Через пятнадцать долгих лет

Глава 2

— 6 —

После возвращения из Питера всё пошло наперекосяк. Невольно начинал думать, что Ирина стала своеобразным талисманом. Завод, конечно, был дохлый, но он там был начальником крупного участка в заготовительном цеху; совсем неплохо за два года после института. Жизнь была лёгкая и приятная: быстро набирался опыта на производстве, да и в интимных отношениях тоже, поддерживал спортивную форму, строил планы на будущее, сильно продвинулся в культурном плане. Благодаря Ирине побывал во многих музеях и театрах. В одиночку этого он никогда не делал. Денег хватало только на текущие расходы и это был главный минус. Найти дополнительную работу в то время было проблематично, да и занят был на основной по горло.

Измена и расставание с Ириной словно всё перевернула, хотя, конечно, просто совпала по времени с другими неприятностями. Теперь жизнь надо начинать заново и на новом месте; не совсем новом, всё-таки он там родился, но успел отвыкнуть. Про Ирину следовало тоже забыть, однако, получалось из рук вон плохо. Артём прекрасно понимал, как далеко ему до настырности и целеустремлённости бывшей подруги, а, значит, рядом им не быть и надо отойти в сторону, и не лезть со своей никому не нужной любовью, однако, то, что чувствует мозг, совсем не хочет принять сердце. Такая вот дрянная диалектика! Уехав, он теперь не мешал ей и надо просто быстрее избавиться от заморочек в собственной голове. Конечно, если бы не откровения Людмилы, он поддерживал бы какую-то связь с Ириной и из Хабаровска. Однако, теперь решительно поставил жирный крест на отношениях.

Встреча с родителями надолго запомнилась. Отец лежал в кровати с отрешённым жёлтым лицом, никого не узнавая, мать вроде бы сохраняла активность, однако, это ей давалось с большим трудом.

Когда Артём взял на себя все заботы об отце, она тоже слегла и вставала очень редко. Уход за родителями требовал времени, а ведь надо ещё и искать работу. Половину своей пенсии мать отправляла старшей дочери и внукам. Артём уже восемь лет не жил с ними, и о нём, похоже, не часто вспоминали.

Настолько не вспоминали, что забыли упомянуть в завещании: квартира по наследству перешла сестре, а та позволила Артёму пожить в ней, пока не заработает на свою.

Это было нормальным для взаимоотношений в их семье. Отец начинал потомственным пьяницей, а закончил — алкоголиком, поэтому Артём ненавидел водку, а, заодно, и отца. Мать, в свою очередь, не любила Артёма, видимо, за внешнее сходство с отцом, отдавая всю себя дочери. Неудивительно, потому что всё детство и юность она провела в глухой деревушке, где ещё живы ветхозаветные традиции. Даже переехав в город, мать осталась неразвитой и, если уж совсем честно, глупой бабой.

Тем не менее, сыновний долг был для Артёма не просто красивой фразой, да и забылось всё плохое за восемь лет разлуки.

Родители прожили ещё год и всё это время ухаживать за ними пришлось ему. Он заранее настроился и никому не жаловался. Сначала тихо и безропотно отошёл отец, а через месяц после него и мать не проснулась от сердечной недостаточности.

С работой получилось неожиданно хорошо. Старший брат его одноклассника Матвей Брызгун расширял своё ООО «БРАМ» и ему потребовался опытный инженер в механический цех. Матвей не доверял никому, поэтому поставил Артёма сначала мастером, и лишь через полтора года начальником цеха. Основной продукцией были малоэтажные дома и коттеджи, а металлообработка шла отдельным направлением.

Довольно быстро Матвей и Артём сдружились, вскоре Кравцов полностью занимался механическим цехом, и директор почти не вмешивался. Дело было знакомое и интересное, некоторые проблемы в поиске заказов, но тут Матвей ему помогал.

