Чужой наследник 5

Глава 24 Теракт

Я проснулся со свежей головой. Сны со странными голосами и трехголовым кадавром продолжали меня преследовать и были до безобразия однообразными. Но я уже научился подавлять их. Превращать в обычное сновидение. А обычных снов я никогда не запоминал. Астральщики говорили, что что-то снится человеку всегда. Просто мы часто не помним сны, после пробуждения. Наука управления снами и их интерпретации была особенностью магии именно турмалинов. Ходили слухи даже об особой специализации их магов, которая позволяла проникать в чужие сны и управлять ими, превращая их в кошмар для реципиента или целительное для души сновидение. Все, что мог я — приглушать стороннее воздействие с помощью мощи моей ауры. Но мне, пока что, и этого хватало.

Мое расписание уже устоялось. С утра чтение новостей.

Паутина гудела о приближающемся внеочередном Совете Князей. Одни новостные агентства описывали прибытие глав кланов в Павлоград и устроенные ими приемы. Другие пытались выделиться аналитическими статьями о политической ситуации. Третьи нагоняли волну истерии против действующей власти. Причем последние четко делились на два лагеря: сторонники Совета и увеличения его роли в политике Ожерелья, и сторонники решительных мер, любители ежовых рукавиц и единовластия. Эти занимали сторону Шуйского и Кабинета министров. От всего этого обилия новостей несло тухлятиной клановых интриг и внутренних разборок. Я мог только мысленно пожелать Василию Шуйскому удачи, и не уступить слишком много своей власти в такой кризисный момент. А на то, что властный пирог будут пытаться переделить заново, указывало слишком многое. То, что Шуйскому придется пойти на компромиссы с кланами, я даже не сомневался. Так было и в мое время, когда император имел гораздо больше полномочий, чем просто глава правительства. Также наверняка будет и теперь.

На этом фоне терялись сообщения о приливах, потерях и новых выходках бандитов из белых пятен. А ведь они были. И, как мне показалось, количество этих сообщений возросло с тех пор, как я впервые получил доступ в сеть. Кто-то весьма умело нагнетает обстановку. Повышает уровень тревожности населения. Это очень похоже на скоординированную атаку, незаметную с первого взгляда и довольно коварную. Однако мое, уже слегка заржавевшее, политическое чутье, сигнализировало, что это шебуршение и вал негативных новостей неспроста. Хотя может быть и такое, что все это новая реальность. Полоса стабильности, если она и была в существовании Ожерелья, заканчивалась. Бастовали рабочие, перекрывались трассы, проводились митинги и демонстрации. Власти Ожерелья никак на это не реагировали, предоставляя справляться с этими проблемами кланам, на чьей территории возникали эти стихийные возмущения. Надо сказать, на коронных территориях и на землях клана Алмаз дисциплина пока что царила… диамантовая. Надолго ли?

Второй по значимости темой, обсуждаемой в паутине, были бандитские разборки в столице, принявшие неожиданно размах самой настоящей гангстерской войны. Наиболее осведомленные журналисты говорили, что конкуренты громят Золотой Синдикат. И ему не помогают ни теневые соглашения, ни высокопоставленные покровители. Одна из трех наиболее влиятельных преступных группировок в стране стремительно катилась к краху. Война из столицы уже перекинулась в главные города кланов, и скоро должна была пройтись косой по фортам и факториям.

А третьей новостью была гибель Александра Грибоедова — начальника Тайной Службы во время рядовой, по сути, операции, в которой он зачем-то решил принять участие. Собственно предметом обсуждения служила не сама смерть министра, а его нелепый поступок — участие в боевой операции ведомства. И поскольку из официальной информации был только краткий некролог на странице Кабинета, слухи о событии курсировали самые невероятные. Сам Грибоедов был незначительной фигурой, предложенной на должность кланом Рубин, однако смерть министра будоражила общественное мнение. Некоторые писаки сплели смерти Фондорна, Бриллинга еще ряда полицейских и жандармских офицеров и Грибоедова в диковинную сеть теории заговора, состоящую из слухов, предположений и откровенно шизофренических догадок. Странно, но принадлежность его к теневому клану не промелькнула нигде, даже в качестве предположения. Интересно девки пляшут.

