Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело (СИ)

55.

Когда я вернулась, сразу Милошу надоедать не стала. Предложила через прислугу вместе поужинать, и, получив отказ, оставила его в покое. Значит, не слишком заскучал, пусть ещё немного помаринуется, иначе любую идею примет в штыки мне назло.

Извиняться я не собиралась. Он пусть извиняется. Вел бы себя нормально, я бы до такого не додумалась – саму образ Николины Ризман вгонял в тоску. И вообще, с чего он вдруг так разозлился? Сам ведь женился на такой неподходящей, выбор у него всё-таки был. Выходит, мое, как он выразился, волшебное преображение его наоборот обрадовать должно.

Но Милош почему-то не радовался. Игнорировал. Даже за моим рационом перестал следить – высшая степень обиды в его исполнении. Я об этом тем же вечером узнала, когда служанка с кухни впервые пришла спросить, что приготовить на завтра. Недельное меню, составленное для меня хозяином, кончилось, а нового он так и не дал.

– Обедать пока буду в городе, не беспокойтесь. На завтрак сделайте ту же овсянку, но на молоке, кофе, парочку тостов и сыр, – велела я, отметив, что тогда не придется терять время чтобы подкрепиться по пути. – А на ужин – то же что и азору Милошу.

Чтобы не ворчал. С завтрашнего дня ужинать мы будем вместе, хватит. Пора вытаскивать его из норы. Ему ведь не с кем больше общаться, ну а я в принципе терпеть не могу быть с кем-то в ссоре, проще сделать первый шаг и помириться. Неважно, кто виноват.

На следующее утро, когда мы собирали продукты для моей закусочной, курьер наконец принес письмо от дядюшки Ризмана. Я с нетерпением разорвала конверт и извлекла единственный небольшой лист бумаги, наполовину заполненный мелким старческим почерком. Очевидно, в этот раз ответ писал он сам.

На слова родственник был так же скуп, как и на все остальное. Не размениваясь на формальные вежливые обороты, с первых же строк велел оставить его с вздорными претензиями, не имеющими под собой основания. Напоминал, что по достижению совершеннолетия ответственность за свое имущество я несу сама, а что касается небольшого долга – он и так вкладывал в мое убыточное предприятие свои деньги, удержав от разорения. И не ждал такой черной неблагодарности со стороны сироты, которую взял под опеку и которая вспоминает о нем лишь с нелепыми требованиями, а сама между тем и знаться не желает, не пускает в свой богатый особняк даже на порог.

– Это что же получается: он мое наследство профукал, устроил здесь чуть ли не притон с сомнительными личностями, а я его должна с благодарностью привечать?! – воскликнула я, с возмущением швырнув письмо на стол.

Управляющий машинально подобрал его, сложил и аккуратно вернул в конверт. Наверняка уберет в специальную папку для таких вот бумажек. К любым документам у него было особенно бережное отношение. Все всегда найдется, что ни спроси. Каждая квитанция, любая записочка.

– Но, азорра, в глазах общественности он ваш единственный кровный родственник. Пусть и не из приятных. Он стар, одинок. И когда-то взял вас, сироту, на попечение. А вы, значит, как вышли за богатея, так его и позабросили...

– Что за чушь! Да он сам меня прогнал с порога, его слуга из ружья в нас целился, между прочим. И ты не хуже меня знаешь, какое то было попечение. Пусть скажет спасибо, что не стала с ним судиться.

– Я-то знаю. А со стороны иначе видать. Это раньше вы были бедной сироткой, теперь оно наоборот: вы вместе с супругом швыряете деньгами направо и налево, коней в шампанском купаете, а он несчастный старик, для которого у вас в доме места за столом не нашлось.

– Что?! Да как... – начала было возмущаться, но прикусила язык.

Во-первых, не перед ним же. Он-то как раз за меня. Во-вторых, бессмысленно. Как там говорится? На каждый роток не накинешь платок. И если выбирать между гадостями и скучной правдой, сплетничать будут про гадости, а правду вскоре и не вспомнит никто.

