Русь непокоренная 2. Бродник

Глава 18

Поселение Броды.

22 января 1238 год

Мирон сидел напротив немолодого человека, сплошь покрытого шрамами. Лысый, остатки волос брил, да и оставалось там… почитай только у шеи и росли волосы. Одет был скромно, но шуба лежала на лавке рядом соболиная. Так что хоть голым ходи, а соболя все равно скажут о статусе человека.

Казалось, что атаман бродников, Тур, должен быть бездумным разбойником. Именно так он выглядел. Но умные и проницательные глаза лидера «людей реки» выдавали в нём далеко не глупого человека.

Главное поселение бродников находилось на территории одной из когда-то оставленных крепостей. Скорее всего, эта крепость служила ещё когда-то интересам Хазарского каганата, потом и русичи здесь были, и половцы. Многие были, но никто не мог удержать эти места.

Но это если только владели крепостями державные русские княжества. Тогда и половцам, оказывается, есть дела до реки. И бродники стали своего рода компромиссом. Мол, никому земли и крепости не принадлежат, так и ладно, всех устраивает. А бродники? Так они всем служат, они не государство, не имеют никаких амбиций стать действительной силой.

И нынче, лишь только частично восстановив стены, да и то не из кирпича, а сделав надстройку из дерева, крепость не внушала ни страха, ни уважения. Тем более, что вокруг ни рва не было, ни вала, так…

Впрочем, от набегов отдельных отрядов половцев или чёрных клобуков спасали и такие укрепления. А от ордынцев не спасут и куда как большие стены.

С другой же стороны, у бродников были соглашения и с генуэзцами, и с ордынцами. Раньше и с половцами дружили. Как-то они оставались тем сообществом, которое было выгодно всем политическим игрокам в регионе.

Ну и мало кто мог похвастаться такой гибкостью в политике, которую показывали бродники. Если вдруг нужно кому-то подчиниться, то они могли просто взять и поменять одного атамана на другого, сразу же выказывая наиболее выгодные политические ходы.

— Это начудил иной атаман, не я… Я-то со всем уважением, — так могла звучать фраза нового атамана, которому приходилось решать ошибку своего предшественника.

Именно так было на реке Калка. Первыми пришедшие к русским князьям на помощь бродники, числом ажно более двух тысяч ратных людей, были готовы воевать за Русь и православие, старых богов. Однако, как только они поняли, что верх берут татары, тут же, у реки, избрали другого атамана. А после, ничтоже сумняшеся, перешли на сторону победителей.

Ушли тогда монголы, бродники поспешили дары принести новому киевскому князю. Мол, это же было при другом атамане. А сейчас мы верны союзу с единоверцами, кто не согласен, так тех побили. Иди, проверяй, побили ли они кого! Да и кто пойдет? Не близкий свет, и бродники не беззубые, опять же выгодны сохранностью бродов и чтобы земли по Дону не занимал кто другой.

Тем и жили, не тужили. Вот только Мирон уже понял, что такая участь тяготит бродников. Есть среди них те, кому не нравится спину гнуть всем и каждому. И таких на Дону всё больше. Тем более, что сила «речных людей» несколько пополнилась и беглецами из Булгар, но мало, из мордвы, прежде всего мокши, где не каждый род принял владычество ордынцев. Начинали приходить и русичи на Дон — из разбитых на реке Воронеж рязанцев или беглых рабов. И кто из них не приходил, так люто ненавидел ордынцев.

Но пока все было решаемо. И Тур держал власть крепко. Раньше… То, что община Пласкини, как и он сам, разгромлены, могло несколько изменить расклады.

— Ну и отчего сам твой старший Ратмир не приехал поклон мне отбить? — после затянувшейся паузы, когда два собеседника изучали друг друга, спросил Тур.

— Так во всём нужна разведка. Что, если ты, славный атаман, решишь, что проще всего изничтожить Ратмира и его людей, чтобы супротив тебя никто не пошёл, — спокойным ровным голосом отвечал Мирон.

— А что, готовы супротив меня выступить? За столь короткое время много ратных твой старшина найти не сможет. А у меня более тысячи, если по селениям соберу. До полторы тысячи точно будет, — отвечал Тур.

Мирон, опытный шпион, привыкший жить в условно враждебном положении практически всегда, быстро понял, что предводитель бродников не так сильно уверен в том, что за него пойдут остальные «речные люди».

— Мой голова, славный Ратмир, в мире с тобой жить хочет. Бродником желает быть. Никаких преград к тому нет? Вы всех привечаете, кто долю свою будет отсылать в головное поселение? — говорил Мирон.