Вроде и работа ладилась и жить было где, однако, с женщинами у Артёма стало сплошное разочарование. Он невольно и постоянно сравнивал новых подружек с Ириной, терпел какое-то время, а потом трусливо сбегал. Принудить себя к серьёзным отношениям не удавалось, а потом и перестал стремиться к этому. Его новый идеал: непривередливая любительница быстрого секса, желательно замужняя, без особых претензий к партнёру и не самой модельной внешности. Единственное его пожелание — чтобы новая подруга не имела излишних запасов жира; нелюбви к толстухам он так и смог перебороть.

Первые два года сестра не гнала Артёма из родительской, а теперь уже своей, квартиры. Однако на третий поставила ультиматум: или плати за аренду, или съезжай. Отношения с сестрой у них давно были натянутые, теперь же они окончательно поссорились.

Разумеется, он не стал платить за трёхкомнатную квартиру и подыскивал себе меньшую. Директор узнал об этом случайно и предложил неожиданный вариант: он занимает Артёму недостающие деньги, тот покупает новую квартиру, а отдавать будет из заработанных.

Артём рассыпался в благодарностях и вскоре въехал в только что построенную однушку на четвёртом этаже. На девятый год работы у Брызгуна, Матвей простил Артёму небольшой остаток долга, так что квартирный вопрос тоже был решён.

Наверное, можно признать, что дела Кравцова шли успешно, хотя и не так быстро. Разбогатеть не удавалось, но денег получал вполне достаточно, даже стал откладывать. Матвей после восьми лет совместной работы назначил Артёма своим первым заместителем, так что карьера тоже шла по восходящей. Он стал известным специалистом в регионе и нередко консультировал других предпринимателей.

Матвей с командой единомышленников, в число которых входил и Артём, не собирался останавливаться и постоянно расширял производство. В его ближайших планах было создание АО из всех своих предприятий, и в состав совета директоров автоматически должен был войти и Кравцов. А это уже совсем другие возможности и перспективы. Для тридцати пяти лет — совсем неплохое продвижение. Можно даже похвастаться перед некоей зазнайкой из города на Неве, которая бросила его ввиду полной бесперспективности.

Судьба опять распорядилась по-своему, напомнив ничтожным людишкам, насколько они зависят от удачи.

Матвей с младшим братом Николаем поехали в январе на объект за сто километров от города. По официальной версии их машину занесло на заснеженной трассе прямо под колёса гружёного КАМАЗа. Выжить во встречном столкновении на приличной скорости было невозможно.

Ну, а потом заявилось это чучело Альбина, вдова и наследница Матвея, привела целую команду юристов, которые должны были помочь ей быстро разбогатеть. Довольно предсказуемо, эта команда привела производство к развалу. Одним из виновников этого через год без объяснений был объявлен Артём и торжественно выставлен за ворота, правда, всё-таки, по «собственному желанию». Ну а жалкие остатки созданного мужем предприятия, амбициозная вдова через два года продала фактически за бесценок всё тем же юристам.

Тогда же, на годовщине поминок по Матвею и Николаю, Артём встретился с их дедом Серафимом Ивановичем.

Именно эта встреча полностью перевернула его жизнь.

— 7 —

Тогда, в годовщину смерти двух братьев, Артём ещё продолжал командовать на предприятии и всячески старался не дать Альбине, по единодушно-одобренному прозвищу «Чёрная вдова», развалить налаженное производство. Однако, он был один и бесправный, а она с кучей советников, так что это был заранее проигрышный матч. Кравцов прекрасно это понимал, но сам пока не уходил: жалко было рабочих, да и собственных усилий. Фактически его стараниями был создан образцовый механический цех и бросить его всё равно, что оторвать руку без анестезии.

Он из той вымирающей когорты производственников, которые потонут вместе со своим заводом-кораблём. Их не перевоспитать, и новое поколение не поймёт и будет крутить пальцем у виска с

вопросом: «А зачем тебе это нужно?». Ни зачем, просто убеждения такие. На этот раз, похоже, его просто выкинут за борт без спасательного круга.

В арендованной столовой он забрался в задние ряды, чтобы не слышать слюнявых неискренних слов о своих близких друзьях. Пожалуй, он был здесь самым пострадавшим от их смерти.

