Бургер для неверного мужа, или Попаданка берется за дело (СИ)

48.

Почувствовав мое присутствие, Милош замер. В комнате с окнами, занавешенными плотными шторами, было сумрачно, прохладно и тихо.

– Кто здесь? – спросил он, не оборачиваясь.

– Это я. Николина. Я просто зашла сообщить, что вернулась.

– Подожди минуту. – Он протянул руку, нащупал на столике маску и собрался было надеть, но я его остановила.

– Не надо. Я хочу наконец увидеть твое лицо.

С меня хватит. Больше этот безумный цирк ни дня терпеть не желаю. Ни на работе, ни дома покоя нет – рано или поздно свихнуться можно!

Долгие секунды он молчал. Всматривался в свое отражение. Комкал в кулаке черную тряпочку, будто раздумывая, бросить или всё-таки надеть.

Да что же там такое? Неужели настолько страшно? Я внутренне подобралась, готовясь не вскрикнуть и не отшатнуться, как бы отвратительно все ни оказалось.

– Милош, так жить нельзя. В своем доме прятаться. Если я тебе настолько чужая, так и скажи, я перееду чтобы тебе не мешать. Или не надевай повязки, которые давно не нужны.

– Не хочу чтобы ты уезжала. Что же я, один останусь? Я к тебе привык, – пробормотал он. Выдержал паузу, дожидаясь ответа. Не дождался и шумно вздохнул. – Точно хочешь это видеть? Предупреждаю, зрелище не из приятных.

– Я не твоя любовница, мне все равно. Ну?

Когда я увидела, что он называл кошмаром, уродством и чудовищным зрелищем, еле удержалась, чтобы не подбить ему глаз. Ну, чтобы наконец появился весомый повод стесняться

– Эээ... Ты меня извини конечно. Здесь недостаточно яркий свет, наверное. Но не мог бы ты показать, что конкретно все это время прятал?

Потому что лицо у него оставалось тем же. Разве что кожа выглядела немного раздражённой, блестящей и розовой, как после какой-нибудь процедуры. Цвет чуть неравномерный. Над левой бровью – тонкая ломаная линия шрама, похожая на пенку от прикипевшего молока. Бледная, едва заметная.

И все.

– Я не пойму, ты сейчас неловко пытаешься утешить или издеваешься? – выпалил Милош с раздражением в голосе. – По-твоему, это стоит демонстрировать?

Он указал пальцем на свое лицо. Учитывая привлекательную внешность, прозвучало как шутка. Я пожала плечами. Тогда он схватил меня за руку и прижал к своей щеке ладонью.

– Вот это по-твоему "ничего"?!

Его щека была прохладной и слегка липкой от мази, не успевшей полностью впитаться. И шероховатой, но не от щетины, а словно у него оспины или мелкая сыпь. На радужке светло-карих глаз – темные точки. Раньше я их не замечала.

– У тебя в глазах как будто веснушки, – вырвалось у меня.

И тут же смутилась – и от неуместной фразы, и от того что Милош держал меня за руку, и что стоял совсем близко. Раньше он никогда вплотную не приближался. Я вдруг растерялась. Не знала, как к этому относиться.

– Пятна? Говорят, они так и останутся... Да, ещё и это!

– По-моему, это красиво.

Я вправду так думала. Ему шло. Ну а поросячий оттенок кожи рано или поздно сойдет. Я от косметолога ещё и в худшем виде выходила, бывало, зато потом...

– Это по-твоему тоже красиво?!

Он прижал мою ладонь сильнее и потер ею свою щеку. От неожиданности я дернулась, чтобы вырваться. Милош не сразу сообразил отпустить.

– Прости. Тебе же неприятно. Я ведь говорил – не стоило.

– Перестань. Раздуваешь трагедию на ровном месте... Ладно, немножко неровном. Совсем чуточку, будто давно зажившая сыпь. Тоже мне, катастрофа. У тебя что, в подростковом возрасте прыщей не было?

– Не было. Ни прыщей, ни бородавок, ни ещё какой мерзости. Мне обещали, что кожа станет более гладкой, но вот это останется! – он указал на шрам над бровью. – И это.

Чуть развернул голову и продемонстрировал ещё один, совсем крохотный, на скуле около виска. Косился с таким видом, словно готов был в любой момент снова под вуалью спрятаться.

