Солнце рассыпалось в витринах магазинов на тысячу разноцветных бликов. Над старенькими трехэтажными домами огромным голубым шатром растянулось весеннее небо. Птицы звонко пели среди толстоствольных кленов, и все в мире казалось чистым и прекрасным. Особенно вычищенный после городского субботника асфальт и ванильное мороженое в глубоком вафельном стаканчике.
– Знаешь, мам, а ведь я, кажется, в этом районе города никогда не была.
Мама, откусившая крошечный кусочек от своего эскимо, качнула головой.
– Была-была. Только давно, в глубоком детстве. Тебе тогда два года исполнилось. Или три. Мы приезжали сюда, чтобы навестить бабушку Зою. Ты ее, конечно, не помнишь. Она умерла примерно через неделю после нашего визита. С тех пор нам здесь делать было нечего.
– Для чего же мы приехали сюда сегодня? – удивилась я. – Тут, конечно, мило, но, я думала, мы пойдем гулять в Центральный парк.
– В Центральном парке мы были тысячу раз, – отмахнулась мама. – А здесь… Я здесь выросла, Катюша. Видишь дом с плоской крышей? Вон тот, что стоит на другой стороне улицы? В нем когда-то была квартира моих родителей. А то белое здание с коричневыми окнами – школа. Я в ней училась, пока родители не решили переехать. Представляешь, сегодня утром мне почему-то захотелось увидеть все это снова. Улицу, коробки-дома, клумбы… Знаешь, когда был жив Андрей, мой старший брат, мы с ним очень любили гулять по этому тротуару.
– Почему?
– Нам нравилась эта линейка магазинов.
– Ты имеешь в виду магазины, вдоль которых мы сейчас идем?
– Ну да.
– А что в них особенного?
– О! – взгляд мамы стал мечтательным. – Раньше у них были потрясающие витрины. Тогда, в детстве, они казались нам окошками в чудесный мир. Чего в них только не было, Катя! Нарядные платья и шляпы, куски шелка и бархата, похожие на театральные занавесы, многоярусные торты с белыми и красными розочками. Видишь магазин сантехники? Раньше в нем продавали игрушки. В его витрине была выставлена восхитительная железная дорога с семафорами, мостами, станциями и полустанками, и даже перелесками из пластмассовых деревьев. Дети обожали этот магазин. И мы с братом тоже. А в той пекарне много лет назад располагалось кафе-мороженое. Там продавали самые вкусные молочные коктейли на свете. А еще…
Мама вдруг замолчала и остановилась. Ее глаза расширились, рот изумленно приоткрылся.
– Мам? – я тронула ее за плечо. – Ты чего?
Она указала рукой вперед. Я проследила за ее жестом и увидела узкую дверь, неловко притулившуюся между продуктовым и хозяйственным магазинами. Над дверью висела вывеска, на которой тонкими выцветшими буквами было написано «Фотоателье».
– Ух ты! – восхитилась я. – Фотоателье? Это такое место, где нужно садиться на стул возле вазы с искусственными цветами, а усатый дяденька с лысинкой будет снимать тебя большим фотоаппаратом на треноге? Я думала, их уже не осталось… Мам! Да что с тобой такое?
Она перевела взгляд на мое лицо. В ее глазах плескалась тревога.
– Катя, – взволнованно произнесла мать, – ты… ты тоже видишь этот фотосалон?
Мои брови поползли вверх.
– Разумеется, вижу. А что, не должна?
Мама взяла меня за руку и решительно повела к стоявшей неподалеку скамейке.
– Тут, Катюша, такое дело, – ее взгляд бегал из стороны в сторону. – Много лет назад куча народа уверяла меня, что этого ателье нет и никогда не было.
Она замолчала и снова посмотрела на дверь с выцветшей вывеской. Я же уставилась на нее в ожидании разъяснений.
