Глава 4

Путь к самолету лежал через коридор из полупрозрачного бетона. Когда мы сюда только прилетели, он мне страшно понравился: вроде бы стена, а вроде бы сама светится. Тогда каждого путешественника сопровождали сложные узоры — было красиво. Сейчас же на нем четко читался паттерн из симметрично расположенных точек, в середине угадывалась надпись. Я пригляделся: «Путешествия без границ. Южный аэропорт Восточных территорий».

Гениально! Гениально! Рекламировать аэропорт в аэропорту. Или это просто надпись? Чтобы будущий пассажир понял, куда он попал? А куда узоры дели? Ну да ладно.

Я дошел до зала контроля и встал в очередь на досмотр.

Контроль был примерно такой же, как у отца в здании, разве что проверяющие больше интересовались целью поездки. Я предъявил с планшета бронь и приглашение университета и неожиданно получил бумажный квиток. Планшет попросили убрать. Я удивился, но служащий только головой кивнул на объявление: Все УСМВП — запрещены.

— Что это? — удивился я. — Что такое УСМВП?

— Устройства, способные модифицировать внутренние программы.

Я хотел спросить, а где они видали внешние, но прикусил язык. Тут тоже не стоило острить. Очки, надо понимать, также вынимать не стоило. Видимо, кто-то у них тут хорошо полазил, теперь страхуются. Заметив мою задумчивость, служащий пояснил:

— Теперь во всех аэропортах так. В самолете сможете достать, там стоит блокировка на вмешательство, а на больших пространствах не справляемся.

Так, так, что еще я пропустил?

Мой рюкзак вопросов не вызвал, и я шагнул к стойке регистрации. И вовремя — за моей спиной разгорался скандал. Экзальтированная дама с пухлым мальчиком лет десяти пыталась протащить с собой упаковки с едой.

— Мадам, запрещено! Стандарт биобезопасности не позволяет проносить никакую еду с собой. На борту вас будут кормить.

— Но мой сын не будет самолетную еду!

— Питание утверждено для всех категорий населения. Аллергии исключены.

— У него не аллергия! — заламывала руки дама. — Он просто не ест.

— Биобезопасность!

— Здоровье ребенка!

— Протокол!

— Сделайте исключение!

Тут я даже не знал, кому сочувствовать. Если дама летит туда же, куда и я, то лететь нам три дня с остановками. Голодновато будет. Хотя… я скосил глаза на мальчика, причине скандала легкая аскеза не повредит.

— Я сниму вас с рейса!

— Не имеете права!

Досмотр остановился, все сотрудники собрались вокруг скандалящей дамы.

— Котик, они хотят, чтобы ты умер от голода!

Дама села на корточки перед уже довольно большим ребенком и оказалась ниже его. Я поморщился. Мальчик тоже поморщился и неожиданно сказал басом.

— Мама, прекрати. Мы хотим лететь или нет? Оставь всё это.

— Но ты же похудеешь⁈ — продолжала вопить дама.

— Это было бы неплохо — усмехнулся мальчик. И отдал царственным жестом служащему запас еды, который занимал целую сумку.

Я прямо проникся. Дама продолжала возмущаться, но сотрудники аэропорта внезапно осознали, кто тут главный, и пропустили их к регистрации. Я ускорился, чтобы успеть к стойке впереди них, а то мало ли еще какие проблемы, но не угадал. Проблемы возникли новые, никак не связанные с родителями и детьми.

Регистратор прокатал мой квиток через машинку и объявил:

— Александр «Риц» Иванов! Ваши места 16А и 16B. Проходите!

Я удивился:

— Зачем мне два места? У меня заказано только одно.

Регистратор смущенно моргнул. Тут ко мне кинулась заплаканная молодая женщина, которую я сразу не заметил.

— Молодой человек! Вам выпало два места! Пожалуйста, уступите мне одно, а то они говорят, нет мест — овербукинг!

— Овербукинг! — неуверенно повторил регистратор.

— Какой овербукинг, если вы мне одному выдали два места? — изумился я. — Если вы все время так делаете, у вас полсамолета на земле останется.

Тут я прислушался к жужжанию голосов вокруг и понял, что на соседней стойке разыгрывается такая же сцена. Только там у женщины, путешествующей в одиночестве, два места, а мужчины — ни одного.

