Давненько Степану не приходилось так носиться. Следователь - профессия тихая, кабинетная. До недавнего времени вообще, преимущественно, женская. А у нас, на Руси, привычки посещать тренажерный зал "для поддержания формы" как-то "в менталитет не вписываются". В общем, этот артист погорелого театра сразу и сильно вырвался вперед, не дав старшему товарищу ни секунды форы.
Поднявшись по лестнице, Степан оказался в длинном узком коридоре, в конце которого маячило распахнутое настежь окна. Бросился к нему - и как раз вовремя, чтобы увидеть мальчишку, осторожно двигающегося по скользкой крыше.
Перемахнув через подоконник, Степан оказался на нешироком выступе, вполне надежном, и способном выдержать и больший вес. Он сообразил, что стоит на козырьке, под ним - метров шесть для "свободного падения", парашют, понятно, не раскроется, а внизу мощеный досками переулок.
До крыши, по которой уходил ценный свидетель, было метра два с половиной. То есть фигня-война, главное - на той стороне зацепиться. Небольшая фигурка уже почти перевалила через конек. Попросив заступничества у Человека-Паука, Вязов оттолкнулся, как уж сумел, и, перелетев через переулок с грацией пожилого буденовского коня, буквально, впечатался в скат, вцепившись ногтями в дранку. Скользко, черт! Понятно, почему парнишка был так осторожен и нетороплив, наверное, не в первый раз этим путем удирал.
Впрочем, тут у Вязова неожиданно обнаружилось солидное преимущество перед менестрелем - немалый рост и длина конечностей. Он мог без труда дотягиваться до выступов, карнизов, подоконников и, найдя опору, двигаться гораздо быстрее. Преодолев крышу, он перевалил конек, съехал на пузе вниз, огляделся, понял, что мальчишка пытается дойти до чердачного окна соседней крыши, и уже гораздо увереннее сиганул через переулок. Снова удачно!
- Стой! - заорал Вязов, - куда тебя черти несут? Мне только поговорить с тобой надо, я ничего не сделаю!
- Ага! - кивнул паренек, поблескивая темными глазами. За спиной у него, жутко мешая, болтался музыкальный инструмент, который он почему-то не сообразил бросить. Может, просто не успел, - Давай, поговорим. Только под кнут ты ляжешь, а я спрашивать стану, так годиться?
- Какой ты кровожадный, - подивился Степан, - кнут... Кто, вообще, про кнут-то говорил? Конвенция по правам ребенка запрещает вас пороть даже ремнем. Хотя я думаю - зря.
- А я думаю, горазд ты, дядя, меня на мельничном вороте катать... в дальние края и обратно, - огрызнулся мальчишка, не забывая перебирать руками и ногами.
- Осторожно! - машинально крикнул Вязов, когда нога пацана повисла над пустотой, - Слезал бы ты, лучше. Грохнешься, ведь, потом по чертежам не соберут.
Если бы дело происходило в привычной обстановке, в родном и насквозь знакомом Калинове, Степан решил бы, что мальчишка чего-то обкурился или нанюхался, уж больно был храбр. Оглянувшись на Степу через плечо, он примерился, качнулся с носков на пятки и сиганул вверх, на окно, козырек от окна, на конек, оттуда, сперва держась за трубу, а потом и так - до конца крыши, и снова вверх - как большая, тощая рысь, менестрель прыгнул, целя в окно башни... И тут везенье кончилось: мальчишка не допрыгнул самую малость. Тонкие пальцы сжались в кулак, схватив воздух в каких-то паре сантиметров от спасительного окна. С воплем, болтая ногами, он полетел вниз. Степан метнулся по крышам к месту падения, почти не обращая внимания на то, за что цепляются его руки, куда упираются ноги, и насколько это все надежно.
Добравшись до края, он заглянул вниз... и немного расслабился. Там была еще одна крыша: пологая, крытая дранкой. Строение, которое она венчала, небольшое, в полтора этажа высотой (половина - чердак) Вязов вначале принял за сарай или мастерскую, но над крышей поднималась труба. А еще в ней была дыра. Небольшая такая - в аккурат чтобы убраться не слишком упитанному тинейджеру. Степан вздохнул, и принялся предельно осторожно спускаться вниз. Спешить было больше некуда: если паренек все-таки покалечился, то там и лежит, а если приземлился благополучно - то уж, наверное, свинтил через двери.
