Русь непокоренная 2. Бродник

Глава 14

Поселение Островное.

18–19 января 1238 года.

— С чего ты так держишься за главенство? — спросил Андрей. — Коли какая девица есть у тебя, так оставили бы тебе, не трогали…

— А кто бы тебе дал мою девицу? И по девицам скажу: ежели вы думали кого силой брать, то лучше уходите. На наших поселениях никакого насилия быть не должно. Натерпелись беглецы рязанские насилия. На всём этом, как и на наших правилах, клятву дадите все дружно перед поселенцами, — строго сказал я.

— На тупых мечах или на кулаках? — неожиданно спросил Андрей. — Дружина зрит, ждет.

Чуть не вырвалась фраза: «А без этого разве никак?» Но, судя по всему, никак. Мир и люди не ушли далеко от примитивного восприятия друг друга и окружающего мира. Культ силы был в ходу. Не силы ума или хитрости, хотя и эти добродетели ценились, но первостепенно — грубая мужская сила.

Князья и бояре тренировались гораздо больше, чем простые ратники, поскольку им нужно было из поколения в поколение доказывать право на власть. Может, поэтому хитрому и изворотливому врагу удавалось добиваться успехов?

Ведь русский князь идёт в атаку первым, монгольский же хан в атаку не пойдёт никогда. И было бы неплохо, чтобы русичи понимали, что командующий на поле боя важнее десятка ратников, ведь со смертью командующего прекращается и бой, гибнет куда как больше воинов при этом.

— На кулаках, — будто задумавшись, сказал я.

— А я уж думал, состязаться в стрельбе из лука предложишь. В этом ты всегда был горазд, потому и стал десятником: того и гляди, и меня подпирать удосужился, свою сотню лучников набрал бы, — приговаривал Андрей, начиная снимать доспехи.

— Не на льду, — сказал я и решил немного смутить соперника. — Главу поселения бронников, когда мы с ним на кулаках бились, я так вдалбливал в лёд, что тот и провалился. Правда, был бы бит и без того не жилец: сломал я ему всё, что можно было сломать.

Я не увидел страха в глазах Андрея, скорее изучающий взгляд. Видимо, он сперва подумал, что на раз справится, играючи и напоказ воинам. Но, нет. Мало того, так как мне вся эта история с драками не нравится, есть у меня решение. Вот пусть и выкарабкается из ситуации, в которую я Андрея вгоню.

Скоро мы стояли друг напротив друга в одних шароварах, с голым торсом. Было видно, что Андрей борется с желанием рассмотреть мой шрам в районе сердца — для ратника такое ранение многое скажет. Впрочем, для любого адекватного человека. С этим не выживают! Точка!

— Как биться будем? До смерти друг друга колошматить, когда врагов полно и ломать друг дружку, не следует. Предлагаю до первой крови, — сказал я.

— Согласен, — ответил Андрей. — Ты же разумеешь, что это скоморошество, скорее, для ратников. Среди них найдётся дюжина достойных десятников, которые не станут подчиняться тебе. Да ты их всех знаешь, — ухмыльнулся он, выставив руки, как борцы. — Начали.

— Хух! — на выдохе я пробил прямой в нос.

Тут же хлынула кровь.

— Как и уговаривались: до первой крови, — сказал я.

— Сие не годно, ещё! — выкрикивал Андрей, явно уязвлённый.

— Окстись, Андрей Колыванович, — вмешался пожилой воин, который стоял ближе всех и выполнял роль секунданта.

С моей стороны был похожий старик. Они выглядели, словно братья-близнецы.

— Храбр Вышатович, но как же можно так? Я и дело своё не сделал, — возмущался Андрей. — Хоть бы мне ударить.

Мой взгляд был ровный: поражение Андрея — весьма условная уступка ему же. Быть побитым ради сохранения честолюбия сотника я не собирался. Так что бился бы в полную силу и весьма вероятно, что покачал бы ратника. А на все это будут смотреть воины, что пошли за ним.

И время… Оно вдруг стало очень важным ресурсом. Всё ещё неясно, что произошло в Береговом. Как только хоть что-то прояснится с пришлыми рязанцами, нужно срочно туда отправляться. И нельзя выглядеть побитой собакой, это если я все же мог бы пропустить удары от Андрея.

