Вечером на улице пошел снег. Он валил с неба крупными хлопьями, и со стороны казалось, будто наверху кто-то веселый и озорной разорвал большую пуховую подушку.
Я стояла у окна, спрятавшись за шторой, и осторожно выглядывала во двор.
А во дворе был Игорь. Он сидел на краешке узкой деревянной скамейки, расположенной рядом с крошечной детской площадкой, и невозмутимо рассматривал то двери подъезда, то ровные ряды окон, поднимавшиеся прямоугольной башней на высоту двенадцатого этажа. Каждый раз, когда взгляд мужчины скользил вверх, я замирала, опасаясь, что он каким-то невероятным образом сможет меня увидеть. Хотя отлично понимала, что это невозможно.
В руках Игорь держал большой бумажный пакет, в котором наверняка был спрятан букет цветов, безнадежно замерзший на холодном ветру. Сам Игорь тоже заледенел, об этом говорил и бледно-голубой цвет лица, и вся его застывшая фигура.
Зачем он пришел? Отчего столько времени сидит на этой неудобной скамейке и никак не уйдет? Ответы на эти вопросы я, конечно же, знала, однако продолжала надеяться, что в мужчине все ж проснется благоразумие, которое окажется сильнее ослиного упрямства.
Позади тихонько скрипнула дверь. Потом раздался шорох шагов, и рядом со мной материализовался Павлик.
– Все еще сидит? – уточнил он, бросив быстрый взгляд в окно. – Впустила бы ты его, мам. На улице минус пятнадцать.
– Я его не прогоняла, – ответила сыну. – Если захочет войти, войдет.
– Ты его не приглашала, – заметил Павлик. – А без приглашения он будет сидеть под твоим окном, пока не превратится в снеговика или не замерзнет насмерть.
– Не преувеличивай, – я дернула плечом. – Игорь не дурак и скоро уйдет.
Павлик покачал головой.
– Как дети, честное слово. Один ждет, другая – прячется и подсматривает. Знаешь, мама, мне кажется, что-то подобное однажды я уже видел.
Я грустно улыбнулась. О да, мой хороший. Я и сама последние двадцать минут ловлю чувство жесточайшего дежавю. Десять лет назад этот мужчина точно так же сидел на скамейке и буравил взглядом серые панели моего дома, а я так же пряталась за шторой и надеялась, что он одумается и уйдет. И он ушел – тогда, десять лет назад.
Я устало потерла виски.
Мы познакомились с Игорем во время интервью. Я была корреспондентом городской газеты, он – молодым перспективным спортсменом, о котором мне надлежало написать небольшую статью. Могла ли я подумать, что встреча с парнем, одержавшим победу в каком-то там первенстве или чемпионате, будет иметь столь интересное продолжение? Сколько их было на моем веку – таких встреч? Пара улыбок, короткий разговор под диктофонную запись, заметка на бумажной полосе… Вечный журналистский конвейер.
Об интервью с Игорем Иглицким я договорилась с его тренером – забавным говорливым мужчиной, который полчаса восторженно рассказывал мне, каким талантливым легкоатлетом является его подопечный. Слушая тренера, я представляла героя своей статьи серьезным, чуть высокомерным юношей, поставившем себе цель добиться немыслимых высот и стать едва ли не легендой отечественного спорта. На деле же Иглицкий оказался простым и скромным парнем. Он был высоким и атлетичным, но при этом робким, нескладным и удивительно юным. Я знала, что на днях ему исполнилось двадцать два года, однако на вид дала бы не больше восемнадцати.
Игорь сидел передо мной, напряженно ухватившись рукой за подлокотник кресла, смотрел распахнутыми оленьими глазами, а на вопросы отвечал четко и боязливо, будто сдавал экзамен у злобной учительницы-мегеры.
Ничего странного в этом не был: большинство людей, впервые беседующих с представителем прессы, поначалу ведут себя скованно. Задача журналиста в этом случае – убедить собеседника, что ничего страшного не происходит, а потому говорить можно свободно, не опасаясь, что тебя укусят или съедят.