Спустившись вполне благополучно (ободранные ладони и продырявленные рейтузы не в счет), Вязов понял, что находится в тупичке, кажется, недалеко от городской стены. Вокруг поднимались дома: в два и три этажа. Нужный ему был чуть ли не единственным карликом среди местных "небоскребов". Неподалеку шумело мельничное колесо, кажется, чуть справа.
Сориентировавшись, таким образом, на местности, Вязов поднялся на невысокое, аккуратное крылечко и вежливо постучал, раздумывая, что будет врать хозяину. Довольно долго ему никто не отвечал. Потом по ту сторону двери послышались какие-то звуки... как будто разговор... Очень интересный разговор, на повышенных тонах. Кто-то ругался, даже угрожал. Степан уже оценивал прочность двери, на предмет - выбить, когда странный разговор вдруг перешел в... перестрелку! Точно - стреляют, короткими очередями, определил Вязов. Выстрелы внезапно перекрыл знакомый до зубной боли вой полицейской сирены...
Не раздумывая больше, Степан толкнул дверь. Хлипкий замок-защелка не выдержал, дверь распахнулась, и полицейский шагнул в сени. Самые обычные сени. Короткая лестница в три ступени вела на верх, а по обе стороны от нее висели и стояли: дождевик полиэтиленовый одна штука, сапоги резиновые две пары (одни - заколенники), лопата совковая пластмассовая, фуфайка рваная, ведро мусорное, забитое в основном картофельными и луковыми очистками, вперемешку с пустыми пакетами из-под дорогого собачьего корма "Роял Конин". Для маленьких собак, машинально отметил Степа.
С потолка, на крученом шнуре спускалась электрическая лампочка.
Отсюда звуки, которые так удивили, Степана были слышнее, и идентифицировать их не составляло никакого труда. Работал телевизор. Шел сериал: "Улицы разбитых фонарей".
Уже не раздумывая, Вязов вошел в комнату.
Картина, открывшаяся его глазам, была благостной: сухонький старичок сидел перед телевизором с чашкой чая, а на коленях у него подремывал рыжий той-терьер. Услышав, что в комнату кто-то вошел, пес поднял ушастую голову, уставился на Степана черными, навыкате, профессионально-недоверчивыми глазами, весь напрягся и тихо, угрожающе зарычал.
- Аве, Цезарь! - проронил Степан, - Свалившийся с крыши приветствует тебя.
Старичок медленно повернул голову в его сторону.
- Здравствуйте, Мартын Борисович, - вежливо сказал Вязов.
Хозяин вздрогнул и выронил чашку с дымящимся напитком. Хорошо, не на колени!
... - А я, товарищ следователь, только мусор собрался вынести. Видел, небось, в сенях ведро стоит полнехонько. Открыл двери, а там: мать честная, курица лесная - ни парка, ни кладбища, ни ларька! Ничего. А вместо них местность какая-то странная, дома не нашей ахр...архитектуры, - мудреное слово дед выговорил с трудом, - и люди мимо шастают в таком виде, словно кино снимают. Но я поглядел - кинокамер нигде не видно. Да и, когда снимают, завсегда толпа кругом, шум. А тут - тишина. Глухое место.
Они пили чай с шоколадными пряниками, дед Мартын без проблем вскипятил его в электрическом чайнике, и время от времени поглядывали на экран телевизора, где сериал как раз закончился и шли новости. Потрясающе красивая женщина-диктор профессионально-взволнованно сообщала об очередном пожаре очередной гостиницы. На экране вертолет пытался снять мужчину с балкона на двенадцатом этаже.
Мальчишка - менестрель, благополучно пойманный на чердаке и, на всякий случай, зафиксированный простыней, "отдыхал" на диванчике. Дед посматривал на "военнопленного" борясь с желанием развязать его и напоить чаем, но то, как они его "брали" произвело на военного пулеметчика сильное впечатление, укушенная рука до сих пор побаливала.