Все СМИ форта писали об открытии железнодорожной ветки, укреплении связей с Разумовским и новых временах для форта Алый Рассвет.

Потратив на чтение полчаса и употребив две чашки крепкого утреннего кофе, я приступил к своим ежедневным тренировкам, которые в Павлограде реально так подзапустил.

Тело с готовностью отозвалось на нагрузки. Я даже увеличил длительность физподготовки на полчаса, в ущерб тиру. В стрельбе я пока что достиг своего потолка, и мне оставалось только поддерживать уровень.

Затем наступило время занятий по огранке. Я, как обычно, проконтролировал своих ребят и занялся, наконец, собственной огранкой. Вообще, скорость моего роста в качестве мага перестала меня удовлетворять. Основу для стабильного роста семьи и ее доходов я обеспечил. Фундамент для исполнения своих планов заложил. Настала пора становиться сильнее, как ограненный. Это было необходимо для меня, как для главы семьи. Со слабым магом — мастером или даже старшим мастером будут считаться другие семьи. Но не рода и уже тем более не кланы. Кроме того, рост ауры и огранка нужны были мне, поскольку я собирался лично принять участие в первой экспедиции в глубины Хмари. А для этого я должен был стать сильнее. И сделать сильнее своих соратников. Тех, на кого я рассчитывал, как на участников. В этот раз я не заканчивал тренировку, пока не открыл новую грань. Выжав ауру практически полностью, я все же добился своего. Я открыл «Дождь клинков». Практически бесполезная против ограненных, эта грань была весьма эффективна против толпы нулевок или же против стаи тварей Хмари. Что приятно, против наиболее опасных — а именно бесплотных противников, она была особенно хороша.

После огранки у меня оставалось всего полчаса до церемонии, и я, наскоро ополоснувшись под душем, натянул свой лучший костюм, прихватил с собой, как и обещал, Карла Августовича и в нашей новой пуленепробиваемой машине отправился в промышленный район.

По всему городку стояли постовые полицейские. Наряды полиции были усилены жандармами, которых я раньше никогда в нашем форте не встречал. Судя по знакам различия в петлицах, нас осчастливил своим присутствием первый дивизион ОЖК (отдельного жандармского корпуса). До выведения на улицы воинов ССФ дело не дошло, но я уверен, что наряды на воротах усилены. И дежурные группы готовы к выезду. На подъезде к вокзалу нашу машину остановили. Вежливый, но решительный жандармский вахмистр приказал парковать мобиль здесь и идти дальше пешком. Мы с Августовичем безропотно последовали дальше на своих двоих. Я приказал шоферу припарковаться неподалеку и ждать звонка. Короче говоря, властями были предприняты совершенно беспрецедентные меры безопасности.

И все же у меня на душе, по мере нашего приближения к новенькому зданию вокзала, расцветала тревога. Улицы были запружены радостными, празднично одетыми людьми. Вокруг них сновали лоточники и мелкие торгаши, предлагая пирожки, сладкую вату и лимонады. В воздухе висел сладковато-ванильный запах праздника. Видя улыбающиеся лица вокруг, детей, коробы с мороженным и протянутые через улицу веревки с флажками, на которых красовался герб Ожерелья, я никак не мог проникнуться царящей повсюду атмосферой праздника. На мои чувства давило ощущение неправильности. Интуиция сдавленно ворчала. Близились неприятности. Но я совершенно не понимал, откуда они могут прийти. Видимо, тонко чувствуя мое настроение, Августович тоже выглядел хмурым и сосредоточенным. Он быстрым взглядом охватывал толпу вокруг нас, а правая рука лежала на поясе, близко к рукояти меча.

Когда мы пробились сквозь плотную массу людей к оцеплению, стрелки на огромных вокзальных часах показывали без двадцати час. До начала церемонии оставалось еще двадцать минут. Здание вокзала было выполнено в стиле неоклассицизма. Состоящее из двух этажей, оно увенчалось гигантским куполом, из металлических балок и стекла, который накрывал собой перроны, и опирался с другой стороны рельс на здание депо. Вокзал был выкрашен в ярко-зеленый цвет, на котором выделялись белые прямоугольные фальшивые колонны фронтона.

