Глава 25


Да уж, выпросил земли под завод. Пограничье, навроде Дикого Запада, только в роли индейцев ‑ неслабые орды с юга. А засек нет. И, кстати, крымчаки и после сооружения Засечной черты, аж до Москвы самой доходили. Или не была черта тогда закончена? Не знаю, плохо историю учил.

Возвращались мы в Тулу вместе с теми помещиками из братчины, что я в Москву вызывал. Семен Батов, Мирон, Стефан, ну и Савва. Пока я очередность в проскрипционных списках составлял, товарищи награбили изрядно. Так что не одни боевые холопы с нами ехали, еще и обоз небольшой с добром. Пищальщики идут угрюмо ‑ оторвали от семей, послали незнамо куда, под сабли татарские. За дело сослали, между нами говоря ‑ нечего было лезть в боярские разборки.

А еще с нами едет Дмитрий Челяднин ‑ довольно далекий родич союзного Глинским рода Челядниных. После 'красной зимы', устроенной нами в Москве, не просто немало мест освободилось ‑ образовался даже дефицит верных людей. Воевод тоже сводили с мест, кое‑кто и бежать успел. Теперь вопрос заполнения мест приходится решать, и на опасные и не особо прибыльные должности попадают, естественно, дальние родичи.

‑ Тебе, Дмитрий Степанович, как пушкарь, да как помещик местный говорю ‑ засеки здесь неплохо татар направляют. Их подлиннее сделать, да еще пушками усилить, так лет через десять можно будет и об острогах вниз по Дону поразмыслить.

‑ Ну а я тебя, Олег Тимофеевич, как пушкаря и помещика спрашиваю ‑ сколь на то работных погнать надобно, да сколь крепостей под пушки соорудить? Сам же говорил, много мужиков летом от земли не оторвешь, обнищает шляхетство.

Дмитрий Степанович ‑ выходец с западной границы княжества, вот и зовет всех помещиков, да и остальных служилых купно ‑ шляхтой. И на Москве порой тоже так зовут, прямого противопоставления польскому государству еще нет, да и бардака, между нами, там сейчас даже поменьше, чем в Московии. Не загнила еще Польша, а Москва, соответственно, к порядку не пришла.

‑ Так что, дашь ли вот этих ‑ кивает Дмитрий Челяднин за плечо, где тащатся по февральскому снегу ссыльные ‑ на засеки дашь ли?

‑ Отчего не дать? Вот сейчас в Серпухов дойдем, надо бы купца сговорить какого, чтоб хлеба закупил изрядно, да прямо в Тулу и привез. Моего оброка не хватит, вовсе никак, в Дедилове считай, население удвоится.

‑ Тебе ж для завода дали, а ты всех в свое поместье впихнуть хочешь?

‑ На первое время впихну, даже и всех, наверное. Год‑другой пообживутся, летом попашут, зимой на новом заводе Плавском, да на засеках поработают. Потом по частям переселю в завод всех, чтобы голода избежать.

Новый воевода аж взвился:

‑ Что за ереси городишь! Засеки зимой ставить ‑ только людей поморозишь, да еще выходит, не этой, а следующей зимой‑то! А надо бы этим летом уже, или вовсе весной. Сам говорил, татары ждать не будут. А уж хлеб для бунтарей этих закупать... ничего с ними не сделается, пришлют им от семей пропитание!

‑ Ну и подохнет половина. С голоду подохнет, потому как семьи не из богатых, верно, сами сейчас инструмент распродают уже, да в долг берут. Засеки же из дерев городить надобно, не из костей людских. Вот поработают в заводе, топоры да пилы, да тачки соорудят ‑ так ты, Дмитрий Степанович, сам удивишься, сколь быстрее потом засеки строиться будут, когда работники по уму всем снабжены.

‑ Ты, разумник, не юли, прямо скажи, дашь ли людей, к заводу приписанных, засеки этим летом ставить? Я тебя обязать не могу, только что с твоего поместья, да там, похоже, много не возьмешь.