Управляющий прав. Люди не станут разбираться, сочувствие будет на стороне одинокого старика, живущего в скромном доме на окраине города. Азорра Николина Лессар, богачка и жена молодого красавчика, героя светских хроник, вызовет разве что классовую ненависть.

Ничего не оставалось, кроме как посоветоваться с тем красавчиком. Решить вопрос как буржуй с буржуем.

Для ужина я расстаралась. Не имея возможности выбрать блюда, сосредоточилась, чтобы навести красоту. Разузнала, какие он любит цветы, и лично купила самые свежие букеты. Распорядилась, чтобы зажгли свечи. Ну и конечно нарядилась сама.

Ещё никогда я не выбирала образ так тщательно. Почему-то очень хотелось выглядеть по максимуму, на который способна моя бесцветная внешность. Чтобы этот капризный бабник при виде меня своим снобизмом подавился.

Нанесла макияж поярче – время суток и обстановка позволяли. Желька завила покруче мои локоны и уложила их волосок к волоску. Вытащила из шкафа самые лучшие платья, и мы долго не могли решить, какое мне надеть. В итоге выбрала красное. Довольно закрытое, но выгодно подчеркивающее изгиб тонкой талии и белизну кожи.

Чтобы меня такую красивую Милош рассмотрел полностью, а не наполовину скрытой столом, велела позвать, когда он уже будет на месте.

Однако он не торопился. Я сидела, наряженная как на выставку, и ждала когда за мной явится Желька, а она все не шла. Потеряв терпение, я вызвала ее и попросила сбегать узнать, что он там себе думает.

– Они велели передать, что поужинают у себя, – вернувшись, сообщила Желька.

Вид при этом она приняла строгий и скорбный, но я успела заметить жадное любопытство прежде чем она опустила ресницы. Как же, в центре семейного скандала очутилась! Будет о чем посплетничать.

– Хорошо, спасибо, – отозвалась я как можно безразличнее. – Пока ты свободна, придёшь перед сном.

Я давно привыкла утром и вечером приводить себя в порядок с ее помощью. Так было даже веселей. Ну и прически, конечно, особенно сложные – я бы так здорово не сумела.

Дождавшись, когда шаги разочарованной горничной затихли, я отправилась к Милошу. Ворвалась в его гостиную без стука, захлопнула за собой дверь и встала посреди комнаты, уперев руки в бока.

Он отложил газету и обвел меня удивлённым взглядом.

– Лина? Это действительно ты? – спросил, приподняв бровь. – Подумать только, как меняют тебя красивые платья! До неузнаваемости.

– Кончай дурить. Нам давно накрыли к ужину. Идём, а то твой салат совсем завянет.

– Спасибо, я не голоден, – нарочито равнодушно произнес он и демонстративно развернул газету.

– Мне нужно с тобой поговорить. Обсудить дела, – начала я, но он не проявил и намека на интерес. – Послушай, можешь как угодно ко мне относиться, но нас все ещё связывает этот брак, значит, нам придется решать некоторые вопросы. Нравится тебе или нет.

Секунду поколебавшись, он вновь сложил газету и бросил на край журнального столика. Откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу.

– А ведь мне правда начинало нравиться, – признался внезапно. – Я давно привык жить один... Женщины, которые время от времени приходили на ночь, не в счёт. Успел забыть, как это бывает, когда не один. Когда приходится вечно с кем-то сверяться и кого-то учитывать, но в то же время есть кто-то, кто сверяет свои планы с твоими. Кому ты небезразличен. Ну, или хотя бы ты в это веришь.

– Да с чего ты взял, что...

– Не обращай внимания, просто поверил в то, что сам же и сочинил, – перебил он. – Что там у тебя? Дела? Давай обсудим дела, не нужно ничего лишнего.