Интересно, почему тварь никак не отреагировала на трех висящих над ней дронов? Способна ли она вообще ощущать опасность в присутствии какой бы то ни было техники? Тянущаяся вдоль разлома форма не походила на убившие варана лезвия. Возможно, спит, или перезагружается, или получает информацию и слепа к окружающему миру. Сомнения — неизменные спутники любого следователя. Ларский часто распихивал их в темные углы сознания, чтобы спустя время наткнуться и жалеть, что когда-то не принял во внимание.
— Опустить силовые экраны на зону локации. Отступ от объекта пятнадцать метров по всему периметру.
— Почему так много, генерал-майор?
— Будем постепенно сдвигать. Оперативной группе подготовиться.
Полицейские операциях почти всегда обходились темно-серыми термокостюмами, а при необходимости электронными средствами защиты, запускаемыми силовым позициометром. Основным оружием копам служил полипистолет, способный выплюнуть гелий, трос, смертельный луч и плазму. Здесь, в полицейской авиетке, достаточно было встать в размеченные по борту силуэты, чтобы упаковаться в костюм, получить на бедро дубинку сайскутера и компактную многофункциональную пукалку.
— Солгадо, отследите возможный информационный обмен вокруг объекта.
— Уже делаю.
Стандартная процедура. Сложно структурированные цветовые, волновые, тепловые и другие потоки могли быть признаками способности к коммуникации или попытками в нее вступить.
— Ничего. Обычный электромагнитный фон. Может, не оно?
— Есть ли сигналы от других плазмодронов на маршруте.
— Ничего.
— Значит, другого пока нет. Ребята на выход и занять позиции по периметру.
Композиторный материал борта машины разошелся, образуя створы выходов. Активировав сайскутеры, полицейские прыгали наружу.
План прост: окружить тварь силовым колпаком, его стены погрузить в землю метра на три. Потом вырезать чертовы кристаллы вместе с куском почвы и вывезти прочь. Разбираться будут в более оснащенном месте.
Команда Здвински окружает, следит за изъятием образца и действует по обстановке. Вдруг придется накладывать заплаты или отбрасывать тварь, если силовая камера будет прорвана. Хотя это вряд ли возможно, даже изоморфу она оказалась не по зубам. Тьфу, не по ветвям.
— На позициях, — доложил Здвински, хотя Никита и сам это видел.
— Начинаем углубляться.
— Отставить, генерал-майор! — громыхнуло внутри машины.
Направленный луч радиосвязи оттранслировали системы авиетки. Одновременно приказ полыхнул красным на проекционной плоскости управления.
— Какого черта?
Ларский вывел изображение и к непроглядно черному дню получил бонусом наглую рожу Игнатова. Стервятник Марры вернулся.
— В пределы! Что вам нужно, Олег Павлович?
— Прекратите операцию, Никита Сергеевич, приказ сверху.
— Армейская машина справа по борту, — спокойно сообщил пилот.
Все стало предельно ясно. Забирали дело. Он выкопал трюфель, а сожрут вкусняшку свиные морды из контрразведки. Не подавились бы. Хотя все закономерно, теперь это не просто расследование с инопланетным подозреваемым, а операция по поимке вражеского языка. Но все равно во рту проступил привкус горечи, возникло острое желание развернуться и улететь на далекий остров. Утопить интерком и наслаждаться синим прибоем. Более чем осмысленное существование перед апокалипсисом.
— Покажи мне их, — попросил Ларский офицера техподдержки.
Легкая рябь прошлась по борту, меняя конфигурации частиц и делая его прозрачным. Тревожное закатное небо открылось во весь горизонт. Здоровый армейский челнок висел на сорок пять градусов выше, и багровые блики его фасеточных ускорителей сливались с полосой заката. В закат бы и убирались!
Так думать неправильно. У всех один враг.
— Они что, даже не маскируются?
— Маскируются, шеф, просто проекцию выбросили на уровне нашей, поэтому мы друг друга видим, а те, кто на земле, ни нас, ни их.