‑ Дай хоть до дому добраться, Дмитрий Степанович. Как там дело идет, поглядеть, в Плавки съездить, проведать, много ли там хоть дворов непустых осталось? Как я тебе сейчас скажу, ежели еще и до Серпухова не доехали? Дал бы со всей душой, только ведь и мне дело поручено не из простых и легких.

‑ Да, вот еще, воевода, ты о крепостях малых справлялся, чтоб на засеки ставить. Так мыслится мне, лучше бы конных пушкарей в тульские полки ввести, с моими малыми пушками. Та не видал их, когда я еще до Московского дела их боярам показывал?

‑ Нет, не довелось. Меня в стражу в Кремль считай, из дому выдернули. А что, успеют ли за конными?

‑ Должны успеть. На завод приеду, попробую длинные сделать, всё же коротышки мои только в упор бить сподручны.

‑ Как и успеваешь‑то всё, поверстать бы тебя в помощники, да жаль, не по чину уже. Высоко ты взлетел, Олег Тимофеич, считай, с окраинными воеводами уж и ровня.

‑ Давай‑ка позже, Дмитрий Степанович, воевода над Тулой, поговорим. Серпухов виднеется уже, а разговор надолго потребен, без отвлечений.

В Серпухове задержались ненадолго. Переночевали, денек отошли от дороги, да и выехали. У меня вместо отдыха были переговоры с купцами о хлебе, не особо успешные. Зима на исходе, немного хлеба‑то в амбарах на продажу осталось. И купчишки мелкие, серьёзные люди сейчас по дальним странам с товаром разъехались. Не то, чтобы с офенями переговоры вел, но и не новгородского масштаба торговцы.

‑ Так что измыслил еще, Олег Тимофеевич, голова пушкарский? ‑ после переправы через Оку новый воевода, слегка оклемавшись от серпуховского гостеприимства, вновь завел разговор. Округ теснится небольшая 'чистая' часть каравана ‑ помещики и двое посланных со мной будущих священников. Такие чисто московские товарищи ‑ хоть обвенчать, хоть отпеть, хоть иного разбойника к отпеванию приготовить ‑ всё по плечу. Вроде и нет еще на Руси, Московской по крайней мере, академий, первую только при Алексее Михайловиче учредили, но... Один, будущий заводской батюшка, недавно из Литвы ‑ ездил туда с поручением от митрополита московского, направлял тамошних православных в вере ‑ читай, переманивал на сторону Москвы. Второй не хуже ‑ проход в моем поместье назначили человеку, по митрополичьему поручению побывавшему и в Польше, и в Риме, и в Голландии. Не один ездил, понятно ‑ восемнадцатым помощником младшего конюха числился в церковной делегации. Но повидал многое, даже в религиозном диспуте в амстердамском кабаке поучаствовал. Оказывается, в Голландии, вернее в нидерландских провинциях сейчас действительно великой испанской империи, есть приверженцы и православия. Так этот помощник 'атташе по культуре' умудрился еще двоих евреев‑выкрестов в нашу веру перетянуть ‑ прямо в том самом кабаке! Потом еще в монастырской лаборатории оба, не иначе как с похмелья, пытались краски искусственные получить. Вышла, правда, очищенная водка ‑ экстракция красителя из угля, вместо красящего вещества, дала очищенный продукт. Мы порой шушукаемся ‑ двое будущих батюшек алхимию оставлять не собираются, уже поговорили на счет опытов с вайдой, колокольчиком, и прочими брусниками. Правда, поговорили очень неторопливо ‑ оба, по моему настоянию и, подозреваю, поручению церковного 'следственного отдела', занимаются медитацией. А у новичка это занятие приводит к пониженной скорости реакции. Еще, тренированные в молитвенных бдениях мозги быстро дошли до того состояния сосредоточенности, когда начинает мниться во сне всякое, не особо пристойное. То рожи сатанинские, то будущие прихожанки в процессе согрешения... или с особым рвением искупающие грехи. Ладно, что‑то и сам отвлекся.

