День дурака

Глава 4. "Вспомни свое имя".

- Охохонюшки! - Лапин старательно, обеими руками поднял неимоверно тяжелую голову, которая так и норовила упасть на грудь.

- Плохо? - Вязов смотрел на историка с хорошо спрятанным сочувствием. Во всяком случае, Валере хотелось так думать.

- Больше не пью, - мрачно объявил он.

- Ага. Из мелкой посуды. Хоть сто грамм, но из ванны, - поддакнул Степан.

- Как я умудрился так ужраться? - в мутных, больных глазах Лапина медленно просыпался чисто научный интерес, - ведь в местном вине и градусов-то нет!

- В вине - нет, - подтвердил Степан, - только кто тебе, друг любезный Валера, сказал, что пили вы именно вино?

- А что... нет? Не только? - изумился Лапин.

- Ну, начали вы с вина. Потом Марх сказал, что "после такого" будет истинным благом пропустить по стопочке "слезы заступника". Колдун немедленно сбегал в храм, притащил здоровенную бутыль самогона, литра на два, и вы ее втроем "усидели" со скоростью звука.

- Втроем? - не на шутку озадачился Валера, - а ты где был?

- Ну, должен же был остаться хоть кто-то, чтобы предать тела земле, - пожал плечами Степан.

Лапин молча, с непритворным страданием, исказившим лицо, свесился с... ложа. Наверное, так. Как еще следовало называть сооружение размером три на три, на которое нужно взбираться с помощью стремянки? Банальное и пошлое "кровать" здесь никак не подходило.

Сползая, Валера поскользнулся, и чуть не приложился о каменный столик в изголовье - такую массивную дуру, вшестером не двинуть. Рядом обнаружился довольно глубокий тазик с водой и историк с мрачным наслаждением, заткнув пальцами уши, макнул туда свою недееспособную головушку. Потом еще раз. И еще.

- Помочь? - поинтересовался Степан, когда Лапин вынырнул из тазика в очередной раз.

- Справляюсь, - буркнул тот, - А... чем ты хотел помочь?

- Ну, если ты топишься, то подержать.

- Добрый ты, - скривился Валера, - нет, чтобы посочувствовать умирающему товарищу, который вчера принял на себя основной удар туземного гостеприимства... А - почему втроем? И кто такой Марх? - с опозданием дошло до него.

Степа покачал головой, достал из кармана куртки какой-то белый мешочек, похоже, с порошком и, высыпав его содержимое в кружку с водой (она нашлась тут же), сунул историку.

- Не буду я пить всякую неизвестную науке дрянь, - с некоторым опозданием возмутился Валера, - да еще из твоих рук! Что это?

- Яд. Цианистый калий. Мгновенная смерть.

- Что мгновенная - точно?

- Как в банке, - заверил Степа, посмеиваясь про себя.

- Тогда - давай, - передумал ученый, - лучше смерть, чем такая неуправляемая байда на плечах.

После "цианистого калия" историку полегчало настолько быстро и радикально, что он объявил:

- Я точно помер и в раю! Спасибо, друг, твой милосердный поступок я никогда не забуду. А не мог бы ты оказать мне еще одну услугу?

- Проводить до бассейна?

- А тут... есть? Бассейн? - Валера вытаращил глаза, - Ты серьезно? Вот прямо тут, в доме, можно выкупаться в теплой воде?

- В теплой - вряд ли. Ее же сначала греют, а целый бассейн нагреть - это не пять минут. Но, похоже, здесь лето, так что не простудишься.

- Идем, - решил Лапин, - ты покажешь мне дорогу к бассейну, а по дороге расскажешь, кто такой Марх, где ты взял этот чудодейственный порошок, почему за водкой надо бежать в храм и по какому, собственно, поводу был вчерашний банкет. Чувствую, я пропустил кучу интересного.

