Часовщик

Глава 10

Который день мы топчем разнотравье лесостепи? Вроде бы, солнце поднимается уже высоко, даже в парилке Evergreen‑а я так себя не чувствовал. Сейчас бы в их же бассейн под открытым небом.[4] Да смыть вездесущую эту пыль в нормальном душе. Да пивка... мечта несбыточная. Хорошо, что мой шлем ограничивает обзор ‑ есть повод снять его, подставить голову прохладному воздуху. Едущие за мной Семен и Стефан завистливо косятся ‑ у них нормальные русские шлемы, с открытым лицом. Хороший обзор, замечательная кастрюлька для мозга. Впрочем, доспехи у всех раскалены так, что и открытая голова не слишком помогает. Кажется, я полностью осознал смысл выражения "вареный". Не заработать бы тепловой удар.

‑ След. Десяток конных прошел. Недавно.

Десяток, это плохо. Это не казаки, не беженцы. Может оказаться, что это такой же разъезд ‑ но участки границы поделены достаточно точно, на чужой нормальные люди не поедут. Тут бы свой объехать. Так что это, скорее всего, передовой дозор "вероятного противника". Или банда небольшая, тоже бывает. Но рассчитывать нужно именно на дозор, для банды маловата численность. А так хочется надеяться.

‑ Проверим?

Теоретически, мы сильнее. У одного Семена десяток холопов, да Стефан, да мы с Саввой. Дюжина, да еще двое ‑ вполне можно справиться с десятком татар. Принесла их нелегкая, непонятно с какого перепоя. Трава уже начинает выгорать, золотое время для набега вслед за молодой зеленью прошло. Сейчас только если полон назад гнать, и то вдоль ручьёв и рек. Но если это действительно ногаи в набег пошли, вырезанная разведка ничего не решит. Ядовитая сеть людоловов раскинется по русским землям, загорятся сигнальные стога, сядут в осаду поместья. Выдержит ли мое? Куда побегут смерды ‑ в крепость или в леса? Часы, в лучшем случае ‑ дни, и мы узнаем правду. Если живы будем.

‑ Там всего дюжина. Двое в карауле, остальные спят. Агафий, как мог незаметно, прокрался почти ползком вдоль небольшого овражка. ‑ Возьмем налетом?

В теории, даже сторожко спящих, татар ‑ или кто они там? ‑ можно было положить относительно тихо. По безлюдности этих мест, шум и крики вряд ли кто услышит. Но ‑ это ночь. Сейчас легко поломать ноги коням, и трудно подойти тихо. Еще, нельзя допустить побега кого‑либо из этой банды. То есть, придется перекрывать возможные направления отхода. Дробить и так невеликие силы.

‑ Может, втихую подойти?

‑ Не подойдешь, услышат. А пластуна кони почуют.

‑ А скажи, Агафий, муравейник здесь найти можно?

Тихая лунная ночь. Десяток противников дрыхнет себе спокойно, выставив часовых. Я ползу, стараясь одновременно не насторожить часовых излишним вниманием, и не наткнуться на какую‑нибудь ночную живность, громкую или ядовитую. Почти как в тот день, когда я так удачно нарвался на Семена Андреевича. Разница невелика ‑ вымытое в ближайшем ручье и натертое муравьиной кислотой тело, изуродованное копьё, да взятая на крайний случай сабля, обмотанная тряпкой и закрепленная на спине. Это на крайний случай, если придется не резать, а рубиться. Кстати, вода в ручье была отнюдь не горячей, особенно с учетом ночного времени, а мыться приходилось медленно.

Спросите любого мальчишку моего времени, когда лучше резать часовых, или устраивать неожиданное нападение? Перед рассветом, ответит вам начитанный юнец. Татары тоже это знают ‑ и потому я ползу задолго до рассвета. Тихо, неторопливо. Какая тварь вырастила здесь этот мелкий подрост неопределимых в темноте кустов? Приходится очень аккуратно протискиваться между ними.