- И давно это с тобой? - поинтересовался Вязов.
- Так, товарищ следователь, уже дней пять будет. Хлеб у меня закончился, корм его, - Мартын Борисович ласково погладил задремавшего пса, - тоже на исходе. Вон, пряниками питаюсь, да картошка у меня своя, еще почти полподвала.
- Выйти не пытался?
- Господь с тобой. Выйди я - а вдруг домой не попаду. И что - на старости лет под забором ночевать?
- А Цезаря выпустить?
- Ша-а-ас! - так и вскинулся дед, - что ж я, гестаповец, над другом своим верным опыты проводить с экспериментами? Нет, товарищ следователь, это плохая идея. Мы уж как-нибудь вместе. Продуктишки кой-какие пока есть. Еще этой, лапши китайской полный шкаф. Держимся.
- А вода?
- Так снег же еще не стаял, - простодушно пояснил дед, - высунусь в окно, снега черпану, натоплю на печке, вот нам с Цезарем и водичка. Ты ж не брезгуешь?
- А там - зима?
Дед Мартын смерил Степана очень внимательным взглядом:
- Какая зима, мил человек? Весна на дворе, - строго сказал он, - Пятое апреля. Не веришь мне - на этом... дебильнике погляди, вон там, на серванте лежит.
- Мобильник! - спохватился Степан и торопливо сунул руку за пазуху. Телефон был на месте, слава Труду, не вылетел во время прыжков по крыше. И сеть была. И даже несколько пропущенных звонков значилось, в основном - от Митяя, но один - от самого Енерала.
- Ты особо-то на свою трубку не надейся, - посоветовал дед, - я несколько раз звонил приятелю своему, Паше Бурмагину с Лесной. Думал - может если он сам за мной придет, так мы с Цезарем и выйдем. А то хлеба принесет, да, может, пивка...
- И что? - живо спросил Степан.
- Пришел! Мы с им по сотовому возле дверей переговаривались. И, главное, я тут открываю двери - на улице эта беда, а он там стучит-стучит... и никто ему не открывает, даже Цезарь не лает. Я уж хотел ему сказать, чтобы двери ломал, пес с ними. Да он решил, что я шутку с ним шучу. Обиделся - и ушел. И с того разу - абонент недоступен, - дед Мартын развел руками.
- Ладно, - отмахнулся следователь, набирая номер, - мой паренек не такой обидчивый. Точно двери можно выломать?
- Ломайте, - вздохнул дед, - что уж теперь. Только, если что, пусть твой парень ее взад закроет, как угодно, хоть гвоздями, но чтоб нараспашку не стояла!
- Если - что? - уточнил Степан.
- Да бог его знает, - пожал плечами Мартын Борисович, - но, чует мое сердце, товарищ следователь, не так оно все просто.
Удивительно теплым и безветренным выдался вечер. Листья небольших, в рост человека, аккуратно подстриженных бука и ясеня не шевелились, словно были откованы из железа искуснейшим кузнецом, а комары чувствовали себя так вольготно, что Трею пришлось применить свое искусство, чтобы посиделки в саду не превратились в "танцы с вампирами". Почти полная луна отразилась в миске с дождевой водой, которую слуги Марха собрали днем, во время короткого ливня. На такой воде было особенно хорошо ворожить, и результат получался верный... Только не в этот раз. Сколько не пытались оба чародея увидеть Дракона, вода в миске оставалась прозрачной. Наконец, все трое плюнули на это мокрое дело, решили, что утра вечера все-таки мудренее, и послали слуг в храм. Только за одной маленькой бутылью, все, в один голос заявили, что на завтра им нужны трезвые головы.
- Подожди! - Лапин вскинул руки, перебив Марха, - значит, эти гады прилетели на воздушном аппарате типа дредноут, и своими "лучами смерти"... оставили по себе очень долгую и нехорошую память.
