Москва, кальянная
Как правило, все новые модные редкости сначала были доступны лишь аристократам, а потом уже попадали к широкой публике. Так что количество кальянных по Москве можно было сосчитать по пальцам одной руки, и все они были заведениями закрытого типа. Попасть туда можно было, лишь получив приглашение от уже приглашенного гостя.
Долгоруков-младший сидел, развалившись на низком диване, и с отсутствующим видом грыз мундштук, периодически выдыхая облачка густого дыма. В огромном полутемном помещении было немноголюдно — сказывались дневное время и рабочий день недели. Играла мягкая, тягучая музыка, и парень то и дело впадал в медитативное состояние.
Но это была злая медитация.
Отец собирался жениться. И на ком? На простолюдинке. Простолюдинке!!! Да, это дочь какого-то там промышленника, с которой папаша вроде бы долго крутил роман. Но это не меняло дела — глава рода собрался взять в жены безродную потаскуху. И от этой мысли у наследника рода Долгоруковых просто кипела кровь.
— О чем думаешь? — спросил Распутин, развалившийся на диване напротив.
— Не твоего ума дело, — огрызнулся Долгоруков.
— А может, именно моего? — спокойно возразил Николай. — Я ведь не чужой тебе человек. Мы давно дружим, и я вижу, что тебе плохо. И я за тебя беспокоюсь.
Долгоруков затянулся и, запрокинув голову, выдохнул длинную седую струю. Помолчал, рассматривая, как тает дым, и произнес:
— Отец женится.
— Ох… — сочувственно выдохнул Распутин, после чего немного помолчал и произнес: — Но, возможно, это не так уж и плохо? Все-таки брак — это всегда определенные договоры и выгоды.
— Его жена — одна из дочерей Второва, — скривился Денис.
— Второвы — довольно богатая семья. Пожалуй, одна из самых богатых среди неблагородных, — заметил Распутин.
Долгоруков зыркнул на того с ненавистью, а Николай, словно бы и не заметил его взгляда, продолжил:
— Хотя странно, конечно. Отдавать дочь за вдовца… нелюбимая совсем, что ли?
— Понятия не имею.
— А ты ее не видел?
— Как же не видел? Видел… Частенько у нас дома ошивалась. По «рабочим» делам.
— Слу-у-ушай… — Распутин довольно достоверно изобразил озарение, даже сел ровно и вперед подался. — А это не та ли дочка Второва, которая, говорят, двойню родила? Уж не от твоего ли отца дети?
— Не знаю, может, и она, — равнодушно пожал плечами Долгоруков. — Какая разница? Они ж внебрачные. Бастарды не наследуют.
— Ты, конечно, прав, — покивал Николай, — но сейчас же есть ДНК-тест.
Распутин выдержал паузу, чтобы собеседник осознал сказанное.
— Мне, конечно, не хочется этого говорить… Но я ведь твой друг и не могу остаться в стороне, когда твоя жизнь начинает рушиться. Мне кажется, та твоя дуэль с Мирным, она разочаровала твоего отца. Сам посуди, все неприятности начались после нее. И скандалы, и угрозы урезать финансирование. И вот эта внезапная свадьба. Зачем она? Ну, трахал бы он ту бабу и ладно, деньжат бы отстегивал папаше за пользование. Так нет же, решил жениться. Может… — Распутин оборвал себя на полуслове. — Черт, нет, это слишком невероятно.
— Говори уж, — мрачно произнес Долгоруков.
— Нет, это бред, — покачал головой Николай. — Просто так не может быть.
— Все равно скажи.
— Да глупости, я даже не знаю, как мне это в голову пришло!
— Да говори уже! — рявкнул Долгоруков.
Распутин печально картинно вздохнул, посмотрел на «друга» грустными-грустными глазами и ответил:
— Может быть, отец решил сменить наследника? Может, та дуэль с Мирным подкосила твой авторитет в его глазах до такой степени, что он решил от тебя отказаться? И как раз для этого нужно жениться, признать бастарда.
Долгорукова как ушатом холодной воды облили. Он шокировано смотрел на Распутина, открывая и закрывая рот, точно рыба, выброшенная на берег. А Николай меж тем решил дожать парня:
— Знаешь, если ты решишь эту проблему, возможно, отец посмотрит на тебя иначе?
Денис выплюнул мундштук кальяна и, вынув из кармана трубку, начал решительно кому-то набирать. А Николай меж тем уселся поудобнее на диване и принялся наблюдать за процессом найма убийц для слишком удачливого парня из сиротского приюта.
