#Бояръ-Аниме. Имперец. Том 1 и Том 2

Том 2 Глава 15

Российская империя, Москва, ночь, общага. Левый Меншиков, правый Ермаков, цесаревич под прикрытием и я.

Наверное, никогда еще стены императорского университета не видели столь разношерстую и удивительно дружественно настроенную компанию.

— У меня есть предложение, подкупающее своей новизной, — заявил я, когда парни кое-как устроились в моей комнате.

Ермаков приподнял брови, а Меншиков же сохранял равнодушное выражение лица.

— В Москве есть один закрытый клуб, — начал я, — может, вы про него слышали… Бойцовский клуб.

Судя по прищурившимся глазам, парни были в курсе. Один только Иван почти что натурально изобразил удивление и спросил:

— Первый раз слышу! До нашей Сибири такие сплетни не долетают. А что это?

И оскалился так радостно, как будто Нарышкин ему не отчитывался обо мне в подробностях и красках.

— Это подвал, — кинув на цесаревича выразительный взгляд, произнес я. — В подвале бар, тотализатор и небольшой полигон для боев.

Меншиков вежливо кашлянул:

— Кхм! — привлек мое внимание глава левых. — Насколько я знаю, это не совсем легально.

— Вообще нелегально, — подтвердил я, отчего лица у обоих княжичей слегка вытянулись, и добавил: — было. Теперь это очень даже честное заведение. Там будут продолжать проходить бои, но уже на принципах добровольного участия всех бойцов. Документарно это будет выглядеть, как боевые соревнования в смешанных техниках.

— И ты хочешь, чтобы члены наших фракций бились там? — догадался Меншиков.

— Верно, — согласился я. — Они все равно будут находить повод схлестнуться. После последней потасовки наверняка начнут закручивать гайки на проведение дуэлей, и агрессию выплеснуть станет некуда. Кто-то, преследуя личные интересы, все равно продолжит разжигать.

— Что скажешь? — спросил Ермаков, посмотрев на Меншикова.

— Скажу, что звучит в целом разумно, — медленно кивнул Максим. — Если мы не можем остановить всеобщее буйство, стоит попытаться ее контролировать.

— Говори за себя, — скривил губы Ермаков.

— Да что ты? — усмехнулся Меншиков, глядя на оппонента с улыбкой. — То-то я смотрю, твоих вчера было не меньше моих.

— Господа, господа! — вклинился Иван, тонко почувствовав назревающий скандал. — Здесь все хотят решить проблему, а не усугубить ее. Мне нравится идея Алекса. Если бы я принимал решение, я был бы в восторге от такого предложения.

— Меня устраивает, — ответил Максим мне, демонстративно отвернувшись от Алексея. — Я смогу организовать своих для упорядоченного конфликта.

— И меня устраивает, — Ермаков не был оригинальным и также разговаривал исключительно со мной. — Но нужно обсудить с владельцем заведения.

— Да, не всякий согласится предоставить площадь для таких, кхм, остро конфликтующих сторон, — кивнул Меншиков.

— Ну, это просто, — улыбнулся я. — Владелец шкурно заинтересован в высокой прибыли заведения. А что может быть прибыльнее, чем политический конфликт на ринге?

— И кто же этот удивительно продуманный человек? — подозрительно прищурился Максим.

Вместо ответа я указал на себя большим пальцем правой руки.

— Ты⁈ — обалдели оба княжича.

— Но… Но как? — растерянно спросил Ермаков.

— Ну-у-у… Так получилось, — уклончиво ответил я. — Но если в общих чертах, то мы тогда прекрасно посидели в твоем баре. Собственно, начало истории как раз где-то там.

Несколько секунд Алексей Ермаков соображал, о чем я говорю, а затем выдал:

— Вот ведь Змий!

— Не без него, да.

Меншиков, кажется, не был расположен слушать веселые истории и поднял руки:

— Избавьте меня от деталей.

— Пожалуй, на этом мы действительно можем закончить встречу, — произнес я, кинув красноречивый взгляд на часы. — Я сообщу об открытии бара.

— Благодарю, — кивнул Меншиков и вышел первым.

Ермаков тоже не стал задерживаться и, выждав некоторое время, чтобы разминуться со своим вечным оппонентом, попрощался.

— Спасибо за участие, — поблагодарил Алексей с серьезным видом. — Это действительно очень ценно, учитывая все происходящее.