– Этот салон очень маленький, – произнесла мама после долгой паузы. – Узкий вход, неприметная табличка… Разглядеть его среди магазинов непросто. Я его тоже не замечала. На него обратил внимание Андрей, твой покойный дядя. Мне тогда было двенадцать лет, а ему – пятнадцать. Мы вдвоем шли по улице, и вдруг он указал на эту дверь. «Смотри, – говорит, – Валя, какое отличное заведение у нас открылось. Надо родителям о нем рассказать. Они давно хотели сделать семейный портрет, чтобы потом повесить его в спальне».
Мама вздохнула.
– Мы решили заглянуть в ателье – спросить, сколько стоит семейная фотография. Знаешь, там было очень уютно. Зеленые шторы, резной столик, на стенах – снимки в рамочках. Фотограф тоже был ничего – симпатичный старикан с очаровательной улыбкой. Он угостил нас печеньем, спросил кто мы и откуда. А потом предложил нас сфотографировать. Бесплатно. Андрей сел перед фотоаппаратом первым.
Она смяла бумажку от эскимо и выбросила ее в урну вместе с палочкой.
– В тот день я вернулась домой одна, без брата, – тихо сказала мама, немного помолчав. – В ателье кое-что случилось, Катя. Кое-что страшное. Я убежала оттуда, сверкая пятками. Спустя какое-то время обнаружила себя в соседнем дворе – сжавшуюся в комок и трясущуюся от ужаса. А когда пришла в себя, выяснилось, что Андрей исчез. Соседи его не видели, где он находится, никто не знал. Я рассказала родным, что мы заходили в фотоателье, но, когда мама и папа попросили проводить их туда, оказалось, что ателье куда-то пропало. Продавцы окрестных магазинов заявляли: никакого фотосалона здесь не было. Его никто не помнил, кроме меня, понимаешь? Я настаивала, что салон все-таки был, однако родители решили, будто он мне приснилось или же я его просто выдумала на фоне общего стресса. Андрея тогда объявили в розыск. Искали несколько лет, а потом признали умершим.
Мама вновь посмотрела на узкую дверь.
– Я ходила по этому тротуару каждый день, из месяца в месяц, до самого переезда. Вглядывалась в стены магазинов, надеясь увидеть вывеску ателье. Я отказывалась верить, что оно – моя фантазия. Уж слишком эта фантазия была яркой и детальной. Я отлично помнила и медовый цвет журнального столика у двери, и вкус печенья, и карточки на стенах – такого отличного качества, что, казалось, будто изображенные на них люди могут двигаться. Когда мы поселились в другом районе, я убедила себя, что родители правы – не было никакого салона и никакого фотографа. Решила, что в тот день мы с братом гуляли не вместе, а порознь. Из дома вышли одновременно, но потом разошлись в разные стороны и больше не встречались. А теперь, спустя тридцать лет, я прихожу на эту улицу и вижу то самое фотоателье! Я могла бы предположить, что сошла с ума или перегрелась на солнце, но ты тоже его видишь! Значит, салон все-таки существует!
Или кто-то открыл здесь фотостудию, пробил для нее отдельный вход и оформил в стиле ретро.
– Знаешь что? – я встала со скамейки и протянула матери руку. – Мы сейчас пойдем в это ателье и все узнаем. Лично я считаю, что это новодел, но лучше убедиться в этом самим.
Мама сжала мою ладонь и тоже поднялась на ноги. Ее пальцы в моей руке мелко подрагивали. Я ободряюще ей подмигнула и повела к двери.
Та открылась легко и бесшумно. Тихо звякнул прикрепленный к наличнику колокольчик.
В прихожей салона было тесно и так же солнечно, как на улице. Свет играл на тонких оранжевых шторах, на стеклянных бра, на медовой деревянной этажерке, заваленной какими-то журналами. Стены прихожей были увешаны фотографиями. Большие и маленькие, цветные и черно-белые, свежие и старинные, они покрывали их едва ли не до потолка. И все изображали людей: мужчин, женщин, стариков, подростков, смешных курносых малышей, крошечных младенцев.