За соседним столом напротив сидел совсем уж древний дед с впечатляющей внешностью. Абсолютно седая борода до середины груди невольно вызвала у Артёма образ своего покойного деда-старовера. Худой, но с широкими плечами и острым взглядом, он явно не жаловал вдову Матвея, поэтому и оказался далеко от других родственников. Дед внимательно рассматривал столы, будто в поисках кого-то знакомого и вдруг остановился на Артёме. Честно сказать, взгляд у старика был не слишком дружелюбный и тяжёлый не по возрасту, однако, смутить Артёма, под командой которого хватало всяких мужиков, трудновато. Он не отвёл глаз и дождался, когда сам старик перевёл взгляд на других.

«Наверное, родственник Матвея из какой-нибудь глухой деревушки, а может из другого конца страны, — подумал Артём. — Что-то братья никогда не упоминали его, остальных родственников я знаю».

Артём был для Матвея с Николаем последние годы ближе родственников. У всех них, кроме любимой работы, была общая тяга к природе и приключениям, поэтому не реже двух раз в месяц они устраивали походы в тайгу или по Амуру в любую погоду. Жёны братьев страшно боялись комаров, мошки, клещей, а зимой — мороза, поэтому обходились без них. Впрочем, иногда находилась замена из более выносливых, непривередливых и раскрепощённых женщин, кстати, нередко замужних. И вовсе не обязательно дело заканчивалось сексом на природе, а просто весёлым времяпрепровождением. Естественно, такие вещи не афишировались, хотя пару раз жены братьев и закатывали скандалы, потом мирились, но в походы всё равно не ходили. К сожалению, или к счастью, детьми братья не обзавелись, поэтому и командовали теперь жёны, точнее, одна Альбина.

Артём поморщился от воспоминаний и в удобный момент ушёл в коридор с курильщиками. На улице было минус тридцать с ветерком, а уходить слишком рано — не совсем удобно. Он ещё не знал в тот момент, что приказ о его увольнении уже лежит на столе Альбины, с пока не проставленной датой.

— Это ты, Артём, дружок моих внуков? — голос деда был довольно звонкий и никак не подходил к старческой внешности.

Кравцов повернулся к нему; дед был немного выше его с огромными кистями рук и негнущимися узловатыми пальцами. Ясно, что всю жизнь работал ими, а не сидел в конторе.

— Да, вроде друг… Жили-были втроём, а теперь один остался… Была ещё любимая работа, и та, похоже, умирает в муках… Простите, мне братья про вас не говорили. Вы издалека? И как зовут?

— Не очень далеко, просто дорог от нанайского села не проложили, связи нет, а через тайгу — только пешком. Поэтому и не был на похоронах мальчишек. Надо меня проводить на их могилку, сможешь? А то другим всем недосуг по морозу тащиться… — дед помолчал минуту. — Последний я из рода Брызгунов, а зовут Серафим Иванович. Не знаешь, у Матюши и Коляна на стороне детей нет? Небось про похождения свои рассказывали?

— Эх, Серафим Иванович! Ближе родных они мне были, вместе и за девками бегали, но боялись они своих жён и предохранялись. Так что, не знаю я про детей, да и кто мог предполагать такое…

— Да-а, вот и я не успел передать им своё наследие. Хотя вряд ли согласились бы принять такой груз…

Дед замолчал, достал платок и промокнул глаза:

— Ты уж найди в воскресенье время и проводи на могилку. Там и продолжим разговор.

— 8 —

Гулять на свежем воздухе в Хабаровске в январе — на любителя. Мороз за двадцать, да ещё с ветерком, не всякие щёки выдержат. К счастью, воскресный день был без ветра, ну а к морозу Артём был привычный.

На следующий день после годовщины смерти братьев, Альбина с утра вызвала его в кабинет и с плохо скрываемым торжеством положила два приказа о его увольнении. Причина в одном — за развал производства и нарушение дисциплины, во втором — по собственному желанию.

— Разрешаю тебе сделать выбор просто в память о Матвее, — безразлично заявила эта фифа. — Надеюсь, ты не глуп и выберешь второй вариант. Если так — пиши заявление.

Почему она избавилась от Артёма только через год было непонятно; возможно, надеялась перевоспитать его для своей пользы?