Я пристально посмотрел на регистратора, он немедленно уткнулся в свою машинку, на что-то понажимал и выдал новый талон. И торжественно протянул его женщине.

— Елизавета «Лиса» Декстер! Ваше место 16А и 16B. Проходите! — ударение он сделал на первый слог. И это было красиво.

— Подождите-подождите! — захохотал я. — Вы просто передали ей два моих места? Лиса, вам нужно было два места?

— Да нет же, — рассердилась женщина. — Одно!

— Но теперь у вас два, а у меня ни одного, — улыбнулся я и повернулся к регистратору, — так и было задумано?

Тот покраснел как свекла:

— Но вы же сами хотели отдать свое место пассажирке?

— Нет, не хотел, я собирался расстаться с лишним. А свое оставить себе.

— Так не получится! — сурово объявил служащий.

— Почему? — хором спросили мы с Лисой.

— Не знаю, — стих регистратор. — Уже неделю не получается.

— И что? — тотально охренел я. — Вы отправляете наполовину пустой самолет?

— Да… — прошептал регистратор.

— А сброшенных сажаете на следующий борт? — уточнил я.

— Ну примерно, — признал он. — Или не сажаем, некоторые морем потом добираются.

У меня мелькнула мысль нарушить запрет, надеть очки и посмотреть, что у них тут слиплось, но я подумал, что могу не справиться. Никакого опыта с базами у меня не было, поэтому я вернулся к социальной инженерии.

— А разве вас начальство не наказывает за такой перфоманс? — ласково спросил я.

— Наказывает. Но это будет только завтра.

— А давайте вы вызовете его прямо сейчас. И тогда вас никто не накажет, — предложил я.

— Лучше пусть накажет. Это ведь будет завтра.

— Не, не лучше, — не согласился я. — Самолет на восемьдесят человек. Нас легко можно разместить в ручном режиме.

— Как это? — удивился служащий.

— А вот смотрите, — взял его ручку я. На своем квитке зачеркнул место 16A, а на Лисином — 16B. — Вот у нас получилось разделить два места. Причем у каждого теперь свой билет.

— Но их не примет автомат! — в ужасе воскликнул служащий, — тот, на выходе.

— А у него есть красная кнопка — для ручного контроля.

Я очень надеялся, что такая кнопка есть.

— Зеленая! Но это же какая ответственность! — возопил служащий.

Ага, зеленая, неважно.

— Это инициатива и потенциально повышение. Вы лично предотвратили убытки.

Служащий все еще колебался.

— А иначе я жалобу на вас напишу. Персональную, — пообещал я, запоминая имя на бейджике: Равиндра Кумар.

У государственных служащих и военных ник являлся закрытой информацией, в отличие от нас, и во внешней коммуникации использовались только имя и фамилия. Зато узнать их было легко. У нас же было ровно наоборот.

Служащий заметил направление моего взгляда и заметался:

— Я не могу принять такое решение в одиночестве!

— И не надо, — взбодрил я его. — Вызовите начальство.

Следующие полчаса мы ждали начальство. За это время все желающие лететь прошли первичный досмотр и скопились перед стойкой регистрации. От нечего делать я их посчитал: нас было восемьдесят человек, считая тех, кто регистрацию уже прошел. Вероятно, с такими же двойными местами на талоне. Весь коллектив должен был прекрасно поместиться.

Начальством оказалась рыжая фурия в форменной юбке и в кителе поверх мокрого купальника. Видимо, ее выдернули прямо с пляжа в законный выходной, и она начала орать сразу на входе.

Ее появление оказало животворящее воздействие на служащих — они забегали и засуетились. Равиндра метнулся к начальству, размахивая моим талоном и ручкой. Фурия милостиво кивнула, давая добро на ручную коррекцию, и Равиндра с важным видом вернулся к товарищам, чтобы показать, как разделить места между пассажирами. Всех, кто уже прошел регистрацию, вернули к стойкам и переоформили. Конечно, пришлось повозиться с теми, кто непременно хотел сидеть рядом. Тем не менее разобрались. Так что через час нас всех запихнули в самолет, и он пошел на взлет.

