На улице у полицейского участка меня уже ждала Настя Воронова. Взволнованная, зарёванная.
— Что случилось? — с ходу начал я допрос. — Где накосячили?
— Нигде, Макс! Посидели, поболтали. Жан посадил меня в такси, а сам пошёл в своё общежитие. Успела отъехать метров на двести — выстрелы! Попросила водителя высадить, так как за Жана переживала. Пришла… Он стоит с мечом, напитанным силой, а возле него валяются три трупа. Простолюдины… Тут же подъехала полиция и Бельмондо арестовали. Я за ним. В полицейский участок не пустили.
— Много выпили?
— По бокальчику вина всего. И то на весь вечер растянули. Трезвые оба! Зачем Жан их убивать кинулся⁈
— Разберёмся.
Но и меня, несмотря на все уговоры, в полицейский участок не пустили. Сказали, что только родственникам и потерпевшим можно… Ну или с повинной. Ни под одну категорию я не подходил, поэтому не стал бессмысленно сотрясать воздух, а набрал графиню Достоевскую. Уж она в таких делах разбирается лучше многих.
— Уже в курсе, — вместо приветствия начала она разговор с конкретики. — Жди и не рыпайся! А то знаю тебя! Я позвонила тому самому следователю, который вас из тюряги вытаскивал.
— Иванов?
— Да. Мужик грамотный, дотошный и если берёт деньги, то только после хорошо проведённого дознания. Но если виновен подопечный — отказывается от них и от приговора не отмазывает.
— Я могу в СБ звякнуть.
— Нет, Макс. Оставим такой вариант на крайний случай. У подобных контор в должниках лучше не ходить.
Следователь прибыл на неприметной машинке минут через пять. Узнал меня, поздоровался.
— Не верю, что Бельмондо мог сойти с ума и начать резать людей направо и налево! — с ходу заявил я ему.
— Всякое бывает, — спокойно ответил он. — Моя задача — не отмазать твоего дружка, а найти истину. Так что хоть на голове стой, но буду придерживаться исключительно фактов. Сейчас меня больше интересует рассказ Анастасии Ворониной, чем твои эмоции.
— Сидели! Болтали! Никаких конфликтов! — моментально стала вываливать Настя подробности свидания. — Пошли прогуляться. Потом такси вызвала в квартале от общежития Жана.
— Вы его могли разозлить чем-то?
— Нет! Наоборот, чуть даже не поцеловались на прощание… Правда, в щёчку. Жан юморной, обходительный и, как бы это сказать, эмоциональный, но беззлобный, что ли. Поверьте, такие пустых драк не любят, а уж убийство без причины… Потом села в машину и услышала выстрелы. Хотела…
— Понятно, — перебил её следователь. — Молодые люди, воля ваша, только мой вам совет идти по домам. Подобные расследования за пять минут не проводятся.
— Мы будем ждать! — категорически заявил я. — Всё равно не уснём.
Часа через два Иванов вышел и постучался в окно моего автомобиля.
— Поехали, — приказал он, залезая на заднее сиденье.
— Куда?
— На место преступления, Гольц. Думаю, госпожа Воронина не забыла, где это.
— Итак, — продолжил следователь, как только я тронулся. — Допросил обвиняемого и свидетелей.
— Каких свидетелей? — удивилась Настя. — Улица была пустой.
— Парочка спряталась в подворотне и всё видела. По их словам, взбешённый чем-то Жан Луи Бельмондо пристал к троим парням. Те что-то резко ответили ему, и он, выхватив меч, изрубил их на куски. «На куски», естественно, преувеличивают, но убийство было.
— А выстрелы? Я сама их слышала!
— Свидетели говорят, что не было. При погибших мы также не нашли оружия.
— Я не вру!
— Допускаю это, но вы могли и обознаться, приняв безобидные хлопки за стрельбу. Поэтому и едем на место убийства, чтобы разобраться в происходящем. Честно говоря, считаю, что вашего друга подставили. Оба свидетеля… Точнее, свидетель и свидетельница говорят, словно текст заучили. Каждый раз одними и теми же фразами, как бы я ни переиначивал вопросы. Представим на секунду, что парочка является подельниками убитых. Они могли и оружие спрятать, и…
— Невозможно, — возразил ему я. — Прямо на глазах Бельмондо подойти и забрать улики они не могли. А уж когда набежала толпа, тем более.