...Отмокая в бассейне, Лапин потихоньку приходил в себя. Оно бы ничего, но его сознание оказалось компанейским, и, возвращаясь в тело, заодно прихватило с собой стыд и совесть.

- А потом вы решили, что мало, и надо бы добавить, - спокойно, и даже несколько отстраненно излагал Степан. Он сидел на бортике бассейна, подвернув брюки, и болтал в прозрачной, даже голубоватой воде ногами, - и попытались меня, как самого трезвого, послать за добавкой. Понятно, что я вас тоже... послал. Гораздо дальше. И тогда за добавкой вы пошли сами. Все вместе. Почему-то никому не пришло в голову, что тут есть какие-то специальные парни, типа - слуги. Как вы со скамейки вставали, через двор шли, а потом ворота искали - не могли из трех калиток выбрать, какая ваша - песня! Спорили до хрипоты...

- А там... и в самом деле три калитки?

Степа посмотрел на ученого так выразительно, то тот стушевался и нырнул поглубже в приятно-прохладную водичку.

- Наконец вы пришли к консенсусу и, таки, выбрались на улицу. Я, как дурак, потащился с вами, пытаясь тебя увести... Хотя почему "как"? В общем, ни черта у меня не вышло. Вы, как солдаты вермахта, целеустремленно промаршировали в таверну, где два часа назад чуть не пришибли пацана... Там уже закрывали. Этот парень, чародей, начал скандалить, что он тут, вообще-то, самый крутой, и если ему немедленно, сейчас не вынесут вина, он подожжет эту забегаловку щелчком пальцев. Вышел хозяин, попытался вас урезонить, но Трей так разошелся, что тому пришлось кликнуть вышибал. Вышли двое ребят; и так лбами можно дубовые доски ломать, да еще с палками! Я, честно, подумал - все, трындец тебе, историк. Но тут наш заплечных дел мастер пропихивается вперед, этак грозно сдвигает брови и поднимает руку примерно на уровень подбородка. Уж что он там за знак сделал - не знаю, не усмотрел, только трындец настал им и их забегаловке.

- Правда, что ли, спалил, - ахнул Лапин.

- В гробу он видел их палить. Это же не прикольно! У них дубинки из рук вырвались и пошли добрых молодцев по бокам охаживать. Сами! Как в русских народных сказках, честное слово. Я сдуру поближе сунулся, чтобы на такое чудо взглянуть, да только у этого оружия массового поражения, видимо, распознавателя не было по системе "свой-чужой"...

Историк, слушая Степу раскрыв рот, на последних словах смутился.

- Да отмахался я, - посмеиваясь, успокоил его Вязов, - они хоть и ловкие, быстрые, а башка-то деревянная. Никакого понятия о тактике ближнего боя. Я их, обоих, поймал, да связал ремнем. Они, правда, и после этого дергались, добавить рвались, но Марх их успокоил.

- А что дальше-то было, - поторопил Лапин, переживая, что такой великолепный "материал" прошел мимо его сознания.

- Пока мы ловили разбушевавшиеся дубинки, хозяин таверны сбегал за местной полицией и появился уже с полудюжиной парней без чувства юмора, зато с кучей холодного оружия: мечами, топорами...

Лапин побледнел, а Степа, пожимая плечами, продолжил:

- Те то ли поумнее вышибал были, то ли поопытнее. Когда увидели "хулиганов", первым делом ножны ремнями стянули, а уж потом принялись со всякими версальскими реверансами этих наших новых знакомых обхаживать - типа, сами и нальют, и угостят, если гости дорогие не побрезгуют... Гости, конечно, не побрезговали, и ты с ними. Я понял, что с такой толпой мне не тягаться, решил, что ты уже мальчик взрослый и, в случае чего, сам справишься, развернулся и двинул в сторону дома. Поплутал, конечно, пару раз дорогу спрашивать пришлось - но нашел. Хотел спать лечь... Покрутился - не спится, сердце не на месте, мысли какие-то дурные в голову лезут. Плюнул, выбрал в здешнем арсенале дубинку поувесистее, и пошел тебя разыскивать.