— Ныне мы закончили, — решил я, чтобы моё слово уже звучало в ушах пришедших ратников. — Поучения будут ещё. Ещё успеем помять друг другу бока.

Заметив, что меня слушают, прежде всего рязанские ратники, да и общинники, решил, что неплохо бы и речь сказать. В этом мире слова все еще очень многое значат, им верят

— Знайте все: умирал я уже, узрите ту рану, что затянулась у меня. А сколь время прошло с падения Рязани? Может такое быть? Нет. Когда я и мой десяток возвернулись в спалённом городе и увидели там врага — три десятка мы, молодые, вчера бывшие новиками, вырезали ордынцев. А после я освободил людей, и опять побили ворога, и привёл сюда людей. Почему сюда и что делать будем потом — с вашими старшими поговорю.

Я кричал так, чтобы слышали не только рязанские ратники, но и все, кто сейчас находится в поселении и внимательно смотрит за происходящим. Пусть еще раз убедятся, что я не временный, что все правильно, что есть план и он реальный.

Выдержал ли я экзамен? Сдал. Вопрос только в оценке. Пока председатель аттестационной комиссии ещё между жизнью и смертью, это я про Коловрата, а Ведана уже должна была его лечить. Так что условно экзамен мной сдан. Но вопросы возникнут.

И эти люди будут ждать именно того, что случится, когда боярин в себя придет. Так что нужно делать то, что должно. А уже после вновь решать вопросы лидерства. Но я смерти Коловрату не желаю.

Он теперь еще один фактор моего плана. За таким героем пойдут люди, он может стать символом сопротивления в еще большем масштабе, чем даже сейчас.

— Готовы ли вы подчиниться мне? — спросил я. — Или мне нужно с каждым из вас сразиться, чтобы терять время? Что-то случилось в другом поселении, которое мы, имея менее десяти ратных людей, взяли на щит. Там есть наши, рязанские люди. Там нынче Мстивой, известный вам. Так что вы даёте клятву в верности, а когда пробудится боярин Коловрат, мы с ним поговорим, и вы будете оборонять людей и готовить вылазки на псов ордынских.

Речь казалась мне проникновенной: актёрства было не нужно — меня и без притворства захлёстывали эмоции, и я обращался к тем, кто меня слушал. Произнес те слова, что ложились на состояние этих людей. Сохранить жизни? Да. Продолжить сражаться? И это — да.

— Жён и девок не трогать. Натерпелись они, и мужья их други ваши. Но коли всё по обоюдному согласию — рад буду. Крепкие семьи нам нужны. Дома поставим всем, и худо-бедно прокормимся, но работать будем крепко, — завершил я свою речь.

— Храбр? — раздался крик со стороны поселения. — Ты ли это?

Неожиданно: кричал Глеб Вышатович — вроде и русский, но кипчак-половец.

— Глеб? — откликнулся Храбр Вышатович. — С чего Леший привел тебя сюда?

Речь моя проникла в умы людей, это было видно. Но сейчас их внимание переключилось. Вышатовичи… у них отчества одинаковые, и по возрасту близки. Братья?

Почему бы и нет: воинская каста была узкой прослойкой общества, последовательной по родам. На Руси проживало много людей, и среди них были и связанные кровью воины. Историки впоследствии говорили о миллионах жителей русских княжеств. Точные цифры спорны, но ясно одно: ратных людей было не так много, и каста военных передавалась из поколения в поколение. Вряд ли замкнутая, но, как видно, русское общество не сильно и стремилось выкладываться и отдавать многое, чтобы растить воинов.

Не было внешнего врага, сильного, экзистенциального. Не нужно выкладываться и лишать себя чего-то, если воины то и делали, что в усобицах княжеских бились.

— Мирон? И ты здесь? — удивился Андрей Колыванович.

Ну да, это было неожиданно, но в рязанских и владимирских землях Мирон мог шпионить для Ярослава Всеволодовича. Такие вещи лучше не озвучивать вслух сейчас. Но прямо-таки мелодрама со счастливым концом. Вот только и конца счастливого пока и не видно.

— Клятва! — сказал я. — И сразу же отправляемся в то поселение, откуда дым: там неладно. Опосля сродственниками своими брататься станете.

Людей, которые пришли, нужно срочно занять делом, иначе у них появится слишком много времени, чтобы подумать и воспротивиться порядку. Если они сразу пойдут со мной на дело, шанс привыкнуть к идее подчинения становится выше.