Мне пришла в голову глупая ассоциация, что он показывает, куда его поцеловать. Даже промелькнула идея сделать это. Вдруг ему полегчает.

– Милош, кончай дурить. Ведёшь себя как капризный ребенок, – принялась вместо этого уговаривать. – Все у тебя в порядке. Ты красивый. Даже с этими шрамами, которые чтобы разглядеть надо вплотную подойти.

Он вдруг улыбнулся. Правда, как-то не особо радостно.

– Ты просто добрая. И... Непритязательная, – заявил он. – А я привык вращаться в обществе, где стремятся к безупречности. Выйти в свет с таким лицом...

– В каком обществе? Гулящих женщин? Деньги твои они любят. Хоть весь шрамами покройся. Пока будешь их на яхте катать, никуда не денутся, – психанув, выдала на одном дыхании.

Милош уронил челюсть.

– Лина! Что я слышу!

– Правду жизни, – спохватившись, пролепетала голоском скромницы Николины. – Извини, если грубо. У меня сегодня день тяжёлый.

А ещё предстоит смена на кухне. Я сюда шла его предупредить, кстати.

– Что-то случилось? Выглядишь измученной.

Неужели? Наш нарцисс печального образа обратил внимание на кого-то кроме себя?

– О, пустяки. Не сравнить с твоей трагедией. У меня всего лишь появился недоброжелатель и подложил свинью. Свиней. Обложил свиньями со всех сторон, поганый боров, чтоб ему повылазило...

– Лина, я тебя просто не узнаю! Присядь-ка, расскажи обо всем по порядку... – он рассеянно огляделся и вспомнил, что мы в спальне. – Лучше в гостиной. Я сейчас.

– Если опять намотаешь тряпки на лицо, я не буду с тобой разговаривать.

– Но без них я словно не одет, даже хуже.

– Хватит. У тебя это уже превратилось в нездоровую привычку. Все равно я все видела, как следует рассмотрела. В обморок, как видишь, не упала.

– Ты смелая девушка. Так что там у тебя?

– Мне придется сегодня готовить. Здесь, на нашей кухне. А завтра все жарить и магам отвозить. Вот, собственно, о чем я предупредить хотела.

Почему-то рассказывать обо всех проблемах не осталось моральных сил. Все на то, чтобы успокоить этого короля драмы, ушли. Но с него и того хватило.

– О боже. Только не говори, что собираешься жарить эту ужасную картошку.

– И ее тоже. Заодно и попробуешь. Я к ней обалденный сырный соус научилась делать. Или могу специально для тебя наделать рыбных палочек. Золотистые, хрустящие... – нарочно продолжала я, со скрытым злорадством наблюдая, как вытянулась его физиономия. – Что-то ты побледнел, дорогой. Не хочешь?

– От одной мысли о запахе горелого масла, который наполнит дом, мне дурно. И потом, ты не можешь. Завтра придет Лео писать твой портрет.

– Он с утра придет. Я все успею, попрошу прислугу на кухне помочь. А масло мое не горит, оно специально для жарки. Очищенное. Знаешь, так здорово подошло для...

– Ступай уже. Не желаю больше слушать. И чтобы это было в первый и последний раз!

Поворчал, но запрещать и не пытался. Болезнь хоть и нанесла урон его внешности, но зато характеру на пользу пошла.

Я наскоро переоделась и отправилась готовить, пока не передумал. Заказала повару булочки для бургеров – учитывая, что штат прислуги здесь был больше чем в моем доме, их это не затруднило. Наоборот, прониклись. Взялись помогать. Заодно подсмотреть новые рецепты – для аристократов, которым они привыкли готовить, не подойдут, но профессиональный интерес никто не отменял.

За работой нервы понемногу приходили в порядок. А когда совсем успокоилась – внезапно придумала, что в объявлении для посетителей написать. Мы закрыты на время проверки. Необязательно уточнять, какой. Судя по рвению всякого рода инспекций, дело это здесь привычное, вряд ли заподозрят что-то плохое.

А я с утра схожу и разберусь... Черт. Лео. Некрасиво отменять встречу, обидится смертельно, ведь для него искусство превыше всего.

Ладно. Придется отправить управляющего. Так даже лучше, он с местными бюрократами говорить умеет, в отличие от меня. Но все равно. Как же все это не вовремя!