- И что, в самом деле, нашел? - не поверил Лапин, - Гонишь! Как ты мог в незнакомом городе ночью найти человека?

Степан, который давно тихонько посмеивался, при этих словах решил больше не насиловать природу, и откровенно заржал:

- Да вашу теплую компанию и практикант-двоечник нашел бы на раз! Выхожу на улицу. Темно уже. Звезды светят. Река шумит. А откуда-то сбоку словно гул. Я - туда. Через несколько шагов слышу - стучат чем-то тяжелым по чему-то твердому и орут как потерпевшие...

- А чего орали-то? Дрались что ли? - не понял историк.

- Пели... "Этот ор у них песней зовется!" Пели и аккомпанировали себе табельным оружием, топорами в щиты стучали.

- Как викинги?

- Да хрен его знает, может и как викинги. Я с викингами не пил, так что не в курсе. В общем, пробую подняться на башню, и меня, понятное дело, не пускают. Вообще, у меня создалось четкое и совершенно однозначное впечатление, что парни из гарнизона больше старались поскорее упоить чародеев, от греха подальше, чем пили сами. Я прошу провести меня к тебе или к Трею, меня подозревают в шпионаже и пытаются на всякий случай связать и доставить в тюрьму, я им пытаюсь объяснить, что "на всякий случай" уже сидел, и, нельзя ли, для разнообразия, другую статью... Тут сверху раздается вопль: "Дорогу панцирной пехоте!" и ты с верхних ступеней буквально падаешь мне на грудь с видом давно потерянного родного брата.

- Ой, дурак... - протянул Лапин, щурясь от стыда.

- Словом, картина: "Возвращение блудного сына", где в роли благородного отца выступает весь "красный", личный Его Милости, отряд. Дальше сидим уже вместе. А там, между прочим, довольно прохладно и ветер до костей пробирает. Да и вино - не водка, и мало его, тоже между прочим. Марх сказал - его тут выдают "по талонам". Так что потихонечку все трезвеют и начинают соображать.

- Ты нам льстишь, - буркнул Валера, - ни черта не помню. Хотя... там, вроде, драка была какая-то? И даже кто-то с башни упал... Е! Только не говори мне, что мы кого-то угробили!?

- Угробили, - подтвердил Степа. Его нечеловеческое спокойствие и даже благодушие потрясли Лапина до глубины души.

- Ну, не томи уже! - взмолился он.

- Между прочим, здешний городок, или как там его - на осадном положении. И вокруг, опять таки, между прочим, враги. Которые спят и видят себя на стенах, а барона - на виселице. И ваши пьяные вопли кое-кого из них разбудили. Слава Всевышнему - не самого умного, - добавил Вязов, увидев, что приятель не на шутку встревожился.

- Постой! - Лапин вскинул руку, - Погоди!

... Ночь, светлая от звезд, наполненная неспешными разговорами, мягким, согревающим вином и приятным шумом в легкой, как воздушный шарик, головушке, была и впрямь волшебна. Лапину казалось, что он в экспедиции: то ли в Гаврилов-Яме, то ли в Маркелово. Как будто что-то нашли, или кто-то приехал... или просто настроение подходящее. Вокруг были отличные ребята с которыми было и о чем и поговорить и помолчать. Почему-то такие классные люди встречаются только в экспедициях. Где они прячутся в городах - еще одна научная загадка, которой вполне можно было посвятить не одно исследование. Лапин хотел, было, предложить эту мысль к обсуждению, но тут почувствовал, что у него есть проблема гораздо более насущная.

- Эй, - он дернул за рукав парня, который сидел рядом, - извини, а где здесь можно отлить?

- А валяй прямо со стены, - тот махнул рукой куда-то в темноту, общее направление Лапин уловил, - Только не навернись, тут высоко.