Филин. Мы договаривались, что перед выходом конницы на исходную, один из бойцов поухает навроде этой ночной птицы. Агафий, наверное, уже на месте ‑ ему меньше ползти. Мне еще метров двадцать до часового, стерегущего коней. Тихо, буквально излучая в пространство спокойную дремотность окружающей земли, скольжу по‑над сухими стеблями травы. Ноги и левая рука составляют устойчивый треугольник, не давая тушке опуститься на землю ‑ и зашуршать‑захрустеть ломаемыми и отгибаемыми стеблями. Правая рука нащупывает новую точку опоры... нашел. Перенос тела. Теперь левая нога, затем ‑ левая рука и правая нога. Медленно и тихо, сгибая такую ломкую траву. Левой... перенос веса... правой...

Стук копыт. Хоть и обмотаны тряпками, а не различить его нельзя. Практически одновременно ‑ щелчок тетивы откуда‑то из того района, где должен сидеть Агафий. Всё, дальше таиться ‑ глупо. Правой выдергиваю из увязки укороченное до метра, примерно, копьё. Толчок левой рукой, в ночи возникает еще один сгусток тьмы. А левая‑то нехорошо отозвалась, хоть и натренировался в кузне, но как бы не потянуть. Впрочем, сейчас это неважно. С правой запускаю копьём, вернее копьецом, в часового. Бедняга очень хорошо развернулся на стук копыт. Так хорошо, что его лоховский тегиляйчик повернут ко мне спиной. Спасибо, коллеги! ‑ лично кованый наконечник буквально врубается часовому в спину. Мельком оценив ‑ попал вроде ‑ ситуацию, несусь к рдеющим еще углям. Там начинают вскакивать услышавшие хлопки тугой тетивы татары. Или не татары ‑ какая разница, свои здесь не ходят.

Н‑на! Одному из самых бдительно спавших, саблей по правой ноге. Рывок в темноту, подальше от группы тех, кому не суждено окончательно проснуться.

Десяток конных врывается на маленькую площадку стоянки, как когда‑то Батыевы тумены на Русь. Неудержимо, неожиданно, страшно. Те, кто успели ‑ вскакивают. Бесполезно, не бездоспешным пешцам стоять против кованой рати. Кого‑то волокут вдаль на аркане ‑ будущий язык. Остальные не могут оказать даже подобия сопротивления. Всё заканчивается в считанные минуты. Бегу ловить коней.

Нам повезло. Ни один бандит не ушел, даже лошадки не разбежались. Ну и наши не поломали ноги. А вот тульским поместьям, что поюжнее ‑ и моему в том числе ‑ не очень. Под аккомпанемент шипения горящего мяса, пленный выложил всё очень быстро. Несколько татарских родов, объединив силы, решили пограбить северного соседа. И сейчас в полудне пути от нас ‑ несчитанная, в силу слабой грамотности пленника, орда. Впрочем, послушав названия родов, Семен Андреевич выдал оценку ‑ до двух тысяч конных может быть. Какие‑то ближние ногаи, по его комментарию. Так что взлетели в небо клубы дыма от быстренько разложенного костерка. А мы повернули на северо‑запад, к заставе. Здесь не принято выставлять заставы на самой границе. "База" стоит чуть в глубине охраняемой территории, рассылая вокруг чуткие щупальца ‑ дозоры. Такие десятки, как наш ‑ от восьми до полутора дюжин. Другие дозоры наверняка сейчас так же несутся к своим. Задача ‑ успеть собраться вместе, дойти до обжитых земель, вместе с тамошними, спешно поднявшимися в седло ратниками встретить незваных гостей.