Артёму было противно разговаривать с ней, поэтому молча написал заявление и ушёл, даже не хлопнув дверью. Его оперативно рассчитали и отдали трудовую в тот же день.

Надо искать новую работу или уезжать в давно манящий Петербург.

Кравцов пришёл к десяти в гостиницу, где остановился дед Серафим; он уже сидел, нахохлившись, в холле.

— Такси возьмём или на троллейбусе? — спросил после рукопожатия.

— Что же у вас на кладбище троллейбус ходит? — озадачился старый Брызгун.

— Ага. Вообще-то, в аэропорт, но мимо кладбища. Удобно очень посещать покойников.

— Ладно, пошли на троллейбус.

Серафим Иванович был как-то странно напряжён, словно боялся встречи с местом упокоения внуков. Но ведь уже год прошёл и даже Артём привык жить без друзей. Дребезжащий троллейбус пришёл быстро, ехали стоя из-за мороза внутри салона. Пожалуй, на улице было даже приятнее. Через полчаса уже шли по протоптанным снежным тропинкам среди могил.

— Ну вот, здесь и лежат ваши внуки и просто хорошие ребята, — вздохнул Кравцов. Он подобрал по пути лопату с обломанным черенком и теперь очищал холмик от снега.

Старик достал из сумки флягу, налил в пластиковый стакан и выпил одним махом, не поморщившись и не закусывая.

— Вот такая, брат, неразбериха в мире… Я топчу землю, а сын и оба внука уже закопаны… Помянешь-то друзей своих? — старик протянул флягу Артёму.

— Я их и так вспоминаю каждый день. Пить водку не буду, уж прости.

— Это правильно. Помнить надо душой. Тогда выпью сам, будто бы от тебя, — дед налил ещё стакан и выпил таким же манером. — Не хочешь узнать, что хотел я им завещать?

— В любом случае уже поздно. Отдайте какому-нибудь соседскому мальчишке, — глухо ответил Артём. Настроение у него было на нуле из-за двух фотографий друзей на памятнике. Они выглядели живыми и словно радовались, что земные проблемы для них закончились. У Артёма они только начинались.

— Мальчишкам это не передашь, а может тебе? Родители, жена, дети есть?

Артём грустно покачал головой:

— Добавьте ещё, что с работы вчера погнали, без друзей остался, единственная любимая женщина, скорее всего, греет постель для другого. Нужна новая цель, а я на распутье, как витязь на картине. Куда свернуть, не знаю.

— А, это там, где: прямо поедешь — живым не быть, направо быть женатым, а налево — богатым? — неожиданно оживился старик.

— Ну да, примерно так. Женится на той, с кем бы хотел, не светит, богатым стать — не судьба, а вот живым ещё хочется побыть. Сила, здоровье есть, начну опять сначала, не привыкать. По логике картины, мне надо назад поворачивать, значит, в Питер.

— Про разум ты, парень, забыл. А это поглавнее и силы, и здоровья. О производстве, слышал, думаешь много, а о себе забываешь.

— Это что — комплимент? — рассмеялся Артём. — Не падкий я на них. Неделю поблажу, да и опять впрягусь куда-нибудь. Не будет долгого счастья, так обойдусь мелкими ежедневными радостями. Когда постоянно загружен работой, достаточно и неприятностей, и веселья; а скучать и переживать некогда. Такая вот позиция, не слишком оптимистичная, зато собственная.

Они посидели ещё немного, и мороз начал подгонять. Когда троллейбус довёз до гостиницы, Серафим Иванович крепко взял Артёма за руку:

— Пойдём со мной в номер. Расскажу тебе свою историю без утайки, а ты уже решай: посмеяться над глупым стариком, или поверить.

«Только неуверенные в себе юноши следуют советам стариков», — невольно вспомнил Артём где-то слышанную фразу, но пошёл вслед за Брызгуном: хотя бы какое-то развлечение для безработного, бессемейного, ещё и бывшего начальника цеха.

