Буря кристаллов

Глава 15 Пояс Холода

Нужно бросить проклятый корабль. Отправиться на Орфорт. Слал он в Просторы предостережения старейшин и обещания богов. Скрипучий голос отца. Этого скользкого интригана. Вечно проводит тягучие дни в Нише Изысканий и считает всех безмозглыми слизнями. Для него и наследник не лучше дрессированного офура. «Охоться по команде и слушайся», — все, что от него дождешься. Но Пояс холода для трансформации, не для охоты. Это долбили с рождения.

Пусть боги проклянут и поглотят, но он не забродит соками от страха перед приползшей на Орфорт кристаллической дрянью. Станет охотиться, а не прятаться. Злость и сомнения вязали ростки в узлы. Только бы Ирт не помешал богам, не разгневал их. Иначе быть позором династии Флаа. И Ру окажется прав своих нудных упреках и наставлениях. К пещерным червям!

— Есть ли на планете кристаллы, Чага? Что сообщили твои железки?

— Зови меня Тим, черт возьми!

— Тим, подавись тобой медергом! Что с ползучими роботами и их данными?

После того, как Ирт очнулся от сна холода, они со зверушкой перешли из Ниши управления в Нишу пира. Или сектор, каюту, рубку на языке людей. Здесь Тим делал себе пищу и предлагал ему. Кто кормит, тот и Хозяин. Но Чага все еще не мог стать хозяином самому себе. Выл, оставшись в одиночестве.

Разноцветная человеческая еда выскакивала из больших банок с экранами, источала запах неживого. Потом на тонких стальных листах отправлялась прямо в руки капитана. Красиво разложенная, горячая. В секторе питания над столами и кастрюлями выпирали углы и гнулись лепестки, стены прорезали гладкие полированные ребра и отражали свет. Людишки любили безупречные и сияющие поверхности. Четко прорисованные контуры и изгибы. Ирт — нет. Мир жизни и перемен был несимметричным, шероховатым и спешил поглотить свет. Чтобы дышать и питаться. Чтобы жить. И только мертвому и холодному свет не нужен, поэтому оно сияло.

— Интересуешься приборами и данными? — изогнул брови Тим. — Что с тобой вдруг? Что-то приснилось?

Ядовитые вопросы и независимый вид. Стоит, опираясь плечом о входной проем. Букашка, сбегающая собственность, которая посмела связать мои ветви, а потом не отходила, надеясь добудиться.

— Ты спать не давал, поэтому ничего не приснилось. Наступил Пояс Холода, а я пропустил. Отвечай на вопрос, а не играй со мной, человечек.

Синие глаза моргнули, и насмешка из них исчезла. Если бы не Орфорт, Ирт бы и сам поиграл с удовольствием. Удру становился послушным, когда отращивал четыре ноги, Кварх — когда отпадал рог, а Чага, то есть Тим, от произнесенных слов. Его, Ирта, слов. Возможно, он все-таки симбиот, тогда его можно взять к сердцу Стен.

— Кристаллы не обнаружены. Но пробы еще собираются.

— Тогда подождем.

— Подождем? Ты не хотел ждать ни минуты. Так взбесился, что чуть не превратил меня в отбивную.

Ирт двинулся вдоль прорезанной ромбами стены. Голубоватые искорки света расчерчивали ее поверхность. Сейчас нужна человеческая форма тела. Чужая и жалкая. Руки и ноги, неровности того, что называют лицом. Маскировка, чтобы ускользнуть от гнева богов. Возможно, они не распознают изоморфа. Того, кто нарушил завет и бродит по обнаженному Орфорту в Пояс Холода. Но тело заставляет думать, как Чага. По-человечески играть в слова.

— Смотришь так, словно снова хочешь ударить?