Эти снимки были идеальны по всем параметрам: и свет, и композиция, и поза моделей – все говорило о том, что их автор – великий профессионал.
– Добрый день. Чем могу помочь?
Из неприметной боковой комнатки нам навстречу вышел импозантный мужчина лет шестидесяти. Он был одет в синие джинсы, голубую рубашку в мелкую клетку и малиновый галстук-бабочку.
– Здравствуйте, – кивнула мама. – Мы с дочкой проходили мимо и случайно увидели вашу мастерскую. Вот, зашли полюбопытствовать, какие вы оказываете фотоуслуги.
– Я оказываю любые фотоуслуги, – улыбка мужчины была очаровательна. – От снимков на документы до семейных и индивидуальных фотосессий.
– Это ваши работы? – я кивнула на карточки в рамках.
– Да, – ответил старик. – Нравятся?
– Они чудесны, – с чувством сказала я. – Восхитительны. Потрясающи.
– И стоят на тридцать процентов дешевле, чем работы других фотографов, – подмигнул мужчина. – Я недавно переехал сюда из другого города и теперь привлекаю клиентов. Если хотите, я могу сфотографировать вас. Прямо сейчас. В соседней комнате обустроена небольшая студия. Там хоть и тесновато, зато уютно. Снимки будут готовы через десять минут.
– А цена? – заинтересовалась мама.
– Двадцать рублей за фото.
– Так дешево?
– Вы с дочкой столь прелестны, что я бы вовсе не взял с вас денег, однако мне надо на что-то жить. Так что, красавицы? Устроим фотосессию?
– Конечно, устроим! – радостно закивала я.
Старик снова улыбнулся.
– В таком случае, прошу немного подождать. Я настрою аппаратуру, и через минуту вас позову.
Он скрылся за дверью, а я снова повернулась к фотографиям на стене.
– Очаровательный дедушка, – улыбнулась мама. – Знаешь, Катя, ты молодец, что привела меня сюда. Это определенно другое ателье. А я-то, дуреха, испугалась, решила, что ожил мой старый сон…
– Ну да, – откликнулась я. – Дедуля же сказал, что приехал сюда из другого города.
– Мне кажется, этого старика я где-то видела. Возможно, в журнале или по телевизору. Не помню. Однако его лицо мне определенно знакомо. Надо спросить, не участвовал ли он в каких-нибудь телевизионных передачах.
Я открыла рот, чтобы ей ответить, но сразу же его закрыла. Мой взгляд неожиданно зацепился за черно-белое фото, висевшее на уровне глаз. Снимок явно был сделан несколько десятилетий назад и изображал худенького светловолосого паренька, сидевшего на изящном резном стуле. Паренек мне кого-то неуловимо напоминал. Кого-то близкого и хорошо знакомого.
– Мама, я сейчас задам тебе странный вопрос, – медленно сказала я, не отрывая взгляд от снимка. – В том сне, где ты с братом пришла в страшное фотоателье… Что конкретно там случилось? Ты помнишь, что именно тебя напугало?
– Помню, – в голосе матери послышалось удивление. – Мне привиделось, будто после того, как фотограф нажал на кнопку фотоаппарата, Андрея втянуло в объектив. Только что он сидел на стуле – и вот его нет. А почему ты спрашиваешь?
Я поманила ее к себе и указала на заинтересовавший меня снимок. Мама ахнула и в одно мгновение стала белой, как полотно.
– Это он, да? – тихо спросила я. – Твой пропавший брат?
Она медленно кивнула. А потом решительно сняла фотографию со стены и сунула в мой рюкзак. Сразу после этого позади нас раздались легкие шаги, и в прихожую выглянул хозяин салона.
– Все готово, – сказал он. – Прошу вас, дамы.
– Мы передумали, – охрипшим от волнения голосом произнесла я. – Извините, пожалуйста, за беспокойство. Фотосессии не будет, нам срочно надо идти домой.
