Императорский Московский Университет, медицинский корпус
Ольга Орлова листала файлы на компьютере, равнодушно пробегая глазами по табличкам. Взгляд привычно отмечал референсные значения, палец размеренно клацал по мышке, файлы менялись.
Это была рутинная, можно сказать, сугубо механическая работа, которую стоило бы поручить какому-нибудь аспирантику. Но Орлова всегда выполняла проверку анализов инициированных студентов самостоятельно по разным причинам. Во-первых, потому что это было медитативное занятие, напоминающее ей о том, что она молодец и новое поколение магов удалось на славу. А во-вторых, они никогда бы не доверила это ответственное занятие никому, кроме себя. Мало разобрать бумажки на кучки, необходимо еще и правильно соотнести одно с другим.
Мышка мягко клацала, таблички сменялись, рабочий день подходил к концу.
Мог бы подойти.
Женщина вздохнула, подперев щеку рукой и рассматривая файлик на экране. Все в нем было прилично, даже слишком прилично с учетом процедуры инициации. И глаз бы никогда ни за что не зацепился, если бы только женщина не знала — тут нужно каждую цифру рассмотреть под микроскопом.
Рука потянулась к телефонной трубке, но замерла не дотянувшись.
Стоит ли звонить?
Во всех анализах парня были идеальные показатели, и если бы не вторая страничка, которую вздрюченные медбратья изволили приложить на всякий случай от греха и гнева начальницы подальше, то даже Ольга бы ничего не заметила.
На той страничке были графики датчиков с самой инициации и немного после. Орлова уже однажды видела такое. Это было феноменально, очень перспективно и, к сожалению, быстро превратилось из триумфа в поминки.
Этого парня можно разогнать в космос, если делать все очень и очень быстро, наплевав на все рекомендации Минздрава, логику и инстинкты самосохранения.
И на клятву медика, и на клятву педагога.
Ольга потерла виски. Встала, прошлась по кабинету. Открыла верхний ящик стола, в котором лежал старый-старый портсигар с единственной папиросой внутри. Достала портсигар, открыла его, понюхала. Бумага папиросы давным-давно пожелтела, запах табака стал слабым, но все равно пах по-особенному. По родному.
Женщина захлопнула портсигар, убрала его обратно и закрыла ящик стола.
Подошла к окну, выглянула во двор.
Сгущались сумерки и на территории уже начали загораться первые фонари. Если присмотреться, то сквозь пожелтевшую листву можно было рассмотреть полигон, на котором все еще кто-то упражнялся.
Она могла сделать вид, что ничего не видела. И никто и никогда бы не узнал об этом, потому что здесь нет такого человека, который бы мог схватить ее за руку в этом вопросе. А где есть — те никогда не столкнуться с этими бумагами.
Она бы могла сделать вид, да.
Но не стала.
Орлова отвернулась от окна, подняла со стола мобильник и, выбрав имя в списке контактов, ткнула в вызов. Абонент ответил почти сразу.
— Дима, мне нужно кое-что тебе показать, — произнесла Ольга. — Это на счет Мирного.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
— Вас где носило⁈ — накинулась на нас Василиса.
Это было даже забавно, учитывая разницу в росте: она стояла, уперев руки в бока, и очень грозно смотрела на нас обоих. Когда переводила взгляд с одного на другого, волосы, убранные в высокий хвост, нервно колыхались туда-сюда. Выглядело так, словно домашняя кошечка решила изобразить из себя дикого тигра и стояла, нервно дергая пушистым хвостом.
Очень умилительно, в общем.
Я сделал плавный шаг к девчонке и сцапал ее в объятия, одной рукой прижав к себе:
— Ты такая милая, когда сердишься.
Василиса сердито засопела и легонько стукнула меня кулачком по груди.
— Я серьезно! — сказала девушка, запрокинув голову и смотря на меня широко распахнутыми зелеными глазами.
— Я тоже совершенно серьезен.
Тонкая полоска голой кожи между спортивными штанами и топом жгла мою ладонь, хотелось закинуть девчонку на плечо и отволочь… Куда-нибудь, короче, отволочь.
— Я вам не мешаю? — совсем рядом раздался голос Разумовского.
Василиса вспыхнула, а я со вздохом выпустил девушку.
— Четыре круга бегом марш! — рявкнул тренер.
— Нам-то на кой? — искренне возмутился Новиков.
— Для профилактики, — Дмитрий Евгеньевич выразительно посмотрел на нас и добавил: — курения.
Цесаревич нервно дернул щекой, а я хмыкнул.
Ну да, бывших офицеров не бывает, а в стенах университета кто-то должен присматривать за неспокойным наследничком. На ректора, как я понимаю, надежды особо нет в этом вопросе — уж слишком ухоженный у него кабинет. Не удивлюсь, что ректор, продолжая старые добрые студенческие традиции, попустительствует революционно настроенной молодежи.
— Какого курения? — не поняла Василиса. — Мы же не курим!
— Не курим, — тут же кивнул Иван. — Курильня сломалась.
И мы с ним вдвоем заржали.
— Бегом, живо! — рявкнул тренер.
Пришлось бежать…
После бега Разумовский традиционно выдал Василисе набор упражнений начинающего атлета, Ивану — упражнение смешанной техники воды и льда, а на меня долго и задумчиво смотрел.
— Вообще по программе я должен тоже дать тебе смешанную технику, — произнес он, наконец, приняв решение. — Но учитывая, кхм, все, думаю, можно переходить к следующему этапу.
— Пар? — догадался я.
— Пар, — согласился тренер.