Первые полчаса полета Лиса рассыпалась в благодарностях мне за то, что поделился местом. Поделился местом, ха! Я даже устал ее слушать, думал, она никогда не остановится, но в конце концов нам принесли воду, и она успокоилась. Стихли и дети на задних рядах. Сейчас еду принесут, и все окончательно переключатся на насущные проблемы — почему невкусно, почему так мало и когда принесут еще?

Честно говоря, в путешествиях всегда невкусно. С тех пор, как ради биобезопасности был принят общемировой стандарт максимально стерильной еды, везде подавали только ее. И в междугородних мобилях тоже. Иногда производитель делал попытки как-то ее разнообразить и добавлял вкусовые акценты. Получалось еще хуже. Мне однажды попался вариант креветок с клубникой. Ну такое. Я-то могу долго не есть, поэтому я поглядел на это и не стал, а вот Тиля, который тогда увязался со мной навестить деда, до конца поездки рвало. Поэтому, если уж есть искусственное, то самый нейтральный вариант. К счастью, его и принесли.

Я развернул упаковку, съел один кубик и отложил остальное. Не очень-то я и голодный, а в Осаке, наверное, будет настоящая еда. Ну если не будет, ничего страшного, на следующем броске нам еще одну такую же упаковку дадут.

Через проход от нас летел толстый мальчик с мамой, которому не разрешили взять свою еду в самолет, и сосредоточенно изучал пищевой экзерсис воздушного монополиста.

— Ты же обещал, что будешь есть самолетную еду, — шипела неугомонная мама.

Мальчик метнул на нее сердитый взгляд.

— Буду. Возможно. Но сначала посмотрю. Я должен знать, что я ем.

Мама тяжело вздохнула. Мальчик достал карманный анализатор, подключил его к планшету, вставил в анализатор кубик и стал внимательно рассматривать показания. Вот прикол! А чего ж я никогда не задавался вопросом, как это сделано? Надо будет спросить его, чего он там увидел.

Судя по всему, результаты мальчика устроили, поэтому он осторожно положил первый кубик в рот и разжевал.

Лететь мне было долго, потому что напрямую летали только военные, а обычные рейсы должны были проходить над поддерживающими станциями. Удаление от станции более, чем на двести километров, было чревато потерей контроля над самолетом: он начинал вести себя как щенок, потерявший хозяина.

Я читал, что раньше спокойно летали даже через океан, но сейчас это было доступно только войскам. Какие технологии они использовали, и почему их никакие демоны не брали, никто за пределами военных кругов точно не знал. Но учитывая, что последние лет сто объединенный мировой контингент готовился отразить вторжение инопланетян, если таковые появятся, очень странно было бы в этой ситуации не уметь перемещаться даже по собственной планете.

Но у людей без погон, даже у тех, кто с деньгами, возможности летать далеко и напрямую не было. Вот и сейчас у нас планировалась остановка в Осаке, потом в Улан-Баторе, потом в Самаре, и только потом мы должны были попасть в столицу Северной территории.

Периодически возникали идеи, как удержать самолет в воздухе без поддерживающих станций, но испытания на больших расстояниях неизменно оканчивались неудачей. Во время последней попытки самолет не разбился и сел на воду, но повторять эксперимент все равно не стали. По слухам, создатели самолета каким-то образом получили в свое распоряжение нечто военное, но не сумели добыть нужную сумму ни на аппарат, ни на его оснащение, поэтому закончилось всё, как обычно.

Так все уже привыкли летать кружными путями, я не знал никого, кто застал бы гражданские перелеты через океан. Может, если только прабабушка. В любом случае перелетов становилось всё меньше, вот уже и учиться где попало нельзя. Хотя как объяснил мне Йеми, сделано это в первую очередь во имя добра, потому что школьные программы отличаются, несмотря на попытки синхронизации, и студенты, переехавшие в чужой регион, успевают хуже. Ну да, знаем мы это добро. Вот я сейчас кто, как и где? Школу закончил в шестнадцать на Севере, а последние восемь лет провел на Востоке. Географически я был гораздо ближе к университетам Востока, но по документам мне было положено ехать на Север! Л — Логика.