— Это меня тоже напрягает, — согласился Иванов, — поэтому для начала нужно найти пули. Сколько было выстрелов?
— Я два слышала, — сообщила Настя.
— Значит, ищем две пули.
Приехав на место, следователь не стал сразу искать улики, а внимательно обошёл узкую улочку и остановился около трёх кровавых луж в подворотне.
— Значит, здесь… — задумчиво пробормотал он. — Стояли практически плечом к плечу. Бельмондо был перед ними. Представим, что в него стреляют. Пули должны были либо попасть в тело, либо в стену на соседней улице — больше им деваться некуда.
Барон без ран. Идём осматривать стены. Рост убитых чуть ниже Бельмондо, поэтому угол поднятия оружия должен составлять около десяти градусов. Берём примерное расстояние от места выстрела до стены и получается примитивная геометрия. Ищем чуть ниже второго этажа.
— А по горизонтали? — спросил я. — Тут тоже есть свой угол и пули могли улететь очень далеко. Добавим, что рука стрелявшего могла дёрнуться, и все вычисления насмарку. Также могли стрелять не от бедра, а прямо, с вытянутой руки. Это почти горизонтально земле.
— Замечательно, — без тени иронии прокомментировал Иванов. — У вас, барон, есть задатки сыщика. Но обратите внимание на арку, в которой случилась трагическая встреча. Она ограничивает круг поиска. Если бы пули попали в неё, то остались следы. Я их не нашёл. Значит, десять метров вправо и десять влево. Уровень второго этажа.
— А что говорит сам Жан? Как всё было, по его словам?
— Шёл домой. Выскочили трое. Выхватили оружие и стали стрелять, ничего не говоря. Подготовка у барона хорошая, поэтому среагировал моментально, увидев подозрительных личностей, достающих пистолеты. Увернулся от пуль двоих и, на ходу выхватив меч, лишил нападавших самого главного — жизни. Потом сам вызвал полицию… Что, кстати, зафиксировали в участке. Стреляли, по его словам, именно от бедра.
Почти час, мы исследовали стену, взяв в долг у дворника длинную лестницу. Наконец, нашлась одна, а потом и вторая пуля. Обе намертво застряли в декоративной штукатурке. С помощью перочинного ножа следователь выковырял их и понюхал.
— Свежак! — довольно заявил он. — Гарью пахнут!
— Значит, Жана можно отпускать? — с надеждой в голосе спросила Настя.
— Вряд ли отпустят. Косвенная улика. Оружия же нет. Тут нужна собака-ищейка, да и то не факт, что хоть что-то обнаружить сможет. Хотя пистолеты должны быть спрятаны неподалёку. У свидетелей их не оказалось, а дальше народу было не пропихнуться и всё оцеплено, чтобы незаметно вынести. Могли, конечно, после, но лично я на месте преступления в ближайшие сутки не светился бы.
Вот я дурак! Нет! Дебил и олигофрен в одной пробирке! У меня же есть собака! Ну… Почти собака! Такс! Он бы и пули найти помог!
— Специально не вмешивался, — раздался в моей голове голос духа-хранителя. — Не очень естественно получилось бы быстро найти эти кусочки свинца.
— А стволы? — также мысленно ответил я. — Можешь промониторить округу?
— Слишком много железа вокруг. Сбивает настройки, но кое с чем справлюсь.
— Господин Иванов! — уже голосом обратился я к следователю. — А где прятались свидетели?
— Думаете, барон, что они умыкнули оружие? Я тоже придерживаюсь этой малодоказуемой версии, поэтому пойдёмте в парадную, в которой эта парочка целовалась. Авось и улыбнётся удача.
Небольшая обшарпанная дверь, а за ней широкая лестница, провонявшая ссаньём и усеянная окурками. Да… Не самое подходящее место для романтической встречи. Зато очень удобное, чтобы наблюдать за улицей — грязное окно между первым и вторым этажом позволяет полностью видеть место преступления.
— Есть! — доложил Такс. — На третьем этаже дыра в стене, фанеркой прикрытая. Там три пистолета, в тряпку завёрнутые. Котом кастрированным буду, если из них недавно не шмаляли!
