Даринга: Выход за правила [СИ]

Глава 27

Чтобы толокой поставить сруб, требуется один летний день от рассвета до заката. С низом теремов не сложнее: клади себе венцы, поднимая клети — скорость зависит от того, сколько наймешь людей да сколько им заплатишь да хватает ли материалу. Сложности появятся позже: когда придет время поднимать светелки, крыть гонтом шатры да луковки, да коньками резными прижимать — опасно робить на высоте. И промеж точность требуется. Когда клети станешь соединять переходами. Да крылечки со столбами кручеными приделывать. А еще конопатить щели между бревнами надо. И мазью от древоточцев и пожаров пропитывать. И обкладывать тесом поверх бревен так плотно, чтобы не сочились мыши внутрь.

А больше всего времени уходит на каменный подклет. Но тут он уж был. Оставалось расчистить и скрытые под пожарищем кости по-людски похоронить. Только раскапывать его местные не сильно стремились. Боялись. Половину дня, что оставались до заката, убили Бьяника с Фенхелем на переговоры — а желающих так и не нашли. Не то чтобы местные вовсе дичились, напротив, охотно вступали в разговоры, готовые брать плату хоть товаром, хоть деньгами — пока не проведывали, что речь о подворье Медведя идет. И тут же смазывали пятки.

Управитель помочь тоже не обещал. Страда, время жаркое, нет у него возможности с других работ людей срывать. Пришлые подозревали даже, что не зря он умелся купаться, перепоручив дело помощникам. Видимо, боялся тоже.

— Это что ж нам такое подсунули? — антрополог вытащил из грядки пузатый корешок, что-то среднее между морковью и репой, и, вытерев о штаны, вгрызся в румяный бок.

— Обвыкнутся. Мне кажется, мы что-то упустили, — Аурора, прислонившись к яблоневому стволу, покачала ногой, глядя, как от самоцветов на сапоге разбегаются яркие искорки.

— Обед?

— Не-ет… — она потерла виски. — Записи… из спальни Трилла.

— Так его же там не было!

— Я и говорю — упустили.

Фенхель выдернул еще одну репо-морковку, отряхнул от земли и протянул начальнице:

— Как он зубами о деревяшку скрипел, пока рясу отдирали от спины?

Он живо представил себе это зрелище и даже морковкой сплюнул, до того стало противно.

— Думаешь, епископ не понял, кто на него напал?

— Разговора об этом не было. К Бранни не вязался. Лихорадка у него, — антрополог постучал по наладоннику.

— Да брось! Утром он был живее всех живых.

— А сейчас вечер. Самое время подняться температуре. А мы… что с подклетом станем делать?

— Свяжусь с Цмином. Пусть с утра заводит корабли к пристани. Мы переночуем в замке, а завтра начнем копать своими силами, — госпожа Бьяника потянулась, отлипая от ствола.

Еще днем на коротком телепатическом совещании они договорились, что не станут применять собственные технические возможности для постройки гостиного двора, а используют местных мастеров и материалы. Что займет больше времени, но возбудит меньше подозрений и ненужных сплетен и сделает контакты с солейлцами более тесными.

И вот ведь какая незадача. Но от плана госпожа Бьяника отступать не собиралась. Ведь всегда можно попросить у местного священства проклятую землю освятить, крестный ход провести и литургию — или как они здесь называются. А с материалами затырка быть не должно: торговать его станут не на Медвежьих развалинах. Тягловых зверей для перевозки тоже придется покупать или епископ отвалит от щедрот? Так или иначе, а надо, чтобы суперкарго Фрезия синтезировала больше разнообразных товаров на мену. Тем более что предварительный договор — тот самый «вампум» — был уже вывешен на ярмарочной площади.

Белявый, вернувшийся с пирожками и квасом, говорил, что народ живо обсуждает благоволение епископа к пришлым и выказывает им уважение. Уважение, надо же! Страхами местных к пожарищу проникнуться не получилось, и они договорились с Фенхелем провести следующую ночь в палатке на руинах вместе со сторожами и настроенными приборами — а вдруг и вправду обломки, проседая в пустотах, порождают инфразвук или имеется другое излучение физической или биологической природы, пугающее людей. При этом антрополог добавлял скептически, что когда им отгрузят материалы — никакие излучения воришек не остановят. От же зараза! Не верит в благородство человечества.

Удивляла еще и Ратка. Столько лет прожить рядом с пожарищем, с обгорелыми трупами под балками — и, в отличие от прочих, бояться лишь за свой огород? Хотя… какое-то время она жила в замке, прислуживала королеве Бранвен — пока епископ не погнал ее прочь.

Королева… Вернувшись к себе, Бьяника с Фенхелем просмотрели полученные через Риндира видео. Бранвен вела обычную жизнь — исключая утреннюю прогулку, на которой собственноручно разделала и зажарила в углях добытого соколом кролика. Ее отсутствие во дворце на этот раз не заметили. В тени епископа королева казалась никому не нужной невидимкой. Но сегодня выглядела намного веселее, чем обычно. Возможно, ранение Трилла стало тому причиной.

Врач Люб Сингард писал Ауроре, что епископ Бранвен даже не однофамилец. Какое странное выражение… Но даже если королева с Триллом не родственники — то это не означает ничего. Именно Бранвен может оказаться младенцем, принесенным вайпой бесплодной королеве, а Трилл — бастардом короля Ангейра. Да и всей полнотой власти, всеобщим уважением, как ни крути, пользуется он.