Нас пропустили через оцепление без вопросов. Еще один жандарм проверил мой паспорт, посмотрел на приглашение в моем комме и, сверившись со своим планшетом, направил нас в боковой выход на первый перрон, где должны были собраться сливки форта. Тревога нарастала, по-прежнему не обретая никаких конкретных очертаний. Или, может быть, я просто уже себя накручивал. Интуиция ограненных — вещь полезная, но не точная. Кроме истинных предсказаний турмалинов.

На перроне собралась немалая толпа народа. Все «лучшие люди города» получившие приглашение были здесь, да еще и сопровождение с собой привели. На импровизированной трибуне в конце перрона и прямо перед ней скучилось все городское начальство. Орлов-Дарский со свитой стоял в центре, окруженный императорскими чиновниками. Жрец из храма Силы с принадлежностями для ритуала притулился сбоку. Я заметил Юрковского, который умудрился где-то раздобыть стул и единственный из руководителей ведомств сидел в расслабленной позе. Он тоже хмурился и бросал по сторонам настороженные взгляды из-под опущенных век. Наши взгляды пересеклись, он несколько секунд смотрел мне прямо в глаза. Потом, слегка скривив породистый нос, подал мне знак чистильщиков, означающий «внимание». Да и я так уже напряжен и ожидаю нападения. Я кивнул, дав понять, что увидел намек.

Осмотрел толпу, отмечая знакомых. Ближе всего ко мне оказался Игнатов со своим выводком технических гениев. Чуть дальше я различил Матвея с семейством, его отец приветственно кивнул мне. Василиса стояла у самого перрона, и я ясно видел призванного ей духа, пока что укрытого в астрале. Она меня не заметила, и я скользнул взглядом дальше. Гольцы, Алиевы, младшие Юсуповы. Госпожа Ларина, окруженная свитой из офицеров и молодых людей в цивильной одежде. В толпе мелькнул давешний экстремальный журналист. Возле депо виделась вторая часть оцепления, а на крыше торчали жандармы, ясно видимые через толстое стекло купола.

Солнце жарило с ясного, голубого неба, на котором не было ни облачка. Над перроном витали запахи табака, машинного масла, разогретого металла и какофония цветочных ароматов, от надушенных посетителей. Постоянный гул голосов создавал успокаивающий равномерный шум. Издали послышался пронзительный свисток. Толпа зашевелилась, стоящие ближе к краю начали вытягивать шеи, чтобы лучше рассмотреть, что происходит на путях.

Через пару минут на перрон, подав еще один истошный сигнал, проследовал дизельэлектровоз, тащивший за собой вереницу вагонов. Я сосредоточился на поезде, единственном месте, откуда могла возникнуть угроза. Оркестр, стоящий за трибуной, заиграл марш.

Поезд втянул свою длинную тушу на перрон и остановился. Лязгнули буфера. Стих стук колес и звук двигателя. Длань поднял руку и его усиленный магией голос разнесся под куполом.

— Драгоценные господа. Сегодня знаменательный день для нашего поселения. Мы первый форт в нашем секторе, в который была проложена железнодорожная ветка. А значит, нас признали перспективным…

Дальнейшие слова длани утонули в грохоте взрыва. Вернее, нескольких взрывов. Одновременно я услышал звук лопающегося стекла и стон рвущихся стальных балок. А потом на нас рухнула крыша вокзала.

По крайней мере, такое сложилось впечатление.

Сперва ударная волна от взрывов, отразившись от купола, оглушила и контузила большинство присутствующих.

А затем тонны стали и стекла, составляющих перекрывающий перрон купол, устремились вниз, накрывая толпу на перроне, прибывший поезд и цепочку полицейских у депо.

Все это произошло за несколько секунд, и большинство гостей не успело даже испугаться.

Меня спас Августович.

Нет, я напялил на себя артефакт защиты сегодня, последнее время я без него из дома вообще не выходил. Но, это был самый слабый артефакт из имеющихся в распоряжении семьи. Я в основном рассчитывал в критических ситуациях на свою реакцию и магию. Не уверен, что артефакт смог бы меня защитить от нескольких последовательных ударов, которые обрушились на нас через секунду после взрыва. Моя магия заточена против существ, обладающих подобием разума и чувств. И ничем не может помочь, против падающей на ограненного балки весом несколько тонн.