Уже не хотел. Сезон охоты ушел, клетки с опозданием, но ощутили это. Их ярость глохла в токах тревоги. Когда спускается холод, изоморф может проиграть бой. Ирт зашипел от бессилия. Что такому делать на войне? Ру был прав на его счет. Он — изгой, позор рода Флаа. И вернулся не вовремя. До хруста сжатый кулак ударил по проему ниши. Рябь ответа побежала по туго свернутым росткам.

— Перестать злиться, — голос зверушки дрогнул. — Скажи, что происходит? Что особенного в этом Поясе холода? Ведь не просто снижение температуры, не просто зима. Столь ненавистные тебе земные технологии помогут, но только если пойму проблему. Слышишь, изоморф?

Ирт развернулся и посмотрел на Тима. Бывший лжеБог и любимая зверушка. А еще кто? Зараза в плотно облегающем скафандре. Самонадеянная земная тварь, которая высоко задирает голову, хмурится и раздает команды. Марсианин. Слово отдавалось тягучим голодом в клетках.

— С Поясом холода на Орфорт приходят боги. Они любят, когда планета пуста для их пира. Никто не должен остаться на поверхности. Ничего, кроме Стен. Если мы преступим запреты богов нам не помогут ни твои железные блохи, ни эта скорлупа.

— Ирт, ведь боги…

Человек пытался возразить, но его голос сломался, а на лице проступили красные пятна. Ростки жадно заворочались. Чуяли кровь, она близко подступила к тонкой шкурке.

— Настоящие боги Орфорта! — прорычал изоморф, пытаясь словами отогнать прочь вечный голод. Не время для насыщения!

Чага сразу отвернулся, его плечи напряглись. Продолжать разговор расхотел. К пещерным червям! Помогу себе сам. Себе и ему. Кто из нас охотник Просторов? Вот только Просторы ушли к сердцу Орфорта, освобождая мир богам.

— Нам стоит поесть.

Тим подошел к экрану кастрюли, и та ожила, издала тихий утробный звук.

— Думаешь, что мне нужна человеческая еда?

Тим развернулся и скривил рот. Опять в глазах засветился вызов.

— Пропал аппетит? Раньше ты заглатывал даже не глядя. Да и в Нишах пира пожирал целые корзины чего-то давно мертвого и куда более гадкого, чем разваренный рауд, которого позволялось есть мне.

— В Нишах пира изоморфы едят и живое, и мертвое. И последнее не для питания, а для чистки ростков.

— Такие грязные изнутри? Ну, конечно. Между ростками застревают останки безмозглых голубатов и недоношенных хургов. Гниют там.

Можно было и согласиться с убогими человеческими представлениями. Но что-то лишнее пряталось в словах, проступало в прищуренных глазах, в напряженных уголках рта. Издевка — всплыло слово. Чага хочет стать равным. Даже забраться выше. Не с помощью силовой пленки, а с помощью слепленной из звуков издевки. Пусть строит из себя звездного капитана. Во время долгого полета Ирт был частью Чаги и корабля и узнал о людях много занимательных вещей.

— Мы их хотя бы вычищаем. А вы едите разваренные останки, раздуваетесь от мертвечины, и она превращается в брюхе в вонючую кашицу. Потом, наслаждаясь, избавляетесь от нее и стараетесь припрятать. Каждый из вас любит это занятие — избавляться и прятать, но никогда не обсуждает его с другими. Люди поглощают останки вместе, а дальше возятся с ними по углам и в одиночестве. Лицемеры, как и во всем!

Тимоти замер и захлопал глазами. Ирт подался вперед, вглядываясь в выражение лица. Землянин словно с разбегу налетел на кусок камня. Потом взвыл, и искры веселья и удивления рассыпались во все стороны.

— Предлагаешь нам срать совместно? Ты — неотесанное, далекое от человеческой культуры чудовище!

— Человеческая культура — это наслоение лицемерия. Изоморфы не лицемеры, а натуралисты и естествоиспытатели. Я все проверяю на ощупь, запах, вкус и описываю точными словами. Впрочем, ты и так это знаешь.

