Русь непокоренная 2. Бродник

Глава 13

Поселение Островное.

18 января 1238 год.

Мал Лихун не верил своим глазам. Он сидел на дереве, раз за разом протирал глаза, но картинка не менялась. Впереди, метрах в трёхстах можно было рассмотреть…

— Это рязанцы! Это наши пришли! — радостно кричал лучник.

Слёзы проступали на его глазах. Он узнал и сотника Андрея, наставника боярина Коловрата и сотника Андрея, Храбра Вышатовича. Узнавал Лухун и других ратников, с которыми пересекался в княжьей дружине.

— Эй, соколёнок, вылезай из гнезда! — услышал выкрик Лихун. — Засмотрелси ты вдаль, а я уже и тут, под деревом. Слезай, новик, вижу я тебя! Признал.

Человек, призывавший лучника слезть, стоял сразу под деревом. Проглядели мальчишки, не предупредили, что подошёл грозный дядька с оружием. Да и что можно было ожидать от мальчишек. Лихун чувствовал себя побежденным, опростоволосился.

— Ты ли это вопрошаешь ко мне, сотник Андрей Колыванович? — спросил Лихун, всматриваясь вниз.

— Я. Слушу, что признал и ты меня. Слезай и поведай, что ты тут делаешь и куда мы пришли, — говорил Андрей.

— А куда вы шли? Может так статься, что туда и пришли, — говорил Лихун, спрыгивая с ближайшей к земле ветки.

Лучник с удовольствием обнял сотника Андрея Колывановича. Вот только насколько может грозный сотник расценить такой душевный порыв ещё не так давно бывшего рядовым, как бы не новиком, воина? Невместно в други набиваться старшему. Впрочем, сотник Андрей ненамного-то и старше был Лихуна, может, только года на три или четыре.

Андрей не обнимал Лихуна. Он дал себя обнять. Пока смотрел сотник по сторонам, ждал подвоха. Но, нет, вокруг были только лучшие лучники Андрея.

— Тут ли люди, что пошли за десятником Ратмиром? — спросил Андрей, отстраняя от себя Лихуна.

Делал это словно бы брезгливо, показывая, что эмоции и объятия рязанского рядового воина, только что сидящего на дереве, неуместные.

Тут же Андрей подал знак своим людям, и из кустов, из-за деревьев, показались сразу с десяток воинов с готовыми для стрельбы луками. Лихун сглотнул подступивший ком к горлу. Радость постепенно, но неуклонно сменялась тревогой.

А ведь вот так же почти любые воры могли бы подкрасться и с дурными намерениями. И мальчишек бы вырезали, Лихуна бы уже подстрелили и свалили с дерева.

От радости встречи не осталось и следа.

«И что же теперь будет? Всяко сотник Андрей власть себе возьмёт. А сколь мудрым и справедливым будет он? А ко мне, почитай, что новику, так и вовсе… А при Ратмире я и десятник, и человек уважаемый», — молнией пронеслись мысли в голове Лихуна.

— Бабка Ведана с вами? — спросил Андрей.

— А по что она тебе? — под действием своих мыслей, что на поселении вот-вот сменится власть, не сильно вежливо отвечал вопросом на вопрос Лихун.

— Новик, али забыл ты, кто у тебя испытание принимал? Я это был. И не сразу в младшую дружину отсылать тебя желал. Слаб ты был на мечах, да и на кулаках. Токмо что с луком добро управлялся. А ты нынче что? Старшим грубить станешь? — скорее, даже не отчитывая и не ругая Лихуна, а проявляя искренний интерес, спрашивал Андрей.

— Так иные у нас нынче порядки, — стушевавшись, всё же сказал Лихун.

— Порядки завсегда одни — кто сильный и право имает, тому и наряд учинять. Сами вы али под бродниками ходите? Сколь много ратных у вас и людей ремесленных? Есть знак, что что-то неладно и кто-то пришёл? — засыпал вопросами Андрей.

Лихун молчал. Делал это неосознанно. Не потому что не хотел говорить, или что противопоставлял себя Андрею и тем ратникам, которые рыскали по округе глазами, выжидая опасность.

Скорее, он молчал, потому как не знал, как вообще относиться к такой ситуации. Свои… Ведь это точно свои. И пусть времени прошло не так-то и много, как была разорена Рязань, но казалось, что очень много воды утекло и многое изменилось. Так свои это люди, или нет? И что может быть, когда пять десятков, или больше того, придут в общину?