Он уже прекрасно знал реалии, почти за три дня пути смог разговорить попутчиков и Перста, хотя с ним было сложнее всего, и других бродников. Уклад и правила, по которым живут речные люди, были просты. Не было каких-то особых критериев, чтобы стать бродником. Главное — приносить сообществу пользу, платить в общую казну, приходить по зову атамана. Ну ии пройти ритуал дачи клятвы всем богам и Господу Христу.

— Так что, я должен опасаться вас? — ухмыляясь, спросил Тур.

Он, конечно, всем своим видом показывал, что никого не боится. И так оно и было, потому что те эмоции, которые испытывал этот человек, сложно было назвать страхом. Тур был осторожным, предпочитал никогда не делать резких движений. Он хотел предупредить сложности, а не плодить их.

— Нет, не бойся нас. Мы же верим или в одних богов, или в одного Господа Бога Исуса Христа? Мы говорим на одном языке, мы похожи, так что же нам делить? — говорил Мирон.

Конечно же он лукавил. Но не говорить же Туру, что все может случиться. И если будет возможность стать во главе всех бродников, то вряд ли Ратмир откажется.

— Люди, говорящие на одном наречии, очень похожие друг на друга, резали с упоением себе подобных на реке Липе во время последней большой замятни, — философски произнёс Тур. — Я был там отроком-новиком пятнадцати летов, на стороне нынешнего князя Юрия ратился, проиграли мы, бежал…

Тур был в некотором замешательстве. Он чуял, что-то неладное, но выбора особо не оставалось. Ему нужны были люди, боевые, да ещё и одоспешенные. Но эти люди должны быть его, Тура, а не те, кто может бросить ему вызов.

— Через две седмицы у нас будет большой Круг. Вот пусть на него Ратмир и приезжает вместе с тобой и не более, чем ещё с десятком ратных людей. Пусть выкуп привезёт мне, если бродником хочет стать. А там и совет держать будем, — нехотя сказал Тур.

Дело в том, что внеочередной Круг «речных людей» созывается не столько из-за того, что власть на севере реки резко изменилась и пришли ратные люди, которые ещё не понять, чего именно желают. Были и свои внутренние причины, которые вынуждали Тура собирать людей.

В последнее время всё больше приходит чужаков, а бывало, и бродники, словно бы и сами никогда не занимались продажей рабов, как те девицы размягчаются и сожалеют, что ордынцы ведут русичей в рабство. Наслушаются россказней тех, кто смог сбежать от монголов, а потом начинают воду мутить. Были те, кто собирался чуть ли не всеми людьми проситься киевского князя, или черниговского, да хоть какого, чтобы принял.

Тур уже даже в какой-то момент хотел запретить принимать кого-то нового в ряды речных людей. И временно этот запрет мог бы сработать, несмотря на то, что он не отвечает тем ценностям, которые бродники пытаются взращивать. Вот только среди беглых рабов часто попадаются очень ценные люди.

Ордынцы, не будь дураками, не берут в рабы старых и некрасивых женщин, худых мужей, которые не владеют ремеслами. Так что поселение Броды прямо зажило иначе. Тут пропал и дефицит горшков, других керамических изделий, кожи стало немало, кузнецы появились. Но уже то, сколь пригожие девицы заявились к бродникам, уже не позволит Туру резко изменить политику. Свои же приспешники не поймут.

— Уверен, что Ратмир придёт на Круг и слово своё скажет, — решительно произнёс Мирон.

— А вот слов никаких говорить не потребно. Пусть за меня скажет, или промолчит. И тогда больших подарков от него не жду, главным подарком будет его добрые помыслы в мою сторону, — сказал Тур.

Атаман подумал, что поддержка пришлых ратных людей, которые хотят вписаться в общину речных людей, может сыграть решающую роль в том, чтобы тише звучали голоса против покорности ордынцам.

«Зная Ратмира, он своё слово скажет. Да ещё какое!» — подумал Мирон.

— И больше уделить тебе времени я не могу, так как у меня дорогие гости. Ты сам видел, что отряд ордынцев пришёл в Броды. И твой старшина тоже должен понимать и знать, как принимать нужно ордынцев и на чём у нас с ними договор, — сказал Тур.

Он резко поднялся. Далее, не прощаясь, покинул одно из немногих добротных, исполненных из сруба, жилищ.

Мирон уже знал, что примерно в полдень в Броды, как хозяева, которым все кланялись, зашёл достаточно большой отряд ордынцев, состоящий из более чем шестьдесят человек, из которых не менее полусотни были тяжёлыми конными.