Когда за ним закрылась дверь, Иван хмыкнул:

— Так, глядишь, подружатся.

— Не того ли добивался Его Величество, назначая Нарышкину в жены Меншикову? — усмехнулся я.

— Ну, скажем так… — Иван помедлил с ответом. — Такого результата точно никто не ожидал.

— Думаю, просто никто не мог оценить потенциал Максима по-настоящему, — высказал свое мнение я. — Полезный ресурс. И полезнее он будет главой рода и лидером Свободной фракции.

— Иллюзия оппозиции? — удивился Иван.

— В точку, — щелкнул я пальцами.

— Хм, — задумчиво протянул наследник престола.

— Кстати, о Свободной фракции. Что ты можешь рассказать мне про Распутиных?

— О-о-о… — протянул цесаревич. — А что тебя конкретно интересует? Или это ты с Николаем так тесно пообщался? — Иван кивнул на мой потрепанный пиджак.

— Не с Николаем, — покачал я головой. — Скорее с последствиями его творческой деятельности.

— Надо же. Хм. Думаю, здесь стоит начать с того, что технически Распутины не принадлежат ни к Царской, ни к Свободной фракции.

— Центристы? — удивился я.

— Говно в проруби, — буркнул Иван себе под нос, а затем в полный голос ответил: — Да, что-то типа центристов. Официально они заявляют, что не принадлежат ни к одной из партий, но по факту ты и сам видишь, что Распутин-младший трется возле Свободной фракции перманентно.

— Ну, к ним же, наверное, проще всего попасть, — пожал я плечами. — Достаточно на входе рассказывать, как ты мечтаешь свалить из Россеи на благословенные Британские острова, и все, считай, клубная карточка получена.

— Э, не, — усмехнулся цесаревич, покачав головой. — Меншиков-старший всякую бесполезную шушеру для массовки на баланс брать не станет. Если ты внимательно посмотришь, то заметишь, что основной костяк Свободной фракции это довольно сильные, старые рода. Кто-то из них бережно хранит недоброе слово государя, сказанное с десяток поколений назад, как повод быть в оппозиции. Кто-то имеет призрачные права на престол, но очень этим гордится и считает, что сделает все лучше. А что может быть лучше, чем быть в оппозиции? Ну а кто-то просто имеет с этого приличный доход, и им выгоднее быть там, чем здесь. А есть такие, как Распутины. Они наживаются на том, что сталкивают одних с другими, и пока стороны грызутся, утаскивают в свою крысиную нору чужую добычу.

Я потер затылок, обдумывая сказанное.

— Знаешь, это все равно как-то непрозрачно, — подвел итог я. — Я тут побеседовал с Дантесом…

— А-а-а, — понятливо протянул цесаревич. — Выжил?

— Ну что ты, как можно, — усмехнулся я и тут же вернулся к теме. — Так вот, побеседовал с Дантесом. И он мне на своей предсмертной исповеди поведал, что для дуэли со мной его нанял Распутин. Вот скажи мне, Твое Высочество, на кой я ему? Я ж имею не то что околонулевой, а практически отрицательный политический вес.

— Неверно, — покачал головой цесаревич. — Тебя Ермаков пригласил в Императорскую фракцию. Бортануть тебя хорошенько — и Ермаков впишется за тебя в любую разборку, как за своего человека. Впишется Ермаков — зеркально должен вписаться и Меншиков. И вот тебе готово искусственное создание прямого конфликта. А где прямой конфликт, там обязательно будет личное. А где личное, там обязательно эмоции. А люди во власти эмоций — максимально управляемые. Логику понимаешь?

— Понимаю, — подтвердил я. — А еще понимаю, что эту падлу пора бы задавить, пока он ничего поинтереснее бретера не придумал.

— Сложно, — вздохнул Иван. — Найм Дантеса не доказать. А за подстрекательство у нас не наказывают.

— Знаешь, учитывая, что Распутин-младший напоролся на дуэль с тобой в первый день учебы, есть у меня ощущение, что он еще не такой опытный, как его папаша, — заметил я. — А раз так, его еще можно поймать на горячем. Нужно только внимательнее понаблюдать.

Цесаревич не ответил, только хищно оскалился. Идея ему явно нравилась, а вот удастся ли исполнить? В любом случае не попробуем — не узнаем.