Оказавшись в тишине замка, Аурора просмотрела входящие. Скрипнула зубами, узнав, что флаер утонул в Гай Йолед, и спасти его невозможно. Будь Люб сейчас с ней — начальница подобрала бы слова, чтобы описать все глубины его безответственности. Перекинуть группу Липата на это проклятое болото, посмотреть, что там творится? Нет и нет. У них не столько людей и не столько флаеров. И главная обязанность — не изучать Дарингу, а вырваться с нее. Так что пускай мужчины перестают вести себя, как детсадовцы, сбежавшие от строгой воспитательницы, и сосредоточатся на главном. И Риндир…

Вечерний сеанс связи с ним был столь же короток, как и утренний. «Все в порядке. Происшествий нет».

За следующие четыре дня группе контакта удалось сделать многое. Суда пришвартовали и разгрузили, использовав под склад уцелевшую хозяйственную постройку — благо, дождей не было. Впрочем, тогда же Цмин отправил работников залатать дыры в крыше и поставить вокруг отведенного участка временный глухой забор. Драккар оставили у пристани — к любопытству здешних мальчишек. Кнорры с минимальной командой погнали вниз по течению за новым товаром. Антрополог, перехватив вернувшегося Люба, отправился с ним вместе договариваться о поставке теса и бревен. Адам с Ганелоном отправились на ярмарку: не столько торговать, сколько собирать информацию, закупать продовольствие. И налаживать связи, разумеется.

Так что вернулись они в лагерь не одни, а с веселой толстой женщиной на телеге с грузом хлеба, меда, рогатой тыквы непередаваемого оттенка и алой репо-моркови. На шее у каждого висело по связке кровавого лука, а коняшку с голыми косицами огружали две плетеные бутыли с вином и квасом. Тетка представилась Велетой. Держала она поле за городом и совсем не боялась пятилетней выдержки покойников. Потому охотно согласилась менять еду на скобяной товар и мануфактуру, доставляя ее на строительство лично.

А вот освятить развалины не удалось. Епископ не принимал послов, не читал проповеди и не вел службы. А перед уличными статуями Судии горячо молились священники и прихожане, дабы Трилл исцелился от раны, нанесенной злодейской рукой. Сам же епископ то ли расхворался, то ли затаился, и телеметрия показывала, что он мечется между страхом, гневом и ожиданием, а в окна капеллы наверху Соколиной врезают решетки, не пожалев дорогого железа.

Так или иначе дело двигалось. На второй день стали раскапывать подклеты и погреба. Найденные в отвердевшем пепле останки сортировали и укладывали в заполненные медом каменные домовины — и Ратка, и Велета поделилась, как следует здешних покойников хоронить. Богатых, разумеется. Госпожа Бьяника приказала не скупиться, надеясь, что в глазах местных это даст им жирный плюс. Фенхель, как всегда, сомневался, полагая, что выставленное напоказ богатство рождает зависть. И меда из туесов команде щедро откладывал. Тем более, что по полезности тот превосходил все известные аналоги.

Ночные, да и дневные, бдения с приборами пугающих аномалий не выявили. Так что скорее дурной славой пожарище было обязано суевериям, страху перед наглой (насильственной) смертью или боязнью мести беглого Трулана.

Чужакам привидения не навредили, и общественное мнение тоже постепенно менялось. Тем более, вон Ратка шесть лет здесь жила, огород развела, живность держала — и никто не умер. Кроме ее мужа, конечно, который по пьяни в проруби утонул. Зато сам Трилл их мальца призрел, это ли не счастье. Покойников похоронили и отплакали, подклет расчистили и готовились возводить на старом основании новый терем, когда наступила Рябиновая ночь. Она прихватывала еще и день — сутки праздника, начала сбора урожая.

Фенхель был в восторге. В этот день по старому обычаю скот купали в море или реке, и антрополог с рассвета засел с биноклем в кустах над обрывом, чтобы ничего не пропустить. Бинокль записывал все, а Фенхель наслаждался зрелищем, как животные с ревом, блеяньием, меканьем вступают в воду на пологом берегу, а между ними со смехом носятся дети, подгоняя рябиновыми прутиками. А рядом спускаются прямо в рубахах серьезные взрослые, чтобы особо позаботиться о тяжелых бурых «коровах», вешая им на рога яркие алые и синие раковины и вымазывая уши и хвосты голубой речной глиной. Коровы терпеливо сносили обряд и, похоже, им нравилось купание.

Прибежала Ратка, стеснительно поднесла ему завтрак — круглый сыр с черникой. Его принято было дарить в этот день на счастье. Еще следовало срезать первые колосья, и часть смолоть на ручной меленке в муку, чтобы приготовить пирог с яблоками и рябиной. А остальным уравновесить весы Судии. Ему несли сегодня все обильные плоды, которые родила эта земля. А главный праздник должен был проходить на вершине Тельг над городом. Выбирались туда заранее, едва спала тяжелая полуденная жара. Сегодня склоны Тельг не казались пустыми, отданными на откуп жаворонкам и змеям. Целыми семьями и даже концами поднимались в гору солейлцы. Несли младенцев, увечных и стариков. На крутых тропинках пестрели праздничные одеяния, звучала музыка, слышался веселый гомон. С собой тащили дрова, растопку, еду и питье.

Едва отгорит закат — у кургана королев на вершине разбросают для птиц зерно и орехи, закопают пироги и творог, и начнутся трапеза, игры, плясы. Пожалуй, все были счастливы в этот день, исключая госпожу Бьянику — работа встала.