— 9 —

Кравцов устроился на стуле, а старик удобно прилёг на кровать, подложив выше подушку, и надолго задумался. Уже хотелось окликнуть деда, но тот начал говорить, обращаясь больше к стене, чем к гостю.

— Как там обычно начинают такие истории: был я молод и глуп. У меня совсем не так получилось. Родился я ещё в тридцать пятом году прошлого века недалеко отсюда, в селе Ивантеевка. Кроме меня в семье было две сестры-близняшки на два года постарше, само-собой, отец с матерью. Жили не зажиточно, но не голодали, да и весело в детстве было. Потом война и отца через год забрали на фронт. Получили от него одно письмо, что везут куда-то под Сталинград, а больше ничего и не было: ни писем, ни извещений. Кое-как пережили войну за счёт собственного огорода, потом все стали работать в леспромхозе. Я уже крепкий был, поэтому заготовкой занимался, проще говоря, лес валил, а мать с сёстрами — на лесопилке. Так и пережили лихолетье, казалось бы. Сёстры закончили школу и поехали в город поступать в техникум. То ли по пути пропали, то ли в городе уже, — так и не узнали. Много в те времена народу без вести пропадало. Мать несколько раз ездила в город, найти концы или весточку какую хотела. Искала их милиция долго, но бес толку. Мать из последней поездки приехала и говорит: «Пропали наши красавицы». А утром сама не проснулась, то ли от горя, то ли от тяжкой работы. Пережил я и это, уехал в город, закончил ремесленное училище и стал работать станочником. Вскоре и в армию срок подошёл. Служили тогда три года, быстро промелькнули, ушёл в отставку ефрейтором. Вернулся на родной судостроительный завод, вскоре встретил на танцах хорошую девчонку, женился, двоих детей сотворили. Там и комнату нам выделили, а когда отец Матвея и Николая в школу пошёл и очередь на квартиру подошла. Вроде жизнь наладилась, работай на образцовом предприятии, радуйся, как дети растут, да сбил меня с панталыку Васька Рябинин, дружок ещё деревенский. Он сумел пролезть в старательскую артель, проработал один сезон и давай меня агитировать. Прямо сказки рассказывал, какие там заработки. Поверил, уж больно хотелось в семью и телевизор, и холодильник, а там и машину. Васька поручился за меня и по весне отправился на драге золото мыть. Не обманул дружок, деньги платили хорошие, однако, сам сбежал через два сезона. Не выдержал девять месяцев из двенадцати работать по шестнадцать часов и без выходных. А мне, наоборот, нравилось. В общей сложности двенадцать сезонов отработал. Дом купил на окраине города, семье ни в чём не отказывал, так и жили, по стране ездили, на море, курорты разные.

Вот ты, Артём, с образованием и опыт уже с людьми имеешь; скажи, откуда берётся эта неуёмная жадность? Тоже не знаешь?.. Пока ничего нет, так и много не надо, а как появилось — только подавай и подавай всё новое, да получше! Было мне тогда уж сорок лет, всё равно бес попутал. Соседи-то знали, что я в артели работаю и расспрашивали иногда. А тут пришёл совсем незнакомый мужичок, предложил пивка попить и начал разговоры о работе, вроде как тоже хочет в артель. Раз пришёл, второй, третий, а потом и предложил купить золотой песок. Так и сказал: «Куплю у тебя излишки, и ни в чём не будешь нуждаться». Я отлично понимал, что он называет излишками, но не отказался. Что ж, бывают и в сорок лет дураки! Его потом поймали, а он сразу меня и заложил. Не хочу об этом рассусоливать, скажу лишь итог: получил я семь лет строгача за кражу шлиха, а мой соблазнитель и все пятнадцать. Только попал в тюрьму, как жена подала на развод, а после суда и замуж быстро выскочила. Оказалось, давно у неё хахаль был, пока я золотишко мыл. Вот так я и испоганил свою жизнь.