— Генерал-майор, мы работаем? В чем дело? — вышел на связь Здвински.
— Пока отставить, сержант. Ждите.
Словно в знак ответной вежливости челнок обнажил собственное нутро. Игнатов стоял у борта, а за ним шевелились увешанные снаряжением двухметровые глыбы армейских пехотинцев. Изворотливый спрут контрразведки обещал их прислать — и прислал.
— Вы что хотите прямо здесь вступить в бой? — усмехнулся Ларский. — Уж не с нами ли?
— Не ерничайте, Ларский. Все оставьте нам. Мы проведем стандартные процедуры контакта.
— А как же лабораторные исследования?
— Сначала будет попытка контакта. Вы же знаете, что успешный контакт исключает первичный акт агрессии. Тварь должна чувствовать себя на свободе. Лаборатория подождет.
Это странно. Расчленить противника в лаборатории и понять все его реакции, сейчас было бы важнее. Это очевидно. Если только…
— У вас уже есть экземпляр, — догадался Ларский.
Короткая пауза.
— Да, есть, — неохотный ответ со странными радиопомехами. — Инсектоиды добыли небольшие фрагменты, и криминалисты космолаборатории проводят опыты. Но этот гораздо крупнее. Вы нашли его, генерал-майор, спасибо. Но теперь он наш. Вы же это понимаете?
О! Конечно, он понимал, какой еще был выбор? Марра сыграл в доверие и мотивацию: «на тебя вся надежда, дорогой друг», и Марра получил результат.
— Какого черта у вас происходит? — рявкнул по другому каналу Здвински.
— Возвращайтесь, ребята, — переключился Ларский. — Прибыла смена.
И небо полыхнуло белизной.
Под грохот и треск авиетку стало валить набок. Ларский влип мордой в прозрачную боковину. Перед глазами мелькнуло качнувшееся крыло челнока, а потом темно-серые фигурки копов на земле, сносимые в сторону от силового колпака. Что-то неразборчиво кричал Здвински, по склону сухой веткой вертелся одинокий сайскутер. Мир словно перевернулся, теряя устойчивость. Выступы пустых гор залил полуденный, ослепляюще белый свет. Зеленые вершины вдалеке затряслись, как в лихорадке.
— Эвакуировать! Всех эвакуировать на борт! — крикнул он, не узнавая свой голос.
— Что происходит!? — одновременно кричал офицер техподдержки. — Мы не удержим проклятый купол!
— В пределы купол и тварь! Вытаскивай ребят. Выводи изображение.
Ларскому хотелось самому запустить руки в пульт управления, но он, никак не закрепленный, скользил червяком по прозрачному борту. Почему не сработали фиксаторы?
— Стабилизируй свое корыто, Пай, и вниз.
Пилот что-то шипел в ответ, выравнивая машину.
Армейский челнок уже был у земли. Из него выпрыгивали усиленные экзоскафандрами пехотинцы.
— Они их спасут, — услышал Ларский голос Солгадо. Тот тянул его за локоть, помогая подняться с колен.
Когда Ларский оказался на ногах и у пульта, офицер техподдержки уже сбросил настройки купола над тварью и переводил на руки управление силовухой, координировал ее с голографическими данными. Он сможет переловить разлетающиеся по склону фигурки собственными пальцами.
— Проклятие!
Авиетку опять тряхнуло, и гора треснула. Склон лопнул, как сухой орех. Трещины побежали в разные стороны, осыпаясь по бокам, устремляясь в темное нутро горного массива. Шла трансляция не только изображения, но и звука. Грохот сливался с криками и короткими обменами пехотинцев.
«Братушки» скакали по разъезжающимся камням, цепляясь за обломки стальными когтями экзоскафандров. Кто-то из них подхватил уже соскользнувшего в провал Мози. Здвински все-таки взлетел на своем сайскутере, но не поднялся вверх, а двигался у земли. Какого дьявола затеял? Впереди него, казалось, мелькнул хвост кристаллической твари.
