобы не запускали. А тут девочка с патологией беременности. Уже седьмой месяц, между прочим. Её надо было отправлять в госпиталь ещё два месяца назад. Но эта девочка всю жизнь прожила в Ованфорсар, у неё даже коммуникатора нет. Наверное, у Ванессы есть какая-нибудь её биометрия или даже сиквенс генома, но это и всё. Для цивилизованной бюрократии человек не существует. Поэтому доставка её в госпиталь будет той ещё операцией. Кто-то, скорее всего Тири, должен довезти её до станции Далийский Мост и посадить в мотриссу, сдав на руки проводнику и купив ей билет. Кто-то должен встретить её на вокзале в Боотисе и довезти до госпиталя. Кто-то должен оформить всё, что необходимо, чтобы её содержание в госпитале оплачивалось из благотворительного фонда, — неожиданно она ухмыльнулась. — Хотя я знаю, кто это, скорее всего, будет. Лиззи Меретикс, которая на церемониях обычно держательница правого опахала, или Виола Паччиоли, которая держательница левого. Если гвардейцы Аслана — на самом деле отряд спасателей быстрого реагирования, то прочие придворные как раз бегают по всяким таким делам. Вернее, на придворные должности он приглашает наиболее отличившихся волонтёров. Это и отличие, и возможность посвящать благотворительным делам большую часть времени, получая за это вполне достаточную зарплату.
— Это как? — удивился Анджей. — У вас же тут есть какое-то обязательное образование. Мара что-то рассказывала про экзамены на разные гражданские права, в частности, на право заводить детей. Если человек не существует для цивилизованной бюрократии, у неё не отберут ребёнка?
— Отобрать ребёнка у матери?! — хором ужаснулись Ильма и Эва. — У вас что, на Земле до сих пор бывает такое?
— Проблемы у неё, конечно, будут, — пояснила этнограф. — У неё не сдан экзамен на право свободного перемещения в городе, который горожане обычно сдают в дошкольном возрасте. Равно как не сдан экзамен по обращению со скафандром, который твоя Мара, наверное, сдала ещё до того, как поступила в юнги, экзамен на самостоятельное передвижение в зимней тайге, который на Лемурии вообще мало у кого есть, потому что не бывает зимы, нет прав на управление никаким летательным аппаратом и много чего ещё. Поэтому ей и нужны сопровождающие, чтобы добраться до госпиталя, и кто-то, кто возьмёт на себя всякие бумажки. Но здесь, в болотах, она вполне дееспособна. Вообще на эту тему лучше пообщайся с Лив, у неё примерно такой же бэкграунд. А у меня тут ещё полно народу, который специально отложил свои дела, чтобы поговорить. А завтра с рассветом я хочу уже отплыть отсюда в соседнюю деревню.
Естественно, Лив всё это слышала. Вообще скрыть что-либо на этом маленьком тростниковом плоту было невозможно. На надувной жилой палубе трампа-тысячетонника и то раз в сто больше приватности.
— Ты умеешь грести? — вдруг спросила она, когда Анджей повернулся к ней. Журналист кивнул. — Тогда поедем, настреляем уток к ужину. Сидя в деревне, болота не поймёшь.
Она вытащила из хижины лук со стрелами, отвязала узенькую тростниковую лодку и свистнула одной из собак. Та привычно прыгнула в лодку и устроилась на носу.
— Ты садись на корму и греби, а я буду стрелять, — скомандовала девушка.
Впрочем, поначалу она тоже вооружилась коротким однолопастным веслом. В два весла они быстро отплыли от деревни, и та скрылась за зарослями тростника.
— У вас тут учатся в школе? — первым делом спросил журналист.
— Конечно. Только школа не в нашей деревне, а в Сивской Стрелке. Полчаса на лодке. Там плот больше, и вообще там у нас центр общественной жизни. Туда народ собирается на всякие праздники, на танцы, там же и школа. Вы с Ильмой, наверное, завтра туда поплывёте. Или послезавтра.
— Меня просто поразило, что вы обходитесь одним коммуникатором на всю деревню.
— А зачем больше? Кино смотреть? Так я лучше в Сивскую Стрелку сплаваю и на большом экране посмотрю. Там можно смотреть кино в компании, а потом ещё поболтать. Какой смысл смотреть кино в одиночку?
— Книжки читать, искать всякие полезные рецепты и советы.
— Наше болото уникально, второго такого нет. Поэтому советы и рецепты из другого места вряд ли окажутся для нас полезными. Правда, дядя Юхан, кузнец, так не считает. Вон его кузница, — Лив показала на насыпной островок в болоте, на котором стояло сооружение, на первый взгляд производившее впечатление монолитного бетона, а при более внимательном рассмотрении оказавшееся глинобитным. — У него там есть большой планшет, и он постоянно что-то обсуждает с кузнецами из других общин.