Распутиным всегда доставались лучшие места в партере жизни. Ведь они сами выбирали сцену и актеров к ней.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
Я ткнул в кнопку вызова и поднес трубку к уху.
— Привет, ты очень занят?
— Иду на пары, так что, считай, свободен, — ответил Новиков.
— Мне нужен секундант.
— Опять⁈
— М-м-м…
— А с тобой не соскучишься! — хохотнул Иван. — Кто?
— Дантес.
— Ну вот! — разочарованно цокнул боярич. — Я уж подумал, ты решил дожать Меншикова.
Как и положено хорошо воспитанному человеку, я не стал раскрывать тайну сговора с политическим оппонентом и перевел тему:
— Так ты согласен или мне звонить Тугарину?
— Даже не думай! Я уже иду, — ответил Новиков и нажал отбой.
А когда мы с ним встретились, парень уже не был так весело и позитивно настроен.
— Я все узнал, — с мрачным видом заявил Новиков. — Этот Дантес — бретер и любитель поволочиться за дамами. И его излюбленное оружие — револьверы.
— А ты вроде бы говорил, что в университете только пробники дуэли, — удивился я.
— Все так, — кивнул Иван.
— Я, может, чего не понимаю, но как может быть пробник дуэли на огнестреле?
— Может быть, — усмехнулся парень. — Оружие заряжают артефактными пулями. Попадая в конечность, они вызывают временный паралич.
— А в туловище?
— Ходить оппонент будет, а вот держать в себе кишечник — нет, — усмехнулся Иван.
— А в голову?
— Спячка по типу анабиоза на пару дней обеспечена.
— Как интересно. Но это же, наверное, ужасно дорого — заряжать детские пистолетики артефактами?
— И да, и нет, — пожал плечами Иван. — Расход на самом деле невелик. Любителей пострелять на дуэлях раз-два и обчелся. Неблагородные предпочитают кулачные бои для выяснения отношений, а благородные понимают, что если им попадут в туловище, то даже контрольный в голову оппоненту не затмит испачканных портков.
Парень вздохнул, но спохватился.
— Я в тебя верю, ты не подумай. Просто Дантес такая падлюка. Вся семейка шулеры, дуэлянты и дамские угодники. Так что вариантов с выбором оружия просто нет.
Тут до меня дошел смысл сказанного, и я расхохотался:
— Не я его вызвал. Он меня!
— Серьезно? — округлил глаза Новиков.
— Вполне.
— Ну так это же в корне меняет дело! Выбирай клинки и…
— Ну не-е-ет! — протянул я. — Теперь я точно обязан пострелять по гаденышу.
— Зачем? — ужаснулся Иван. — Он же этим на жизнь промышляет, а ты?
А я владел стрельбой, еще когда вас всех в проектах зачатия не было.
— Это сложно объяснить.
— Ну ты попробуй. Я все-таки не просто твой сосед по комнате, но еще и друг.
Друг, хм… Я попытался вспомнить, были ли у меня в той жизни друзья или только товарищи по оружию. Или мои товарищи по оружию и были моими друзьями?
— Этот убогий пытался приударить за Василисой, — проговорил я.
— Это, конечно, аргумент подравнять ему лицо, — не стал спорить Новиков. — Но, может, все-таки выберешь более верный способ?
Я честно не знал, как подобрать слова, чтобы фраза «Хочется хоть тут отомстить за Пушкина — наше все» не выглядела как признание в душевных болезнях.
— Просто так надо. Поверь мне, — произнес, наконец, я, после длительного молчания.
— Ладно, — нехотя согласился Новиков. — Но я тебя предупреждал.
К тому моменту, как мы дошли до полигона, там уже собрались зрители.
— Слушай, а ты становишься популярнее с каждым разом, — заметил Иван не без ехидства.
— Мне больше интересно, как они все узнают о том кто, с кем и когда, — ответил я.
— Ну, это не сложно, — отмахнулся Новиков. — Есть же система бронирования полигона под дуэли, она публичная. Это вам сейчас повезло, и здесь пусто, а так Тугарин рассказывал, что обычно надо ждать до вечера, а то и до следующей недели.
— Ну, если это считать везением… — пробормотал я.
Распорядитель от ректората был тот же, и на нашу парочку он посмотрел ну очень выразительно.
— Опять вы? — спросил мужчина.
— Не опять, а снова, — парировал я.
Мужчина вздохнул, и была в этом вздохе вся печаль уставшего взрослого, который курирует детскую песочницу. В этот момент на полигон вошел Дантес с каким-то парнем. Эти двое что-то горячо обсуждали, как будто бы даже ругались, но с нашего места слышно не было. А когда оппоненты подошли достаточно близко, чтобы можно было погреть уши, то их пылкий разговор прервался.
