Над раздвоенной вершиной Тельг кучились облака. Они почти совсем затянули небо, подсвеченное кострами. И казалось, что глядишь в бездонную бархатную черноту, озаряемую летучими искрами и беззвучными сполохами августовских зарниц. Зарницы вспыхивали где-то там, где лежало живое болото — старый бог нёйд Селестины. И штурман с врачом подумали, что сегодня у группы Липата будет тревожная ночь. А Рябиновая ночь между тем миновала середину, закрутившись вокруг вбитой в зенит одинокой звезды, очень похожей на Полярную.
Бранвен выложилась в плясах и теперь сидела, свесив ноги, прижавшись к боку Риндира, на скальном выступе, языком нависающем над королевским замком. Тот, словно пятерню, растопырил разновеликие башни, еще более темные на фоне темного неба. Но окна светились под конусом крыши только у Соколиной: словно прорези змеиных глаз. И глаза эти высматривали Бранни.
— «Темнеет над башнями — быть грозе…»
Штурман отчаянно зевнул.
— Скоро польет. Лучше бы нам быть под крышей.
— Уже не успеем.
Люб прикинул, не пора ли разворачивать зонтик, чтобы прикрыть всех троих. А вернее, маленькую палатку, выстрелившую из рукава и накрывшую пятачок метр на метр прозрачным куполом. Стропы натянулись, штыри ввинтились в известняк, и почти сразу же по скругленной поверхности ударили косые струи дождя.
— Внутрь! Живо!
Он пропихнул под купол штурмана и королеву и втиснулся сам. Зарастил вход. А вот местные и не думали бежать или прятаться.
Во-первых, спускаться скользкими от дождя тропами небезопасно, во-вторых, похоже, гроза была частью праздника. И вместо страха вызывала жадное, яростное веселье. Мужчины постарше растягивали навесы над кострами, женщины сбивали в кучки и прикрывали детей овчинами. Те выглядывали из одеял, как птенцы из гнезда. А молодежь радостным ором встречала каждую новую молнию. Плясала под ливнем, прыгала через костры, надев на шею низки рябины. Словно заговоренная. Или даже без всякого словно — нёйд точно были между ними. И молнии, все чаще бившие почти что в курган королев, не причиняли вреда. Только гром, рокотавший над головой и заглушивший водопады, вынуждал умолкнуть на мгновение, чтобы кричать и смеяться громче в наступившей следом тишине.
Свет костров просвечивал внутрь палатки, заставлял блестеть стекающие по гладкой поверхности дождевые капли. Бранни уперлась в прозрачную стенку ладонью, стряхнув их. Но тут же набежали, потекли новые. По куполу барабанил ливень. Молнии сверкали, то и дело охватывая вершину Тельг бахромчатым абажуром: то алым, то голубым, пока гроза не закончилась наконец и клубящиеся тучи не стали отползать на юго-восток. Дождь мерно дробил по палатке. Клонило в сон. И сигнал тревоги прозвучал до обидного неожиданно.
— Mayday, Mayday, Mayday. Группе «Танах» нужна помощь! Координаты… Повторяю…
— Сигнал принят! Инге, что у вас?
— Торфяной пожар. Много раненых.
— Вас понял. Смогу быть… — Люб кинул взгляд на наладонник, — от двадцати минут до получаса. Конец связи.
— Телепатией удобнее, почему не используют? — Риндир пробежался пальцами по наладоннику, чтобы усилить и продублировать запись.
— Разберемся, — и привычно окликнул: — Твиллег! Сингард на связи! Готовь ожоговый комплекс, флаер на координаты… — и мысленно стукнул себя ладонью по лбу, вспомнив, что ИИ звездолета в коме. Но тот вдруг отозвался приятным баритоном, вселяя уверенность:
— Врач Сингард, вас понял. Транспорт отправляю…
— Флаер будет внизу через семь минут, — врач принялся сворачивать палатку.
— Я сейчас!