Мне повезло. На счету ‑ два трупа, да удачное сближение с противником. Больше, гораздо больше завалил Агафий ‑ четверо. И когда успел, и главное ‑ как? Когда кованая "рать" закончила работу, трое из Агафьевых четверых имели по паре стрел в боках и спинах. Я бы так не мог ‑ мало того, что стреляю плохо и медленно, так еще и увидеть‑почуять надо врага. Спящего. В темноте ‑ угли немного света давали, а луна совсем состарилась ‑ только тоненький серп и остался. И выпустить девять стрел с полста шагов. И попасть. Тировым лучникам моего времени, стреляющих из луков со всеми наворотами, только что без лазерных прицелов, до этого умельца ‑ как до Китая... на четвереньках. Да и многим местным, получше меня ‑ тоже.

Мы сходимся на небольшом, где‑то километр на три, клочке степи, зажатого еще крупными в этих местах рощами. Русский передовой полк, человек восемьсот, и бандитская шайка. Знающие люди говорят ‑ тысячи полторы, чуть поменьше. Сначала противник хотел, видимо, схитрить, но потом его засадные "части" стали собираться поближе к центру. Впрочем, в рощах может скрываться еще пол‑столько, сейчас не разглядишь.

Стефан как‑то неестественно спокоен. Семен раздаёт последние указания холопам, наставляет новичка. Мирона с нами нет, как нет и воеводы ‑ главный полк еще не подошел. Поворачиваюсь к Савве. Глазами не очень заметно, но чувствую ‑ дергается, нервничает.

‑ Слышь, Савва. За мной держись. Шапка у тебя неплоха, тегиляй нестарый, первыми стрелами не возьмут. Мне в спину поглядывай, суну лук в саадак ‑ свой тоже убирай. Не сможешь быстро, так отбрось. Но щитом сразу прикройся, твоей зброе бронебойную стрелу не удержать. Хоть клубком свернись, а до копейной сшибки дойди. Там щит пониже держи, а то есть любители, кольнут понизу ‑ не заметишь. С копьём у тебя пока худо, так что особо не играй, хоть чужое отобьешь, уже хорошо. Понял?

‑ Да вроде.

‑ И еще. Коли сшибут, или коня ранят ‑ не лежи, стопчут. Стоя, может и выживешь. И... не бойся в спину или коня бить.

‑ Подло, как же ‑ коня‑то.

‑ Подло будет, если орда через нас пройдет, да по землям растечется. Если ты дохлый лежать будешь, а Ефросинью твою по кругу, десяток этих ‑ взмах рукой на юг ‑ оприходуют. А ты и закрыть её не сможешь. Уяснил?

Как‑то странно посматривает Агафий, да и остальные, похоже, услышали то рычание, с которым я выдал последнюю фразу. Плевать. Сейчас главное даже не положить здесь всего врага, а просто остановить. Не дать рассыпаться по московским землям быстрым, как молния, людоловам. А для этого надо положить или изранить сейчас побольше. Дымы давно оповестили, наверное, и Тулу. Не рискнут татары разбойничать с риском нарваться на главный полк. Еще бы дня два, и этого боя не было бы. Подошло бы основное ополчение, и всё, набег окончен. "Бы, бы, бы". Если бы, мать его.

Рыхловатая, сравнительно с польскими гусарами с картинок, татарская конница сорвалась вперед. Запели‑захлопали тетивы луков. Щит вперед‑вверх, мы начинаем разгоняться навстречу.

Атакующая конница ‑ это страшно. Нет, умом понимаешь, немалая часть врагов вооружена похуже тебя. Но шелестят, колотят в косо, спасибо Агафию ‑ научил, поставленный щит стрелы. Навесом и срезень может пробить тонкие тополиные доски щита. Потом приходит очередь бронебойных. Выдергиваю лук. Надо было раньше, но сработал инстинкт самосохранения. Метров пятьдесят, успеваю выпустить две стрелы. Каленые, хорошего железа наконечники, со специально большим углом при вершине четырехгранной призмы‑острия. Кажется, попадаю. Шедший на меня татарин, с которым мы выстрелили одновременно, летит через голову убитого коня. Мне прилетает по шлему так, что едва не сворачивает шею. Но, раз живой, пора.