Валера кивнул, встал и тихонько побрел к ближайшей бойнице. Прислонившись к нагретому за день и очень медленно остывающему камню, он медленно, с наслаждением вдыхал влажный от близкой реки, пахнущий лесом воздух и постепенно приходил в себя.

Его клятое любопытство сегодня вышло историку не то что боком, а... словом, приличных мест в человеческой анатомии для такого дела не существует. Загорелось, кретину, на местные методы дознания посмотреть. К тому - и злыдень был злыднем натуральным, без кавычек. Ребенка пытался убить. По мнению Лапина, испытывать к такому жалость и сострадание мог только моральный урод. Себя он считал в этом отношении человеком полностью нормальным, а о своей нервной системе был довольно хорошего мнения... Как оказалось позже - совершенно необоснованно. Просто до сих пор жизнь его пугала вещами совсем не страшными.

Нет, сама пыточная на него особо сильного впечатления не произвела. Подвал как подвал. Душновато, правда. Из освещения - только горящий очаг. Как шепотом пояснил Марх - светильники сюда принести дело нехитрое и недорогое, но так, в полутьме, результативнее.

В огне рдели два железных прута, один - заостренный. Рядом лежали здоровенные, на вид - жутко неудобные в работе пассатижи, по углам был приныкан прочий инвентарь. "Испанский сапог" и "Кресло кающегося" Валерий опознал легко, видел в музее в Толедо. Прочие приспособы остались загадкой.

Нет, самому себе, наверное, врать все-таки не стоило - зрелище злыдня, освобожденного от одежды и вздернутого на дыбе оказалось шокирующим. Он был в полном сознании: руки, зафиксированные толстенными разлохмаченными веревками, неестественно вывернуты, лицо перекошено от боли. На боках и плечах историк заметил взбухшие полосы.

- Почему - семь? - строго спросил Марх одного из бритых, - я же приказал - пять.

- Обсчитались маленько. На один удар. Влепили шесть, пришлось еще добавить, - глухо отозвался тот.

- Почему - добавить? - поинтересовался Валера.

Ответил ему Трей, палач уже приступил к работе.

- Когда не нужно, чтобы злыдень окочурился раньше времени, всегда нечетное количество плетей дают. Если закончить на четном ударе - он, скорее всего, тут же и околеет.

- Почему? - изумился Лапин.

- Сие только Тар Благой ведает, - отозвался Марх, который, как оказалось, прекрасно слышал все перешептывания, и вообще, обладал слухом летучей мыши.

Палач подошел к висящему, внимательно посмотрел на него своими глубокими, чуть на выкате, темными глазами и очень мягко спросил:

- Как твое имя?

- Иди в задницу, - огрызнулся тот.

- Оригинально, - хмыкнул Трей, - шутник был папа…

- Как твое имя, - еще мягче повторил палач, - твое имя... Каким именем называла

тебя мать... Ты ведь помнишь свое имя?

- Иди в задницу! - снова рявкнул тот и попытался дернуться на веревках. Попытка стоила ему приличного куска кожи, содранного жесткой пенькой.

- Соленой воды! - негромко приказал Марх и, подойдя еще ближе, так же негромко повторил:

- Твое имя... Неужели забыл?

Валера глядел на происходящее во все глаза, не смотря на то, что было оно - страшным. Изумлялся про себя - интонации палача не были повелительными, он не давил на злыдня, он терпеливо, доброжелательно, сочувственно... разворачивал его! Как свиток. Откуда пришло это слово - сам додумался, или стоящий рядом Трей как-то подсказал - Валера не знал, но чувствовал, что оно - истинно.

Получив ковшик тепловатой соленой воды на содранные руки и плечи, человек зашипел от боли, а Марх подался вперед, и принялся быстро-быстро, и очень четко плести пальцами левой руки некий одному ему видимый узор. Хотя... Трей, похоже, вполне понимал, что происходит.