‑ Дмитрий Сергеевич, воевода, вот подумал я над засеками. И представил, как ты тягло государево распределяешь, с писарем сидя.

‑ Не буду я с бумагой мараться. Тому же писарю и повелю просто, чтобы тягло сей год так сполняли.

‑ Вот именно. И пришлет к тебе каждый мир самых худых, кто откупиться не сможет. Или работников, сам ведаешь каких, или из новых переселенцев, что и освоиться не успели толком. И наработают, сам ведаешь как, хорошо если четверть от урока сделают. А надо, чтоб с радостью и шли, и работали.

‑ Ну‑ка, ну‑ка, это как же такого добиться?

‑ А вот гляди. У меня завод, если по среднему разложить, уж десяток пудов доброго железа на седмицу выработает, да в готовое изделие перегонит. Вот каждому, тягло исполнять пошедшему, по топору за лето ‑ уже и не вервием будут деревья валить, и что‑то за труды получат.

‑ Ты, Олег Тимофеевич, в заводе своем так уверен? А то ведомо мне ‑ поставишь кого бортником, так обещает прибыли аж тысячные. Начнешь по осени проверять ‑ хорошо, если холоп свою цену отработал. Со страды ведь тысячи отвлекать надо будет, сможешь ли каждому по топору дать?

‑ Вот если из моих новых не больше дюжины возьмешь, думаю, смогу. У меня сейчас постоянно человек двадцать занято, если с холопами считать. И то, малолетки большинство. Ежели руду копать, так нанимать приходится, а тут зрелые мужи, ко всякой работе привычные есть. Не сразу, но через год, не больше, можно и по десятку топоров в день гнать.

‑ И осядут твои топоры у губных старост.

‑ А вот об этом тож хотел сказать. Ты, воевода, пиво пьёшь?

‑ Пью, да только не пойму пока... погодь‑ка, с братчинами помимо старост сговариваться предлагаешь?

‑ Именно так. Всяк дворянин ‑ уж прости, Дмитрий Степанович, у нас не шляхетством, дворянами в основном именуют, так вот: всяк дворянин хочет, чтобы его надел покрепче был. И крепкий хозяин всякую щепку знает у себя. И еще, коли на то пошло, вот у нас в братчине иной раз и холопами друг другу помогали, и деньгой. Не боевыми слугами, понятно, но в работы ‑ было, посылали.

‑ Прямо сонм ангельский ваша братчина.

‑ Сонм не сонм, а по старому обещанию я мельницы водяные троим нашим поставить помогу, пригляжу за стройкой. И мнится мне, можно даже и верстать прямо от братчин в войско. Люди друг друга знают, не подведут.

‑ Не, это сонм ангельский, истинно тебе, Олег Тимофеич, говорю! ‑ воеводская физиономия являет миру смесь изумления и... жалости, что ль, ко мне убогому?

‑ Вот есть у нас в братчине один князек из малохольных. В Москве жил, через него и оброк сбывали. Так только и знаем, вместо пива судимся с ним, сколь на подарки ушло, сколь от остатка кому причитается.

‑ Ты, Дмитрий Сергеевич, свою братчину‑то с местными не ровняй. У нас вот, почитай, один лишь и имеет двор в Туле. Не в Москве, правда, и не осадный двор ‑ живет там.

‑ Погодь... как же, один он? А остальные?

‑ А остальные, воевода, по поместьям дальним. Иной раз и до смотра не ведаешь, жив ли кто, али службу заупокойную в храме заказывать. Кто покрепче, своим помогает, как вот Стефану недавно на холопа скидывались.