Лицо капитана помрачнело.

— О том, что добрался ростками даже до моего дерьма, сообщать необязательно.

— Почему? — Ирт чуть увеличил собственные глаза, вылепляя черты того, что называлось у людей изумление. — Признайся, это же весомая часть твоего существа. Ты же пытаешься взглянуть вглубь себя? Начни с этого.

Тим булькнул горлом. Кожа приобрела красноватый оттенок. Человеческое существо внешне не менялось, сколько ни прорастай. Но слова его делали разным.

— Твои жалкие глаза могут смотреть лишь перед собой, — продолжил Ирт, испытывая удовольствие от собственных слов и вида Чаги. — А я могу помочь и описать то, что ты не в состоянии увидеть.

— Иди в задницу, Ирт! — огрызнулся тот.

Клетки изоморфа забулькали весельем. Внутри Тима не было постоянства, и разум его не всегда работал верно.

— Сначала был недоволен, а теперь сам посылаешь.

— Это фигуральное выражение. Означает — оставь меня в покое.

— Посмотрим, что скажешь, когда через пару часов тебя начнет ломать по-настоящему.

— Чертов изоморф!

И Чага с грохотом впихнул пластину в кастрюлю.

— Не вырони углеродные соединения из картриджа синтезатора, дружок.

Фигура замерла у загудевшей кастрюли.

— Ты быстро учишься, орфортец.

Голос звучал глухо и напряженно. Ирт опустился на спружинившее под ним сидение и раскинул в стороны человеческие ноги.

— Ты даже не представляешь, насколько быстро, землянин.

Неудобно скроенное тело. Кости вставлены в кости и гнутся только по сочленениям. Стоит наклониться и уже ищи железный штырь, чтобы не упасть. Как еще одну кость. И летающая банка по имени крейсер состоит из расставленных там и сям костей. Или внезапно возникающих. Неуклюжий, негнущийся человеческий мир. В котором зверушка становится слишком нахальной. Ирт смотрел с верхнего уровня на Тима, расположившегося у встроенных в стены экранов.

— И что нового сообщают твои выползни, звездный капитан?

Тот взглянул вверх, но не издал ни звука. Ирт следил за движениями. То, что его человек рядом, успокаивало, как колыбель в Нише снов. Ледяные буркалы Ру видели насквозь, как глубоко Ирт врос. Готов терпеть охоту Чаги на него самого и забывать пленки силы. Остается послушно дожидаться слов и решений. Пояс холода лишал права убить, вытягивал силу ростков. Ирт должен был уйти к сердцу Стен. Но болтался над ними.

— Пришли подтвержденные данные о химическом составе воздуха и почвы на планете. Никаких смертельных отклонений.

Чага говорил будто сам с собой, что-то переключал на экране и не оборачивался. Люди обожают свои технические фокусы. То заставят пустые углы проекциями, то расцветят экранами стены и щелкают кнопками. Подменяют жизнь картинками, железными штырями и набором ученых слов.

— Значит, спускаемся, — коротко рыкнул Ирт.

Ростки бунтовали, сжимались в тугие кольца.

Тим пожал плечами. Вроде как нехотя, небрежно. Решил разговаривать спиной. Боится сказать лишнее. Чага не болтал про себя так много, как в тот раз, когда Ирта охватило бессилие холода. Испугался человечек, что останется один, и взялся жалеть себя. Но Ирт одного не оставит. Никогда теперь.

— Низкая температура, минус пять по Цельсию над поверхностью планеты. Правда под ней поднимается и быстро. Это очень странно, полметра глубины, и уже плюс пятнадцать. Может, не успела промерзнуть?

Тим обернулся, задрал голову и прищурил глаза. Ждет ответ и не верит, что его получит.

— Не промерзнет.

