Плешивая гора.
8 января 1238 года
Взмах правого меча — и сражен один ордынец. Взмах меча в левой руке Евпатия Коловрата и сабля монгола, устремившаяся к голове русского боярина, падает разрубленной. Меч же булатный получает глубокую зазубрину, но не ломается. Вообще после такого боя нужно будет перековывать оружие. Но об этом Коловрат не думает.
— Дзын! — копье ударяется о бронь боярина, сминая пластины, но не пробивая их.
Евпатий пошатнулся. Сразу три вражеских копейщика поспешили завершить жизненный путь Коловрата. Они направили свои копья и сабли и уже намеривались нанести удары, но на миг замешкались, толкаясь плечами.
— Вжух! Вжух! — две стрелы устремляются в ордынцев рядом с предводителем рязанских мстителей.
Тут же Коловрат подрубает ногу одному из трех врагов.
Обе стрелы попали в цели и наповал свалили ордынцев. С пятнадцати шагов лучник Андрей и его ближний десяток не промахиваются. Вот только целей не много, а очень много. Русичам приходится медленно, но неуклонно, отступать, оставляя впереди себя горы трупов. Чаще врагов, но… Постепенно ряды русских: рязанских, черниговских, владимирских и других людей, тают, погибают ратники, забирая по две, порой по три жизни врагов.
Коловрат поднялся. Рядом с ним вновь появилось не менее десятка русичей, готовых поддержать предводителя. Прежний десяток полностью положил свои головы. Но Евпатий выжил, он отчаянно рубился, его прикрывали и малый отряд сделал большие беды захватчикам.
Силы боярина на пределе, но еще хоть бы пятерых срубить, к тем уже положенным не менее двух десятков врагов. Он отказывает себе в слабости слушать боль, замещая все эмоции жаждой мщения. С мечей тяжелыми каплями стекает вражеская кровь, но ни клинки, ни их хозяин не могут насытиться.
— Конные вражеские слева! — закричали русские ратники, перекрикивая какофонию боя.
Евпатий не поворачивался, не мог. На миг потеряет концентрацию и тогда все — смерть. Она не страшна, но ведь можно забрать с собой в ад еще хоть кого-нибудь. Вот для этого и живет нынче боярин.
— Ба-ба-бах! — прогремел взрыв.
Рязанцы пригнулись, не ожидали такого. И тут уже монгольские и мордвинские воины, знакомые со взрывами пороха, пошли в решительную атаку, изрубая и коля растерявшихся русичей. Хотя сперва и мордвинцы-эрзя были готовы броситься на колени и молиться.
Взорвали бочонки с «китайским снегом», так это называли пленные. Но сделали это как раз русичи, используя захваченный трофей. Храбру Вышатовичу было доверено сие дело. Но раньше столь громкого взрыва не было. А тут…
Тяжелые конные Субэдея попали в самый эпицентр взрыва. Кого отбросило в сторону, у других кони понесли. Вторая попытка зайти на гору конными провалилась. В первый раз вражеские всадники с удивлением нарвались на открытые волчьи ямы и потеряли при отступлении не менее четырех десятков своих лучших тяжелых конных. И сейчас их стали провожать сулицами и стрелами.
Только меньше трех десятков, может и лучшей тяжелой конницы мира, ну или сопоставимой с русской и латинянской-рыцарской, уходили прочь, так ничего и не добившись
Но в целом ситуацию это не меняло. Монгольские воины, подходили на конях к холму, отдавали поводья одному из десятка, а остальными продолжали карабкаться наверх. Словно бы медом тут было облито и сотни ос, или навозных мух, облепили весь склон, подножье которого было усеяно телами погибших и тяжело раненных.
— Стена щитов! — зло прокричал Евпатий, но обнаружил, что вновь возле него нет рязанских ратников.
Только три рязанца, все, что осталось от десятка, прикрывавшего боярина, увязли в бою и их оттеснили монголы.
Удар! Меч Евпатия, словно бы не заметил руку монгола, отрубая ее.
— Бум! — удар копья в голову боярина сбивает на нем шлем.
Ремешок чуть было фатально не пережимает горло, надрывается. Евпатий закашлялся и пошатнулся.
— Вжух! — стрела Андрея ударяется в кожаный доспех врага, скользит по железной пластине, не пробивает, но замеляет монгола, который уже был готов нанести решающий удар саблей по Коловрату.
— Все сюда! Спасти боярина! — на разрыв голосовых связок, перекрикивая звон стали, стоны, воинственный ор, кричит Андрей.