Обычно расположить к себе респондента мне удается легко. С Иглицким же пришлось здорово потрудиться – парень в моем присутствии едва дышал. Спрашивается, почему? На мегеру, если верить друзьям и коллегам, я не похожа ни внешне, ни внутренне, да и разница в возрасте (на момент нашего знакомства мне был тридцать один год) казалась не настолько значительной, чтобы ощущать хоть какой-нибудь трепет. В конечном итоге победа все же осталась за мной – Игорь расслабился, выпустил несчастный подлокотник и подробно рассказал о себе и своих спортивных успехах.
Спустя два дня Иглицкий явился в редакцию, чтобы прочитать готовый материал (от пересылки по электронной почте он почему-то отказался), а заодно угостить меня и прочих редакционных дам нежнейшими песочными пирожными. Ознакомившись с текстом, парень почти час развлекал нас всевозможными байками и отправился восвояси только после того, как в кабинет заглянул главный редактор, привлеченный шумом и хохотом.
– Какой очаровательный юноша, – заметила после ухода Иглицкого одна из моих коллег. – Правда, Аленушка?
– Правда, – согласилась я. – Веселый, интересный. Пирожные вкусные принес.
– А уж как на тебя смотрел…
– Как?
– Весело и с интересом, – хохотнула сидевшая в углу верстальщица. – Ты ему понравилась, это точно. Сдается мне, он и прибаутками-то не нас развлекал, а тебя.
Я равнодушно пожала плечами.
– Глядишь, ухаживать начнет, – продолжала верстальщица. – Будешь, Чернова, лопать вкусняшки каждый день.
– Это вряд ли, – усмехнулась в ответ. – Мне кавалеры не нужны, а к сладкому я всегда была равнодушна.
– Молоденький он, – согласилась еще одна коллега. – Мальчишка совсем. Ты у нас, конечно, тоже не старуха, однако ж девять лет разницы – все-таки немало.
– Хотя дети у вас получились бы хорошенькие, – добавила верстальщица. – Его голубые глаза в сочетании с твоими черными кудрями дали бы в итоге замечательного малыша.
Я махнула рукой. Когда у людей слишком много фантазии и слишком мало работы, они на пустом месте начинают сочинять невесть что.
О том, что я замужем и вполне себе счастлива в браке, в редакции знали все. К слову сказать, замечательный малыш у меня тоже был – пятилетний Павлуша, веселивший наш коллектив своим умным видом и смешными умозаключениями.
Впрочем, в одном мои креативные коллеги оказались правы: Иглицкий действительно проникся ко мне симпатией. Я убедилась в этом спустя несколько дней, когда случайно столкнулась с ним в художественном музее на открытии новой выставки. Перспективный спортсмен обрадовался мне, как родной, и до конца мероприятия не отходил ни на шаг. Затем проводил до редакции, а потом и до дома. В неформальной обстановке парень вел себя свободно: с воодушевлением обсудил со мной картины, высказал свое мнение по поводу художественного таланта их автора, а в придачу рассказал кучу милой ничего не значащей ерунды.
После этого Игорь стал попадаться на моем пути с такой завидной регулярностью, что считать эти встречи случайными было попросту глупо. Мы виделись на улицах и в магазинах. Почти каждый день он подсаживался ко мне в кафе во время обеденного перерыва, отыскал мой профиль во всех социальных сетях и не реже двух раз в неделю караулил у дверей офиса, чтобы проводить домой. Вел себя Игорь как истинный джентльмен – рук не распускал, пошлостей не говорил, до флирта не опускался. Единственным, что выдавало его нежное ко мне отношение, были взгляды – горячие, восхищенно-восторженные, от которых сердце сначала замирало, а потом заходилось в бешеной пляске.