Карл Августович отреагировал мгновенно. Сбил меня с ног и прикрыл собой, одновременно активировав свое кольцо рыцаря-капитана. Второй раз это кольцо мне жизнь спасает. Я пытался было сдуру рвануться в сторону, но старик крепко прижал меня к асфальту перрона. В результате от мелких повреждений меня защитил именно личный артефакт защиты. И нам обоим повезло, что нас не привалило горой стекла или металла.

Я вскакиваю на ноги и оглядываюсь. Вокруг воцарился форменный хаос.

С повреждённого купола продолжают срываться здоровенные осколки стекла. Искореженные балки угрожающе скрипят и раскачиваются. Над перроном постепенно разрастается крик раненых и шокированных людей. Пахнет кровью и человеческой требухой, как на поле боя.

Над трибуной сияет гранями купол защиты. Грань алмаза. Понятно. Юрковский постарался.

Под месивом из металла и стекла видны вспышки индивидуальных амулетов.

Тут и там в толпе виднеются купола поменьше — янтарного или прозрачно-желтого цвета. Немногочисленные, успевшие среагировать топазы, защитили себя, а некоторые даже окружающих. Самый большой купол находится прямо возле меня, но на нем лежит конец многотонной потолочной балки.

Я начинаю действовать, просто чтобы не стоять на месте. Прыгаю на ближайшее ребро упавшей балки. Передвигаться по самому перрону смертельно опасно. Одновременно усиливая голос, перекрывая крики и стоны раненых, ору на весь перрон.

— Уцелевшим не двигаться! Не пытайтесь уйти или убежать! Передвигаться смертельно опасно! Окажите помощь раненым рядом с собой, наложите жгуты, уменьшите кровотечения! И ждите, когда хоть немного уберут стекло!

Со стороны, где стояли Гольцы, начали сверкать вспышки изумрудных граней. Выжившие целители начали работу в этом хаосе.

Я же, не прекращая выкрикивать свое предупреждение, пробегаю по переплетению металла и двумя ногами прыгаю на балку, упирающуюся в купол, под которым, как я думаю, стоит Игнатов. Раздается новый скрежет, сверху падает еще несколько острых кусков стекла. Балка слегка сдвигается в сторону. Ко мне присоединяется Августович. Он скачет по завалам, может и с меньшим изяществом, чем я, но его ноги ступают уверенно, а реакция даже получше моей. Мы синхронно бьем в балку ногами, с прыжка, толкаемся от купола защиты и заскакиваем обратно на завал. Я помогаю старику удержать равновесие. Балка вздрагивает и съезжает набок под собственным весом, вызывая еще один обвал обломков и осколков. В миг, когда она рушится на асфальт, купол мигает и пропадает. Под ним обнаруживается потерявший сознание Игнатов, и несколько его парней с бледными лицами, по которым катятся крупные капли пота.

Надо понимать — щиты топазов рассчитаны на ударную нагрузку. Многотонная конструкция, давящая на купол, сожрала ауру старшего мастера, которым Игнатов является, за минуту. И изрядно обессилила несколько адептов, которые пытались его поддержать.

— Начинайте разбирать завалы вокруг, ребята. — Говорю я им. — Вытаскивайте раненых на чистое место.

Я бросаю им свой «экстренный» набор медикаментов, оставив себе всего один шприц с зельем регенерации.

Снаружи вокзала доносятся несколько выстрелов и гневный рев толпы. Но с этим мы будем разбираться позже. Ловко балансируя на обломках, я прыгаю в сторону второго вагона, возле которого видел Василису. Попутно отмечаю, что семья Матвея не сплоховала. Вокруг них чисто, кто-то из александритов успел открыть «Двойной портал». Рядом есть еще несколько таких же чистых от обломков кругов, в которых вяло шевелятся ошеломленные, но живые и не раненые люди.

Возле второго вагона я застаю плачущего Матвея. Парень склонился над обезглавленным телом Василисы и рыдает. Голова нашей подруги лежит отдельно от тела, откатившись к рельсам.

Кладу руку ему на плечо, смотря в широко раскрытые зелено-розовые глаза нашей мисс-строгость. В горле комок. В груди разливается непонятный холод.

Матвей поднимается с колен. Я сжимаю его плечо, чтобы обратить на себя внимание.

— Матвей. Живые люди требуют нашей помощи. Мертвых оплачем потом. Надо идти.