У него закончились стрелы. Лучник делает шаг в сторону, выдергивает монгольскую стрелу из земли, натягивает лук. Выстрел… Мимо. И стрела имела непривычную балансировку, и налипшая на нее грязь не позволяла прицельно бить.
— Вжух! — монгольская стрела впивается в висок боярина Евпатия Коловрата и появляется там, где только что был левый глаз.
Удар! Копье протыкает бок Коловрата. Пусть по касательной, но вгрызается в доспех боярина, разрезая его плоть
— А-а-а! — с криком, обнажив свой меч, держа в другой руке еще одну стрелу, Андрей устремляется вперед.
Он обходит, расталкивает рязанских воинов, призванных стоять стеной для свободной работы лучников, увлекая за собой оставшихся в живых русичей.
— А-а-а! — кричали воины в своей последней атаке.
Не более двух сотен рязанских воинов смогли поняться в атаку. С криками, в исступлении, они сшибали грудью монгольских воинов. Спотыкались русичи, не успевая перебирать ногами через тела своих побратимов и врагов. Иные рязанцы, тяжело раненые, лежащие среди погибших, бывало, что и впивались своими руками в ноги монголов, опрокидывая их. Испускали дух, но цепкий хват продолжал сковывать движение врага.
А в это же время еще на холм еще лезли вражеские воины. Началась давка. Отступающим монголами и их приспешникам приходилось чаще падать. Они отступали в места, где было просто не протиснуть ногу, чтобы ступить на землю, столько тел лежали обездвиженными, или корчились в предсмертных судорогах.
— На! — с криком Андрей вонзил монгольскую же стрелу с налипшей грязью в глаз одному врагу.
Тут же он рубанул мечом другого.
Монголы стали откатываться назад, сбрасывая своих соплеменников и союзников вниз. Многие ломали конечности, иные натыкались даже на свои же сабли или копья, обломки оружия.
Побитыми собаками монголы скатывались с холма. Но и рязанцам эта атака обошлась немалой кровью.
— А-а-а! — раздался крик.
Рязанцы, словно те звери, потерявшие разум, но не настолько, чтобы бежать за удирающим врагом, кричали в след, выйдя на край холма. Но не было радости в этом крике.
— Доложить сколь число ратных на ногах! — закричал Андрей.
Не вдаваясь в подробности, остался ли кто из сотников живым, он брал на себя командование.
Не сразу пришел ответ. Лишь когда была обломана стрела, торчащая из глаза боярина Коловрата, Андрей узнал, что он за старшего и остался. Нет сотников, из десятников осталось трое. И лишь чуть больше пяти десятков воинов оставались на ногах, но по большей части на четвереньках, на коленях. Устали все неимоверно и не могли больше гордо стоять у склона Плешивой горы и взирать на медленно волочивших ноги врагов.
— Живой? — спросил с надеждой Андрей у Храбра Вышатовича.
Старик, занимавшийся часто лечением воинов, знавший травы, всматривался в лежащего без сознания Коловрата.
— Разденьте его. Кровь с бока остановить потребно! — сказал Храбр, и уже потом обратился к Андрею: — Стрелу извлек, перевяжу, но… Не отошел пока. Но его боги хранят, пережил многих. Даст Бог…
— На Господа и уповаю! — сказал Андрей и перекрестился.
Он, в отличие от своего друга, Евпатия, был, скорее, христианином.
— Ордынцы новый камнемет собирают! — прокричал один из оставшихся лучников ближнего десятка Андрея.
Сотник задумался. Продолжать сопротивление? Бессмысленно. И без того сделано столько, что невообразимо, что не поддается пониманию. Если так можно бить ордынцев, то почему они до сих пор не разбиты?
— Собирайте самое ценное. Быстро сооружайте волокуши. По два десятка показывайтесь ворогу, кабы думали, что нас тут много. Издали не разберут, что сие одни и те же ратные, — стал раздавать приказы Андрей. — Будем уходить.
— Что с тяжко пораненными? — спросил один из воинов.
Андрей задумался. Но ненадолго. Решение жесткое, даже жестокое, но необходимое, было принято быстро.
— Кто подняться сам может, али с помощью, тот уходит. Иных… Добить, кабы муки полонения не познали, — сказал Андрей.
Голос его не дрожал, но внутри было тяжело. Решение не однозначное со стороны добродетели и морали, но необходимое, чтобы сохранить хоть кого-то.
Рязанцы плакали, приговаривали заговоры, молитвы, просили простить, обещали скоро свидеться, но прокалывали сердца своих товарищей. Так было нужно! И все равно они умрут, но хоть бы не познают позора. А то, что враг станет издеваться, никто не сомневался. Уж слишком много кровушки выпили воины Евпатия у ордынцев. Куда как больше, чем было людей в отряде мстителей.