Наше общение напоминало беседы старых друзей, которые знают друг друга всю жизнь, а потому имеют кучу тем для разговоров. Беседовать с Иглицким действительно было интересно. Парень оказался умным и очень начитанным, а потому мог поддержать разговор на любую тему – от политики до зарубежной литературы. Его рассуждения были ясны и логичны, а искреннее внимание к моим собственным мыслям и чаяниям очень подкупало.
Между тем, долго так продолжаться не могло. Моего мужа жутко нервировали приходящие от него сообщения, а коллеги, в очередной раз заметив у редакции долговязую фигуру Иглицкого, перешептывались и бросали на меня многозначительные неприятные взгляды.
Как женщине, мне было лестно внимание, которым Игорь столь щедро меня одаривал, но как человек рассудительный, я понимала: будет лучше, если каждый из нас пойдет своим путем.
Прерывать общение мой новый приятель не собирался, поэтому я твердо решила, что во время следующей встречи попрошу Игоря больше меня не беспокоить.
В тот день стояла чудесная погода. Небо сияло голубой акварелью, снег алмазной крошкой переливался под ногами, а солнце светило так ярко, что слепило глаза. На календаре стояла дата – 20 декабря. Мы с коллегами украшали кабинеты стеклянными шариками и разноцветной мишурой, при этом я то и дело поглядывала в окно, ожидая, когда придет мой скромный воздыхатель. Накануне вечером мне позвонил его тренер – тот самый забавный мужчина, с которым я в свое время договорилась об интервью. В течение пятнадцати минут он с обидой и возмущением рассказывал, что по моей милости Игорь Иглицкий забросил тренировки и теперь собственными руками хоронит свою спортивную карьеру.
– Игорь появляется на стадионе один-два раза в неделю! – кричал тренер в трубку. – Отказывается от соревнований! Игнорирует телефонные звонки! Все его разговоры только о вас. Вам должно быть стыдно, Алена Григорьевна! Это ж надо – так задурить парню голову. Вы – взрослая серьезная женщина, а значит, должны понимать, что так вести себя нельзя. Или выходите за него замуж, или оставьте его в покое!
Моему возмущению не было предела. Оставить в покое? Задурила голову?
Но разве это я удерживаю Иглицкого возле себя? С моей стороны не было ни единого намека на то, что наши отношения могут шагнуть дальше милой дружеской болтовни! Боже! Я ведь действительно и старше, и серьезнее. У меня есть семья, налаженный быт, моральные принципы, в конце концов! Но разве могу я быть ответственна за то, что нафантазировал себе молоденький восторженный парень?
До самого вечера я обдумывал, что скажу Игорю при встрече. Когда же он, наконец, пришел, все умные и деликатные слова попросту вылетели из моей головы – под окна редакции легкоатлет явился с большим букетом алых роз.
– Алена, уж не собрался ли паренек сделать тебе предложение? – хохотнула одна из коллег, увидев Иглицкого в окне. – Смотри, какой он сегодня красивый! Подстригся, побрился, цветы купил. Вылитый жених!
На улицу я вышла, готовая рвать и метать. Молча схватила спортсмена за локоть и поволокла вперед по тротуару – устраивать разборки на глазах у любопытных журналистов совершенно не хотелось.
Игорь, встретивший меня очаровательной улыбкой, удивился столь холодному приему, однако без возражений пошел вслед за мной. Отойдя на достаточно далекое расстояние от редакции, я толкнула парня в первую попавшуюся подворотню.
– Что это? – гневно спросила, указав на букет.
– Это тебе, – снова улыбнулся Иглицкий, протягивая розы.
Я спрятала руки за спину.
– Зачем?
– Для настроения. У тебя сегодня что-то случилось?
Случилось. И у тебя тоже случится.
– Игорь, зачем ты ко мне приходишь?
Он растерянно хлопнул ресницами.
– В каком смысле – зачем?
– В прямом. Ты постоянно пишешь мне сообщения, провожаешь до дома, якобы случайно встречаешь на улицах. Ты меня преследуешь, Игорь?