Ларский грыз собственный рот, понимая, что единственное, что может сейчас сделать — не мешать остальным. Здвински нырнул в проём широко раскрывшей зев трещины. От такого фортеля рука сама потянулась к голограмме, хотя в творившемся хаосе силовые захваты через уменьшенную проекцию могли нанести вред. Через секунду сержант на сайскутере вынырнул и взмыл вверх.
По борту авиетки замигал сигнал всеобщей тревоги: «Всем немедленно покинуть зону поражения. Восточная часть Южной Америки под ударом. Всем немедленно покинуть зону поражения. Двигаться от побережья на восток».
В распахнувший створ авиетки влетел идиот Здвински, неловко прижимая к груди руку, за ним двое его парней.
— Пятеро ваших у нас на борту, жизненные показатели в норме, — вышел на связь Игнатов. — Что у вас?
— Остальные у нас. Вроде в порядке.
— Значит, сваливаем.
— Что происходит? — не выдержал Ларский.
— Наверное, твари прорвались. Или наши применили оружие с жуткой отдачей. Уходим.
Говорил уже не Игнатов. Низкий, рычащий голос выдавал звероподобную армейскую трансформацию. Еще день назад эти ребята казались Никите не только страшными, но и всесильными, а теперь…
— Падайте к ложементам, — повернулся к ним Пай. — Ускоряемся.
Ларский лежал навзничь на жесткой кровати. Контуры поверхностей каюты чуть светили, превращая тьму в сумрак. Если впустить сумрак в себя, в сердце и мозг, он заместит память, а с нею боль. Когда внутри нет ничего — нет и повода для проклятых раздумий. Просто дыши или просто умри, и то и другое дает облегчение. Он, прокурорский следователь, всю жизнь провозившийся с инопланетными расами, должен ощущать яростное желание бороться с врагом, найти причину его появления. Но ни ярости, ни желания не было, только вакуум опустошенности. События прошедшего дня не укладывались в голове, не вписывались в опыт, не могли быть угаданы звериным чутьем прокурорской гончей. Но случились и оставили от уверенности в силе человечества только пепел.
Пепел Ресифи. Пепел Рио-де-Жанейро. Даже не пепел, страшнее…
Они недолго летели на восток. Там посеревшим призраком проступала Луна. Целая и узнаваемая, но казавшаяся обескровленной. На юго-западе темнеющего неба горел второй кровавый закат. Гул шел со всех сторон, то нарастая, то спадая. Бешеный ветер метался с запада на восток и обратно. Пилот зарегистрировал несколько далеких цунами. Стихии сходили с ума.
В кабине висело молчание, разбиваемое только короткими сообщениями с армейского челнока. Мози что-то бормотал про незаконченную эвакуацию, и что надо связаться и присоединиться. Но все каналы связи выдавали мертвую тишину. Единственный и внезапно пробившийся к ним сигнал спасения заставил развернуться и пойти в сторону побережья. Через пять тягучих минут обе машины прижались к воде, ловя отчаянный речитатив: «Помоги товарищу…, помоги товарищу…».
— У кого-то армейский передатчик, — бросил Здвински.
То, что открылось их глазам, стало для Ларского первой в его жизни масштабной картиной человеческой трагедии. Бесконечно огромный плот, слепленный из всего подряд: транспортных платформ, авиеток, скутеров, флоотиров, с людьми, кишащим внутри под силовыми куполами и захлестываемыми обезумевшей стихией. Агломерация, о которой говорил Берг. Опущенные на океан для экономии энергии и маскировки разномастные машины выглядели уродливо и ненадежно. Темная вода пыталась намотать вокруг них злобный кокон и поглотить. Ларский бы не хотел оказаться посреди моря в крошечном пузыре, даже закрывшись от реальности иллюзией пространства.
Сигнал спасения подавал один из двух полицейских челноков сопровождения «плота». Когда установили перекрестную связь, Ларский не смог поверить тому, что услышал.