— Ничего еще не закончилось! — зло прошипел Андрей.
— Вжиу! — полетел первый болид большого горшка с земляным маслом.
Вершина Плешивой горы стала гореть, сжигая и русские тела, и монгольские с телами их союзников. А в это время, отряд из пяти десятков побитых, уставших, но не сломленных мужей, двигался на юг. Это было единственное направление, через болота, да еще и без лошадей, но единственно возможное, чтобы не попасть в лапы врагов.
— Живой? — спросил Андрей через первые пол версты.
— Живой пока, — отвечал в который раз Храбр Вышатович.
Поселение
8 января 1238 года
Вран смотрел в сторону леса и не понимал, что же привлекает его внимание. Будто бы кто-то следит за ним. Чуйка вопила, что происходит нечто неладное.
В какой-то момент он даже хотел развернуться и уйти обратно в своё поселение, но передумал. Не могут же такими скудными силами, какие есть у соседей, предприниматься какие-то активные действия.
Наконец-таки получилось узнать самую главную тайну врага. Сам Вран ходил в разведку. Не доверил никому. И получилось рассмотреть то, что соседи скрывали.
Первый контакт Врана с поселением Ратмира был спровоцирован не столько торговыми отношениями, хотя и они лично для Врана были нужны. Глава поселения Бродников решил подойти ближе к соседям, а потом, когда основной отряд начнёт удаляться, занять удобное место на высоком дереве и посмотреть, как поживает целая сотня ратных людей.
Не верил Вран, что если у соседей есть целая боевая сотня, они не нападают на поселение бродников, руководствуясь лишь милосердием — странным аргументом, что хотят жить в мире. В мире можно жить лишь тогда, когда две силы способны взаимоуничтожить друг друга. Вот тогда и нужно договариваться, а не когда у тебя есть сила, а у соседа её нет.
Так что Вран, обладающий от природы зрением, достойным сокола, смог увидеть и понять, что его водят за нос. Достаточно было увидеть, как женщины скидывают с себя брони и снимают шеломы. Всё стало на свои места.
И сейчас Вран преисполнялся желанием ослабить соседей или даже попробовать их захватить. А для этого нужен был Божий суд — поединок с Ратмиром. Не будет главного воина поселения соседей, можно брать их голыми руками. А рабы нужны, как мужи, так и бабы. Очень ладные бабы.
Нынешний вожак — бродник по Дону, но так было не всегда. В прошлом он был сотником дружины Берлады — ещё одного городка бродников, где когда-то Вран хотел взять главенство, но проиграл, оттого и бежал подальше от Придунавья на Дон. Так что Вран считал себя, причём не беспочвенно, хорошим воином. И всяко должно было получиться выиграть поединок с Ратмиром. Но только не на кулаках, а на мече со щитом. Лучше, так и на копьях в конном бою. Заприметил Вран, что Ратмир плохо держится в седле.
В условном месте, в полуверсте или чуть больше от поселения Ратмира, Вран остановился. Он и его отряд стали спокойно раскладывать свои немудрёные походные пожитки, расстилать ткань, демонстративно кормить приведённых животных. Причём кормить, конечно же, тем сеном, которое везли на продажу.
Делегация с островного поселения стала спускаться с холма на лёд реки где-то через полчаса-сорок минут. Вран тут же увидел, что среди людей, которые идут с ним разговаривать, нет Ратмира. Обычно хладнокровный и тихий бродник в этот раз выругался. И всё же план, по которому Вран становился хозяином этого поселения и тех людей, которые на нём живут, трещал по швам.
Ведь понятно же, что всё среди пришлой общины держится исключительно на Ратмире. Вот только тут же он успокоился: если нет Ратмира, то нет и Дюжа. А к этому великану и Вран испытывал какой-то непонятный трепет и страх.
Вот только Дюж появился.
— Будьте готовы! — сказал Вран своим людям, а сам, наполнившись решительностью, выдвинулся вперёд на переговоры.
— Гой еси, соседушки добрые? — стараясь спрятать дрожащий голос за бравадой, спрашивал дед Макар.
— Говорить буду только с Ратмиром, — жёстко и решительно произнёс бродник.
— Он на дальней охоте и вряд ли получится скоро прийти. На три дни ушёл, — вступил в разговор Мстивой.
Бродник присмотрелся к этому воину. Мстивой был крупным, но не огромным, если сравнивать с тем великаном, что стоял у него по правую руку. На нём уже заживали все побои, которые он получил в бою с Пласкиней.