– Алена, что с тобой такое?
– Мы видимся слишком часто. Так часто, что это вызывает пересуды и порождает кучу отвратительных сплетен. Это нужно прекратить.
– Прекратить сплетни или встречи? – во взгляде парня появилась тревога. – Алена, что плохого в том, что два человека обсуждают книги и фильмы? Мы ведь просто общаемся, верно? Какие тут могут быть пересуды?
Я глубоко вздохнула.
– Вчера вечером мне звонил твой тренер. Сказал, что я сбила тебя с толку, и из-за меня ты забросил тренировки.
– Что?..
– Коллеги, увидев тебя сегодня с цветами, решили, что ты намерен позвать меня в ЗАГС. А супруг обещает разбить мой телефон об стену всякий раз, когда от тебя приходит новое смс. Ты, кстати, помнишь, что я замужем, Игорь?
– Помню, – он говорил ровно, но был бледен, как бумага. – Я слишком навязчив, да? И тем самым тебя компрометирую. Прости. Я буду писать и приходить реже. А цветы… Их можно просто выбросить в мусорку.
– Я думаю, нам не стоит видеться вовсе. Было очень приятно с тобой познакомиться, Игорь. Ты умный и интересный, но то, что происходит, – странно и неправильно. Не сердись на меня. И вернись, пожалуйста, к тренировкам. Тренер прав, будет обидно, если ты похоронишь свой спортивный талант.
Я отвернулась, чтобы уйти, но Иглицкий цепко ухватил меня за руку и развернул лицом к себе.
– Пожалуйста, не прогоняй меня, – его сильные пальцы сжали мою ладонь, а во взоре появилась паника. – Мы ведь друзья, правда? Просто друзья… Честное слово, я больше не стану тебе докучать. Никаких встреч, только пара сообщений в неделю… Согласна? Пожалуйста, Алена…
У меня в груди защемило. Игорь был на голову выше меня, однако сейчас выглядел почти ребенком – испуганным и беззащитным.
Я дотронулась свободной ладонью до его щеки.
Алые розы, которые он до этого сжимал левой рукой, полетели в снег. Игорь перехватил мои пальцы, прижался к ним холодными сухими губами.
– Ты – мой воздух, – горячо зашептал, привлекая меня к себе. – Мое дыхание. Я без тебя задохнусь. Задохнусь и умру… Я ведь все понимаю, поэтому ничего у тебя не прошу. Только видеть, иногда слышать твой голос… Неужели ты откажешь мне в такой малости, Алена?
Его неожиданный напор здорово меня испугал.
– В своем ли ты уме, Игорь? – я решительно освободилась из его объятий. – Ради Бога, очнись! Это все фантазии, грезы, полная ерунда. Выброси их из головы, мальчик. У нас с тобой много общих интересов, но при этом нет никакого будущего. Единственные отношения, на которые я согласна, – приятельские. «Мне нравится, что вы больны не мной…» Помнишь? Только так и никак иначе.
Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Выражение тревоги пропало из них без следа, и на смену ему пришла решимость.
– Мои чувства – не фантазии и не ерунда, – в его голосе, обычно мягком и ласковом, теперь звучала сталь. – И они не пройдут. Будущее же у нас есть. Беда в том, что я его вижу, а ты – нет. Но это ничего. Пройдет немного времени, и ты тоже это поймешь.
Наш разговор продолжался полчаса и был совершенно бессмысленным. Уходя домой, я ощущала глубоко внутри неприятный осадок и тревожное чувство, что одной беседой дело не ограничится.
Так и вышло.
Игорь преследовал меня до Нового года. У редакции он больше не появлялся, зато систематически звонил на мобильный и писал длинные сообщения в мессенджерах и социальных сетях.
Извинялся за несдержанность, признавался в любви, клялся в вечной верности. Все это было настолько мило и трогательно, что потом меня терзало чувство глубокой вины за то, что я не могу и не хочу отвечать взаимностью этому несчастному ребенку.