- Ну, примерно так, - Трей отвернулся. Он все еще мучительно переживал свой промах, и пощечину, которую отвесил Устам Дракона. Когда недоразумение разрешилось, гордый и справедливый Трей предложил Лапину сатисфакцию на любых условиях. Но тот, помолчав для приличия ровно две секунды, махнул рукой и заявил что все забыто. (На самом деле Валере понадобилось вдвое меньше времени, чтобы понять очевидное - чародей и на этих самых любых условиях разделает его, как бог черепаху).
НАЗАД
12345
ВПЕРЕД
Голова у Лапина все еще слегка побаливала, но, благодаря целительским способностям Марха, соображала, как никогда ясно.
- Когда это было? - спросил он, - Нет, я понимаю, что давно, что вас еще и в проекте не было. Но - сколько лет назад. Понятие "год" вам знакомо, раз у вас сейчас год паука-птицееда. А сколько всего лет в цикле?
Две пары глаз уставились на гостя с вежливым недоумением.
- Ну, когда в последний раз был год паука-птицееда?
- Когда новую мельницу поставили, - без раздумий ответил Марх.
- Ох, грехи наши тяжкие, Пелагеюшка... - процитировал Валерий без малейшей надежды, что "братья по разуму" его поймут, - ну а какие еще бывают годы? - зашел он с другого конца.
- Так - разные, - пожал плечами Марх. Выпитые три раза по полкружки (примерно грамм четыреста) на нем пока еще никак не сказывались, - кто ж их всех припомнит. Надо старые свитки разворачивать.
- Но прошлый то год вы помните?
- Год белой рыбы.
- А следующий год чьим будет?
Хозяева снова переглянулись.
- Дорогой мой, - ласково сказал палач, и в этой ласке Валерию почудилась тревога, пока еще легкая, - Ведь вроде не так сильно тебя этот жмот по котелку приложил? Кто ж может угадать заранее, какой именно зверь жрецу накануне тринадцатого новолуния явиться? Бывало, и вовсе диковинные звери приходили, мы таких тут и не видели. Это всегда было плохим предзнаменованием. А паук - хорошо, он труженик, значит, людям труда будет в честном деле удача.
- Вот у вас как, - воодушевился Лапин, - то есть цикличности нет: например год лошади, потом год собаки, потом год змеи, потом год еще кого-нибудь, и так по кругу? Нет? Хотя, откуда у вас взяться цикличности, вы же живете не земледельем, и резкой смены сезонов у вас, как я понял, нет... Хорошо, тогда, когда появлялась эта летающая крепость последний раз: при ваших отцах, дедах, прадедах? Нет, постойте, - снова перебил ученый, - а сколько лет вы вообще живете? В среднем...
Но в тот вечер Лапину так и не удалось запутать несчастных аборигенов окончательно, ибо калитка, залитая серебряным светом, вдруг едва слышно скрипнула, и во дворе раздалось до неприличия довольное:
- О, смотрите! Опять пьют... И никакого сухого закона на них нет.
- После захода солнца Тар благословил, - пробасил Марх, расплываясь в счастливой улыбке.
Дракон вернулся. И не один. Сначала он легонько подтолкнул впереди себя худенького парнишку, державшего в руках потрепанную китару. А следом во дворе появились слегка смущенный старик в фуфайке, трениках и шлепанцах на босу ногу, и молодой улыбчивый парень.
- Митька! - шумно обрадовался историк и полез обниматься.
Тихонько в калитку протиснулась девушка. Она смотрела на все происходящее вокруг глазами, похожими на две спутниковые тарелки и, похоже, медленно, но верно "съезжала с рельсов". Заметив, что ей не по себе, Дракон ободряюще обнял девушку за плечи.
- Знакомьтесь, это Лиза. Она тут случайно, но, я думаю, будет нам очень полезна. Скажу больше: на самом деле - Лиза и есть настоящий дракон, а мы с Валеркой так, погулять вышли.