- Вспомни свое имя, смертный... Ты ведь пока смертный? И все еще можешь вспомнить свое имя... Скажи... Не мне, себе скажи. Мне твое имя не нужно, у меня свое есть. Меня зовут Арио. А тебя?

- Ю... Юре... - на выдохе прошептал тот.

- Ну вот! - Марх непритворно обрадовался, словно добрая мамочка, у которой непутевый сынок, наконец, принес из школы вместо привычных двоек и колов относительно приличную отметку, - Видишь, все получилось. Ты - Юре, ты - смертный. Над тобой нет власти, кроме благой власти Тара. Нет на тебе оков кроме тех, которые ты сам, по доброй воле, решишь на себя возложить...

Глаза висевшего на дыбе вдруг полыхнули такой ненавистью, что Валера отшатнулся. Марх и чародей остались недвижимы. Видимо, и не к такому привыкли.

- Ты все испортил! - прошипел злыдень, - Десять лет псу под хвост. ...ханный Мастер, ты все мне испортил!

- Нет, - очень спокойно, с мягкой убеждающей силой ответил Марх, - наоборот, я все исправил, Юре.

Тот снова завозился на веревках. Помощник палача послал Марху вопросительный взгляд, покосившись на ковш, но тот отрицательно мотнул головой. Бритый послушно отступил к стенке.

- Юре, - продолжал Марх, - кто послал тебя?

- У него нет имени, - оскалился человек, - как раз на такой случай.

- У него есть имя, - возразил Марх, - просто он его забыл, как и ты. Хочешь, мы поможем ему вспомнить?

Похоже, это предложение злыдню понравилось. Он хмыкнул.

- Для этого нужно, чтобы он оказался в твоих руках, палач, а это не просто. Пока он остается безымянным.

- Не просто, но и не особо трудно, - пожал плечами Марх, делая знак подручному, - и безымянные попадают ко мне в гости... И здесь быстро обретают имена.

- О чем таком странном они говорят? - шепотом спросил Валера, - я думал, Марх будет спрашивать его о том, кто послал эту сладкую парочку, какое у них было задание, к кому в городе они шли?

- Пока рано, - так же тихо отозвался Трей, - он не ответит. Этот парень не вор, у тех нет предрассудков по поводу того, что если у человека нет имени, то никто и ничто не может над ним властвовать. На самом деле это чушь собачья. Нет имени, есть имя - хороший палач развяжет язык кому угодно. Но Юре в эту чушь верит, так что заставить его назвать имя - самый верный способ сломать.

- Не вор - тогда кто?

- Странствующий адепт какого-нибудь симпатичного божества, из тех, кто требует от своих последователей отказаться от имени, молчать, не бриться, не носить обуви... или штанов. Как правило, они не опасны. Разгуливают себе босые, никого не трогают. Даже не проповедуют. Пока их теплую компанию не приберет к рукам кто-нибудь умный и небрезгливый. Вот тогда и начинаются всякие не слишком добрые чудеса.

- Марх пытается заставить Юре выдать этого "кого-то"? - догадался Валера.

- Не слишком успешно, - хмыкнул Трей.

Лапин перевел взгляд на узника. Тот явно расслабился, обмяк, дышал медленно и ровно, готовясь к долгому сопротивлению. Подручный палача кипятил воду и выкладывал на широкую низкую скамью что-то вроде длинных тонких иголок. Воздух в подвале становился тяжелее, отчетливо пахло потом. Но терпкого, раздражающего запаха крови пока не было.

- Похоже, твой приятель не особенно усердствует, - заметил Лапин, - он, вообще, не слишком мягкий для такой должности?

- Есть немного, - Трей не стал спорить с очевидным, - но это не мешает ему оставаться хорошим палачом. Умелым. У Марха даже камни разговаривают.

- И как его угораздило сделать такую карьеру?

- Можно подумать, он выбирал...

- А... как же? - всерьез озадачился Лапин.

