- Вот такие пироги с котятами, товарищ полковник. Их едят, а они мяукают, - не по уставу закончил Вязов.
Сторожев смотрел на него своими неправдоподобно голубыми, выпуклыми глазами и тяжело молчал. К усталому недовольству в глазах начальства Вязов привык. Но сейчас в них была какая-то странная растерянность. Не обычная, бытовая, типа «очки пропали». Нет. Здесь было что-то близкое к тому, словно час назад по телевизору объявили войну. С марсианами.
- Ясно, Степан, - наконец заговорил Енерал, кивнув каким-то своим мыслям, - показания свидетелей ты получил?
- А как же? – едва не обиделся Степа, - и чистосердечное признание преступника, оформил, как явку с повинной. Только все в папке, папка в башне, башня в Арсе, а Арс – в осаде.
- Ты мне тут из себя Ивана Царевича не строй, - поморщился полковник, косясь на неуместный средневековый наряд Вязова, - а то приказом по подразделению женю на лягушке.
- На лягушке можно, - неожиданно согласился Степан, - они помалкивают, шубу в пол не требуют. Только водичку в баночку подливай… Вы мне скажите, Игорь Олегович…
- Ну, - подтолкнул Енерал.
- Я тут, когда шел… странное видел…
- Странное, - кивнул Енерал мягко поощряя Степу колоться дальше.
- Чего-то не хватает в городе. И что-то лишнее. Пару зданий я на привычном месте не увидел, крыши незнакомые торчат. И… улицы как-то не так разбегаются. Я с Шумилова на Погорельскую выйти хотел, а оказался сразу на проезде генерала Любимова. И – площадь вдали просматривалась. Я, конечно, мог и ошибиться в темноте, только, сдается мне, здание администрации как-то изменилось. Я с роду не помню, чтобы оно у нас было деревянным и дранкой крытым.
- Вот-вот, - кивнул Енерал, - с тех пор, как старик Шелин потерпел от стрелы неизвестного происхождения… хотя, что это я, уже известного. Стало быть, от стрелы колдуна – Сторожев помотал головой, словно ему в ухо попала вода, - вот с этого дня странности и начались. Сперва трамвай пропал. Вместе с рельсами…
- Рельсы я нашел, - скромно вставил Степа.
- Молодец, - кивнул полковник, - Потом твоя группа исчезла, в полном составе. На следующий день… вернее, с ночь со второго на третье музей краеведения растворился в тумане. Пришли утром сотрудники на работу, а работы нет, вместо нее место ровное. - Сторожев забавно развел короткими руками с широченными, как лопаты, ладонями, - и тревожную кнопку никто не нажимал. Потом на ручье водяная мельница появилась. Забавная такая, со здоровенным колесом. Возле нее уже полгорода сфотографировалось. Ну… остальное – сам видел. Заявлений о пропавших без вести три стопки, скоро подшивать некуда будет.
- Товарищ полковник, а вы… - Степан замялся, - в область докладывали?
- А как же, - поморщился Сторожев, - на второй день. В аккурат после музея. И фотографии приложил. Сначала у меня пытались выяснить, как здоровье и как давно я в последний раз был в отпуске, - полковник махнул ладонью, - ну а потом… Интернет же у всех. «В городе Калинове на средней Волге обнаружилась загадочная природная аномалия» - процитировал Сторожев кривясь, словно ел лимон и запивал уксусом. - Первыми телевизионщики примчались с тарелками на крышах. Поносились тут, поснимали, достали всех, кого смогли. К ночи почти все убрались, а две группы остались. Заночевали в общежитии медиков…
- Пропали только группы или вместе с общежитием? – обреченно уточнил Вязов.
- На этот раз общагу оставили. Да кому она нужна, тридцать лет без капремонта. В общем, сейчас Калинов на карантине. Чрезвычайное положение объявлено. Войска сюда стягивают, так-то. - закончил Енерал.
- Весело, - хмыкнул Вязов, не зная, что еще тут можно сказать.
Повисло молчание. Не прерывая его, Сторожев шагнул к сейфу, молча достал пистолет, проверил. Степан следил за товарищем полковником глазами, гадая, не собирается ли Сторожев его пристрелить, чтобы не ломать себе голову: то ли к награде представить ретивого подчиненного за раскрытие сложного дела, то ли служебное расследование открывать по факту утери документов, оружия и всей опергруппы.