Мирон наблюдал за тем, как пресмыкаются бродники перед этими людьми, внутренне кривился, но, когда случилось и рядом проходил один из монголов, скорее всего, командир отряда, он и сам поклонился. Потом сильно удивился, когда увидел, что охраняют монголы человека, который ну никак на них не был похож. Скорее, был русичем. И с ним была баба, вся закрыта, даже лица не видно.

Уже через час Мирон, в сопровождении каравана, с которым сговорился, чтобы иметь возможность купить зерно для общины, направлялся в Береговое. Шпион Ярослава Всеволодовича, который впервые в своей жизни хотел сыскать себе пристанище и душой жаждал не идти против своей совести, направлялся в общину Ратмира.

Однако Мирон был достаточно честолюбивым человеком, чтобы рассчитывать на то, что именно он может стать правой рукой Ратмира и заполучить некоторую власть над людьми. Может быть, даже и со временем подвинуть нынешнего главу, если Ратмир ведёт себя как-то не так, не собирается исполнять всё то, о чём рассказывал Мирону.

На юго-запад от Брод.

24 января 1238 года.

Ждать и догонять — вот две вещи, которые, как считается, хуже прочих. И понять это может лишь только тот, кто в данный момент догоняет или ожидает. Для других такая наука не актуальна.

День мы догоняли отряд монголов с Лепомиром во главе. Потом, когда всё же смогли их обнаружить, при этом не обнаружив себя, ещё больше ускорились, чтобы обогнать выходящих из огромного, если сравнивать с нашими, поселения бродников. Догоняли… Ждали… Операжали… ждали.

И вот, наконец, получилось выйти на нужно место и убедиться, что сюда же придет и монгольский отряд. Зверь идет на нас. И выдюжим ли мы этого зверя завалить?

— Храбр Вышатович, всё ли готово? — спросил я у старика.

— Так вместе с тобой закладывали бочки с китайским снегом, — недоумённо пожал плечами Храбр.

Ну да, вместе. Всё-таки у меня определённый опыт подрывного дела имелся. Уж точно не такой, как сейчас приходится использовать, но всё же.

Мы выбрали то место, на которое и указывал Лепомир. Тут дорога, или же, скорее, направление, сильно сужалось, с одной стороны был достаточно густой лес, относительно лесостепной зоны, густой. С другой стороны был большой холм. Если его огибать, то можно выйти на вязкие места, почти что и болота.

Вот там мы и спрятались: за холмом и в лесу.

Шестьдесят два бойца насчитывалось в нашем отряде. Даже больше ратников, чем это было у тех, кого нам предстояло разгромить. Большое ли это преимущество? Судить сложно.

Но если по числу бойцов преимущество наше было не так чтобы неоспоримое, то по задумке, которую мы реализовывали, преимущество было превеликое. Я рассчитывал, что подавляющее. Так что я всерьёз думал, что мы обойдёмся либо вообще без потерь, либо эти потери будут минимальными.

— Глеб Вышатович, готов ли ты? — обратился я к половцу, ну или к русичу, который был на службе у этого кочевого народа.

— Не сомневайся, — решительно сказал мне пожилой воин и указал на своего брата, Храбра Вышатовича. — Никак не хуже, чем он.

Неподалеку была Танаис. Я всё-таки бросил взгляд в сторону Валькирии. Всё же эта девка сильно дурманит мне голову. Она вновь была в своём кожаном наряде, обтягивающем женские прелести.

Брать Танаис на такое важное задание я сперва не хотел, но считал, что один славный лучник нам точно не повредит, а может быть, и сыграет ключевую роль в быстром подавлении любого сопротивления монголов. Она показала, насколько умело умеет пускать сразу две стрелы. Нет, точность страдает и у нее. Но когда нужно пустить больше стрел во врага, такая тактика хороша.

Эта прекрасная гадина вытрепала мне все нервы за время нашего перехода к месту засады. Несколько раз я чуть было не бросился в безумную драку к Андрею. Дочь Степи явно флиртовала с ним. И тот был не против отвечать.

При этом я видел, что Танаис посматривает в мою сторону.

У меня не было женщины достаточно давно. Желая только счастья Беляне, я ничего не имел против того, что она очень быстро сошлась с десятником Лавром. Более того, в некотором смысле я даже способствовал этому.

Зачем я нужен женщине, зачем она мне нужна, если между нами, скорее, не любовь или какие-то чувства, а слишком уж прагматичные отношения. Мне от неё нужно лишь только тело, и то периодически. Ей от меня нужна сытая жизнь.