В принципе, мне было без разницы бретер он или просто дебил, но на определенные мысли это наводило. Это ж кому-то было не лень нанимать полулегального бойца, платить ему деньги, чтобы тот спровоцировал меня на дуэль, чтобы… Чтобы что? Вот какую цель преследует этот наниматель?
— Представьтесь, — следуя протоколу, произнес распорядитель.
— Александр Мирный.
— Георгий Дантес.
Ну, почти Жорж! Александр Сергеевич, не беспокойтесь, сейчас все сделаем красиво.
— Возможно ли решить ваши разногласия мирным путем? — спросил распорядитель, поочередно смотря то на меня, то на Дантеса.
— Нет! — воскликнул боярич, задрав свой по-женски тонкий нос.
— Оружие? — уточнил мужчина.
Новиков выразительно посмотрел на меня, и я лишь демонстративно закатил глаза.
— Револьверы, — произнес Иван.
Тут у Дантеса случилась прямо-таки образцово-показательная пантомима. Из перекошенного злобой лицо превратилось в вытянутое от удивления. Но такой ответ поразил не только его, распорядитель тоже оказался в замешательстве.
— Револьверы? — уточнил мужчина таким тоном, каким преподаватели подсказывают на экзамене, желая вытянуть любимого студента.
— Револьверы, — подтвердил Новиков с такой кислой миной, что все вокруг поняли сразу, что он по этому поводу думает.
— Револьверы… — немного обалдевшим тоном повторил распорядитель.
Затем вздохнул и подозвал кого-то из помощников, которые принесли довольно тяжелый с виду ларец, и началась процедура проверки оружия. При этом Дантес и его секундант лишь кинули беглый взгляд на стволы, а вот Иван с дотошностью отличника чуть ли не на зуб попробовал и сами револьверы, и каждый патрон, коих было по шесть на оружие.
Пока Иван изучал содержимое ларца, мне и Дантесу принесли магические блокираторы, которые я просто надел, а мой противник нацепил с таким гордым и независимым видом, будто больше никогда в жизни не собирался пользоваться магией.
Затем секунданты загнали пули в барабаны, и мы разобрали стволы. Оружие было очень эффектным: белый металл, светлая ручка из кости с резьбой в виде двух дерущихся мишек, красивые травяные узоры от рукояти до мушки. Револьвер удобно лег в ладонь, приятно оттянул весом руку.
Распорядитель меж тем зачитывал правила дуэли, суть которых сводилась к следующему: нам выделяли кусок полигона размером пятьдесят на пятьдесят метров, давали по пистолету с волшебными пулями в барабане, и выпускали резвиться в это чисто поле. Кто первый потеряет способность сражаться, тот и проиграл. Если так получается, что пули истрачены, а оба противника еще на ногах, то тут уже смотрят, кто обосрался, то есть по количеству попаданий. Если и количество попаданий одинаковое, оружие перезаряжают вновь.
И так до победного конца.
Мы с Дантесом вошли в зону дуэли, встали у ее границы, а помощники распорядителя одновременно в углах выделенной нам площадки опустили какие-то предметы, издалека похожие на шайбы. Едва они коснулись земли, я почувствовал холодок за спиной — магическая преграда, призванная защитить зрителей от шальной пули.
Снова, как в прошлый раз, на полигоне стояла неестественная тишина, которой просто не может быть в местах столь большого скопления народа. А ты погляди-ка, все так увлечены, что молчат и, кажется, даже не дышат.
Распорядитель еще раз хмуро посмотрел на меня, вздохнул, покачал головой и гаркнул во всю силу своих легких:
— БОЙ!
Дантес мгновенно вскинул руку и выстрелил. Пуля просвистела, оставляя за собой красивый голубой магический след, но меня уже там не было.
Раз.
Парень такой прыти от меня явно не ожидал и выпустил еще одну пулю, в надежде поймать меня, как движущуюся мишень. И снова мимо.
Два.
Я вскинул руку и спустил курок. Дантес слишком поздно сообразил, что я не от отсутствия мозгов и не понтов ради выбрал огнестрел. Жорик все же успел дернуться в сторону, так что я попал не в коленную чашечку, а рядом.
— ПОПАДАНИЕ! — рявкнул распорядитель, и зрители ахнули.
Жорик, он же Георгий Дантес, смотрел на меня бешеным взглядом, но упорно уходил с траектории, чуть подволакивая ногу. В одно мгновение мы оказались замершими друг напротив друга: я вскидывал руку, и он. Секундное замедление, два выстрела и…
Я перекатом ухожу с траектории пули, летевшей мне явно в живот, а вот Дантес чуть не выронил свое оружие — его правая рука онемела.