- У тебя ведь неучтенный ствол имеется, - как бы между прочим спросил… даже, скорее, не спросил просто уточнил Сторожев.
- Как можно! – привычно возмутился Вязов.
- Вот-вот, без оружия нынче никак не можно, - согласился полковник, - так что доставай его… И приступай к работе. Дело тебе поручу сложное.
На стол легла тоненькая пластиковая папка, а поверх нее горсть каких-то тусклых булыжников, шершавых, болотного цвета.
- Что это? – не понял Степа.
- Это – необработанные изумруды. Минимум – карат по двадцать пять…
Вязов изумленно присвистнул.
- Откуда?
- Вот именно, откуда? Здесь не Колумбия. И даже не Урал. Гор нет.
- Может, гидротермальные? – щегольнул познаниями Степа, но, увидев как полковник поморщился, быстро поправился, - искусственные.
- Вот ты и выяснишь. Знакомься с делом, запоминай. Записи делать разрешаю только на встроенный носитель. Вот сюда, - Полковник стукнул согнутым пальцем по лбу, - папку из кабинета выносить нельзя. Дело на контроле у Главка.
- Так точно, - машинально отозвался Степан, но полковник его уже не слушал. Заперев сейф, он сунул пистолет в кобуру и вышел из кабинета. Снаружи щелкнул замок.
Степан придвинул папку, стряхнул изумруды на полированную столешницу и, косясь на них, как конь на пожар, углубился в чтение.
Прославленный полководец и герцог в шестнадцатом поколении, заходя в шатер Дающего, слегка пригнулся – герцог был высок, а тот, чье имя даже воины, поседевшие в походах, не любили поминать к ночи, ростом не удался. И глядел на Медведя снизу вверх.
Впрочем, сейчас оно было и к лучшему. Герцог Игор не любил, когда ему сообщали о неудачах, так что немного лести было именно тем, что знахарь прописал.
Под утро снова раззуделись ночные звонари и Великий Дающий, злобно помянув Тварь Неназываемую, залепил сам себе хлесткую пощечину – аж треск пошел. Игор невольно улыбнулся. И спросил, коротко и по существу:
- Где?..
- Увы мне, - Наваир поднял на герцога виноватый взгляд, - Я не могу ответить на твой вопрос, повелитель.
- Что это значит? – спокойно, пока спокойно переспросил Медведь, рука на рукояти старинного родового ножа слегка, самую малость, сжалась, в голосе прорезались рычащие ноты.
- Я не вижу нашего беглого гостя, - признался Наваир, - пелена застит мне глаза.
- Как это может быть? – удивление герцога Игора было таким глубоким, что даже гнев потонул, - ведь ты знаешь его имя. Ты следил за ним и сказал, что он не лгал. Значит, лгал ты?
- Казни меня, повелитель. Не лгал я. И он не лгал – в этом я ошибиться не мог.
- Что же произошло? – похоже, герцогу и впрямь стало любопытно. Он шагнул к дающему, одним движением преодолевая расстояние от входа до стены и, не чинясь, присел рядом на походную койку.
- Причин может быть две, - задумчиво произнес Наваир. Сообразив, что гроза прошла стороной, он расслабился. – Возможно, беглец далеко отсюда. Живая железная повозка, на которой он сбежал, двигается невероятно быстро.
- Быстрее коня?
- Думаю, да, повелитель.
- Хм, - герцог в задумчивости прикоснулся пальцем к носу, дурная детская привычка, которая никак не хотела оставлять Медведя, - а почему ты подумал об этом только сейчас, а не тогда, когда велел снять «табунщика»?
- Не понял, что живая повозка побежит без хозяина,- повинился Наваир,- не гневайся, великий герцог.
- Да я и не собирался, - пожал плечами Игор, - я тебе, колдун-самоучка, без гнева, спокойно голову оторву и к штанам приставлю. А потом скажу, что так и нужно. Вторая причина какая?
- Возможно, наш невольный гость сам считал свое имя истинным, а иные сведения были от него скрыты.
- Как это могло получиться? – второй раз поразился герцог, - ведь имя - это твоя суть. Не зная его, ты не выберешь правильной дороги.