И то, как этот воин не очень успешно вёл себя в том бою, у Врана сложилось впечатление, что он не самый сильный противник. Странно было, почему Дюж согласился быть с ним. Обычно этот великан выбирает тех, кто мог бы хотя бы сравниться с ним в силе.
— Хочу видеть товар. Где мои лучшие брони? Где мой добрый конь? — нарочито спокойным, но требовательным голосом спрашивал Вран.
— У нас всё по чину, яко и сговаривались, — сказал Макар и повелительно, будто бы он и есть глава общины, махнул рукой.
Тут же два мужика, явно не боевые, поднесли и положили на шерстяную ткань набор доспехов.
— Замерить потребно! — объяснил свои манипуляции по облачению в доспехи Вран.
Тут же подвели и коня. Да, это животное было хорошее: высокий, статный конь. Способный нести на себе ратника.
Когда Ратмир лично отбирал ту лошадь, которую можно продать бродникам, он учитывал, что рискует, и что если всё получится, как задумано, то этот конь, как и всё остальное, вновь вернётся в общину. Так что не жалко было и даже самого лучшего.
— Забирайте коров своих, свиней да кур. Всё, как было уговорено, привёз, — усмехнулся Вран.
Доспех был и вправду очень хорош. Пластины подогнаны одна к одной; на плечах и вовсе были чешуйки, позволяющие оставаться чуть более маневренным и меньше сковывать движения. Лучший образец русского бронного дела. Такие брони стали появляться на Руси как бы не в последние годы.
— А нынче, — начал говорить жёстко Вран, как только облачился в доспехи и надел шлем, — я желаю взять виру судом Божьим. За Пласкиню и поругание чести моей. Я вызываю Ратмира, а коли его нет, так самого мужнего вашего воина на бой. Сражаться станем на конях и с копьём.
Мстивой замялся. Он был хорош на мечах, умел худо-бедно стрелять из лука, сидя в седле. Но никогда он не был в княжеском отряде тяжёлой конницы. Нет, он мог бы это сделать, но уж явно не столь добро, чтобы принимать вызов.
— Отчего же не на мече? — спросил Мстивой.
— Так ежели с седла слетишь, так и на мечах. Ты будешь со мной судиться? — ухмыляясь, спрашивал Вран.
Он всё-таки решился на то, чтобы резко ослабить своих соседей. Вот сейчас он вышибет их воина, а Вран когда-то был лучшим в Берладе рыцарем и даже сражал многих латинян, которые приезжали в город бродников и пытались показать там свою удаль.
План был вполне действенный и хитрый. Сперва одного воина убить из общины Ратмира, получится — вызвать ещё одного, набрать так двоих. Ведь в данном случае никто никаких обид не должен испытывать. Это же суд Божий, а ещё и вполне в своём праве оказывается Вран, требуя виру за Пласкиню.
Учитывая, что в лучшем случае у Ратмира всего-то десяток ратников, потеря двоих окажется катастрофической. И уже тогда Вран сможет диктовать свои условия. А может, просто зайдёт ночью и вырежет всех мужиков, а баб заберёт себе. Врану бабы не столь нужны, ему хватает и одной рабыни. Но авторитет Врана поднимется серьёзно. А ведь ему ещё нужно будет держать слово на Круге Бродном. То, что он стал новым главой поселения, должны ещё утвердить старшины бродников.
— Давай будем биться! Но не на конях, а на мечах. Разве же ты не владеешь таким боем? — пробовал Мстивой переиграть.
— Я готов выступить супротив тебя! — решительно, чуть отодвинув в сторону деда Макара, вперёд вышел Мирон.
— Ты? — удивлённо спросил Мстивой. — Сладишь на коне с копьём?
— Слажу! — решительно сказал Мирон.
От Врана не укрылось то, что голова мужика была перебинтована, и сам он выглядел болезненно. Между тем, Вран, присмотревшись, понял, что перед ним — воин.
— А я вызываю на суд Божий любого из твоих людей на мечах! — поспешил сказать Мстивой.
Скорее всего, слова эти прозвучали, чтобы никто не подумал, что он струсил.
Теперь уже был в затруднительном положении Вран. У него был ученик — молодой, только вступивший в лета и женившийся. А больше никто поединщиком и не был. Все остальные могли быть воинами только в толпе или в построении, из ударов знали лишь, как рубить топором. Да и редко в последнее время случалось драться. Несмотря на то, что пришли ордынцы, на Дону всё спокойно. Хуже было, когда мордва и половцы не могли договориться, да русичи ходили набегами то на одних, то на других.