Трей вздохнул:

- Арс - город маленький. Здесь не так много Дающих. Собственно, нас тут всего четверо, но двое - женщины, а женщина-палач это чересчур жестко. И нерезультативно. И злыдня зря замучает, и ничего не узнает, и сама сорвется. Так что пришлось Марху - он старший был. Но он выговорил себе отсрочку - два года, и все это время на каждую стоящую стычку чуть не вприпрыжку бежал, впереди отряда и в красном платье.

- Надеялся, что убьют? - понял Лапин.

- Ну да. А на что ему еще было надеяться? - Трей хмыкнул, - но это еще не самое печальное. А самое - то, что палачом больше пяти лет не служат, нельзя. А его срок уже к концу подходит.

- И кто займет вакантную должность?

- Выходит, кроме меня некому, - Трей сплюнул на пол.

- Ты... тоже на каждую войну бегаешь? - осторожно уточнил Лапин.

- Да не воевали мы... до этого. Вот, может сейчас повезет. Со дня на день штурма ждем.

- И красное оденешь?

- Одену, - упрямо кивнул Трей, - считаешь - трушу?

Валера растерялся. Ответа на этот вопрос у него не было.

Положение спас злыдень, который вдруг изогнулся под немыслимым углом и тонко вскрикнул - как оказалось, бритый прищемил ему ноготь этими дурацкими пассатижами и, видимо, очень больно... Узник дергался и никак не хотел успокаиваться, а Марх с неимоверной быстротой перебирал пальцами, творя какую-то малопонятную ворожбу.

- Так ты говоришь, в Арсе у вас никого не было? - вкрадчиво спросил он, - а куда скрылся мальчик?

- Пес его знает, - прорычал тот, - может где-нибудь в свинарнике или на псарне скрывается.

- Но вы же договорились как то встретиться?

- В таверне! - крикнул Юре, - в таверне! Больше ничего не было, не успели мы. Прошу, прошу - позволь мне... Позволь мне снова забыть мое имя?

Марх, тихонько массируя свои запястья, медленно кивнул.

- Забудешь. Если хочешь. Но сначала ты скажешь мне, кто направил тебя в Арс. Как его найти. Как к нему подойти, чтобы он не заподозрил обмана.

- Он почувствует. Он узнает.

- Это будет моя забота, Юре. Просто скажи - как его найти...

- Это невозможно, - с мукой выдохнул узник, - он не даст мне снова забыть имя. Он все видит. Он знает, что я хотел его предать. Он...

Человек на дыбе вдруг страшно побледнел, словно лицо его в один миг утратило все краски, широко распахнул глаза и Валера, еще не ученый горьким опытом, попался в эту ловушку. Лапин почувствовал водоворот чужого страха, боли, неистового желания жить, и жить очень долго, по возможности - вечно. И острое сожаление о том, что жизнь, которой он так дорожил, уже, в общем-то, закончилась. Последние секунды уходят...уходят...уходят... Звуки и запахи потонули в сером водовороте, так похожем на тот, который подхватил его в "своем" времени, и Лапин понял, что его снова против воли куда-то тащат. И не "куда-то", а прямиком на тот свет. Вот уж куда историку было воистину рано. Да только никто его не спрашивал.

Он попытался брыкнуть. Но бороться с ЭТИМ было все равно, что бороться с приливом - силы не равны.

"Отче наш, иже еси и на небеси..." - привычно зашептал Лапин, но вдруг понял, что силы в молитве нет. Почему? Почему перестало работать проверенное, надежнейшее средство?

- Потому что тут другие боги, - пришел ответ, и Лапина закрутил мощный водоворот...

Камень стены, к которой он прижимался, был прохладным и шершавым. С реки тянуло холодом, а внизу, у земли что-то шевелилось... крокодилы? - почему-то подумал Лапин. Какие крокодилы, и откуда им тут взяться?