- Что мы можем знать о чужих обычаях, великий герцог, - задумчиво возразил Наваир, - быть может, в их землях считается, что лучшая защита тайны – забвение.
Игор в задумчивости постучал ногтем по голенищу высокого сапога.
- Наваир, прикажи сейчас доставить мне этого чернявого, который издалека. Хозяина повозки.
- Зачем он тебе, Повелитель?
- За тем, - туманно ответил Игор, но, взглянув на расстроенное лицо мага, все же пояснил, - перед тем, как посылать поисковые отряды, я хочу точно знать, как высоко в горы может подняться его живая повозка.
- На таких коротких лапах? – вскинулся Наваир, - да она уже у границы предгорий встанет…
- «Подумал Великий Дающий», - хмыкнул Медведь, - а на деле опять все оказалось не так. Ты слишком много думаешь, вот что. Это вредно. От этого заводятся мысли. И они прогрызают в мозгу извилины, - герцог выглядел грозно, но глаза его смеялись.
Кажется, он больше не сердился.
Наваир украдкой перевел дух. Великий Дающий, способный в одиночку сладить с парой десятков хорошо вооруженных бойцов и чуявший в себе готовность пободаться на равных с любым из подданных Твари Неназываемой, боялся своего сюзерена до мокрых штанов. Не смотря на то, что знал его лучше любого приближенного. А, может, как раз поэтому и боялся.
Небо полыхало необыкновенно ярким, оранжевым рассветом над серебристыми крышами Арса, кое-где неприятно обугленными, но, в целом, не сильно пострадавшими. Часть расторопные хозяева уже починили.
На западном склоне всю ночь не смолкал стук топоров. Оттуда несло дымом: не от пожаров, их давно потушили. От факелов. Стену чинили, не прерываясь на ночь. Пока Медведь стоял под городом, права на отдых не было ни у кого, кроме тех, кто уже сделал в этой жизни все, что мог – и сейчас ждал погребального костра, который запалят для него ближайшие родичи или сослуживцы с первым золотым лучом.
Шели так и не успела переодеться. В потной алой рубахе, пропахшей гарью и кисловатым запахом Драконовой смеси, она ступила под высокий свод огромного дома Белой Даянире и, не говоря ни слова, протянула свой боевой лук и короткий меч немым служанкам. Те приняли оружие, кивком выразили почтение госпоже и бесшумно исчезли.
В доме было нехорошо. Это Шели поняла сразу, с первых шагов.
Герцогиня поднялась по широкой пологой лестнице на второй этаж, светильники Благого Тара отмечали ее путь, сигнализируя хозяйке: кто идет, куда и с какими намерениями. Шели это не волновало ни на юс. Ее тут ждали.
Она толкнула тяжелую дверь хозяйской спальни.
Первое, что бросилось в глаза – силуэт женщины, словно вырезанный на фоне уже просветлевшего неба в большом окне. Нос и подбородок заострились, плечи поникли.
- Здравствуй, девочка, - голос прозвучал ровно, доброжелательно и, как всегда, уверенно. Что бы не чувствовала и не думала Даянире, «держать лицо» это ей не мешало. Ну и славно. Может быть, все и не так плохо, как вопил перепуганный гонец.
Но, подойдя к огромной кровати, застеленной беленым льном, Шели поняла всю тщетность своих надежд.
Все было плохо.
Все было – хуже некуда.
Барон Нортунг дышал тяжело, на скулах горел нехороший румянец, предвестник Серой Госпожи, Что Всегда Приходит Незваной, полные губы обметало белым налетом. Глаза в полумраке блестели слишком ярко.
Даянире только что напоила его кислым ягодником.
- Доброе утро, дядя, - Шели не стала улыбаться с фальшивой бодростью. Барон был воином. Она тоже. Случившееся было ясно, как день – лекарь закрыл рану, но кровь все же загорелась, не смотря на зелья. Теперь оставалось лишь ждать, выдержит ли грудная жила. Но выживали после такого считанные единицы, а большинство восходило с дымом по Дороге Предков. Думать, что барону повезет больше, чем остальным, было, по меньшей мере, наивно.
- Как там? – спросил он слабым, но довольно уверенным голосом.
- Стену почти починили, - Шели поднялась по ступеням и, на правах .ближайшей родственницы, присела на край ложа, - троха перевернули и заманили во внутренний двор. Пошел на капустные листья, - Шели невольно улыбнулась, - сейчас поел и спит.