Отсидел я срок полностью и возвращаться некуда: бывшая жена дом продала и уехала с новым мужем и детьми куда-то на Волгу, то ли в Саратов, то ли в Куйбышев. Что делать, не знаю, вроде уже почти полста лет, а ни дома, ни семьи нет. Поехал в родную Ивантеевку и опять в тот же леспромхоз: дело знакомое — на зоне тоже лес валил. Сошёлся с одной вдовой и вроде опять жить можно. Так и десять лет проскочило, а потом померла моя Евдокия и снова я не у дел. До пенсии доработал, тут в стране кавардак начался. Подружился я ту пору с одним нанайцем, ну и пригласил он жить в своё село, мол, охотиться будешь и рыбачить, самое пенсионерское занятие. Согласился начать новую жизнь и не прогадал: понравилось мне это дело. Пенсии хватало, остальное всё у природы брали.

Ты, Артёмка, никак заснуть собрался? Потерпи, сейчас самое интересное начинается. Через несколько лет в зимнюю пору забрёл я далеко в тайгу и в как раз в-одиночку. В той стороне совсем глухая тайга была, а слышал, что обитает где-то шаман-отшельник.

Ближе к вечеру собрался шалаш ладить, да вдруг чую запах дыма, ну и пошёл в ту сторону.

Что же вижу? В сопке целая пещера, оттуда дым идёт, значит, человек, а не зверь. Покричал у входа, чтобы не напугать хозяев и жду. Вышел, пожалуй, даже выполз старый-престарый нанаец и смотрит на меня. Тут уж я сообразил, что это и есть шаман-отшельник. Нанайский язык я немного освоил и говорю: «Бачироапу», то есть здравствуй, он мне в ответ:

— И ты будь здоров, можешь говорить по-русски. Проходи в моё жилище и будь как дома.

Вытащил я свои запасы, у шамана тоже еда варилась и поужинали мы.

— Твоё имя Серафим, а меня называй Орокан, — неожиданно сообщил шаман и я чуть не подавился: как он догадался?

— Долго живу, всё вижу, — вздохнув, ответил старец на незаданный вопрос. — И задумки твои мне видны. Желания у нынешних людей такие мерзкие, что ушёл я от всех, чтобы не слышать их.

Тут уж я раззадорился:

— Никому не дано знать мысли других.

Мне показалось старый шаман ухмыльнулся:

— Самое большое твоё желание — увидеть детей своих, и ещё хочешь узнать судьбу двух сестёр. Про будущее не ведаю, а чтобы узнать про сестёр надо возвратиться в прошлое.

— Ясно, — говорю, — значит, не судьба узнать про них.

Орокан долго и задумчиво смотрел на меня:

— Поздно уже, спать надо.

Честно говоря, втайне я надеялся, что шаман нашлёт на меня сон и я увижу, что случилось с сестрёнками; однако спал крепко и без снов. Утром начался сильный снег с метелью; Орокан и говорит:

— Побудь до завтра, хочу узнать подходишь ли ты мне.

Мне самому не хотелось идти в пургу и остался. Орокан ушёл вглубь пещеры и начал шаманить. Нет, он не плясал с бубном, просто развёл маленький костёр, постоянно подкидывал какие-то сушёные грибы и траву, при этом, безмолвно шевелил губами. Видимо, среди грибов были и мухоморы, потому что у меня начались видения и посторонние голоса. Я почувствовал слабость в руках, тяжесть в голове и опять заснул.

Чувствую, будит меня Орокан:

— Общался я с верховным божеством Боа Эндерни и разрешил он передать тебе моё умение. Будешь стараться, сумеешь попасть в прошлое и узнать судьбу сестёр своих и многое другое. Сразу говорю: изменить ничего не сможешь, все твои действия в том мире и останутся. Я это к тому, что захочешь ты вдруг рассчитаться с обидчиком и даже убьёшь его; на самом деле он останется невредим в этом мире. Потому и называется тот мир Сном. Помощники духов Аями перенесут тебя в потусторонний мир, где твой дух вселится в чужого человека, и ты будешь живым. Из мира Сна ничего живого передать в наш нельзя, а неживое — просто спрятать или закопать, тогда перейдёт в этот мир. Находится там можно долго, а здесь ты проспишь одну ночь. Однако, сколько времени ты там пробудешь, здесь — впятеро постареешь.