Императорский Московский Университет, Василиса Корсакова

Никогда в жизни Василиса не подумала бы, что ей выпадет возможность сидеть за одним столом с детьми бояр и князей, среди которых есть даже наследники родов. Девушка робела и даже стеснялась лишний раз поднять глаза на говоривших.

То ли дело Александр!

Он, казалось, вообще не замечал разницы в сословиях и со всеми общался так легко и естественно, словно он сам принадлежал к сословию аристократов. Более того, все присутствующие разговаривали с Александром на равных, игнорируя его социальный статус. И это невероятно восхищало Корсакову.

— Алекс говорил, что ты учишься на факультете информатики и вычислительной техники, да? — спросил Андрей Лобачевский за одним из сонных завтраков.

Погруженная в свои мысли Василиса даже не сразу поняла, что обращаются к ней.

— А? Да… Да, все так, — кивнула девушка.

— Это самый юный и оттого малочисленный факультет в нашем университете, — заметил Лобачевский. — Но я рад, что на нем уже начали появляться девушки!

Андрей покосился на Мирного, который увлеченно обсуждал с Ермаковым какие-то турнирные таблицы.

— Спасибо, — вежливо ответила Василиса.

— Скажи, в каком направлении ты планируешь развиваться в дальнейшем? — перешел к сути своего вопроса Андрей.

На этот вопрос у Василисы уже давно был ответ!

— В интернет-технологиях, — ответила девушка. — Уверена, что в дальнейшем Сеть станет неотъемлемой частью нашей жизни и многое упростит.

— О, тут я с тобой согласен! — заявил Лобачевский. — И, знаешь, у моего рода есть несколько стажерских программ для перспективных специалистов. Не хотела бы ты рассмотреть их?

— Что, Андрей, кадровый голод замучил? — раздался чуть смеющийся голос Александра Мирного.

Лобачевский вздохнул:

— Это просто кошмар, — признал парень. — Все хотят быть или экономистами, или управленцами! Люди с предрасположенностью к точным наукам на вес золота практически…

— Знаешь, я не уверена, что в этот период жизни стажерская программа влезет в мой график, — честно призналась Василиса. — Но если вы рассматриваете возможности инвестиций в проекты, мне есть что предложить.

— Инвестиции в Сеть — сложны, — резко погрустнел Лобачевский. — Выживаемость любой идеи невысока. А идеи, реализованной в виртуальном пространстве — сама понимаешь. Потребуется долгая и скучная защита экономики проекта, чтобы мой род выделил деньги на такие авантюрные вещи. Даже я не могу себе позволить реализовать некоторые задумки, увы…

— Жаль, — вздохнула Корсакова. — Но я тебя понимаю. Это действительно высокорисковые истории.

— У тебя есть какой-то интересный проект для инвестиций? — спросил Александр, внимательно смотря на девушку.

Василиса, признаться, каждый раз испытывала какое-то иррациональное чувство восторга под взглядом Александра. А потому ей с некоторым трудом удавалось собрать разбежавшиеся мысли и сформулировать ответ.

— Да, есть. Есть проект. Помнишь, я говорила о своем маленьком сайте? Тебе еще понравилась идея. Вот, ищу возможности монетизации.

— Это перспективный проект, я в него верю, — легко кивнув, внезапно ответил Александр. — Но, я так понимаю, тебе нужны инвестиции?

— Нужны, — вдохнула девушка.

— И много?

— Ну… — Василиса растерялась, а затем ответила шепотом: — Миллиона три минимум.

Парень чуть улыбнулся и таким же шепотом спросил:

— А максимум?

— А максимум 10. Но это вместе с оборудованием для первой версии.

— У тебя уже есть команда для реализации проекта?

Василиса отрицательно покачала головой. Мирный помолчал, словно прикидывал в уме что-то, а затем окликнул Лобачевского:

— Андрей, а твой род может предоставить людей для работы на чужом проекте?

— Любой каприз за ваши деньги, — усмехнулся боярич.

— Отлично, давай организуем встречу на пятницу по этому проекту, — кивнул Александр, а затем обратился к Корсаковой: — Пришли мне технико-коммерческое предложение. Я помогу тебе с инвестициями.

— Алекс, но это же очень большая сумма! — возразила девушка. — Столько инвесторов до пятницы не найти!

— Как это не найти? — удивился Александр. — Уже нашли.

— Кого? — не поняла Василиса.

— Меня.