Промолчал. Надеется на пояснение? Зря. Может, когда поубавит капитанского гонора…

— Почему? Говорит твой опыт натуралиста и естествоиспытателя? Или можешь объяснить?

Смеется нахал, культурно человеческий. Это даже нравилось Ирту. Он покачнулся и чуть не спрыгнул. Ростки зашевелись, стремясь забраться в тугие сосуды, искупаться в крови и пополнить силы. Почему ни Чага, ни капитан Тим не смеялись, когда Ирт прорастал внутрь? Наоборот. Как заставить человека булькать весельем, а не вопить от боли, когда проникаешь в него.

— Зачем тебе объяснения? Ты и без меня разберешься. Как у вас там: сила гравитации составляет…, состав воздуха позволяет…, магнитное поле влияет…, тектоническая активность проявляется… И в таком вот духе, — с ленивым удовольствием произнес Ирт.

Лицо Чаги забавным образом вытянулось. Хочет оставаться главным умником в этой космической банке.

— Значит, ты все понимаешь, но строишь из себя тупого громилу.

Ирт нахмурился, поднял руку и покрутил кистью.

— Строю из себя прикрытого лоскутами хомо сапиенса. Боги снабдили его костяной коробочкой с горстью нейронной слизи. Он теперь вытягивает шею, говорит культурно и фигурально. Ничтожество с планеты Земля. А тупой громила — это тоже самое, что бешенный куст?

Тимоти хмыкнул и, престранно измяв лоб и изогнув брови, кивнул.

— Практически. Это бешеный куст, с виду похожий на огромного морпеха. Думает он не коробочкой, а конечностями. Ими же и размахивает.

— Если думаешь тем, чем пользуешься, то выживешь на охоте. Этому учат молодняк, прежде чем выпустить на Просторы. Но человека бесполезно. Вера, что коробочка — венец творения вскружила вам голову.

— Растешь в моих глазах. Сначала ученый, а теперь философ и поэт.

Изоморф рожден, чтобы расти и врастать. Ирт отпустил внутреннюю пружину, перебросил себя через поручень верхнего яруса и прыгнул вниз. Рухнул всем весом на ячеистый пол. Сила удара сдавила ростки и сразу расправила. Чага отпрянул в сторону. По тонким ребрам скафандра побежали оранжевые проблески. Встревожился. Хочет затянуться коконом и слепить шлем вокруг головы, чтобы спрятать влажное нутро.

— Не трону тебя, — протянул изоморф. — ты сам напросишься.

— Иди в задницу, Ирт. В собственную. Она у тебя теперь есть.

Боится. Но проблески потухли. Поверил или сделал вид. Слабое создание человек изобретательнее тысячи голодных офуров. Строит мертвые легионы и отдает им приказы. Они двигаются от планеты к планете, растопырив железные лапы, берут пробы, создают иллюзии, строят дороги сквозь космос. А выползни в прозрачных пленках играют в богов. В одного Ирт врос так глубоко, что не меняющее форму отродье стало казаться красивым. Тонкая светлая ткань скафандра закрывала конечности водянистого туловища. Белые пластины огибали плечи, тянулись ребрами вдоль рук и обхватывали запястья. Их квадраты и кольца повторялись на ногах, прорезали грудь и спину. Вставки не для уважения в чужих глазах, как гребень Удру. В них прячется мощь и изобретательность землян. Тим — зло, как и все люди, и мучительная загадка из теплой крови и смеющихся глаз. Его невозможно изменить, но он все меняет.

Ирт зарычал, не выпуская звуков наружу, и сделал шаг к напряженному человеку. Жажда требовала врасти.

— Подожди, — тот резко выбросил руку и затараторил: — Ты что-то говорил про проявление тектонической активности? Так она есть. Датчики роботов ее регистрируют. Наверное, из-за этого растет тепло под поверхностью?

Человеческие игры в слова.

— Это бьется сердце Стен и зовет богов, — доступно пояснил Ирт.