— ПОПАДАНИЕ!
Это три.
Зрители восхищенно ахнули, ну и немного подрасслабились, тут уже вроде бы как должно было быть все понятно, но Жорик перекинул револьвер в левую руку.
А вот это уже интересно.
Парень высокомерно вскинул подбородок, насколько это вообще возможно в его ситуации, а затем резко выстрелил от бедра.
Четыре!
И это правда было очень близко, на самом деле близко. Только старые-старые интуитивные рефлексы, сработавшие быстрее, чем мозги, помогли уклониться от попадания в бедро.
Ладно, парень, ты, вне всякого сомнения, хорош, но, прости, я все-таки лучше. Сказывается переизбыток опыта.
И я рванул на него, на ходу кидая себя влево-вправо и спуская курок. Дантес то ли не верил собственным глазам, то ли не ожидал от меня такой убийственной атаки, то ли не думал, что я попаду с такого расстояния… В общем, он успел, конечно, один раз выстрелить, но даже близко не попал.
Нога, рука, живот.
— Тройное ПОПАДАНИЕ!
Публика рукоплескала и улюлюкала. Не каждый день увидишь обгадившегося аристократа, который стоит тупо потому, что ему повезло сохранить равновесие до того, как онемело тело.
Я же медленно подошел к парню с опущенным в землю дулом и негромко спросил:
— Кто тебя нанял?
— Да пошел ты! — выплюнул Дантес, пуча глаза от бешенства.
— Что ж вы меня все посылаете, — вздохнул я в ответ. — У меня осталась последняя пуля, а у тебя не осталось ни чести, ни… — я глянул вниз, намекая на обгаженные штаны. — Ни достоинства. Да и какое достоинство у бретера. Итак?
— Я тебя убью. По-настоящему, — прошипел Дантес.
— Ну, рискни, — усмехнулся я. — Передавай своему хозяину, чтоб держал своих псин на привязи. Ты же знаешь, да, что бешеных собак должны отстреливать?
Может, Жорик бы еще что-то многообещающее добавил, но я приставил дуло револьвера вплотную к его лбу и нажал на курок.
— ПОПАДАНИЕ!
Найду ту падлу, которая решила добраться до меня через девчонку, все кости переломаю.
Полигон Императорского Государственного Университета, Василиса Корсакова
— Васька, твой друг отчаянный, — причитала рядом соседка по комнате, третьекурсница ростом с восьмиклашку. — Дантес — он же самый заядлый дуэлянт университета! И всегда только на пистолетах дерется!
— Револьверах, — высокомерно поправил какой-то парень из толпы.
— Да без разницы, хоть на пищалях! — огрызнулась Светка. — Кранты твоему парню, точно тебе говорю.
Василиса хотела сказать, что парень-то формально вроде бы не ее. Но, судя по происходящему, это ненадолго.
— БОЙ!
Кажется, между этим воплем и завершением дуэли прошла целая вечность. От звука каждого выстрела девушка вздрагивала, словно стреляли по ней. Она стояла, закусив костяшки пальцев, чтобы не кричать, чтобы держаться за реальность через эту боль в руке.
Толпа рядом вопила, улюлюкала, смеялась и восхищалась, а Василиса испытывала на самом деле только одну эмоцию — ужас. Ужас от того, что Александр сейчас один на один с этим подонком, и что по нему стреляет один из лучших дуэлянтов университета.
А когда поединок окончился, и толпа, точно насытившийся зверь, немного отхлынула от центра полигона, девушка, наоборот, рванула вперед. Точно вода меж корней и камней она текла сквозь людей к Александру, чтобы… Сказать? Спросить? Сделать?
И когда совершенно внезапно толпа кончилась, а Василиса вылетела на зеленый газон полигона, то сорвалась на бег. Быстрее, чем на тренировках у Разумовского, на одном выдохе она подлетела к Мирному, о чем-то негромко беседовавшему с Новиковым, и замерла буквально в шаге от парня.
Тот развернулся и посмотрел ей в глаза пробирающим до самого сердца взглядом. Такой высокий. Такой сильный. Такой спокойный. Уверенный в себе. Он, словно древнее античное божество, выточенное из камня, застыл на мгновение, смотря на нее взглядом человека, который повидал жизнь.
А затем одним шагом пересек разделяющее их пространство, обжег ощущением широкой, горячей ладони на ее талии и…
Впился поцелуем в ее губы прямо на глазах у сотен студентов.