Копьё в правую, поймать бестолково болтающийся на подвесе щит левой. А я‑то думал, что это мне мешало, когда стрелял. Противник как‑то неторопливо разворачивает копьё, целит в середину щита. Сходимся, резкий удар подбрасывает мое копьё, едва успеваю увернуться от летящего в лицо жала. Темп.

Правая рука отшвыривает копьё, рукоять моего первого трофея, как живая, прыгает вверх‑вправо‑назад. Разворот корпуса с подъёмом, полет клинка к голой шее проскочившего назад противника. Скрутка‑разворот обратно, налетает еще кто‑то. Бедный конь, с едва не переломанными от моих па‑де‑де ребрами, пытается встать на дыбы. Медленно‑медленно взлетает вверх конская шея ‑ и так же медленно тянется к ней копейный наконечник. Саблей, плашмя, сбиваю его в сторону и вниз. Вытягиваюсь еще больше, к ноге коварного. Зацепил, кажется, готов. Свалка разводит нас, вокруг вдруг становится тесно. Сколько мы рубимся со следующим ‑ не знаю. Он умелец, я быстрее. Но мы сошлись правыми боками, щитом закрываться неудобно, и в конце концов я его достаю. Разворот, взгляд налево ‑ там, кажется, дорубают Савву. Резкий, по‑киношному вертикальный удар, благо шапка у врага какая‑то тряпочная. Рубящий в запястье руки с саблей справа. Вперед. Еще двое, один тянется ко мне, второй пытается достать кого‑то из наших, объединившись с кем‑то еще. С первым разбираюсь довольно быстро. Если у тебя всё железо ‑ сабля да наконечники стрел, не стоит ходить в налеты. Как он раньше‑то уцелел? Тем временем, оказавшегося одного против двоих боярина, кажется, крепко зацепили. Удар сторонничку групповухи под колено ‑ а не лови мух хлебалом, теперь если и выживешь, навек хромой.

Что, всё? Рубка еще лязгает и хрипит за спиной, а впереди ‑ никого. Нетрадиционный для меня в этой драке поворот ‑ вместе с конем. До того крутился в основном я, а четвероногому оставалось только молить своих лошадиных богов, чтобы этот цирк когда‑нибудь кончился. Когда ногами по ребрам ‑ и коню неприятно.

Вторую серию рассказывать не буду. Впечатления смазались, осталась азартная, кровавая, но какая‑то монотонная работа. Всё‑таки и в нашем передовом полку хватило бойцов в приличных доспехах. Выдержали обстрел, проломили вражескую, тоже хорошо бронированную первую линию. Татары пытались зажать наш левый фланг. Потом я выяснил ‑ это, оказывается, один из их любимых приемов. Но в этот раз не прокатило. Во‑первых, мы стояли близко к роще, а во вторых ‑ очень неудобно кого‑то зажимать, когда самому по спине молотят, да не скалкой, а саблей. Так что плохим парням пришлось резво утекать.

Ура, мы вроде победили. Постреляли вслед уходящим татарам, кто‑то даже сорвался в погоню. Далеко они не отрывались, где‑то через час вернулись. Может, раньше ‑ но у меня отходняк был, деятельный ‑ помогать добить тех одиночек, что остались без коней. Пленных не брали ‑ бегут татарские мужики из неволи, да и раненые все, до Тулы вряд ли довезем. Убедившись, что Савва жив и даже не слишком изранен, слез я с коня, уселся поосновательнее, чтобы набок не завалиться, да стал куяк с себя стаскивать. Над трупами уже мухи жужжат, в небе солнышко светит, птички каркают ‑ отвалите мол, двуногие, дайте пожрать спокойно. Кр‑расота, в общем. Кар‑р!