«Тебя?», — осталось висеть несказанным в воздухе. Хотя Корсаковой очень-очень хотелось задать юноше несколько неприличных вопросов личного, финансового характера.

Откуда у безродного сироты такие деньги и так быстро?

Императорский Московский Университет, кабинет ректора

Борис Леонидович Шмелев никогда не был религиозным человеком, но после случая с Долгоруковым даже задумался, а не пожертвовать ли чего в какой храм. А то, может, и отреставрировать тот, который ютился на территории университета, позабытый-позаброшенный. Безбожникам-студентам-то религия без особой надобности, вот здание и стояло закрытым и заколоченным.

Но с Долгоруковым, конечно, Борис Леонидович прошел прямо по краю! Если бы бывший княжич выжил, тут бы, разумеется, ректору пришлось несладко. Сразу бы возникли квадратные вопросы — а почему полигон недооборудован? Или — а как бы так половчее заткнуть рот семье погибшего преподавателя, имени которого ректор даже и не знал? Ведь это сегодня Долгоруков выгнал непутевого сына из рода. А завтра, глядишь, вернет обратно. А кому нужно такое пятно на репутации, как убийство педагога?

Правильно, никому.

Поэтому ректор даже был благодарен Мирному, что тот порешил сорвавшегося с тормозов бывшего княжича. Особенно после того, как до высочайшей аудиенции не дошло — Его Императорское Величество нашел дела более важные, чем распекать какого-то там безымянного ректора. Борис Леонидович грешил на императрицу, в конце концов, говорят, он засиделся с ней за «чаепитием».

Так бы все и забыли про Шмелева, и сидел бы он в своем удобном кресле и уютном кабинете до самой пенсии, если бы не эта идиотская потасовка между студентами.

Шмелев дураком не был. Безразличным — да, вороватым — да, сочувствующим всяким вольнодумцам — тоже да, но не дураком. И он прекрасно понимал, во что могло вылиться подобное детское, на первый взгляд, побоище. И что для того, чтобы скучающий на практических занятиях курс студентов в мгновение ока превратилась в беснующуюся толпу, просто случайно оброненного слова мало. Здесь нужны люди, несколько людей, что грамотно заведут студентов, четко сыграв на чужих болевых точках.

Шмелев даже имел некоторые гипотезы, кому это было бы выгодно, которыми, впрочем, не горел желанием ни с кем делиться.

Жить хотелось, и хорошо жить.

А поскольку после потасовки его не отконвоировали сразу на ковер пред очи Его Величества или хотя бы Нарышкина, ректор справедливо полагал, что худшее позади. В конце концов, раньше император не проявлял особого внимания к университету, с чего бы ему вдруг резко начать интересоваться учебным заведением?

Так что Борис Леонидович почти совсем успокоился, когда дверь в его кабинет без стука распахнулась, и внутрь вошел совершенно безликий человечек в какой-то скучной, потрепанной одежде.

— Борис Леонидович?

И хотя тон у человека был вежливый, Шмелев понимал, почти что кожей чувствовал, вошедший расположен не слишком дружелюбно. А главное, у этого серого человека хотя и нет перстня аристократа, зато есть что-то получше — связи и власть.

— С кем имею честь? — поинтересовался ректор, не поднимаясь на ноги.

— Ну, честь-то у вас вряд ли найдется… — заметил в ответ серый человек, рассматривая корешки книг в одном из стеллажей. — Да и имя мое мало что скажет. Да и запоминать его ни к чему, не думаю, что мы еще раз свидимся.

Мужчина обернулся на Шмелева и, широко улыбнувшись, добавил:

— У меня нет привычки навещать заключенных.

Вот тут уже ректор изволил вскочить на ноги:

— Но за что⁈ — возмутился Борис Леонидович.

— Как за что? Разве не за что? — удивился гость.

— Конечно, не за что!

— Но мы же оба знаем, что это не так, Борис Леонидович, — с осуждением покачал головой мужчина. — Но что обсуждать пустое? Поехали, да разберемся на месте.

— В Кремль? — с некоторой надеждой спросил ректор.

— Зачем в Кремль? — удивился серый человек. — На Лубянку.

И в этот момент Борис Леонидович Шмелев понял, что лучше бы ему пришлось бодаться с Долгоруковыми, чем с Лубянкой. В первом случае еще были шансы как-то откреститься и откупиться.

А во втором — никаких.