- Надеешься его использовать?
- Было бы неплохо. Если наши Дающие найдут способ. Но Трей принципиально против Диктата Воли, а Марх… у него все же немного другой профиль.
- Трей, - барон поморщился, - любишь брата?
- Руда – не вода, - Шели пожала плечами. Спорить с умирающим было глупо. Соглашаться – еще глупее. Поэтому она ограничилась известной пословицей.
- Ты должна сейчас принять решение, - барон на мгновение прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Даянире поняла его правильно и поднесла к губам поильник. После пары глотков больному полегчало. – Помнишь предсказание Кары?
- Что мой супруг погубит Арс? – уточнила Шели, - конечно. А и забуду, так найдется, кому напомнить.
- Загляни в свою душу, спроси себя и ответь – только честно, чего ты хочешь от судьбы. Сейчас тот редкий миг, когда смертный может выбирать. Если манит венец герцогский, прими как данность – ни женой, ни матерью тебе не быть. Но владеть городом будешь.
Шели кивнула, спокойно ожидая продолжения.
- Вижу, не манит, - сообразил барон, - жаль. Я надеялся. Тогда… Если замуж и дите хочешь – выходи за Игора. Но, сперва, честь по чести, передай венец брату. Если он спасет Арс – народ его примет, не посмотрит, что бастард. А что колдун, так по нынешним временам, даже и лучше.
- Третий путь есть? – ровно спросила девушка, помня о том, что в клепсидре барона заканчивается вода, и гнев у его ложа неугоден Благому Тару.
- Какой третий путь? – по-настоящему удивился барон, даже попытался привстать, да железная рука любовницы прижала его к перине. Барон смотрел на Шели с удивлением, честно не понимая, что хочет сказать девушка.
- В Раскин, - пояснила она, - в Усадьбу Мастеров. Я учиться хочу, дядя.
Тронутое лихорадкой лицо перекосило от гнева.
- Еще новое дело! – сдавленно прорычал Нортунг, - И думать забудь! Чтобы второе дитя владетелей – в Мастера!!! Раньше умру!
- Хорошо, дядя, - спокойно промолвила Шели, - Умирай. Я подожду.
И, не прибавив ни пол слова, поднялась, игнорируя и хрип барона, и осуждающий взгляд Даянире.
- Стой, упрямая! Не за тем звал… Крепость… Росуме… - Шели мгновенно сделала уши «топориком» и обернулась, - знаешь, зачем она здесь летает?
- Откуда? – по-настоящему удивилась Шели, - Разве можно постичь Вечных Королей?
- Все можно… Если постигать, а не с луком бегать и о неподобающем мечтать, - дыхание барона становилось все тяжелее, и Даянире тревожно привстала, - Гора… Гора, Шели… В ней все дело… Без них она летать не может… Никогда… Никогда, что бы ни случилось, не убирай патрули с горы. Пообещай мне!
Барон приподнялся со странной настойчивостью, не отводя взгляда, требуя, моля.
- Обещаю, - сказала Шели, - дядя, а почему?..
Глаза барона закатились, и Даянире захлопотала вокруг, выдавливая на мокрые полотенца дорогое, в цену крупных алмазов, масло сагриса. В комнате запахло свежестью и силой. Нортунг сделал несколько судорожных вдохов и, успокоившись, затих. То ли уснул, то ли впал в беспамятство.
Даянире с сомнением посмотрела на барона, но, понимая, что сделать больше ничего не может, плотно укупорила флакон и спрятала его в рукаве.
- Зря ты так, - она покачала головой, глядя не на Шели – на барона.
- А как еще? – удивилась девушка. – Сам-то он, интриган, родня Твари Неназываемой! Одной ногой в рассвете, а туда же! Не морковкой, так веревкой, а все по его воле быть должно. Хорошо придумал: я отдаю венец Трею, выхожу за Игора, тот раскатывает Трея в тесто, садится на трон, и все равно мне – венец, брату – костер.
- Он умирает, - тихо промолвила Даянире, безо всякого выражения в голосе.
- Так что, для того, чтобы, наконец, хоть что-нибудь по-моему свершилось, мне тоже умереть? – с вызовом спросила Шели. – Зачем оно мне тогда?