Это цирк был, если честно. Не очень‑то рвутся даже и свои своему же помочь. Но удалось продавить решение, помочь товарищу. Виданое ли дело, мол, уже ли не поддержим друга в тяжкую годину? Помнится, я десяток гривен метнул на стол, Семен поддержал, потом еще и еще ‑ и набралось бы Стефану не на одного холопа ‑ но и не одному ему и помогали. Вообще, конечно, пальцы у всякого к себе загнуты, но сработал аргумент ‑ 'коли не мы, то кто? И мужики иной раз друг другу помогают, нам ли другу в трудах ратных не помочь?'. Стефан, правда, счел себя должным братине ‑ ну да с новых земель рассчитается, как сможет. Рост здесь не в моде, просто отдаст каждому... надо бы под это дело и казну братчинную завести.

‑ А как же Тулу‑то отстояли?

‑ А так и отстояли. Тренькаешь на стене тетивой, да гадаешь, успели ли твои в лес бежать.

‑ Ох и несвычно. У нас, на Великих Луках, почитай, каждый помещик в городе двор осадный имеет. Думал я, и здесь тако ж. Землица‑то добрая, можно и двор с нее откупить.

‑ Ну да, и спокойней будет. Только здесь покою‑то не дождаться. Набегами татарскими, считай, половина земель каждые два года хозяина меняет. Тут не до дома в Туле, семью бы спасти. Литовцы‑то, чай, семью какую если и возьмут, так за выкуп вертают?

‑ Возвращают, верно. Иной раз, правда, потом и не знаешь, от кого жена понесла.

‑ А тут, Дмитрий Сергеевич, семью только в Кафе и увидишь, коли сам оплошаешь. С соседнего помоста увидишь, да простишься ‑ сам на галеры, семью еще куда.

‑ Так чем братчина‑то поможет? Выкупит, что ль?

‑ А глянь, как получается. Ежели не богат дворянин ‑ помогут доспехом, конем, али холопами. Коли купно поместья стоят ‑ в едином остроге схорониться легче, коли роту дадут друг другу, до смерти стоять.

‑ Роту... ты получи с них роту‑то! Считаться меж собой начнут, толку не будет. Кому первому острог строить, как оборонять.

Если честно, верные возражения. Раздробленность... раздроблена Русь не на Литву с Москвой, а на роды и содружества. Чай, недавно на Москве несколько таких вырезали, еще кровь с рук не отмыли.

‑ Я вот как думаю. Если какая братчина согласится, пусть от себя воев и начальника выставляет, сколь по разряду положено. И в бронях, как в листы писано. Как меж собой считаться будут ‑ их дело.

‑ Ты, Олег, счетной премудрости сам, вроде, учить пытался? Сколь ни складывай одно и тоже, как составляющие не переставляй, ан сумма не изменится.

‑ Учил, вернее, своим умом доходил. Вот только, сумма ли здесь уместна? Коли ты при том ответ с братчины возьмешь, или с роты, так рота та же и сама по себе позориться не пожелает. Считай, можно и хозяйство общее завести.

‑ Вот ты к чему, Олег. Овечек разводи, мельницы ставь, а потом за слабого отвечай! ‑ Семен, тихо державшийся возле двоих начальствующих, не стерпел.

‑ А ты прикинь, сколь мы за сукно получим, если по уму сработаем. Даже не крашеное, коль получится выделать гладкое, как у немцев голландских? Или я когда кого зажимал?

‑ Не было того. Но и сукнецо‑то пока на овечках сидит. Уж не ведаю, как шерсть ту в добрый товар переделать?

‑ Вот тебе, Дмитрий Сергеевич, обычный случай. Помещик тульский, на саблях с ним не многие сравнятся, а сомневается. У меня уж и чертежи чесалок да станков пряцких готовы, только строй.

‑ Погодь. Что за прялки такие?

‑ А мыслю малость торг новгородцам да голландцам перебить. Сам ведь знаешь, суконце‑то завозное чуть не вдесятеро против нашего ценится. Ежели еще с покраской разберемся, пускай за пеньку и лес с поташом ‑ золотом платят! Взяли обычай, за поставу сукна ‑ корабль леса, пора и обломать!

Загрузка...