- А вы вообще в курсе, что находитесь в федеральном розыске? - Митька, усевшись на забор, подобно непуганой вороне, чтобы удобнее было обозревать окрестности, выкладывал последние новости. Делился он ими охотно, поскольку хороших среди них не было, а дерьма для друзей не жалко, - пропали, машину бросили, да еще и вещдок с собой уперли. Заведено дело, пока просто по розыску пропавших, но есть версия, - Митька поднял указательный палец, и со вкусом повторил, - версия, что ты, Вязов, стал жертвой историка, который на почве увлечения ролевыми играми слегка двинулся, и принес тебя в жертву. Следственная бригада все "нехорошие места" в окрестностях обшарила на предмет трупа.
- Интересная версия, - глубокомысленно кивнул Лапин, - главное, правдоподобная. Мы на играх одну-две жертвы обязательно приносим. Правда, следователей - редко. Чаще - пожарников или экологов.
- Дело у Строевой? - уточнил Степа, - ну, Ирочка расследует... Она такого нарасследует, там и жертвоприношения будут, и труп мой найдется. И свидетелей целая первомайская демонстрация, и все с шариками...
- Задвинутыми за ролики? - предположил Лапин.
- Легко, - Вязов криво улыбнулся.
Той-терьер сидел прямо на столе, аккуратно пробуя сыр, нарезанный кубиками. Палач и маг на него откровенно глазели, но, не смотря на горячие заверения новых знакомых, признавать ЭТО собакой отказывались. А Цезарь, в отместку, отказывался лаять, даже по команде: "голос!"
- И вот этот беглый преступник звонит мне, заявляет, что раскрыл дело и просит срочно подъехать по Тому Самому адресу, - Митька осторожно, ножичком подтолкнул песику еще один кусочек сыра. Тот взглянул на него благосклонно, дед Мартын перевел дух, характер любимца был ему хорошо известен, и молодой опер продолжил, - Я, естественно, хватаю Лизку и мчусь на пятой передаче.
- Даже кофе допить не дал, - пожаловалась девушка.
- Ну, кофе ты теперь долго не увидишь, - бросил Лапин в пустоту удивительно теплой ночи.
- Долетаем до "коттеджа" Мартына Борисовича, стучим - никто не отзывается. Я толкаю дверь, легонько так... А она и не заперта, оказывается. Входим. А там - упс... Сидит наша пропажа в прикиде сэра Перигора, а на диванчике красноречивый такой тючок, ремнями перевязанный. А из него: "Ох, ах, пустите меня, дяденька, невиноватый я ни в чем..." И, - Митя понизил голос и выдержал драматическую паузу, - плач... Детский. Жалобный такой.
- Неправда! - воскликнул мальчишка, - я не плакал!
- Точно, не плакал, - кивнул Степан, - ты ругался, как нетрезвый гастарбайтер.
- А Степа смотрит на нас так, словно мы персонажи блокбастера "Мумия возвращается". И, страшно так, с подвыванием: "Зачем вы сюда вошли, несчастные!"
- Я сказал по-другому, - возмутился теперь уже Степа.
- Точно, - подтвердила Лиза, - ты сказал: "Ни хрена себе, пельмень".
- И я не выл, - добавил Вязов.
- В общем, как оказалось, билеты у нас, всех, в одну сторону, - неунывающий Митя перевернул свою кружку и красноречиво постучал по дну, намекая, что всякая пустота жаждет быть заполненной, - мы и в "черную" дверь пытались, и в окно, и через забор - один черт...
- Здесь нет чертей, - педантично поправил историк, - местные жители, когда хотят выругаться, поминают Тварь Неназываемую.
- Учту, - кивнул Митя.
- Все это очень весело, - перебил Вязов, - но я, кажется, пропустил совещание "в верхах". Что сказала герцогиня? Когда штурм?
- Через три дня, - ответил Трей, и в его голосе Вязову послышалась какая-то злая обреченность.
Степан оглянулся на Лизу Потапову.
- Успеем?
- Должны, - осторожно сказала девушка, которую Степа по дороге посвятил в свой план возвращения к родным осинам, - если тут найдется все необходимое.
- А что вам необходимо, госпожа... э... Дракон?
Лиза невольно вздрогнула.