Многое говорило в пользу того, чтобы я оставался головой поселения, по крайней мере, до прихода Коловрата. Ведана, известная рязанцам, неожиданно встала на мою сторону. Моё ранение, которое должно было привести к смерти, теперь работало на меня.

Уже устоявшийся факт, что это ратники пришли ко мне, а не я набиваюсь к ним. И то, что все мы рязанцы, тоже в копилку. Клятва была принесена: слова многих казались неискренними, но через два часа мы уже конным маршем поспешили в Береговое. Успеть бы.

Береговое.

— Ну? Где Рябая? Когда я приезжал к Пласкине, то был с ней. Ведите ее, али пора бы Туру озаботиться, что тут у вас происходит? — усмехаясь говорил Перст.

Под самое утро к Береговому пришли люди. Их было более пятидесяти человек. Воины? Похожие на них. Или все же на разбойников походили больше? Пришли и потребовали войти в крепость.

— Пошто ты открыл им? — шептал Мстивой, до покраснения кисти руки сжимая рукоять своего меча.

Вложенного в ножны меча. И скорее, обращаясь к Лисьяру, который своей властью, пока спал, вернее забавлялся с Акулиной, Мстивой. И теперь воин искал, на кого же возложить ответственность за то, что происходит.

— О! Ночью ты ко мне придешь! — сказал Перст, указывая на Акулину.

— Не придет! — решительно сказал Мстивой и вышел вперед, заграждая свою женщину.

А ведь было сказано Акулине, чтобы сидела в доме и носа своего любопытного не казала.

— Что? Ты хочешь умереть? Так это я разом, — рассмеялся Перст.

— Дождись, почтенный, пока придет Ратмир и с ним разговор веди. Не лей крови, прошу тебя, — встрял Лисьяр, когда Мстивой уже был готов продать свою жизнь по-дороже.

Перст посмотрел на Лисьяра. Воин, которому когда-то отрубили два пальца на правой руке, чтобы он не мог стрелять из лука, потому и прозвище было такое, Перст не был бесшабашным. И уже понял, что ситуацию накалять нельзя. Осталось только не потерять лицо, не сдаться, а так же оставаться высокомерным.

Тур, посланником которого был Перст, стал выборным атаманом буквально на днях, и у него не было уверенности, что именно тут происходит и как реагировать. Прибежали люди от Пласкини, сообщили, что в поединке был убит сильный вожак ватаги бродников. Причем Пласкиня — это тот вожак, который мог составить конкуренцию на ближайшем Круге Туру.

Так что смерть бывшего вожака одного из важнейших поселений бродников выгодна нынешней власти. И стоило бы поговорить с теми, кто сейчас в этих местах решил стать головой. Мало ли… Беженцы разное говорят. Одни, что тут целая сотня боевая, чуть ли не дружина и все в бронях на конях. Другие же говорят, что бабы одни и мужиков боевитых по пальцам счесть руки одной.

Если даже первый вариант, и на Дон пришла какая-то дружина в сотню ратных, то не так уж и страшно. У Тура сейчас в подчинении не меньше чем полторы тысячи бродников. Но… Не все из них могут считаться добрыми воями; мало у кого есть хорошие брони, не говоря о конях. Да и собирать это воинство нужно долго, может и целый месяц. А тут сотня боевая… Нет, все же пришлые могут стать проблемой.

— Дюж с тем Ратмиром? — уточнил Перст.

— Да, с ним, — поспешил заверить посланника Лисьяр.

— Дюж завсегда силу чуял, оттого и выбирал господина себе, — пробормотал под нос Перст.

— Может угодно поесть, выпить? Всех накормим. И подожди, скоро прибудет Ратмир, поговорите, он ряд заключит, — чуть сгорбившись, лебезя, говорил Лисьяр.

Мстивой смотрел на все происходящее и чуть сдерживал себя. Понятно, что один в поле не воин, и нечего дергаться, обострять обстановку, вступать в бой. Но как же хочется.

Насколько же противно было наблюдать, как Лисьяр пресмыкался перед кучкой разбойников. Да будь еще человек десять ратных тут, на месте, в Береговом, Мстивой уже давно бы приказал идти в бой и побить и Перста и те пять десятков воинов, что пришли с ним.