Ресифи уничтожен. Капсулы с условно погибшими у берега.
Позже они подлетели к сожженному городу. Вода шипела по когда-то бесчисленным каналам, превратившимся в узкие изуродованные сосуды. Плыла плотным паром над океаном, что нес с собой запахи гари и смерти. Ресифи не существовало, лишь бугры оплывавшего от жара камня. Как подтаявшее мороженное, только черное. С наполнителем из домов и парков, мостов и человеческих жизней. Это мертвое место успело отдать души в небеса. Невозможно поверить, что еще днем здесь высился живой город.
Прибрежные волны захлестывали берег, то выбрасывая на сушу уродливые обломки, то затягивая их в океан. Капсулы с условно погибшими бесчисленным количеством личинок разнесло вдоль побережья. Роботы спасатели ковырялись в оплывшей массе города, выковыривали позвоночники, головы, фрагменты тел и запаивали останки во временные хранилища. Возможно, кому-то удастся вернуть жизнь. Отправленные в воду капсулы ждали своих собирателей.
Их авиетка и армейский челнок не единственные собирали этот страшный урожай. Всасывали в силовой кокон под брюхом личинку за личинкой. Нужно вывезти в надежное место тех, кто еще может дождаться спасения. Ларский и его команда не видели ни врага, ни сражения, но оказались на кладбище войны.
Он уже с трудом соображал, когда глубокой ночью полетели в сторону океана, волоча следом тысячи условных трупов. Луна светила сквозь черноту страшным багровым светом. Где-то высоко полыхало фиолетовыми росчерками небо. Над океаном по-прежнему тянулся низкий надрывный гул. Авиетка неслась за раздувшимся орудиями армейским челноком. Ларский перебирал глухие каналы связи, надеясь понять только одно — где же прошел или идет бой, где чертовы защитники могущественной Земли? Он хотел бы видеть лицо врага, его гигантские жерлы кристаллических орудий. И пушки отчаянно сражающихся землян. Но ничего не было, только прихваченная с побережья смерть. И страх, растекающийся по венам.
То, что случилось с Рио-де-Жанейро, он узнал уже на подводной базе. Более того, его, едва передвигающего ноги, и Здвински сразу загнали в зал совещаний. Там Берг и еще трое свободных офицеров смотрели на этот ад. Ларскому даже не хотелось уточнять, что именно ему показывали: реконструкцию или реальную запись. Любой ответ вел к новым вопросам, над которыми он был не в состоянии думать.
Находясь в зале, Ларский смотрел на побережье с птичьего полета. Видел и чувствовал, как земля содрогнулась от гулкого, разрубающего горы удара. Как взлетела вверх земная кора, высвобождая из нутра планеты бешеную энергию. После ударной волны плоть осела, оставляя призрачный туман. И это было начало. Туман превратился в молочно-матовый скальпель, в тонкое прозрачное стекло, в свечение, в котором огнем распадался мир. Гигантский призрачный фронт плыл и сжигал все на своем пути. Стихия неминуемой безжалостной смерти.
— Энергетический выброс будто от гигантского лазерного генератора, — ледяным голосом прокомментировал Берг — Эти твари способны превращаться в систему линз и ею же двигать огневой фронт.
Они били по Земле, как ножом по тесту, а обратный импульс превращали в выжигающую все энергию. Ничего фантастического, только невероятная мощь. Именно она докатилась до Колумбии и ломала горы под ногами. Но объяснение не принесло облегчения. То, что он видел, душило в кольцах ужаса все надежды защититься и нанести ответный удар.