Штурман чуть ли не бегом донес Бранвен до щели в подземный ход. Выпалил:
— Запрись-никого не впускай-не бойся-все объясню потом, — и скачками понесся к месту сбора, мельком заметив, что мимо пролетело что-то огромное и темное. Та плясунья, что была парой Фенхелю, оставив на земле одежду, взлетела огромной вороной и исчезла в месиве дождя.
На болотном острове над землянкой Селестины факелом пылал дуб-труба. Горстями выдыхал из себя огненные искры. Листья вспыхивали, скукоживались и опадали, пылали прутики, трещали сучья и кора, и холм покрывало горящими обломками. А в наполненной шипящими каплями темноте с криками нарезала круги обезумевшая сова: «Ух! Ух! Где же мой дом?!»
Люб едва не засмеялся причудам воображения, спрыгивая ребристыми подошвами на спекшуюся землю. Подошвам ничего не было, собственно, как и бронекостюму. Несмотря на обманчивую тонкость, рассчитан он был и на раскаленную лаву. Вот только подавление эмоциональных излучений пришлось врубить на полную мощность, и то врач подозревал, что глушилка не справится. Вой ужаса и боли над болотом стоял невероятный. От самых мелких существ до самых крупных эманировали запредельные показатели, но все это перекрывали страдания старого бога, выжигаемого изнутри.
— Да не знаю я, от чего загорелось! — лицо Инге Абранавель в свете висящих над поляной бестеневых ламп казалось особенно бледным через прозрачную маску, пот сверкал на коже бисером — не справлялась вентиляция. Инге все старалась вытереть сползающие вдоль виска щекотные капли, маска мешала, но девушка все равно механически повторяла движение.
Спасательная бригада грузила на флаер тяжелораненых — элвилин из группы Липата, людей, вайп. Люб коротко распоряжался.
Еще два флаера были на подлете.
— Липат пробы грунта пошел брать, и ему словно факелом в лицо.
— Ожог дыхательных путей, роговицы…
— А в маске ходить не судьба? — рыкнула Аурора. — Адам! Что у вас?
— Сильное задымление! Ищем выживших! — отозвался помощник по громкой связи: два флаера и дроны барражировали над болотом, осматривая тропинки и редкие людские поселения внутри и возле топей. Гроза уходила, а поверхность болота, пересушенная августовской жарой, продолжала гореть, подпитываемая изнутри жаром тлеющего торфа. И длиться это тление, вырываясь пожарами на поверхность или проваливаясь внутрь себя со всем, что сверху, могло еще несколько недель, месяцев и даже лет. А значит, и агония разумного существа, накатывающая волнами, пригибающая к земле, вгоняющая в амок.
Появление Селестины было неожиданностью для всех. Она рухнула на поляну, налету обретая человеческий облик. Чудом не надевшись на собственный пылающий тын, кашляя и хрипя, и в зеленых глазах плескалось безумие. Но еще прежде в золу под ногами плюхнулся тщедушный человек, бледный, крепко зажмурившийся, до хруста стиснувший зубы. Доспех, поддоспешник, рубаха на спине были растерзанны когтями, на ошметках запеклась кровь. Лицу и кистям рук тоже досталось. Похоже, нёйд не только тащила его в вороньем облике до дома, но и подрала перед этим.
Не обращая внимания на жар под ногами, Селя вытянулась струной, подняв руки к небу. Хрипло прокричав что-то такое, отчего истончившиеся тучи заклубились, выросли горбом, напоминающим ядерный гриб, и выплюнули на остров столб дождя. Ведьма, обессиленная, упала, а тщедушный накинулся на нее, пытаясь задушить и скользя ладонями по мокрой шее. Риндир без раздумий вогнал в обоих аккуратный разряд парализатора и поволок тщедушного в флаер, предоставляя Любу проделать то же с Селестиной.
— Поехали!
Горящее болото резко провалилось вниз. Но один из экранов продолжал показывать Аурору — столп спокойствия и здравого смысла посреди армагеддона.