— Так тому и быть. И кто первым побеждает, может помочь своему сотоварищу, — сказал Вран.
А после подошёл к своему ученику.
— Бран, — назвал Вран своего воспитанника по-взрослому имени, которое сам же и дал ему.
Не часто это происходило. И сейчас Бран сосредоточился и ждал слов своего учителя.
— Тебе нужно только лишь продержаться. Я приду к тебе на выручку быстро, — сказал глава поселения бродников.
Вран отвернулся, чтобы никто не увидел, как его глаза наполняются влагой. Потеряв когда-то семью, Вран сильно прикипел к этому парню, считая его своим сыном.
Однако не было никого другого, кого можно было бы поставить на бой. И отказываться от поединка тоже нельзя — это путь в никуда, это потеря уважения среди своих. Тогда можно было уже прощаться со своим лидерством.
— А кто станет сдерживать Дюжа? — озаботился Вран.
— Уга-м! — возмутился великан.
Вран даже удивился: казалось, что Дюж сам принял решение. И по интонации было понятно, что всё происходящее великан прекрасно осознаёт.
В это время Мстивой подошел к Мирону
— А ты сладишь? — спросил у перебинтованного пораненного заместитель Ратмира.
— Как Бог даст, — спокойно ответил Мирон.
Он-то как раз был у Ярослава Всеволодовича в тяжёлой коннице, командовал десятком, да если бы не вступил на стезю откровенного шпиона князя, то наверняка уже сейчас был бы сотником.
Место для поединка было выбрано не на реке — обе стороны учитывали тот случай, когда лёд треснет. Так что отправились на ближайшую поляну.
Примерно через час поединщики были готовы.
— С Богом! — почти одновременно выкрикнули четверо мужей.
Мстивой тут же попытался первым же ударом рубануть по ключице своего противника. Бран принял удар щитом и провёл контратаку, стремясь уколоть мечом в живот Мстивоя. Тот удар отбил, неприятно выяснив для себя, что отрок оказался не самым лёгким противником.
На миг мечники замерли. Все слышали нарастающий топот копыт приближающихся друг к другу лошадей. Вран не рискнул брать нового коня, потому использовал своего старого, уже не столь мощного, но верного и выученного.
Треск копий. Оба всадника ударили друг другу в щиты.
— Ещё! — выкрикнул Мирон, первым подскакивая на коне к Макару, рядом с которым стояли несколько копий.
Вран также сменил оружие.
Удар! Меч Мстивоя ударяется о щит Брана. Удар! Это уже бродник проводит свою атаку, но так же без особого результата.
Между тем, кони начали разгон. Мирон приподнялся в стременах и, пересиливая боль, как мог подался вперед. Он увидел ошибки своего противника. И теперь понимал, что благодаря, в том числе и росту, может немного выиграть и на сколько-нибудь, но его копье становилось длиннее. А еще он, обладая немалой силой, перехватил оружие подальше от наконечника.
— Дзын! — ударилось копье Мирона раньше, чем его могло достичь оружие Врана.
Вожак бродников свалился с коня. Стал подниматься, но Мирон был уже рядом.
— Дзын! — острие меча не смогло пробить защиту груди бродника.
— Хух! — на выдохе Мирон бьет мечом по шлему своего врага.
Уще удар. Вран заваливается на спину. Мирон, приноровившись, колит в незащищенную шею своего противника.
Мстивой же в это время ногой пихает своего оппонента и рубит покачнувшегося врага сверху вниз. Кожаный доспех разрезается и меч рассекает плоть бродника. Еже удар ногой по руке Брана, и тот роняет щит. Укол в грудь достигает сердца молодого ученика, уходящего вслед своему учителю.
Трое бродников рванули к сраженным своим товарищам.
— Вжиу! — полетела стрела, угождая в неприкрытую голову одного из них и тут же убивая.
— У-гу! — взревел Дюж и рванул на столпившихся и растерявшихся остальных.
Те в рассыпную.
— Догнать! — приказывает Мстивой.
Но бродники, потеряв троих своих товарищей, видя, что Мирон уже взобрался на коня и готов преследовать беглецов, встали на колени и брасали свое оружие.
— Связать и доставить в поселение. Мирон и я, а с нами Дюж, отправляемся тут же вдогонку к Ратмиру, — принял решение Мстивой.
От автора:
Медик попадает в тело офицера перед Русско-японской войной. Читайте громкую новинку от Емельянова и Савинова.
Уже вышел 8-й том, история набирает обороты!
1-й том — https://author.today/reader/392235/