Дабы прекратить поток любовной истерии, я заблокировала Игоря везде, где было можно. В ответ на это в моем почтовом ящике стали появляться бумажные письма, длинные и красивые. Это обстоятельство очень напрягало, так как теперь послания Иглицкого мог увидеть муж.
Вечером 31 декабря Игорь явился под окна моего дома с букетом цветов. Парню хватило ума остаться во дворе и просто стоять на виду у всей многоэтажки, ожидая, что я выйду к нему сама.
Я, конечно, не вышла. Он стоял у подъезда, а я пряталась за шторой, терпеливо ждала, когда Иглицкий уйдет, и мысленно молилась, чтобы Алеша, ушедший поздравлять с наступающим праздником своих родных и оставивший меня ухаживать за внезапно заболевшим ребенком, не вздумал вернуться пораньше.
– Мама, почему этот дядя стоит у подъезда? – поинтересовался Павлик, заметивший у окна мою затаившуюся фигуру. – Он ведь здесь не живет, да?
– Не живет, – подтвердила я. – Наверное, дядя ошибся домом. Он скоро уйдет, сыночек.
И Игорь ушел. Не сразу, конечно. Сначала долго всматривался в окна, потом пытался кому-то звонить. А затем оставил цветы на обледеневшей скамейке и, ссутулив плечи, медленно пошел прочь.
После новогодних праздников он еще несколько раз пробовал выйти со мной на связь, а потом куда-то пропал. От общих знакомых я узнала, что Иглицкий уехал из города, а спустя пару месяцев – что стал одним из членов сборной команды, которая должна представлять нашу страну на Олимпийских играх.
В последующие годы мы с Игорем не виделись и не слышались. Я искренне надеялась, что его спортивная карьера пошла в гору, и у него нет недостатка ни в деньгах, ни в женском внимании. А потому, спустя некоторое время, погрузилась в повседневные дела и вовсе забыла о своем юном воздыхателе.
Наша следующая встреча произошла через десять лет.
К этому времени в моей жизни случилась длинная череда перемен. Я сменила прическу и место работы, развелась с мужем (без скандалов и по обоюдному согласию), переехала с сыном в квартиру своих родителей, заново обустроила быт и серьезно увлеклась изготовлением вязаных зайчиков и кукол.
Павлик благополучно выпустился из детского сада, сменил две школы и пару миллионов спортивных секций – как и я, пытался найти себя в бешеном круговороте жизни, в котором мы теперь кружились вдвоем.
Он учился плавать, играл в хоккей и волейбол, занимался каратэ, дзюдо и фигурным катанием, пока, наконец, не остановился на легкой атлетике. Это дело так его увлекло, что мне оставалось только за него порадоваться. Тренеры были уверены: у Паши есть хорошие данные для грядущих побед, – однако сами менялись, как перчатки, оставляя будущую звезду без наставника. Так продолжалось до тех пор, пока спортивная школа, в которой занимался сын, не обзавелась плеядой педагогов, собранных едва ли не со всей страны.
С новым тренером Павлика я познакомилась прямо посреди тренировки, когда привезла сыну кроссовки, которые мой пятнадцатилетний подросток по рассеянности забыл дома. Когда наставник вышел из спортивного зала вслед за Павлом, мое сердце сделало кульбит в лучших традициях Цирка дю солей. Потому что эти большие голубые глаза, прямой нос и высокие скулы были мне хорошо знакомы.
– Мама, это Игорь Петрович, мой тренер, – с гордостью сказал тогда сын.
За десять прошедших лет Иглицкий почти не изменился. Разве что возмужал – нескладным восторженным юношей назвать его было нельзя. И не удивительно, ведь сейчас ему должно было быть немного за тридцать.
– Здравствуйте, – сказала я.
– Здравствуйте, Алена Григорьевна, – ответил Игорь. – Рад видеть вас в добром здравии.
Он выглядел спокойным и уравновешенным. А в глазах сверкали фейерверки. Иглицкий действительно был мне рад, и от этого в груди поднималась волна теплой уютной радости.