— 10 —

— Как тебе, Артём, мой рассказ не слишком наскучил? — поинтересовался Серафим, увидев, что тому не сидится на месте.

— История жизни — впечатляет, а откровения шамана — красивая сказка из народного эпоса. Это напоминает греческие мифы про хождение в царство Аида, даже то, что живым оттуда не выйти, — быстро проговорил Артём, которого уже поджимал мочевой пузырь. — На этом и закончилась эпопея? Кстати, а провожатый в мир Сна не нужен, типа Харона, тогда уж точно всё у греков передрали. Сейчас в туалет схожу, а потом дослушаю.

— Эх, торопыга, самое интересное впереди. Как там у вас говорят: практика — критерий истины? Вот и послушай про эту самую практику.

Я институтов не кончал, зато жизненного опыта — выше крыши. Послушал шамана, вспомнил про грибы в костре и сказал, что это просто галлюцинации, так вроде называют видения? От мухоморов и прочих поганок. Про греков не говорил, но остальное примерно то же, что и ты подумал. Орокан не стал спорить, а просто сказал:

— Первый раз со мной сходишь, а потом и сам научишься. Я сразу вижу, кто сможет это сделать.

Понятно, что я не поверил древнему нанайскому старцу, но надежда узнать о судьбе сестрёнок оставалась: ведь шаман с лёгкостью узнал моё имя и заветные желания.

Поужинали и пошёл я спать.

Просыпаюсь от того, что кто-то меня в бок толкает:

— Савелий, ты что на собственной свадьбе спишь? — и хохочет.

Гляжу, и правда свадьба идёт точь-в-точь, как в моём детстве: без музыки, в деревенской избе, самогон в бутылях, закуска на столе и бабы горло дерут — поют, значит. Повернул голову, точно, невеста рядом, похожа немного на мою Евдокию, понятно, совсем молоденькую. А толкал меня парень с повязанным вышитым полотенцем, дружка, стало быть. Смотрю на него и понимаю, что это нанаец-шаман, хотя лицо русское. Себя-то не вижу, но понятно, что не старик. Немного попели ещё и провожают меня с невестой в спальню. А я совсем трезвый, девица незнакомая и не знаю, как быть, да и может не получиться — уже пенсионер, хотя и в силе. Когда девицу раздели и уложили в постель, полюбовался на неё и понял — смогу. Да, спать-то нам и не пришлось вовсе, не до сна было в первую ночь, сам понимаешь. Под утро задремали, а я довольный такой. Думаю, что хоть во сне вспомнил старые забавы, да так красочно, подробно и обалденно.

Просыпаюсь, а под боком невеста, имя у неё Глаша, тоже не спит, а шевелиться боится. Взяли меня сомнения: уж больно явственный сон, а тут заходит Егор, вчерашний дружка:

— Намиловался с женой, пора на заработки ехать.

Понятное дело, не хотелось мне никуда ехать, но привычка работать своё берёт. Поели остатками со свадебного стола, собрали еды в дорогу и стали прощаться. А я гляжу на свою новую жену и вижу: не хочет меня отпускать и вот-вот заплачет. А мать у меня в этом Сне такая строгая, зыркнула глазами на Глашу, та и присмирела.

Когда вышли за околицу, спрашиваю спутника:

— Орокан, как так получилось и куда мы попали?

Он сердито отвечает:

— Здесь я Егор. Хотел узнать судьбу своих сестёр, вот и попали в то время, да и Ивантеевка твоя недалеко. В кого попасть, то решают духи Аями, а нам не дано. Мы только загадываем место и время.

Остальные вопросы и задавать боязно. Деревню я узнал, Калиновка, действительно рядом, а по времени получается 20 августа 1949 года, как раз за два дня до отъезда сестрёнок в город. Дорогу хорошо помню, так что к вечеру были в родной Ивантеевке. Не стали мы заходить в село, а недалеко от дороги поставили шалаш, и выглядывали прохожих. Через день утром идут сестрёнки с узлами, а их провожает мать со мной. Как увидел я их живёхоньких, так не сдержался от слёз и просто ушёл за шалаш. Невмоготу мне понимать, что скоро мои девчонки пропадут, а мать с горя умрёт. Сам я, здоровый парень, крутился тут же, ни о чём не подозревая и что-то весело рассказывал сёстрам. Они меня всё время воспитывали и ругали, так что не питал тогда к ним особенно тёплых чувств. Другое дело — сейчас.