Сделав вид, что внимательно обследую лестницу, поднялся до третьего этажа и увидел фанеру, державшуюся на одном хлипком гвоздике. Отодвинул. Заглянул.
— Все сюда! Нашёл!
Взяв улики, мы поехали обратно в полицейский участок.
— Но как⁈ — не унималась Настя. — Как прямо из-под носа Жана могли забрать оружие⁈ Чертовщина, какая-то!
— Есть способы, — спокойно ответил Иванов. — Почти все преступления лишь на вид кажутся загадочными, а на самом деле состоят из определённых шаблонов. Даже такое. Если это то, о чём я думаю, то в участке нас ждут неприятные известия…
Следователь оказался прав. Не успели мы с ним войти в полицейский участок, как дежурный тут же отрапортовал.
— Беда, Михал Сергеич! Мы по вашему приказанию временно задержали свидетелей. Так девка переволновалась, и у неё эпляптичекий удар случился.
— Эпилептический? — переспросил Иванов.
— Так точно! Посинела, задёргалась! Бац на пол, и не дышит! От ведь горе… А кричала как, сердешная…
— Где тело⁈
— Там ещё и лежит. Наш врач сказал, чтобы ничего не трогали без вашего ведома.
— Эти двое со мной! Быстро показывай потерпевшую!
Да. Девушка действительно оказалась мертва. Вся кожа покрыта лопнувшими сосудами, лицо обезображено предсмертной гримасой боли. Страшная кончина. Но Иванов не стал обращать внимание на эти факты, а, наклонившись, сразу же оттянул ей веко.
— Что и требовалось доказать! — почти удовлетворённо произнёс он. — Видите⁈ Белки глаз красные, а сами зрачки имеют синеватый оттенок! Это Проникновение! Однозначно оно! Эй, где врач⁈
Немолодой, щуплый мужчина в халате появился быстро. Услышав про Проникновение, он не стал задавать лишних вопросов, а приказал двум дюжим полицейским перетащить труп к нему в кабинет. Потом следователь с врачом выгнали нас взашей, оставив куковать под дверью.
— Что за проникновение? — с дрожью в голосе спросила Настя, основательно проникшись моментом.
— Не знаю.
Вот тут я соврал. Будучи Безумным Генералом не раз встречался с таким и уже думал, что больше не встречу сь никогда. Некоторые виды Тварей могут захватывать мозг, полностью подчиняя личность бедняги себе. Некоторые одарённые тоже могут, но без последствий подобное для них не обходится. Так кто же вселился в свидетельницу? Тварь или человек?
Ответ на этот вопрос сейчас и ищут следователь с доктором. Уверен, вскрывают череп бедняжки. Через несколько часов её мозг станет обычным, а сейчас должен иметь либо зелёный, либо красный цвет. Зелёный — подчинила Тварь, ну а красный это человеческих рук дело. Даже не знаю, что и хуже…
Вышедший через двадцать минут Иванов, остервенело тёр руки тряпкой, пытаясь убрать с них кровь.
— Хреново всё, — пробурчал он. — Нужно поговорить со вторым свидетелем, пока не окочурился.
— С вами можно? — попросил я.
— Да чего уж теперь… Давайте.
Мужчина, к счастью, оказался живёхонек, и очень неплохо себя чувствовал несмотря на слегка встревоженный вид.
— Кто послал⁈ Отвечай, сука! — влетев, засандалил Иванов ему под дых. — Я всё знаю! Не смей отпираться! Твоя подельница раскололась!
— Ничего не знаю! Врёт Маруська! — заныл он, скрючившись на полу.
Недолго думая, следователь поволок мужичка в кабинет к доктору, и швырнул рядом со столом, на которой лежал труп.
— Хана твоей Маруське! Отравили её! Перед смертью призналась, что ты подговорил дружков благородного пощипать! Может, это ты её и траванул⁈
— Не я! И не моя она! Чё мне её укокошивать, если денег должна! Сказала, что после дела заплатит! Можь, и я отравленный? Ой, ё! Лечите быстрее! Уже живот крутит!
— Вылечим, если всё расскажешь. Только быстро! Часики твоей поганой жизни тикают!