Тут я вспомнил, что так и не выбрал, куда пойти учиться, и открыл папку с материалами, которые мне выгрузил Йеми. Он настаивал, чтобы я смотрел не только на названия, но и на содержание курсов, потому что только так можно понять, насколько программа подойдет. Я отнесся к его заявлениям с некоторым скепсисом, потому что мне казалось, что мои требования и так предельно просты. Мне нужна была любая трехлетняя программа, которую я смог бы осилить, а еще лучше — сдать экстерном. Я подумал, что стоит только выставить нужные фильтры, как варианты нападают сами собой. Поэтому материалы Йеми я отложил и вернулся к анкете университета. Но даже на первый вопрос ответить не успел, потому что Лиса самым бессовестным образом сунула нос в мой планшет. Вот же взрослая женщина, а такая же, как все девчонки.

— Ой, вы едете учиться! В Старый университет! Как это здорово!

Чего уж тут хорошего, подумал я.

— Мой непутевый брат тоже едет. Вы с ним там наверняка встретитесь! Его зовут Баклан, по нашей общей фамилии — Баклановы. Это я по мужу Декстер.

— А почему непутевый? — заинтересовался я.

— Ну он все сроки пропустил, ему уже двадцать три.

Ровесник, подумал я.

— Он ни в какой университет в страшном сне не собирался, — продолжила Лиса. — Как уехал после школы в Африку пиво варить, так там и остался. Всему на месте выучился, хозяин обещал в долю взять. Но обманул и продал пивоварню глобалистам. А они не нанимают на нормальные должности людей без высшего, только подай-принеси. Зарплату срезали вчетверо. При этом сказали, что если выучишься, возвращайся, пересмотрим контракт.

— Обидно, — заметил я. — А что он должен закончить? Что-то пищевое? Где будет учиться?

— Нет-нет, это, они сказали, неважно.

Смотрю, безумие захватило мир. Но я все равно уточнил:

— То есть, если он изучит, скажем, китайскую поэзию эпохи Тан, то это будет норм?

— Абсолютно!

Мы засмеялись.

— Так что ему совершенно все равно. Он ничего пока не выбрал, но хочет максимально короткий курс.

— Как и я, — вздохнул я.

— У вас такая же ситуация? — заглянула в мое расстроенное лицо Лиса.

— Чем-то похожая. У меня ограничения на вступление в наследство.

— Ааа, трастовый фонд, — закивала моя соседка. — Знаю-знаю. У моего мужа была похожая история. Только ему надо было успеть завести двух сыновей до двадцати восьми лет. Но так уж вышло, что у него вообще не могло быть детей. Не то что мальчиков.

— И как же он? — опешил я.

— А он усыновил моих, — улыбнулась Лиса.

— Нормально, — выдохнул я. — А такой вариант был предусмотрен?

— Он не был исключен. Его юрист потом с облегчением сообщил, как он рад, что Питер сам догадался. Потому что намекать на такой вариант ему было запрещено.

Ох, и хитры же старики! Что еще, интересно, можно включить в условия? Как будто услышав мой вопрос, Лиса продолжила:

— Но это еще что! Моей подруге по условиям фонда надо было ограбить банк.

— Ого! — изумился я. — Неужто кто-то из дедушек решил узнать, передались ли его гены потомкам?

— Вы угадали! — засмеялась Лиса. — Ее дед подозревал, что линия наследования прервалась, и гентесты его не устроили, его интересовал дух. Смог ли он передать свой авантюризм потомкам?

— И как?

— Еще как смог. Во время кризиса восьмого года, когда банки сыпались как груши, она залезла в «Гриндрод» и, пока там пытались сообразить кто, да что, вывела оттуда сто восемьдесят миллионов талеров. Закинула их в акции «Медтроник», подержала до получения дивидендов и вывела базовую сумму обратно в «Гриндрод». С извинениями и объяснениями, как она это сделала.

— Это красиво. А они что?

— Ну а что они. Что они могли сделать против своего крупнейшего акционера? Тихо приняли деньги назад.

— Подождите-подождите, она ограбила свой банк?

— Нет, дедушкин.

— А-ха-ха, — развеселился я. — Это дважды красиво.

Обнаружив такое количество общего, мы незаметно перешли на «ты».

Тут самолет вздрогнул, у меня заложило уши и нас попросили запереть все имущество на полках: транспорт пошел на посадку.

Внизу нас ждала Осака.

Загрузка...