Не, всё-таки, возможно, со стороны Беляны и были какие-то эмоции, может, и чувства. Но я вёл себя в парадигме того взрослого человека, который уже прожил жизнь. И пусть гормоны бурлили и требовали, но не до конца выключенный мозг видел: либо эти отношения имеют какую-то перспективу, либо же вовсе их не нужно начинать, особенно проживая в крайне ограниченном обществе.

Ведь нас и сейчас немногим больше ста шестидесяти человек в обоих поселениях. Все на виду, все и всё обо всех знают, главные новости опять же про внутреннюю жизнь. За неимением других новостей. И мне было не совсем приятно находиться на виду у всех и быть наиболее обсуждаемой персоной.

— Лихун рукой машет! — сообщил мне Андрей, вырывая из размышлений.

Это был знак того, что наши клиенты приближаются. Как ни переживал Лихун, что его статус резко снизится с приходом рязанских ратников, некоторую свою нишу он всё-таки нашёл. Оказалось, что у него лучшее зрение, чем у кого бы то ни было из нас. Феноменальное. И это несмотря на то, что, когда к островному поселению подошли рязанские ратники, он их проворонил.

— Эх, был бы с нами боярин Коловрат! — с явным сожалением, что боярина с нами нет, сказал сотник Андрей.

Хотя приходили сведения, что, наконец-таки, пошёл на поправку — всё-таки почти каждый день из Островного в Береговое отправлялись обозы или переходили люди. Он окончательно пришёл в себя, если можно так сказать. Легендарный человек пока что практически ни с кем и не разговаривал, разве что с Веданой.

Посетил бы я Островное, а не готовился к первой серьёзной вылазке, то непременно поговорил бы с ним. Нам многое что имеется обсудить.

Но, судя по всему, Коловрат всё-таки исчерпал изрядное количество своих душевных сил, и сейчас ему не помешало бы серьезно отдохнуть и немного иначе посмотреть на мир. Чтобы только психологические осложнения не сказались на дальнейших действиях этого человека.

Вдали поднималась пыль, сообщающая нам, что монгольский отряд уже приближается. Ещё один момент истины для меня.

Предательски начали подрагивать коленки. Я, чёрт возьми, тоже человек. У меня, конечно, дрожь, немного страха перед предстоящим боем присутствует, как и учащённые удары сердца. Но это нормально. Я знаю себя, и когда начнётся сражение, я приду в ту свою боевую форму, когда не страх будет мной руководить, а я им.

Ещё что-то говорить не было никакого смысла. Очень много мы обсуждали то, что должно случиться. Единственное, что мне необходимо, — махнуть рукой, чтобы поджигались пропитанные смолой, посыпанные немного сверху порохом верёвки.

Я отсчитывал время, шевеля губами, но не произнося ни звука. За какое время прогорает тридцать метров верёвки, мы неоднократно проверяли, испортив как бы не две сотни важного в хозяйстве материала.

Я поднял руку, ещё раз посмотрел, насколько быстро приближаются всадники, и резко, так что заболело в плече, махнул рукой. Всё, назад дороги больше нет. Теперь остаётся сделать то, что я решил буквально в тот же день, как осознал себя в этом мире.

С суровой решимостью рязанские лучники держали на изготовку луки. У кого была продета одна стрела, а некоторые посчитали, что могут пустить сразу две стрелы. Не мне судить, насколько это может быть эффективно. Но если подобный навык хоть немного развит, и две стрелы полетят приблизительно в цель, то, конечно же, имеет смысл.

Они смотрели на меня, на своих командиров. Ждали. Не каменные, люди из плоти и с чувствами. Переживали. Но все готовы воевать. Даже Третьяк с Волком, стоящие в лесу с арбалетами, не должны подвести. Сегодня родится отряд, или… Нет, родится, обязательно.

Монголы шли плотным построением. Дорога не позволяла им изменить свой походный порядок. На то и был расчёт.

Лучниками командовал Андрей. Я предпочёл не лезть туда, о чём имею пока ещё недостаточное представление. Но в целом командование боем за мной. И волнение было вызвано не только, может быть, даже и не столько тем, что мой организм беспокоится за свою сохранность. Больше волнения было за то, чтобы я не ударил в грязь лицом. Всё-таки рядом со мной одни из самых сильных, умелых, опытных ратников Руси. Я обязан соответствовать им, даже быть лучше.

Монголы приближались. Один из них заметил какое-то несоответствие, хотя мы и максимально замаскировали наполовину вкопанные бочонки с порохом. Он начал крутиться, скорее всего, выискивая глазами командира. Но процессия из ордынских воинов и следовавшего за ними обоза продолжала движение.

И вот первый ратник поравнялся с заложенным фугасом… Десять воинов уже прошли мимо бочонков. Вот оно… Сейчас!