В этот момент собака, до того спокойно лежавшая на тростниковой палубе перед девушкой, вскочила, опершись передними лапами на высоко задранный форштевень лодки, и начала принюхиваться.
— Тс-с-с, — скомандовала Лив, отложила весло и начала жестами указывать, куда следует вести лодку.
Анджей грёб, стараясь шуметь как можно меньше. Однако получалось плохо — грести он учился на мысу Алуг, где всё время гулял океанский ветер, и даже в укромных проходах между скалами била о берег какая-никакая волна, поэтому Тим не придавал никакого значения соблюдению тишины.
При очередном гребке весло громко плеснуло — и тут же из зарослей тростника поднялась стая уток. Лив спустила тетиву, потом ещё раз, выхватила третью стрелу, но тут же опустила лук — птицы уже улетели очень далеко. Собака прыгнула в воду и поплыла туда, где в заросли упала пробитая стрелой утка. Через несколько минут она вернулась, таща добычу в зубах, и поплыла за второй.
— Двух нам, пожалуй, мало, — сказала охотница. — Поищем ещё стаю.
Она опять вооружилась веслом, и Анджей понял это как возможность продолжить разговор.
— А бывает так, что люди уходят от вас куда-то в другие места?
— Конечно, сплошь и рядом. Вот мой младший братишка сразу после школы сбежал. Сейчас работает на железной дороге помощником машиниста. Нашёл себе девушку из городских, купили домик в Вакрахамнене. Приезжал как-то с ней сюда, показывал, как охотятся на уток с собакой. Хорошая девочка, и стреляет неплохо. Правда, не из лука, а из пневматики, но для горожанки и так сойдёт. А вот наоборот — ни одного случая не помню. Чтобы нравилось жить на болоте, надо на болоте родиться.
— А чего вы не пользуетесь пневматикой? Ведь, как я погляжу, ваши кузнецы в состоянии её не только починить, но, пожалуй, и сделать.
— Покупать надо. Конечно, пороховое ружье обошлось бы дороже, чем пневматика, но всё равно надо покупать и ружье, и пули — ну негде у нас тут свинец взять, — и всякие прокладки, которые изнашиваются. А значит, нужны деньги. А для того, чтобы появились деньги, надо что-нибудь продать. Сейчас мы продаём немного лекарственных трав, и этого хватает на оплату связи и тех немногих коммуникаторов, которые у нас есть. Это нормально — платить деньгами Большого мира за то, что используется для связи с Большим миром. А платить деньгами за то, что используется для добычи уток на болоте… Уток на болоте надо добывать тем, что даёт болото.
— А как твой брат устроился во внешнем мире, если у него не было документов?
— Обыкновенно. Все же знают, что такое скэттер. Приходит парнишка в Подмостье и говорит: я, мол, из Ованфорсар, хочу устроиться подмастерьем в Большом мире. Ему говорят: давай, сдавай экзамены на бета-лист. Он сдаёт и получает бета-лист. А пока сдаёт, кто-нибудь в деревне даст ему место в доме. С Норой то же самое будет — пока она там лежит в госпитале, три раза успеет сдать всё, что надо. А здесь у нас община маленькая, все и так знают, кто на что способен. Зачем бумажки разводить?
Когда была выслежена ещё одна стая уток, и ещё три птицы заняли своё место на палубе лодки, Анджей спросил:
— А тебя не удивляет, что я вот так выспрашиваю всякие мелкие подробности вашей жизни?
Ответ Лив слегка шокировал его:
— Но ты же сегодня ночью оставишь во мне своё семя. Ты имеешь право знать, как будет расти твой ребёнок, если он получится.
Анджей подумал, что такое серьёзное отношение к обычаю спать с гостями с целью прилива свежей крови, как и принцип «дары болота надо добывать тем, что даёт болото» — что-то вроде местной религии. На следующее утро, когда они с Ильмой на такой же тростниковой лодочке перебирались в соседнюю деревню, он спросил об этом свою спутницу.
— В чём-то ты, конечно, прав, — ответила она. — Эти принципы — краеугольный камень местной культуры. Но я бы не стала называть это религией, культура совершенно не обязательно бывает основана именно на ней. На культуру, основанную на религии, мы посмотрим в четверг. А это очень прагматичное сообщество, чем-то похожее на земных европейцев конца XX — начала XXI века. У тех тоже были исходно вполне практичные принципы — демократия, свободный рынок, правовое государство. Но они возвели их в абсолют, что в конце концов привело к очень неприятным вещам.