На экранах сменяли друг друга картинки Орфорта. Бесконечные серые поля вместо яркого танца Просторов. Почва, прихваченная мутными и тонким льдом. Зеленый хрусталь остановившихся рек. Оскал Стены враждебного Флаа рода. Пустынность Пояса холода вымораживала ростки и силы Ирта. Мертвым, все было мертвым. Только проклятый землянин — живым.

— Снимки на месте подтверждают картинку с орбиты, — очень тихо проговорил Тим. — Флора и фауна, которую вы называете Просторами, исчезла. Думаю, она уничтожена.

— Исчезла не значит уничтожена, — ухмыльнулся Ирт. — . Думаешь, много знаешь, а на самом деле не знаешь ничего.

— Так объясни.

— Чтобы ты возомнил, что можешь опять принять решение вместо меня?

— Чтобы хоть кто-то мог принять решение, пока ты талдычишь про богов.

— Я талдычу о самом важном. Но уши людей с двух сторон от костяной коробочки, и слух — это сквозняк. Он выдумает коротенькие мыслишки.

— Прекрасно. Даже спорить не буду.

— Этими словами ты тоже споришь.

Тим поджал губы и крутанул ложемент к экранам.

— Крупных кристаллических структур все еще не наблюдается: ни в зоне видимости, ни в составе почвы. Стены стоят, но внутрь роботы-разведчики не проникали.

— Запрети им!

Внутри полыхнуло жаром при мысли, что железяки проползут к сердцу Стен, туда, где могут… Ирт развернул на себя капитана, навис над ним. Шлем тот не накинул, и открытая кожа тянула магнитом.

— Запрети им немедленно! Я сам должен туда войти.

— До разведки!? Но это глупость и безумие. Недопустимо по протоколу.

Черные волосы Ирта ткнулись под подбородок и поползли внутрь. Тим болезненно поморщился, но глаза подернулись туманом. Не отталкивал. Не мешал. Ток крови жадно разгонялся навстречу росткам.

— А так делать — допустимо по протоколу?

Он не ответил, на лице застыло напряжение.

— Отправляй свои данные тараканьему выползню. И мы полетим на Орфорт.

Тим скоро ослабнет, отяжелеет от жажды боли и голода ломки. Он мог бы окружить себя куполом, приказать кораблю защищать, но терпел и будто собирался с силами. Борьба зверушки с собой выглядела занимательно. Медленно, рывками Тим поднял дрожащую руку и обхватил врастающие в него нити. Скривился и резким движением выдернул их из шеи. Чуть согнулся и замер, обхватив подбородок. Между прижатыми пальцами сочилась кровь.

— Если ты хочешь полететь на мертвой земной жужелице, изоморф, то умерь аппетиты и учись договариваться. Если — нет, можешь изображать из себя секвойю на орбите. Ваша звезда закрыта аммиачной пылью, и пока ты самостоятельно поймаешь солнечный ветер, мхом порастешь.

В осипшем голосе зверушки звучало презрение, словно Ру в очередной раз давал наставление отпрыску.

Они летели низко. Под прозрачным куполом агрегата крутились серостью поля. Пустые Просторы. Земля пучилась буграми под мутным льдом. Тим сидел напротив экранов и пялился в строки, будто важнее занятия не найти. Над показателями, особенно в виде цифр, земляне буквально тряслись. Похоже, верили в них, как в богов. Вот же глупость. Ирт поморщился и сам удивился, насколько естественно это получилось. Вжился в человеческое тело так, что оно действовало без команды и особых усилий. Вытянул перед собой правую конечность и стал менять. Ветви сплетались в узлы, выступали вверх гребнями, поблескивали каплями багрового сока. Играть с отростками всегда занимательно, людям не дано это понять. Тим между тем отвлекся от очередных данных и настороженно косился. Ирт фыркнул и решил не волновать зверушку. Бросил конечность на подлокотник, превращая ее в человеческую. К пещерным червям! Изоморфу в Поясе Холода всяко безопаснее выглядеть как человек.