— Маруську недавно знаю. Пришла, посулила хороший куш, если одного аристо на кукан поставим. Типа перед её крутым трахарем провинился, много бабок должен, а отдавать не хочет. Только чтобы всё шито-крыто. Я троих забулдыг из привокзальных выцепил за два пузыря водки шмальнуть по благородному. Отследили, каким маршрутом на хату обычно возвращается…
— Где пистолеты взял⁈ — снова заорал следователь. — Отвечай быстрее, пока ноги отниматься не стали!
— Маруська дала! У нас на такие «игрушки» денег нет! Сказала с ней в засаде остаться, а потом, если вдруг благородному повезёт, оговорить его правильно. Даже бумажку заучить дала! Ну, стоим мы с ней в парадной, пялимся. Забулдыги к этому шнырю подкатили…
А дальше не помню! Честное слово, не помню! Вдруг заснул! Открываю глаза, а на меня сонная Маруська пялится, буркалы свои трёт! Глядь в окно, а забулдыги неживые в кровище! Потом легавые… то есть полиция приехала, люди понабежали.
Тут Маруська и говорит, мол, пора денежки отрабатывать. Мы к полицейскому в оцепление. Сказали, стало быть, что на бумажке читали. А потом нас в участок и по разным камерам. Всё! Больше ничего не знаю! Лечите скорее! Ноги того! Слушаются плохо!
— Куда оружие дел после нападения⁈
— Не видел его…
— Этого запереть! — приказал полицейскому Иванов, резко потеряв интерес к допрашиваемому. — Пусть всё письменно изложит, если умеет. Хотя если читать научился, то и как писать должен помнить.
— А лечить? — взвыл мужик.
— Да кому ты на хер нужен? Нет дураков яд дорогой на такую падаль тратить. От дешёвого спирта подохнешь быстрее.
Отведя нас с Настей в пустое помещение, Иванов уселся за стол, достал из кармана помятую пачку сигарет и закурил.
— Ну вот, — вздохнул он, глядя на рукава пиджака в пятнах крови. — Совсем недавно купил и опять менять.
— Думаю, что графиня Достоевская покроет эти непредвиденные расходы, — подал я голос. — Что по Бельмондо?
— Сейчас оформим, и забирайте. Дело ясное. Только я бы радоваться на вашем месте повременил. Что-то не тянет это на покушение. Больше на подставу похоже, но тут уж разбирайтесь сами. И графиня ничего мне не должна. В данном случае я выполнял свою работу и ничего сверх того. Дело с Проникновением само по себе глухое, поэтому не беру плату за то, чего сделать не могу.
— Уверен, что сможете, господин следователь. Естественно, не просто так. Нужна вся информация по нападавшим. Всё, что сможете нарыть по ним, предоставите?
— Через два дня, барон Гольц. Эта шушера обычно как на ладони, только со многими мутными личностями контактирует. Нужно отфильтровать лишних. Идите. Я вас больше не задерживаю. Спасибо за неоценимую помощь следствию.
Жан вышел на свободу потрёпанный, взъерошенный, но с боевым блеском в глазах. Увидев его, Настя тут же кинулась бывшему узнику на шею и смачно поцеловала, совсем не стесняясь окружающих.
— Едем ко мне! — безапелляционно заявила она, прижимаясь всем телом. — Отдельную комнату обещаю! Я так соскучилась и испереживалась!
Кажется, я знаю, что с ней происходит. Тот же гормональный всплеск, что и у Анны. И уже совсем не кажется, а уверен, что Жан попал!
— Дружище, — отвёл я его в сторону, вырвав из цепких Настиных ручонок. — Прежде чем сделаете друг другу приятное не только на словах, обязательно переговори с её отцом. Полковник мужик серьёзный, и если застукает, то глаза тебе выколет… Твоими же оторванными пальцами. Усёк?
— Догадываюсь. Может, я лучше в общагу? Возбуждённую дароносительницу ни один запор на двери не остановит. Папа, тем более.
— Хрен тебе. Заварил отношения, хлебай! В случае чего беги ко мне. Прикрою.
— Спасибо, Макс! Ты в который раз меня выручаешь!
Графиня Елизавета Марковна Бугурская мучилась сильнейшей головной болью, отлёживаясь в собственной спальне и попивая коктейль из белого вина, коньяка и «Поцелуйчика». Этот новый сильнодействующий наркотик хоть и не мог подчинить её разум, но вкупе с алкоголем служил неплохим обезболивающим. Правда, не сегодня.