— Веди до поселения! Я пойду один и без оружия. Но следом вои мои. Токмо если в поселении вы сами себе и нет иных лихих людей, тем паче ворогов. Али вы стали с ордынцами заодно? — спрашивал Андрей.

— Сами мы по себе, и общину бродников взяли под себя. Живём укладом своим, и головой над нами Ратмир. И я у него за десятника, — словно бы хвалился, говорил Лихун.

Но делал это так… вот словно бы сын пришел к отцу и говорит, что при игре в снежки закидал своего оппонента, и мальчишки за это выбрали предводителем.

— Вижу я твой десяток! — сказал Андрей, усмехнулся, показывая пальцем на прижавшихся к толстому стволу дуба детишек. — А бабы над вами сотники?

Лихуну очень не понравилось то состояние, в которое он впал. Вот только начал себя уважать, почувствовал свою важность, полезность. А сейчас пришёл сотник рязанский — и всё, словно бы в мальчишку превратился. Стоит молчит, не отвечает на подначки. А ведь не мальчик уже. А этой ночью так и вовсе девицу в своей кибитке мял. Рябая пришла к Лихуну. Сама пришла.

— Мне тебя слушать нет часу: Евпатий с нами, он ранен, ему Ведана нужна. А коли боишься, что подомнём всё под себя — так нужны вы нам больно. Небось сидите здесь и трясётесь, как те зайцы, от страха. А нам ордынскую нечисть выжигать надо, — добавив в свой тон металла, говорил Андрей. — Веди, говорю. Уже понятно, что рядом мы.

— Отдай оружие своё, и пошли, — сказал Лихун, при этом ненавидел себя за то, что коленки подрагивали.

Но тут Мал Лихун вспомнил слова Ратмира: «Да ты хоть обмочись — а дело свое сделай. Дело — превыше всего. А боятся все здоровые люди».

А что ещё оставалось делать? Только вести в поселение. Действительно, остров очень близко. Пройти шагов сто по холму и будет виден. Лучник Лихун был убеждён, что с приходом отряда рязанцев власть на поселении точно изменится. И, как он уже считал, в худшую сторону. Но Лихун верил, что так просто Ратмир не сдастся.

Бойтесь своих желаний, ведь они могут сбываться. Вот, наверное, под этим лозунгом и началось моё утро.

Хотел, чтобы община стала сильнее, чтобы сюда пришли воины? Так вот — пожалуйста. В получении расписаться только негде. Не удосужились еще бумагу начать производить. Словно кто-то нажал пару клавиш, и в поселение, где если уж говорить честно, человек пять могут считаться полноценными бойцами, пришло больше пятидесяти ратных людей.

Да ещё каких! Смотрю на этих мужиков и понимаю: суровей на Руси бойцов не сыщешь. И тут не важно, насколько хорошо они владеют щитом и мечом или стреляют из лука — все эти навыки кажутся вторичными, когда смотришь на суровую решимость воинов. Они прошли горнила войны, пролили ордынской крови столько, что, я почти уверен, можно было бы растопить лёд Дона на многие версты вокруг.

В этом их сила: они сражались, но не сломались. Захотят ли такие подчиниться мне?

— Ратмирка, я всегда говорил, что ты добрый воин. Правильно князь сделал, что тебя, из новиков, сразу в десятники определил. Лучший ты был серед новиков. А с лука стрелял, так уж никак не хуже моего, — говорил один из воинов, направляясь в мою сторону.

И говорил он так, будто имел право на подобные слова. Шёл, словно иначе и не мог — вальяжно, дружески, с иронией, юморя, ухмыляясь.

У меня складывалось ощущение, что я сейчас встречаю если не врага, то соперника. Поселяне прекратили работу и только наблюдали за тем, что происходит. Это был мой экзамен на зрелость.

Нет, не так. Я-то вполне зрелый человек, пусть подвержен некоторым новым ощущениям и эмоциям. А вот Ратмир, образ его, со шлейфом прошлого, сейчас должен был сдать выпускной квалификационный экзамен.

— Ты только глупостей не натвори, Ратмир, — неожиданно рядом со мной показалась бабка Ведана. — Андрей добрый воин, его и боярина Евпатия нам боги прислали. Почнешь грубить, так худо всем будет. То я вижу…

— Бабка… — я усмехнулся. — Ты же понимаешь, что я не сдам власть свою. Не могу.

— То я вижу. Но боярин… Не Андрей, с коим ты говорить идешь, а боярин Коловрат… Вот тот властолюбец, — проясняла бабка Ведана расклады.