Я осталась в спортшколе до конца тренировки, хотя раньше никогда этого не делала. А после занятия Игорь подошел ко мне снова. Долго рассказывал о том, какой молодец мой сын и какие прекрасные надежды он подает. При этом смотрел таким горячим взглядом, что смысл его слов доходил до меня как через полог тумана.
– Я дал Игорю Петровичу номер твоего телефона, – сказал вечером Павлик. – Вы с ним знакомы, да?
– Знакомы, – ответила я. – Когда-то давно я писала о нем статью. В то время твой наставник был немногим старше тебя и считался молодым перспективным спортсменом.
– Ясно, – кивнул сын. – Он, кстати, много о тебе спрашивал. Где ты теперь работаешь, где мы живем, чем занимается наш папа…
– И что ты ему сказал?
– Правду. Что ты теперь трудишься в пресс-службе городской администрации, что живем мы дома, а чем сейчас занимается мой отец, знает только он сам. Мам, кажется, ты очень нравишься моему тренеру.
– Думаешь?
– Уверен. Он смотрел на тебя такими глазами, что мне хотелось куда-нибудь испариться.
– Много ты понимаешь, – фыркнула я. – Игорь Петрович моложе меня на девять лет. К тому же, он наверняка женат.
– А вот и нет, – хитро улыбнулся Паша. – Не женат и никогда не был. Я сам слышал, как он это говорил. А возраст – ерунда. Бабуля считает, что с годами понятие «старше – младше» стирается и уже не имеет никакого значения. Думаешь, она ошибается?
Я в ответ только пожала плечами.
Игорь позвонил мне на следующий вечер. Осведомился о делах и здоровье, еще раз рассказал о спортивных успехах Павлика, а потом предложил встретиться – в ближайшие выходные.
Мы провели вместе весь субботний день. Гуляли по заснеженным улицам, обедали в кафе и говорили, говорили, говорили…
Иглицкий рассказывал о тренировках в сборной, о заграничных соревнованиях, в которых он принимал участие, о том, как решил закончить карьеру и попробовать себя в качестве тренера.
– Прости меня, – сказала ему я. – Мы нехорошо с тобой расстались – тогда, десять лет назад. Я вела себя грубо и наверняка очень тебя обидела.
– Что было, то быльем поросло, – усмехнулся Игорь. – Гораздо важнее, что мы будем делать сейчас.
– Например?
– Например, можем пожениться.
Я удивленно хлопнула ресницами.
– А почему нет? – он был серьезен и невозмутим. – Мы оба свободны, устроены в жизни, имеем много общих интересов, оба любим твоего сына. Отчего бы нам не перешагнуть через дружбу, заметь, весьма условную, и попробовать стать счастливыми. Вместе.
Я усмехнулась.
– Давно ли ты стал действовать как таран, Игорь?
– С тобой, Аленушка, по-другому нельзя. Когда-то я пытался вести себя скромно и деликатно. Чем это закончилось? Меня обвинили в навязчивости и прогнали прочь. Знаешь, любовь моя, теперь ты от меня не отделаешься. Я ведь думал, что все прошло. Возвращаясь сюда, был уверен: если встречу тебя на улице, просто пройду мимо. А когда увидел, понял – все только начинается. Давай начнем сначала? Хотя бы попробуем, Алена?
Я покачала головой.
– Я по-прежнему старше тебя на девять лет.
– Ты по-прежнему молода и прекрасна. А возраст – это просто цифра.
– Сплетники меня заклюют.
– Ты боишься слухов? Я сумею тебя от них уберечь.
– Игорь, я всю жизнь работаю в СМИ, и знаю, что ни одна новость не живет дольше двух недель. И что люди всегда будут о чем-нибудь болтать. Но все равно чувствую себя старухой, которая соблазняет школьника.
– Я давно не ребенок, Алена.