В пыточной он и в самом деле чуть не отдал концы. А в себя пришел потому, что Марх бросил злыдня и кинулся его спасать, возвращать в тело душу, которая без спроса куда-то намылилась. Вдвоем с чародеем они кое-как с этой задачей справились, но узник тем временем благополучно отчалил, и "достать" его не удалось.

- Тьфу на тебя, - выругался палач, - ничего же не узнали! Ни "кто", ни "от кого", ни "к кому". И пацан удрал, и мужик помер... И что теперь делать - самим пойти и из арбалетов госпожи Шели застрелиться?

Трей молчал. Видимо, у него были те же мысли, и ничего более конструктивного и менее суицидного он придумать не мог. Марха еще профессиональная гордость заедала.

Одна голова хорошо, а три - мутант. Ибо в три головы придумали они сбегать в храм Тара за "утешением", и "утешились" так, что двое из них с трудом могли стоять, а третий, хоть и готов был в любое время пройти по веревочке, но соображал не лучше вьючного ослика. Хотя, зачем обижать животное? Ослик бы в такую историю ни за что не вляпался.

Неясный шум внизу превратился в отчетливый скрип, и до Валеры вдруг дошло, что происходит что-то важное. Внезапно у самых сапог вдруг выросла чья-то измазанная в земле и перекошенная в адреналиновом экстазе рожа. Выброшенная рука метнула нож, или дротик. Как он отклонился - Лапин сам не понял. Тело, которому сегодня уже довелось немного помереть, было решительно против повторения такого шоу, и среагировало, словно его тренировали лет двадцать в каком-нибудь Шаолине. Коротко размахнувшись, Валерка ткнул ногой куда-то в ночь, попал грязной роже по зубам, чуть не сверзился вниз, но сумел погасить инерцию, неуклюже цепляясь за спасительную стену.

Тревогу поднял не он. Без Лапина справились. Степа верно подметил, бойцы гарнизона не столько пили, сколько за ухо лили, делая приятное двум чародеям с покосившимися крышами. А свою службу знали туго! Когда Лапин опомнился, вокруг него уже вовсю кипела неслабая такая заварушка: извазюканные в грязи нахалы лезли на стену со всех сторон и немедленно пускали в ход острое колюще-режущее оружие.

Ночную тишину разбил сигнал тревоги, поданный ударом боевого топора в широкий звонкий диск. Словно отвечая ему, внизу вспыхнули огни факелов.

- Твою мать! - выдохнул Степа, оказавшийся вдруг рядом, - какого Василия?!

Лапин лихорадочно зашарил по карманам в поисках хоть чего-нибудь, похожего на оружие. Отлично понимая, что занимается ерундой - оружия он не носил даже в армии (лишь на присяге), а родине служил за компьютером.

Под руку попался мобильник. Удивительно, но он еще работал, обычно аккумулятор садился гораздо раньше. Прижавшись к стене, чтобы защитить спину, и, озираясь по сторонам, Лапин пробежался непослушными пальцами по настройкам, выбрал нужную... Черт, громкости маловато, не услышит никто. Усилить бы чем-нибудь! Валера поискал глазами - и понял, что придется совершить подвиг. То, к чему он так рвался, находилось на стене, метрах в пятнадцати от него, и эти метры предстояло пройти... или пробежать... или проползти, словом, преодолеть, двигаясь в зоне активных боевых действий. Мечущийся взгляд выцепил Трея - чародей ловко орудовал коротким топориком, отбиваясь сразу от двоих чумазых вражин. Не вступая в дебаты, Лапин кинулся под ноги к тому, что был поближе. Тот рухнул, чародей мгновенно засветил ему обухом в темечко и, не прерывая движения, с разворота подрубил второго.

- Мне надо туда, - махнул рукой Лапин.

- Очень надо? - оскалился Трей.

- В зарез, - отозвался историк.

- Ну, если надо, значит пошли, - Трей поудобнее перехватил топорик и, держа его перед собой, спрыгнул прямо из окна башни на стену. Лапин последовал за ним.