— Я поем, посплю. И люди мои сыты должны быть, — сказал Перст и пошел в дом, который считался головы Ратмира, но где пока проживал Мстивой.

Сложнее всего было отправиться в Береговое Дюжу. Да, ему подобрали двух самых мощных коней. Это сперва. А потом оказалось, что мой воспитанник вовсе не умеет держаться в седле. Делает это даже хуже меня. Не мудрено: такого великана выдержит только какой-нибудь шайн. Причём самый мощный из этой породы лошадей.

Учитывая, что шайнов у нас не было, да ни у кого не было, так как породу эту выведут, наверное, лет так через пятьсот, было принято решение везти Дюжа на санях, запряжённых двойкой.

Без него отправляться решать вопросы я не хотел. Конечно, пятьдесят шесть ратников, облачённых в добрые брони, когда многие из них имели суровые лица и боевые шрамы, — очень весомый аргумент. Казалось, что бойцы излучали какое-то волшебство, силу. При этом я понимал, что слишком впечатляюсь той мощи, которую являют сильные люди, облаченные в сталь. Ну и рассчитываю, что другие люди будут не менее впечатлительными.

Не оставлял лишь страх, или скорее тревога, что на поселение пришли ордынцы. И вот как вести себя в этом случае, я до конца не понимал. Цели и планы я составил. Но вот что, если мне придется унижаться? Может и не получиться, даже если буду знать, что тот, кому я кланялся, скоро окажется мертвым и у моих ног.

Впрочем, я прихватил с собой и поддельную серебряную пластину, и настоящую медную. Не должны монголы тревожить тех, кто с такими разрешительными документами.

Возможно, наступал ещё один момент истины, когда нужно делать выбор. Получится ли моя легализация, чтобы, с одной стороны, быть якобы лояльным завоевателям, а с другой стороны готовиться пускать им кровь?

Шли мы бойко, большей частью на рысях, без остановок. Так что дорога заняла вдвое меньше времени, и ещё до заката солнца мы были рядом с поселением. Важное: издали не было видно следов насилия. Ни дыма, ни разрушений. Не видел я и признаков разрушений. Даже ворота открыты, на них какие-то люди.

— Что же происходит в Береговом… — говорил я Андрею и другим ратникам, которые были рядом. — Узнать нужно, прежде чем входить. Если там ордынцы?

— Лавр! — тут же Андрей позвал одного из ратников. — Проверь! Головое: прознать, есть ли там ордынцы, и сколь ратных иных.

Боец, взяв с собой ещё троих, лихо соскочил с коня, быстро трусцой направился в сторону поселения. Мы же пока сошли с реки и укрылись в небольшом пролеске.

Уже минут через сорок разведчики прибыли и сообщили, что ничего странного в поселении не увидели, кроме как, возможно, около полусотни воинов. Такое умозаключение они сделали по количеству коней, которые расположились рядом с поселением, где им в кормушках наложили изрядное количество сена и, судя по всему, ещё и овса. Расточительство. Нашим коням приходиться быть на более скудном питании, без овса, если только не перед выходом.

— Идём гордо, не скрываясь в открытые ворота, как хозяева. Луки держим наготове, смотрим по сторонам. Ничего не предпринимаем, но, если кто-то показывает злые намерения, стрелять по конечностям, в ноги ли в руки, но не убивать, — раздавал я приказы.

Андрей промолчал. И это говорило о нём, как далеко не о глупом человеке. Вряд ли он мог похвастаться тем, что знает местные расклады, я и сам до конца расклады не понимал, но немного уже что-то о них знал. Да и обсудили же мы лидерство.

Главное, что к поселению пришли не ордынцы, а, скорее всего, бродники. Как говорится, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе. И, похоже, Магомет пришёл ко мне. Ведь я и сам собирался идти в место, которое местные называют Белой Вежей, хотя я уже точно знаю, что это не тот город, который был когда-то хазарским Саркелом. Видимо, в дань традиции.

Кстати, а ведь в Белой Веже должен был оставаться кирпич. И Лисьяр утверждал, что этот строительный материал есть и на развалинах былого города и не только. На юге хватало городков и крепостиц хазарских, половецких, ныне запущенных.

— Ты ли Ратмир? — в воротах меня встречал невысокого роста, может, даже немного полноватый мужик.