– Игорь, мне сорок один год. У меня морщины, целлюлит и куча седых волос, которых с каждым днем будет становиться все больше и больше. Мой сын скоро окончит школу, поступит в университет, а там недалеко до пенсии и внуков. Тебе – тридцать два. Ты молод, красив, перспективен. Когда ты идешь по улице, девушки оборачиваются тебе в след. Ты правда считаешь, что у нас есть будущее?
– Да, считаю. И знаешь почему? Потому что мне плевать на твои морщины и целлюлит. Я люблю тебя любую. Вместе с седыми волосами и всеми твоими комплексами.
Он взял мою руку и, склонив голову, нежно поцеловал запястье.
– Можно мне подумать? – тихо спросила я.
– Думай. Только быстрее. Я ждал тебя десять лет, и знаешь, мое терпение на исходе.
– Так ты ему отказала, мам? После той встречи?
Павлик по-прежнему стоял рядом со мной у окна и смотрел, как снег превращает его тренера по легкой атлетике в ледяную статую.
– Я сказала, что отвечу после Нового года.
– Почему не сейчас?
– Потому что я боюсь.
Сын смерил меня удивленным взглядом. Я глубоко вздохнула.
– Как тебе объяснить?.. Во взрослой жизни много условностей, Паша. Не всегда то, что кажется крепким и надежным является таким на самом деле. Мы с твоим папой женились по любви и считали, что наш брак выдержит любые испытания. На деле же все оказалось не так радужно и легко. Семья, мой хороший, – это серьезный труд, в котором оба супруга должны работать, как проклятые. И выдерживают это далеко не все. Что же до твоего Игоря Петровича, то он не понимает, во что ввязывается. Одно дело – сочинить себе идеал и совсем другое – жить с реальной женщиной, которая может быть не только веселой и ласковой, но и расстроенной, плаксивой и больной. Сходиться, Павлик, легко и приятно. А вот расставаться – больно и тяжело.
И я знаю, о чем говорю. У меня уже был неприятный опыт, когда мужчина, который клялся любить меня до конца своих дней, нашел себе новую любовь – гораздо красивее и моложе.
Я обещала поговорить с Иглицким после праздников, однако уже сейчас знаю, что именно ему скажу. У каждого из нас свой путь, и каждый должен пройти его отдельно от другого. Быть может, Игорь поймет это сегодня сам. Или уже понял, однако из чистого упрямства продолжает буравить взглядом мои окна.
На улице хлопнула подъездная дверь. Я вздрогнула и замерла – на улицу вышел Павлик. Он быстро, почти вприпрыжку, подошел к сидевшему на лавке мужчине, что-то ему сказал.
Тот встал на ноги, стряхнул с куртки снег и решительным шагом пошел вместе с Пашей к подъезду. Через несколько минут они оба, веселые и раскрасневшиеся ввалились в прихожую.
Я вышла к ним навстречу. Увидев мое напряженное лицо, Игорь перестал улыбаться и протянул свой бумажный пакет.
– Подарок тебе принес, – тихо сказал он.
Я заглянула внутрь. В пакете обнаружились три замерзшие розы и синяя бархатная коробочка.
– Там обручальное кольцо, мам, – с деловым видом пояснил Павлик. – Примерь, вдруг размер не подойдет? Мы еще успеем его сегодня обменять.
Я открыла коробочку. Внутри на маленькой мягкой подушечке лежал золотой ободок с милым розоватым камешком.
– Вместе выбирали? – поинтересовалась я.
– Вместе, – кивнул Иглицкий.
– Что поделать, мам, – развел руками Павлик. – Вы, женщины, странные создания. Боитесь принять самые простые и правильные решения. Приходится делать это за вас.
Я смерила этих двоих внимательным взглядом, а потом достала кольцо и надела его на безымянный палец.
– Подошло? – осторожно спросил Игорь.
– Подошло, – с улыбкой ответила я.
Паша тихонько хихикнул.
Иглицкий улыбнулся и крепко меня обнял.