— Мы летим на той же скорлупе, на какой покинули Землю?

— Да, инсектоиды загрузили ее в крейсер. Не скорлупа, а авиетка.

— Знаю. Пустые напыщенные слова ничтожных людей.

— О, черт! После всего, что ты сделал, я потащился на Орфорт. Стараюсь разобраться с твоей обледеневшей пустошью и при этом беспрерывно слушаю о ничтожности людей. Ты — самая неблагодарная скотина во вселенной.

Жалкий ему попался человек. Даже когда ругается. Благодарность — это внутреннее завывание о ненужных действиях. Нет в ней ни целесообразности, ни смысла. Только потребность следовать этому вою ради чужого.

— Необъяснимая глупость твоя благодарность. Даже безмозглые голубаты не настолько тупы. Если изоморфы самые неблагодарные во вселенной, тогда Орфорт выживет. Вот для чего тебе моя благодарность, Чага?

— Иди в пределы, Флаа! На фиг не нужна. И зови меня по имени.

— Вот видишь. Даже звук имени для тебя ценнее. Или ты согласишься остаться Чагой ради моей благодарности?

Тим расхохотался, видимо, так и не понял мысль. Откинутая голова открыла горло без малейшего следа разрывов. Повреждения теперь быстро не зарастали, все это фокусы механизмов. Полезные и для Ирта. Раздался резкий сигнал, экран управления замигал. Тим подался вперед, и изоморф переместился, чтобы рассмотреть то, что нашла летающая скорлупа. На берегу остановившейся реки поднимались ветви, гребни, наросты, сферы и трубы. Просторы росли здесь, наверху. Замерли в неподвижности между голых холмов. Выстроились разноцветным квадратом с ровными, словно срезанными краями. Ирт Флаа услышал грохот собственных соков.

— Гнилой медергом, забери его щупальца! Этого не может быть!

Он подскочил, выдирая себя из объятья ложемента. Тим приблизил, укрупнил картинку. Над поверхность поднялось густое плетение форм.

— Что-то не так, — прошептал землянин.

— Не так?! Их не должно быть. Они не могут быть такими.

— Какими?

Вопрос в глазах Тима играл искрами любопытства. Так ничего и не понял, глупец.

— Лети прямо туда. К лживым Просторам!

Ирт ткнул пальцем в голограмму, но Тим голодно вертел картинку и издавал странные цокающие звуки. Игрушки и картинки люди любят больше настоящего.

— Давай обсудим, что не так, Ирт. У тебя все лживое и фальшивое. Хотя главная фальшивка здесь — это ты сам, со своими широкими плечами и мощным подбородком.

— Я двигаюсь, — отрезал Ирт.

— О! это трудно не заметить. Мечешься перед глазами и машешь конечностями без перерыва. И ничего вразумительного сказать не можешь.

— Эта дрянь снизу неподвижна.

— Тебя одного мне хватает. Сам твердишь о Поясе холода. За бортом морозно. У нас, когда зима, все застывает или засыпает. Здесь что, не так?

В мгновение он не понял, о чем идет речь. Все застывает зимой? Как это? Даже реки медленно текут подо льдом. Ирт подтолкнул поток клеток внутри и осознал уже сохраненную информацию. Природа на планете людей леденела и умирала на время. Но не на Орфорте. Его звездный великан просто не понимает, что здесь происходит, не может понять.

— Спускайся вниз сейчас же! — прошипел он, наклонившись к ушной раковине за шлемом. Легко и сочно отрываемой, если бы не преграда. Во взгляде Тима мелькнул страх, Чага умел считывать мысли и сильные желания хозяина. Жаль, что теперь невыполнимые.

— Спускайся!

— Нам нужно подготовиться. Я отправлю вперед роботов и плазмодронов.