После проникновения в мозг этой дуры Маруси, вопреки всем планам, пришлось задержаться в девке дольше обычного. Отведя мелкому дворянчику Бельмондо глаза и забрав у него из-под самого носа оружие, она спрятала пистолеты. Потом покинула сознание Маруси, усыпив её так же, как сделала до этого с её напарником.
Вроде всё прошло по правильному сценарию, но наблюдатель, тёршийся у места преступления, а потом и у полицейского участка, прислал сообщение, что явился не только этот паскуда Гольц, но и следователь Михаил Сергеевич Иванов. А вот это уже плохо!
Иванова знали все — от преступного мира Петербурга до высшего света. С виду непримечательный простолюдин, не имеющий даже начальных зачатков Дара, обладал исключительно живым умом и способностью разгадывать любые головоломки. Если происходило какое-нибудь серьёзное или деликатное преступление, то всегда требовали его на раскрытие. И Иванов почти никогда не подводил. Погано, что от «левых» доходов хоть и не отказывался, но купить себя полностью не позволял.
Если он прибыл к Бельмондо, то обязательно за что-нибудь зацепится. Елизавета Бугурская даже примерно знала за что, так как сама составляла план нападения на этого барончика. И по всем раскладам Маруся — самое слабое звено, знающая больше других. Пришлось снова входить в её мозг, пока он не закрылся после прошлого проникновения, и взять ситуацию в свои руки.
К сожалению, девка была не на допросе, а в отдельной камере. Без наручников, но заперта. Скверно. Значит, после дачи показаний Иванов ей не поверил и решил попридержать. Всё. Здесь больше делать нечего. Пора прощаться навеки с этой куклой Маруськой.
Именно второе проникновение с разрушением сознания носителя и подкосило здоровье Елизаветы Марковны.
— Нездоровится? — спросил без стука вошедший Иннокентий. — Или решила всерьёз, что любила моего покойного братца, и теперь горюешь?
— Заткнись, Кеша… — простонала графиня. — И без твоего голоса хреново.
— Сама виновата. Нечего было лезть.
— Дурак. Ты просто ничего не понимаешь. Месть нужно вершить лично, к тому же наши люди уже несколько раз провалили задание. Получилось бы засадить за такое неблагородное преступление друга Гольца и Достоевских, то замечательное грязное пятно и на них легло. А потом ещё и ещё пятнышек бы понатыкала, да таких, что не отмоются. И уже после этого можно…
— В гроб тебя класть! — невежливо перебил ей Иннокентий. — Я понимаю, чего ты добиваешься, но пока все твои усилия лишь вредят нам. Я только что от нашего дальнего родственника князя Чумского. Он настоятельно попросил больше не обращаться к нему ни по каким делам. Скажу больше: предъявил немаленький счёт. Твоя просьба прокатить Достоевскую с представительским авто обошлась ему в круглую сумму.
— Заплатим. Денег больше, чем можем официально потратить.
— Не в них дело, Лиза! Мы начинаем привлекать к себе ненужное внимание, что может отразиться на отношениях с нашими зарубежными партнёрами. Они любят тишину, а не это всё!
— Переживут. В конце концов, без них мы с тобой проживём, а вот без нас они так и останутся мелкими шавками, издалека тявкающими на Императора Александра. Но в одном ты прав, — вздохнула графиня, поморщившись от очередного приступа головной боли, — внимание привлекаем изрядное. И самое обидное, что без какого-либо результата. Отлежусь с недельку. Поправлю здоровье, а потом мы вместе подумаем, как быть дальше с Гольцем и Достоевскими. Их команда нам не нужна. Ещё и Воронины к ним подтягиваются. Ты выяснил, зачем Олега Волконского отец подставил под рабство?
— Нет. С виду в целях перевоспитания, но, зная князя, уверен, что не всё так просто.
— То-то и оно. А ты говоришь «месть». Нет, Кешенька! Она лишь острая приправа к основному блюду. По всем раскладам нам могут вскоре основательно перебежать дорожку. Нужно решать проблему, пока она не разрослась до катастрофических масштабов. Всё. Иди. Сегодня я не в состоянии не только трахаться, но и нормально думать. Извини…