– Что ты такое говоришь, Катюша, – неожиданно сказала мама, прежде чем старик успел возразить. – Мы торопимся не настолько сильно. У нас, конечно же, найдется несколько минут, чтобы сделать пару-тройку хороших снимков. Ведь фотография – это память. Застывшее мгновение, в котором ты навечно остаешься веселым и молодым. Этим ни в коем случае нельзя пренебрегать. Верно?
– Золотые слова, – кивнул старик. – Если в наших силах остановить мгновение, почему бы это не сделать? К тому же, в нынешние времена съемка занимает не так много времени, как раньше. Прошу, проходите в студию. Надолго я вас не задержу.
Я бросила на маму растерянный взгляд. Она, что же, правда пойдет к этому… этому человеку?
Мама пошла. Решительно, расправив плечи, шагнула в небольшую комнатушку, выложенную серым декоративным кирпичом, посреди которой стоял штатив с большим черным фотоаппаратом. Когда же я сделала шаг, чтобы последовать за ней, она жестом приказала мне оставаться на месте.
– По очереди, моя дорогая, – ее щеки по-прежнему были бледны, зато в голосе слышалось злое веселье. – Сначала – старшие. Вы ведь не против?
– Конечно, нет, – улыбнулся старик.
– Вот и чудно.
А дальше начался кошмар. Вместо того, чтобы подойти к стене и встать напротив объектива, мама бросилась к фотоаппарату и, прежде чем хозяин ателье успел что-либо предпринять, изо всех сил грохнула его об пол. Раздался звон стекла.
В тот же миг старик повалился на бок и закричал, громко и страшно. Мама же принялась яростно топтать обеими ногами черное тело несчастной зеркалки. От каждого ее удара фотограф корчился и орал, будто она била его самого.
В какой-то момент в фотоаппарате что-то хрустнуло. Старик тут же замолчал, вздрогнул, а потом рассыпался в прах.
Сразу после этого висевшие в прихожей фотографии полетели на пол, будто кто-то стряхнул их со стены вниз. С потолка рухнул карниз со шторами, развалилась на части медовая этажерка.
– Мама! – крикнула я.
Она будто очнулась. Оставив в покое разбитый фотоаппарат, одним прыжком вылетела в прихожую, схватила меня за локоть и выволокла на улицу. Едва мы оказались на тротуаре, дверь фотоателье подернулась маревом и исчезла.
Почти минуту мы в тупом оцепенении лупились на чистую серую стену, а потом, не сговариваясь, поковыляли к скамейке.
– Никому об этом не рассказывай, – сказала мама, когда мы в обнимку уселись на деревянные доски. – Все равно никто не поверит.
Я судорожно вздохнула и согласно мотнула головой.
– Это что же выходит, – стараясь не клацать зубами, пробормотала я, – все те люди, что были изображены на его фото… они, как дядя, да? Он втянул их в свой фотоаппарат и превратил в снимки? Живых людей – в снимки?
Мама дернула плечом.
– Но ведь их там были сотни! – не унималась я. – Старики, молодежь, дети… Он не мог сфотографировать их всех на этой улице. Если бы здесь пропало столько народа, на это наверняка обратили бы внимание! Выходит, он как-то перемещался по городу. Или по нескольким городам. Господи… Но зачем?
– Чтобы остановить мгновение, – голос матери был глухим, как эхо в подземелье. – Для себя самого. Ты заметила, каким бодрым и веселым выглядел этот человек? Андрей по его милости пропал тридцать лет назад, а он за это время ни капельки не постарел.
Мама дрожащими руками вынула из сумки мобильный телефон.
– Хватит на сегодня прогулок, – теперь ее голос был холоден, как лед. – Я вызову такси, поедем домой. А ты проверь фотографию дяди. Вдруг вместо нее у тебя в рюкзаке пустая рамка?
Пока она разговаривала с диспетчером, я открыла рюкзак и достала украденный снимок. Светловолосый паренек был на месте. Когда же я поднесла фото к своему лицу, он медленно повернул ко мне голову. А потом весело подмигнул левым глазом.