- Можно без титулов? Нужен уголь, сера и калиевая селитра. Еще нужна ступка, хорошая. Большая, - Трей кивнул, похоже, у него в хозяйстве такая вещь имелась, - глиняных горшков у вас, наверное, много. Это хорошо, потому что много и понадобиться. Десяток ничего не даст, если сработает один из трех - уже будет здорово.
- Если нужно что-то растирать, мы с Мархом поможем, - вызвался Трей.
- Все поможем, - поправил Степан.
- Ага, - кивнула девушка, - все и поможете. Только вас все равно мало будет. Нужно ж еще запаковать эту беду и фитилей накрутить... Ой, Степа, во что ты меня втравил?
Менестрель, всеми позабытый, тихонько сидел в уголке с плоской черной коробочкой в руках и, похоже, не собирался никуда удирать.
- В "Вертолет" играет, - пояснил Степа, - мне повезло - у Мартына Борисовича такая же "Нокия" как у меня, так что наше основное оружие я зарядил. Еще дня на четыре хватит и эти четыре дня парня можно не сторожить.
- Чем это он там таким занят? - полюбопытствовал Трей.
- Вот только ты не суйся! - испугался Степан, - еще "подсядешь", а у взрослых психика не такая гибкая, можешь "ломки" не пережить, понятно?
- Понятно... Чего ж тут не понятного. Эй, малец? Малец!!! - тот нетерпеливо отмахнулся, дав понять, что слышит, но страшно занят, - твой инструмент можно? Ты не беспокойся, я не расстрою...
- Да ей уже ничего не повредит, - отозвался парень, не отрывая глаз от мобильника.
- Ну, тут ты не прав. На нее еще сесть можно.
- Да садились уже! Два раза.
- И что? - неожиданно заинтересовался Трей.
- Ничего. Починил.
- Сам?
- Нет, Мастеру отдал, - огрызнулся пацан, явно недовольный, что его постоянно отрывают от игрушки, - у меня ведь лишних монет полные кошели, из-за пазухи так и сыплются, наклоняться и подбирать - брезгую.
- Да ладно, не кипятись, - примирительно сказал чародей, - мне любопытно стало - ты и вправду такой умелец?
- Было бы что уметь, - фыркнул менестрель, - всей хитрости: бочинку правильно изогнуть. Да и это, если приноровился - не хитрость вовсе.
- Разносторонний парень, - оценил Лапин.
Трей аккуратно извлек из чехла инструмент, который был немного похож на гусли, но имел девять струн и разметку, обозначающую лады. Инструмент и впрямь был заслуженным, им, похоже, только в хоккей не играли. Но, когда чародей на пробу подергал струны, звук оказался мягким и на диво чистым.
- Марх, у тебя маска есть?
Палач покачал головой, не осуждающе, а, скорее недоуменно-покорно, но пальцами прищелкнул, и один из бритых по его приказу доставил нечто, похожее на чулок Фантомаса. Слегка перепугав Мартына Борисовича, насторожив Цезаря и поразив в самое сердце Лизу Потапову, чародей натянул это безобразие себе на голову, совершив сие во славу Алами, и негромко запел. Даже, скорее, заговорил: это был речитатив, где далеко не в каждой строфе соблюдалась рифма, да и с размером был легкий напряг, но в целом строй был понятен и легко уложился бы в рок-н-рольные квадраты.
...Отчего так глубока небесная река.
Не дотронуться рукой, а сердцу так близка.
Ты глядишь глазами звезд, встречающих рассвет.
Ты моя, моя до неба, как вода и хлеб.
Так вперед, ломоть в суму, нож, фонарь в руке.
Знаю я, ты со мной будешь там, в далеком далеке...
Упрямый взгляд матери, отец научил мечтать,
Вот все. Ну и хватит мне, чтоб тебя отыскать.
Кружат землю день и ночь, тебя уносят прочь.
Ты глядишь глазами неба, светлый звездный дождь.
Кружат землю ночь и день, свет сменяет тень,
День пройдет, год пройдет - оборот меня к тебе ведет.