Коловрат. А я был уверен, что это некая легенда. А тут, воно как. Но подумаю об этом позже. Я был уже рядом с тем, кто вызвался старшим от прибывших воинов.

Ранее, я позволил отправить шестерых особо тяжело раненных воинов в дом, который, к сожалению, никогда не пустует, в наш лазарет.

— Я рад видеть тебя, Андрей, на земле общины моей! — решительно сказал я, делая логическое ударение на «моей».

Было видно, что этому человеку моё приветствие не особо понравилось. Ни указал я ни отчества, пусть и знал его, да и должен был знать. Не назвал я чина сотника. Так что несколько вызывающе я начал встречу. Ну своё лидерство так просто отдавать не намерен. У меня планы, у меня уже что-то начало получаться.

— То, что ты сделал, Ратмир, достойно. Но вы здесь сидели, а мы кровь проливали и ворога били. Так что где тут твоё, а где не твоё поселение — ещё поглядеть нужно, — прозвучал вызов.

А ничем иным такие громкие слова быть не могли.

— Убьёшь меня? — сказал я, делая ещё несколько шагов навстречу.

Было видно, что Андрей растерялся. Такого напора и решимости он явно не ожидал. А вот если я начну истерить и агрессивно вести себя, не желая отдавать управление общиной кому-то… решиться убить? Тогда чем же эти русские славные воины отличаются от ордынцев? Тупик, получается. Ну или явить свою истинную личину.

— И что? Разве ты против того, чтобы принять нас, накормить и договориться, как жить дальше? — уже не без вызова, но тише, чтобы не слышали все остальные, спросил Андрей.

Мне показалось, что он хотел нахрапом взять власть в свои руки, чтобы было проще дальше жить. Пришли сюда бойцы явно не для того, чтобы на следующий день уйти. И был у них обоз еще свой, может и больше воинов рядом с телегами. А что если они так же захотят поставить свое поселение рядом. Разве же я возбранить смогу? Нет, конечно же, лучше быть вместе.

Вот сейчас поговорим, выясним, чья харизма это… Толще, да и продолжим свое дело.

— Я готов делиться всем, что есть у нас. Но головой, старшим, здесь я. И ты подчинишься мне или уходи, — решительно сказал я.

Внешне мои слова могли казаться строгими и резкими, но внутри я даже Богу молился, чтобы вся эта ситуация разрешилась. Насколько же нам эти воины нужны!

— Ведана! — выкрикнул Андрей мне за спину. — Попервой боярина Коловрата пользуй, кабы на ноги встал!

— Андрейка, любого хворого, тем паче рязанца, да ещё и боярина Коловрата, лечить стану и заговорами, и травами. Вот только у меня есть старший — сие Ратмир. Боги на его стороне, и господь бог Христос благоволит ему, — неожиданно пришла поддержка со стороны ведьмы. — И он уже сказал, кабы я забирала пораненых. Нынче же мужи придут, всех и заберем.

Андрей хмыкнул и посмотрел строго в мою сторону. Я не отводил глаза.

— Всех пораненных и хворых на поселение лечить. Ведана, возьми столько помощников себе, сколько потребно. Я и сам скоро приду и помогу тебе с переломами костей разобраться, — строго и нарочно громко, еще раз повторив, приказал я.

— Раньше ты таким не был. Говоришь, словно бы князь тот. Но повинен ты понимать и другое: войны не подчинятся тому, кто слабее их, али тому, кто не боярин. Ты не боярского рода, — говорил Андрей.

В этот раз его тон показался мне даже дружелюбным. Было видно, что он сам хочет найти решение нелёгкого вопроса подчинения. И действительно: как может подчиниться тот, кто является сотником, мне, который вроде как всего лишь десятник, да ещё и молодой?

В этом контексте слова были уместны, но не могли стать решающими.

— Что предлагаешь, Андрей? — спросил я. — Но знай, что я выстраиваю общину. Я за неё дрался, убивал: убивал и ордынцев, был ранен, о чём говорит шрам на груди. Но вот я тут. Драться с тобой предлагаешь?

Словно своими словами мы загнали друг друга в ловушку, из которой выбраться сложно без потери авторитета. Теперь, стоя друг перед другом, словно шёпотом пытались найти выход. Но кто ищет выход, тот его всегда найдет.

— Угу-ма! — послышался крик моего воспитанника.