Собрались мы и потихоньку двинулись следом. На станции купили билет и вошли за девчонками в общий вагон. Народу было много, но кое-как разместились, чтобы видно было моих родных. Они веселились и простодушно рассказывали всем, что едут учиться в техникум. Я постоянно наблюдал, но никакой опасности не видел.

— Ещё раз запомни — ты ничего не сможешь исправить. Не вмешивайся, лучше не будет. Просто что-то изменится в мире Сна, а в действительном так и останется.

Легко ему говорить, а как мне выдержать, если увижу, что сестёр убивают?

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Нет. Если вмешаешься, то не узнаешь правды и в следующий раз попадёшь в мир Сна только через год.

— 11 —

До Хабаровска доехали за пять часов, потом сёстры долго сидели в техникуме, видимо, заполняя документы. Когда они вышли и громко о чём-то спорили, я подошёл поближе.

— Ну, не получилось сейчас, давай вернёмся домой и на следующий год, — говорила негромко Света. Хотя сёстры родились одновременно, Светлана всегда подчинялось Елене и звала её «старшенькой». Впрочем, мне тоже доставалось от Елены в детстве, да и мать к ней прислушивалась.

Из разговора я понял, что девчонки опоздали на экзамены и их не допустили.

— Ты можешь возвращаться, а я в эту глухомань уже не вернусь. Поеду в Москву или куда-нибудь рядом и там устроюсь.

— А как же мама и Фимка?

— Ну, и оставайся с ними, если дура, а мне надо свою жизнь устраивать. Денег как раз хватит на билет, а там заработаем. Едешь со мной?

Светка даже минуты не подумала и согласилась. Они пошли в сторону вокзала, а мне стало так горько. Уехали сёстры и даже весточки не прислали, а мать от горя умерла! На следующий день мы посмотрели, как они садятся в поезд; что с ними дальше так и не узнал, и осталась у меня только ненависть к ним вместо прежней любви. Орокан сказал, что нам ехать нельзя далеко. Просто вместо поездки вернёшься назад. Как далеко можно ездить он не знал; ему это незачем.

Кое-как очухался я от судьбы своих сестёр, вспомнил новую невесту, да и говорю Егору:

— Может останемся подольше, а то и навсегда? Уж больно хорошо быть молодым и с ласковой женой.

— Первый раз можешь остаться на тридцать дней, потом — на сто, а дальше до шести месяцев, но между входами должен быть перерыв полгода. У меня последнее путешествие, а ты побудь ещё. Вернёшься, расскажу всё остальное.

Обернулся, а Егора уж нет. Я быстрее на поезд и к своей местной жене: отведу душу за годы на зоне. Приехал, а там уборка — с утра до ночи все работают и меня пристроили. Только ночи нам с Глашей и оставались. Дело молодое, так миловались, что про сон забывали. Наслаждался молодостью, пока однажды не проснулся в пещере шамана. И такая боль во всём теле, что жизнь не мила. Вижу, в уголке и шаман тоже страдает. Лицо у него ещё сильнее постарело и опухло, да и я, наверное, не краше. Подозвал он меня:

— Понял, Серафим, каково ходить в мир Сна? Ничего, за неделю-две опять будешь здоров, а я уж не поднимусь и уйду туда навеки.

Поведал мне шаман все премудрости перехода в мир Сна, да и скончался вечером. По его завещанию сделал волокушу и отвёз по свежему снегу тело в нанайское село, где его уже похоронили по местному обряду.

— Ну вот и весь рассказ, Артёмка. Не знаю, поверил или нет, но в нём ничего, кроме правды. Нравишься ты мне, да и вижу, что можешь стать моим преемником, как я стал после шамана. Есть желание приключений — тогда научу и провожу первый раз. Только помни, что расплата немалая. Подумай и завтра приходи.

Последний выбор всегда за тобой.