Сразу бросилось в глаза, что у него нет двух пальцев, без которых стрелять из лука невозможно, ну или очень сложно, и вряд ли можно считаться с таким увечьем полноценным лучником, бойцом. Но, судя по тому, что остальные бойцы, неизвестные мне, значит пришлые, держаться за спиной мужика, он тут главный. Нет! Тут главный я!

— Я Ратмир! А ты кто будешь, что пришел на земли наши? — голосом, насыщенным металлом, говорил я.

Сразу показывал, что имею право повелевать. И возражающих не нашлось. Разница в поддержки меня и этого мужика, как мыши привели на встречу с прайдом львов свое кудло.

— Я Перст, послан атаманом Туром, кабы прознать всё, что происходит на землях, что по праву считаются землями бродников, — говорил встречающий меня мужик, при этом с явным испугом посматривал в сторону тех ратников, которые стояли за моей спиной.

— Бродников? Мои земли это! — я уже не просто говорил, я только что кидал вызов.

Но на переговорах порой нужно взвинтить ставки, чтобы после иметь возможность уступать в малом.

Рязанские воины показывали всем своим видом, что они только лишь ожидают отмашки, чтобы покрошить всех тех, кто сейчас стоит у ворот. Если сравнивать тех бойцов, что я привёл, с теми, что нас встречали, то разница была колоссальной.

Я привёл больше полусотни отлично экипированных, решительных, могучих воинов, каждый из которых стоит как минимум пятерых из тех оборванцев, что стояли у ворот Берегового. И опыт… Рязанцы почуяли кровь, они научились не только хорошо владеть оружием, они умеют убивать. А эта наука порой и более значительна, чем виртуозная техника боя.

Впрочем, оборванцами наши оппоненты были только лишь в сравнении, а так были среди тех десятков людей, что вышли нас встречать, и могучие, и на вид уверенные в себе мужики. Однако, в лучшем случае, они были облачены в кожаные доспехи, к которым были пришиты массивные пластины, неровные, с прорехами в защите.

Вооружены были эти люди в основном топорами, но треть имели копья. Луки так же были, но я заметил только четверых лучников. Ведь лук — это тоже очень дорогое оружие. Если только не однодеревки английского типа в полный рост.

Впрочем, мысли о том, чтобы создать целое подразделение, которое пользовалось бы так называемыми английскими луками, у меня появлялись. Это же намного дешевле, чем использовать степной композитный сложносоставной лук. Правда, пока что я всё-таки склонялся к тому, что нужно больше арбалетов.

— Так будем говорить али биться? — стараясь, чтобы голос не дрожал, но всё равно демонстрируя испуг, говорил Перст.

— На землях русских и так льётся много крови, чтобы мы её лили и здесь, на землях бродников, где и немало людей христианских. Так что я прибыл разговаривать, но это только если ты ничем не обидел моих людей, — сказал я.

Тут же заметил, что за спиной бродников выстроились и мои люди, оставленные в Береговом, впереди стоял Мстивой. Я уже несколько изучил характер своего заместителя, поэтому видел, что он закипает и только лишь ждёт, когда я прикажу драться.

Но что нас ждёт, если прямо сейчас я начну бойню? Побьём мы этих — так придут другие. Мало того, так своим поведением мы чётко покажем, что пришли сюда не мирно сосуществовать, а драться. И остаётся только ждать, когда придут ордынцы и бродники им пожалуются на неспокойных соседей.

А мы пока никак не готовы к открытому противостоянию. Так что оставалось только лишь говорить, договариваться, вливаясь в ту систему, которая есть в этих местах.

— Пошли в мой дом, будем говорить! — сказал я, направляя своего коня к воротам.

Я сделал логическое ударение на «МОЙ дом». Тут же Андрею за спину пробурчал так, чтобы меня не было слышно бродникам:

— Только не начните битву. Я потом поясню тебе ещё раз, для чего мне эти бродники нужны. Верь только, что как бы я не говорил, что не собираюсь воевать с ордынцами, они для меня всё равно враги. Вот только нужно выжить, а потом уже убивать ворогов земли русской.

И мы направились в мой дом.

Следом за мной шёл могучий великан и то и дело рычал в сторону бродников, которые шарахались от него, будто бы им в лица тычат огнём.

Так что я буду с людьми, которые сейчас меня боятся. А значит, я немного уступая, готов договариваться, и мы придём к соглашению.