Дюжа не смогли сдержать. Обычно это получалось у Беляны или у Веданы, а тут он прорвался к нам, не взирая на их просьбы. Мы стояли на льду метрах в ста от поселения и примерно на таком же расстоянии от русских ратников, которые пришли в наше селение. Если громко говорить, то слышали и те и другие. Но можно было обратиться тише и только для наших с Андреем ушей.

— Это что ещё за чудо-юдо? — спросил Андрей, стараясь скрыть не страх, а недоумение.

Или даже испугался. Великан выглядел для всех грозно, не мог оставлять равнодушным.

— Воспитанник мой, божий человек, юродивый, который принял меня за хозяина своего, — спокойно ответил я.

— Хрст, — раздался треск льда.

Мне стоило больших трудов оставаться невозмутимым и не шелохнуться. Лед нередко трещин, но лишь однажды он раскололся.

А вот Андрей дернулся. Он уже хотел развернуться и бежать к берегу, но, увидев, что я стою на месте, проявил стойкость и храбрость. В целом создавалось впечатление, что он нормальный мужик, свой, русич, с которым можно идти в бой. Оставалось только убедить…

— Дюж — это свои, это друзья! — поспешил сказать я, когда воспитанник оказался совсем рядом и готов был вступить в бой с Андреем.

В этой кольчуге, сшитой из трёх других, чтобы налезла на Дюжа, он казался ещё свирепее. А когда получится выковать ему ещё и оружие, тогда он будет страшен. Сравнение было, словно у меня не человек в воспитанниках, а могучий орк.

— Угу-м! — сказал великан.

— Постой в сторонке и не встревай в наш разговор! — потребовал я от Дюжа. — Если нужно я призову тебя.

Он отошёл, но недалеко. Андрей также сделал знак воинам опустить луки. Вот интересно: смогли бы они попасть по Дюжу с расстояния более сотни метров так точно, чтобы выбить его? Цель большая, но и расстояние велико для прицельной стрельбы. Наверное, собрались здесь мастера, которым подобное под силу. Нужно будет Дюжу еще наклепать пластин на кольчугу, или чешуй. Сделать своего рода бахтерец. И тогда хана всем.

— Пойдёшь к своим воинам и подтвердишь, что я над вами здесь голова? — не спросил, а больше потребовал я, и было видно, что Андрей колеблется. — Вам отдых нужен, вам поесть нужно. У нас не так сытно, и вы станете большой обузой, — добавил я. — Возможно, придётся прямо сейчас забивать свиней. Но то уже моя задача — как вас кормить.

Действовал я еще и через еду. Если они голодные, то это незначительный, но тоже аргумент, чтобы подчиниться.

— Евпатий очнётся, ему быть главным. Он боярин, — сказал сотник.

— Очнется, буду с ними говорить, — сказал я.

Если уже заговорили про социальный статус, то против боярина идти никак нельзя. Или всё-таки можно? Нет, тут нужно было обойти ситуацию. Если б я был предводителем бродников и вошёл, как глава двух поселений в их сообщество. Вот тогда можно было бы говорить о главенстве. Получается, что рязанцы на моей земле. Не довольны — пусть говорят с главой донских бродников, ну или воюет со мной. Но я пока не бродник, хотя стоило бы съездить к Белой Веже, где главное поселение этих людей непонятного роду племени.

— Боярина Евпатия Коловрата я уважаю. Буду с ним договариваться. И ты, и ещё кого-то, войдёте в состав Совета Старшин. Что до Коловрата… — я замялся.

На меня давило понимание человека из будущего. Евпатий Коловрат — поистине легенда, я считал, что это миф, но такой герой нужен, чтобы показать, что Русь не сломилась, что были те, кто отчаянно сопротивлялся нашествию.

А если нужен, так обязательно появится. Если по всем статьям русские княжества проиграли, нужно создать хотя бы символ, на которого могли бы ориентироваться будущие поколения.

И вот он, всё ещё лежащий, но как утверждал сотник Андрей, периодически приходящий в себя.

— Пойдет на поправку, даст Бог, поднимется на ноги, — сказал я. — Я отдам ему первое слово во всех военных делах, окромя поселений… Наше то дело.

Я думаю, что если Коловрат окажется адекватным человеком и мыслящим стратегически, то должен унять свою самолюбие, легализоваться под другим именем, и жить. Жить, чтобы иметь возможность периодически бить ордынцев, усиливаться, чтобы бить еще больше.

— Так что скажешь? Со мной ты, али супротив? — настаивал я.

Андрей задумался. А ответ нужен был скорый, что произошло в Береговом оставалось только догадываться. Ведь до сих пор дым чадил и сигнализировал тревогу.