Волна ярости мощно толкнулась внутри. Контуры тела поплыли, стало трудно держать форму. Дрянные плазмодроны! Они не нужны. Он вгрызется в уродство ростками и поймет, что перед ним. «Контролируй себя, контролируй себя, свою форму», — застучал в голове голос Ру. Выплеснутое наружу бешенство может принести смерть в Поясе Холода. Сохранять форму тяжело, тело не желало подчиняться. Ирт с силой сжал челюсти, удерживая рвущуюся через край энергию. Зубы хрустнули, стали трескаться от давления. Входили осколками в плоть, растворялись кипящими соками. Тим отпрянул, не спуская с него глаз, но рука осталась у панели управления. Боится. Изоморф с наслаждением заскрежетал остатками человеческих клыков. Их уничтожение приносило облегчение. Как последняя победная схватка. Наконец соки замедлили ток. Когда ярость окончательно улеглась, Ирт широко растянул губы.

— Проклятье. Что с тобой?

В голосе Тима отчетливо звучали страх и отвращение, скафандр вспыхивал искрами.

— Ничего. Улыбаюсь, как человек, чтобы подать знак дружелюбия. Но ты не ценишь. Отправляй своих железных тараканов. Я подожду.

— Хорошо, — кивнул тот и придвинулся к панели управления.

Потом добавил, не поворачивая головы:

— Тебе стоит вырастить новые зубы, выяснить разницу между улыбкой и оскалом, а потом подавать такие знаки.

— Думаешь, если я попытался быть дружелюбным и согласился пождать, ты можешь наглеть! — рявкнул Ирт.

— Нет, конечно, нет, извини.

— Так-то лучше, дружок.

Внутреннее равновесие терялось. Бешенство толкалось в клетках, мешало удерживать форму. Возможно, человеческая разведка — это верный путь. Мир Орфорта вывернут наизнанку и кажется чужим. Ирт не знал, как ощупать его самостоятельно. Из-под купола появились сверкающие жужелицы плазмодронов и нырнули в гущу замерших цветных отростков. Голограмма в центре кабины изменилась. Просторы будто разрослись прямо внутри машины. Трюки людей напыщенны, как и слова.

Изоморф всматривался в плывущую мимо картинку. Офуры расположились знакомым полукругом. Их пупырчатые шары не двигались, не источали дурманящий кровь аромат и не вызывали чувство опасности. Эти изумрудно-розовые твари обычно сторожили жертву, замыкали круг, впивались ядовитыми иглами в плоть и растворяли ее.

За неподвижными офурами тянулись к серому небу плети дреконов, проступали уродливыми ребрами в разных местах и поблескивали искорками изморози. В один смертоносный бросок проснувшийся дрекон мог разрубить любого, превратить в труху на гниющих останках Просторов. Но здесь они безнадежно мертвы. Инстинкты кричали об этом, чуяли смерть даже в голограмме.

Ядовито-синие голубаты, растопырив крючья-лапы, висели немыми тельцами на стволах рогсов. Даже медергомы, всегда булькающие поверхностью, сочащиеся гнилой желтизной, заледенели мертвыми буграми на палых листьях. Ирт всматривался в неподвижную чащобу, но ни в чем не угадывал новой формы. Просторы — колыбель трансформаций и должны кишеть изменениями. Но на голограмме, а значит и внизу, были только древние твари Орфорта. Не истинная жизнь. Будто Грот Трофеев для обучения молодняка древней истории. Пещерные черви! Злость все сильнее будоражила ростки.

— Температура существ внизу такая же, как и температура окружающей среды. Приборы не регистрируют движения по всему периметру. Все особи статичны.

Ирт слышал нотки тревоги в голосе Тима. В словах про показатели, которые помогают людям чувствовать себя богами.

— Статичны, говоришь? Что же мы здесь сидим, капитан? Выберемся наружу и прогуляемся как по твоему городу на Земле. Я подарю тебе ожерелье из глаз голубатов.