— Инге, вы тут долго работали. Где болотные стоки, можете показать?
Девушка шагнула к ней, рукой напрасно разгоняя курящийся дым пополам с дождем, и вывела на экран над предплечьем карту местности.
— Здесь, здесь и здесь.
Синим высветились точные координаты.
— Твиллег! Аурора Бьяника на связи!
— Здесь Твиллег! Внимательно! — отозвался приятный баритон корабельного ИИ.
— Подключи Альва и слушай сам. Инженеров и технику в координаты… Строим плотину, обводняем горящие площади.
— Вас понял!
Как оказалось, мысль Ауроры уловили не только свои.
Если бы рассвет сумел пробиться сквозь обложные тучи и повисший над болотом густой серый дым, то сделал бы явственными не только туши тяжелой техники с габаритными огнями, полным ходом стремящейся в заданные точки, чтобы запрудить вытекающую из болота воду. К тем же самым местам, прекратив паническое бегство, спешила, рыла, ползла, летела местная фауна. Бобры, кроты, землеройки, медведки, огромные жабы и приплюснутые черепахи с когтистыми лапами; муравьи ростом с собаку, цапли, аисты, нетопыри двигались сосредоточенно и организованно, будто обладающие разумом… Подгрызали обгорелые стволы, тащили в когтях и роняли в нужные места камни…
А еще словно ожили кусты и деревья. Сплетаясь корнями, выдираясь из земли, мелкими корешками загребая и замешивая глину, скрепляя ее собой, падали, запруживая тихие болотные ручьи. Словно старый бог, собрав волю в кулак, временно отсек болезненную часть себя: чтобы спастись, возводя плотину и заливая тлеющий торф поднявшейся водой. Техника пришлых, подойдя, просто укрепила то, что он сделал сам.
Лагерь для погорельцев поставили на юго-западной оконечности топей — расположив по розе ветров, отделив от торфяников глубоким рвом с водой и песчаной траншеей. Позаботившись о противопожарной пропитке для стен и крыш хижин и отнеся временное поселение так далеко, чтобы его не накрывало волнами страдания, потому что на острове, где прежде жила Селестина, до сих пор находиться было невыносимо. Дуб выгорел, ручей обмелел, зола, прибитая дождем, обратилась в неприятную коричневую грязь. Но эмоциональный фон был хуже всего этого, давил на психику и проявлялся головной болью и кровотечением из носа и ушей.
Когда с устройством погорельцев все было более-менее улажено, госпожа Бьяника собрала штаб под навесом для столовой и поставила задачу обнаружить, откуда начался пал. Следовало выяснить, случайная ли это молния, небрежно разведенный костер или чужая злая воля.
— Иголку в стоге сена ищем? — спросил Фенхель. — Не проще ли расспросить ту воронью жертву, когда она придет в себя? Хотя я и так уверен: без епископа не обошлось. Вот только почему он перешел к военным действиям?
На землянку резчиков торфа антрополог вышел с помощью местных следопытов. Огонь не гулял здесь так сильно. Но рабочие не успели спастись, как все думали, и погибли не от огня. Им аккуратно перерезали глотки, а уж потом спалили. На костер, разведенный в торфяной яме, ушла вся заготовленная у хижины поленница. Нашлись и отпечатки сапог и подков, и микроследы — три всадника, спешившись и привязав коней, изрядно потоптались на поляне, а после ушли в сторону Солейла — туда же, откуда приехали. Разведчики со сканером двинулись по следам поджигателей. И обнаружили трех мирно пасущихся лошадок с характерным узором на лохматых боках, разоренный шалаш и еще два тела. Воинов растерзали клювом и когтями и оставили торчать среди свисающих веток орешника, что служил шалашу крышей.
Над телами успели потрудиться муравьи. Но уцелели куски доспехов, щиты со знаком весов и оружие. Драгоценные запоны, кованные пояса, и серебро в кошельках. Трупы смердели кровью и дымом. Именно дым отпугнул животных от падали.