Упрямый взгляд матери, отец научил мечтать,
Вот все. Ну и хватит мне, чтоб тебя отыскать
Над компанией сгущались тучи. В переносном смысле. Небо, словно в насмешку, было удивительно ясным и рог стареющего месяца висел серебряной лодочкой прямо над герцогскими покоями.
"Интересно, она сейчас спит", - подумал Лапин, припомнив тонкий профиль, слегка удлиненные глаза, беспокойные и усталые, короткую белокурую прическу. Для него стало настоящим шоком, когда он понял, что не в первый раз видит герцогиню Шейлин - именно эта девушка оказалась там самым прекрасным видением, которое вывело их из камеры. Нет, как историк, он знал, что "эмансипе" встречались во все времена, вспомнить хотя бы Жанну д,Арк, Мери Ред и Жанетту Фаулер. Читал он и о том, что жены викингов в охотку, или по необходимости сражались плечом к плечу с мужчинами и свои доспехи имели, а хрупких принцесс во многих королевствах Европы в обязательном порядке обучали фехтованию и прочим приемам самообороны. Да и на полигоне видал он девах, которые легко и изящно крутили над головой такие "ковыряльники", которые сам он мог бы использовать только в виде штанги. Да и то - пупок бы развязался. Так что в женщине - командире спецназа ничего удивительного не было. Просто... уж больно хрупкой показалась ему герцогиня, нежной, домашней. Совсем не похожей на мужеподобную амазонку с ампутированной грудью.
- Надеюсь, - тихонько спросил он у Марха, - герцогиня на стену не полезет?
Палач понял его сразу.
- Не надейся, - он покачал головой, сетуя на несовершенство мира, это движение, похоже, давно стало его привычкой, - Полезет. И красное наденет. Они с братом - как два колечка на один палец гнутые: вроде бы и разные совсем, а приглядишься - мерка-то одна. Ей тоже платье с рукавами до полу в плечах жмет... а выхода-то нет. Шели хорошо воспитали, она поступит как должно. Но насколько легче ей было бы получить арбалетный болт в сердце!
Валера покосился на Трея, но чародей, казалось, нырнул в свою балладу так глубоко, что без скафандра не достанешь. Лапин решил, что момент подходящий.
- А почему, - понизив голос, спросил он, - герцогиня еще не замужем? Насколько я понял, у нее, по вашим обычаям, возраст уже вполне подходящий.
- Да уже почти не подходящий, - махнул палач широченной ладонью, - еще немного - и старухой назовут, даже с приданым никому не нужна будет. По нашим обычаям, ее бы надо уж года два как с избранным под негасимым огнем провести, сейчас бы уже дитя нянчила, глядишь, и перебесилась бы. Женщинам дети многое заменить могут, даже судьбу начертанную.
- Так в чем же дело?
- Пророчество есть, - вздохнул Марх, - нельзя Шели замуж, супруг ее погубит Арс.
Чародей вдруг резко оборвал аккорд, отложил китару и одним движением сдернул маску. Как оказалось, все он слышал.
- Пророчество! - зло бросил он, - кто там чего напророчил? Кара, которая к тому времени уже окончательно с разумом поссорилась? Тоже мне - Мастер Прорицаний... А нельзя замуж - так отпустили бы в Раскин, в Усадьбу. У нее ведь Дар! Стала бы нам сестрой подлинной, и Арсу - защитницей. Да хоть нормальной жизни бы глотнула! Так нет, тоже нельзя - законная дочь герцога, чистая кровь - руки работой пачкать, да еще знак гильдейский от Мастера получить, и, по обычаю Усадьбы, навек тому Мастеру подчиниться, как дочь кровная - как можно, скандал! И то нельзя, и это нельзя! Вот и выходит ей по всем раскладам только красное платье ...
- Выпить хочешь? - мягко оборвал его Марх.
- Не хочу, - буркнул чародей. Немного подумал и добавил, - Но выпью. Только сегодня! Завтра нам всем не до пьянки будет.
- Это хорошо, - сказал палач.
Трей покосился на него, как конь на пожар и вдруг захохотал в голос, так, что Митяй чуть со стены не сверзился.
- Что ж хорошего-то? - отсмеявшись, спросил чародей.