— Ожерелье из голубатов вместо жгучего мешка!? Немыслимая щедрость. Чем я ее заслужил? Подожди, — он внезапно подался вперед, вглядываясь в строки. — Это не органика, Ирт. О, боги, кристаллические соединения на основе алюминия!

Если бы слова не имели вкуса, все выдало бы резкое движение маленького капитана и брови, сведенные в проклятом мыслеприказе. Ирт не мог прочитать его. Но понял. Перед ними враг. Кристаллы. Те, кто принес смерть в Просторы.

Ярость захлестнула, и ростки вырвались из тела, неконтролируемо и мощно.

Изоморфы не стреляют из пушек, не поднимают щиты. Тело — их оружие. Оно знает лучше. Инстинкты Ирта властно брали разум под контроль. Плети стегнули по голограмме, проходя насквозь. Закружились по тесной кабине, ища жертву, чтобы резать, давить, душить. Изоморф рожден уничтожать и поглощать любую угрожающую дрянь.

— Вниз! — заревел Ирт. — Выпусти меня из скорлупы. Иначе сдохнешь, червяк!

Тим уже прыгнул к дальней перегородке, к липкому ложементу. Быстрый и умный. На напряженном лице отражались беззвучные команды. Нахальная собственность должна жить. Но потребность убийства пела, и Ирт не мог остановить оскалившиеся шипами, жаждущие крови ветви. Он уничтожит скорлупу, превратит все вокруг себя в труху медергома. Прямо сейчас!

Мощный взмах, и изоморф рухнул в развернувшееся под ним отверстие.

Танец смерти менял тело, оно кружило в слепой ярости разрушения. Ирт бил, резал, кромсал сомкнувшего ряды врага. Панцирь черного хурга лопнул, разлетелся сверкающими кусками. От удара десятка ветвей ствол рогса выл, превращаясь в труху. Ирт давил голубатов, оставляя на мертвяще-серой земле разноцветные пятна. Ростки покрылись бурым фиолетом и тускнеющей зеленью. Ничто не могло противостоять его силе и гневу. Один оборот, и он превратился в огромный, режущий диск. Закружился, срезая под кромку мертвый, уродливый мир.

Ирт из Дома Флаа споет песню пустых Просторов, если в них не осталось настоящего. Все хрусткое и безвкусное, не отвечает ударом на удар. Впереди поднималось древнее тело огранга. Изоморф выбросил плети и влетел во врага тысячей твердых, как сталь, вершин. Паутина трещин побежала по огрангу. Тот не дохнул ядовитыми червями, не пытался втянуть и переварить ростки Ирта студнем тела. Чудище оказалось тверже кварцевых сводов Стен. Мертвая кристаллическая ложь. Пусть распадется под Иртом и никогда и не кружит смертоносным облаком над Орфортом.

Кристаллы слишком податливо рассыпались под ударами. Но ярость кипела только сильнее. Пляску уничтожения не прекратить. Откуда-то издалека звучал голос Тима, неразборчивый и испуганный. Потом…, потом он заберет любимую человеческую игрушку. Сейчас боги требуют чистоты. Пространства, освобожденного от уродства. Почему же уходят силы? Поворот. Еще поворот. Сметающий неподвижные наросты удар.

Свет мерк в замедляющихся клетках. Но Ирт еще не закончил. Кувырок и новое вращение разящего диска. Пусть он ослеп, но чутье ростков поможет найти дорогу. Расчистить ее для богов. Исчез не только свет, но и воздух — ствол и ветви дрожали в бессилии, пытаясь поменять форму. Тщетно. Ростки тянулись и падали. Ирт взвыл, сгоняя энергию клеток в один пульсирующий болью комок. Выбросил ветвь. Ударил в последний раз.

Мир, наконец-то, исчез. Истинные боги спустились. Чтобы растерзать преступившего закон.