На пути убийственного фронта разворачивался прибрежный город. Современный Рио был похож на огромный, открытый морю древний Колизей. Город окружали искусственно раздвинутые скалы. Величественные, кое-где покрытые зеленью пики доставали до заледеневших в синеве облаков. Сразу за стеной гор тянулись вверх флоотиры и поднимались островерхие башни неоготиров, постепенно спускаясь уступами к центральной чаше города. Там плелись изящные улочки с невысокими разноцветными домами, где на памяти Ларского гуляла оживленная молодежь. Горделивый город на глазах превращался в потерявший форму и обезумевший муравейник. Руины муравейника. Он содрогался, растрескивался от адского землетрясения, рвался вверх хаосом авиеток и скутеров. Когда скалы, а затем флоотиры бьющегося в судорогах Рио погрузились в призрачную дымку и стали распадаться в белом огне, Никита развернулся и вышел. Никто его не остановил.
Закрывая глаза в собственной каюте, Ларский видел спекшийся камень, пепел и нескончаемые капсулы смерти в ревущих волнах. Если бы они не полетели в Колумбию, а включились бы в эвакуацию, возможно, на погруженных в воду платформах людей было бы чуть больше и чуть меньше условно погибших или просто погибших. А так — они даже диверсанта не сумели добыть. Корунды ссыпались в разлом и исчезли.
Ларский усмехнулся в темноте. Весь этот день он только и делал, что ошибался. Упустил Лизу, упустил тварь, не спас ничьей задницы, позволил убедить себя в том, что города будут полностью эвакуированы, что всех защитит армия. А еще он, идиот из прокуратуры, потратил время людей, которые могли бы сделать что-то действительно полезное, на бесплодную охоту.
Дверь каюты мигнула светом, показывая, что за ней кто-то есть, и этот кто-то хочет войти. Ларский приподнял и повернул голову. Нелегкая притащила к нему сержанта, которого не хотелось ни видеть, ни слышать.
— Пустить, — прошептал он и с трудом сел.
Сержант вошел и тут же привалился к стене.
— Проходи, — предложил Никита без особого энтузиазма.
Тот помотал головой и продолжал стоять в странной позе с неловко подвернутой рукой. Выражение лица не разглядеть: черная морда на фоне темной перегородки. Как мертвец, пришедший по живую душу. Молчание затягивалось, липло к стенам, и чувство вины Никиты странным образом трансформировалось в раздражение.
— Зачем пришел?
Тот неопределенно тряхнул головой, но ничего не ответил.
— Хочешь сказать, мы зря потратили вчерашний день? Так я и без тебя это знаю. Поэтому отвали и оставь меня в покое.
Текст неуместный для разговора генерал-майора с сержантом. В пределы. Ларскому всегда было плевать на условности, а сейчас тем более. Осталось только рухнуть мордой в подушку и не обращать на гостя внимания.
— Никита Сергеевич, вы понимаете, почему погибли два города и столько людей?
Голос звучал тихо, настаивал на правде, и Ларский сразу сник, теряя желчную ярость.
— Не понимаю, не знаю. Хотел бы понять.
Ларский отправлял запросы. Долбил Марру, загоняя пакет за пакетом в пустоту канала. Тот не реагировал. Похоже, дела шли хуже некуда.
— Я думаю, — коп помолчал, видимо, взвешивая слова, но потом решился, — Искусственный разум Земли облажался. Военные облажались. Регламенты не сработали, прогнозы оказались неверными. Поэтому никто не ждал врага у Латинской Америки.
Жестко. Если ЦКЗ так облажался, то это конец. Он находился в состоянии постоянного мониторинга данных, обработки информации и принятии решения в каждой точке. Составлял и анализировал прогностические модели, а потом модели моделей, пересчитывал пути, способы и типологии эвакуации. ЦКЗ предлагал лучшее из возможного.
Вот только кормили компьютерную систему люди, они направляли потоки данных в меру своего понимания происходящего. Что могло стать причиной сбоя? Случайное искажение информации или чья-то злая воля? Ларский горько усмехнулся.
— Возможно, ты прав. И что же хочешь от меня?
Здвински оторвался от стены, подошел и медленно вытянул руку. В ладони что-то тускло светилось.
— Я хочу понять, почему и кто виноват. И как с этими тварями бороться.
Запечатанный в силовую ловушку, обломок корунда на ладони тускло светился голубизной.