Разумовский отошел от меня на несколько шагов и создал шар воды, размером с мяч для тенниса. Водяная сфера красиво отражала солнечный свет, но спустя полминуты начала дрожать, пузыриться и… Парить.
— Самый простой способ перехода из одного состояния в другое, — произнес Разумовский, когда шар перед ним в одно мгновение лопнул, целиком обратившись в пар, чтобы тут же рассеяться на ветру. — Нагревание. При определенных условиях можно испарять и лед, конечно. Но практического применения почти нет, а магические энергозатраты несопоставимо большие. Итак, твое задание на сегодня — вскипятить шар воды до состояния пара. Справишься — можно будет открывать следующую стихию. Работай.
Работать было сложно. Четыре круга по полигону меня, конечно, сначала взбодрили, но потом пришел ожидаемый откат. Слишком насыщенная жизнь у меня последнее время, и даже молодому организму требуется перекур от таких веселых приключений. Поэтому вместо того, чтобы кипятиться, водяной шар у меня взрывался, раз за разом окатывая холодной водой.
Иван смотрел на меня с любопытством, Василиса — с сочувствием, а Разумовский — с недовольством.
— Нагревание, Мирный. Нагревание, а не деление на части.
Я испытывал некоторое раздражение, но в основном не от того, что техника не получается, а от того, что мокрая казенная рубашка липнет к телу. Учитывая сентябрь на дворе, ощущения были ниже среднего.
В общем, к концу тренировки я был весь мокрый, злой и замерз, как цуцик.
— Мда, — прокомментировал Разумовский результат занятия, — переоценил я тебя, прямо скажем.
Хотелось отправить тренера с его ожиданиями по общеизвестному адресу, но ругань требовала сил, а я сейчас был сосредоточен в основном на том, чтобы зубы не начали стучать.
— Мирный, ну это же элементарное упражнение, — продолжал тренер, — ну ты что, чайник никогда в жизни не видел?
Я прикрыл глаза, каждой клеточкой кожи ощущая тяжелую, холодную ткань. Чайник у меня перед глазами не возникал, зато возник отцовский дом, где рядом с баней были натянуты веревки для белья. Мать бухтела, что их натянули слишком высоко, и кто натягивал — тот пусть и вешает, задорно лаял алабай, от бани по-черному пахло дымком. Простыни в цветочек весело трепыхались на ветру, хлопая краями, точно птицы крыльями, и под летним солнышком вода с них испарялась.
Где-то на полуслове заткнулся Разумовский, и это изменение в фоновом шуме заставило меня открыть глаза.
Одежда на мне стремительно сохла и парила.
Поступая в университет, я был уверен, что не буду прогуливать.
Потому что, проходя этот квест второй раз, я уже понимал, что даже если большая часть предметов академическая, хоть что-то полезное для жизни можно из них выжать. Если очень постараться и как следует потрясти лектора. Так что до сегодняшнего дня я был уверен, что буду честно ходить на все пары.
Но, как говорится, сгорел сарай, гори и хата. И после общения с Разумовским я был намерен, во-первых, хорошенько себя постирать, а во-вторых, завалиться спать. С первым все сложилось идеально — я прямо с порога отправился в душ, оккупировав санузел на полчаса, чем вызвал недовольный бухтеж Его Высочества. А со вторым не сложилось.
Выйдя из душа, я кинул взгляд на телефон, который перед этим наконец-то донес до зарядки. Помимо неинтересных уведомлений, были там и пропущенные вызовы. Василиса — это понятно, Иван — тоже понятно, неизвестные номера в количестве трех штук и человек, которому я все хотел позвонить, да руки не доходили — Ефим Константинович Панов.
От него же было и входящее сообщение:
«Александр, не могу с вами связаться. Необходимо обсудить план мероприятий и подписать документы. Прошу дать обратную связь»
М-м-м, канцеляритом запахло! Как я по нему соскучился, сто лет бы не видеть.
— Ты на пары идешь? — спросил Иван, заглядывая в мою комнату.
— Для начала иду за кофе, — ответил я. — А потом, может быть, и на пары. Ну, или что-то поинтереснее.
— Василиса? — оскалился цесаревич.
— Если бы, — вздохнул я. — Работа.
— Это какая у тебя работа успела появиться? — удивился Иван, скручивая крышку у бутылки с водой.
— Да вот… — протянул я. — Решили с боярином Нарышкиным одно дельце доходное организовать.
Успевший приложиться к горлышку бутылки Иван закашлялся после слова «Нарышкин», а после слова «доходное» парню стало совсем плохо.
— С кем-с кем⁈ — просипел Его Высочество.
— Так получилось, — развел руки я.
— Я хочу услышать эту историю.
— А тебе можно? — с сомнением спросил я. — Как там говорится, меньше знаешь — крепче спишь?
— Я торжественно клянусь, что не будет никакого имперского лихоимства! — поспешил заверить меня сосед по комнате.
— М-м-м… В общем, если коротко. Был один подпольный клуб для боев. И с некоторых пор он стал моим. Но поскольку все, в том числе я, прекрасно понимают, что в одного мне это дело на чистые рельсы не поставить, Виктор Сергеевич любезно согласился поучаствовать в проекте.
Цесаревич уважительно покивал:
— Да, с такими талантами тебе действительно просить нечего. Но я все-таки хочу оставить что-то на память о той веселой ночке.
С этими словами Иван вынул из кармана два небольших шарика из малахита. Такие крутят в руках для гимнастики пальцев.
— Яйца дракона! Твои по праву, — с этими словами парень положил их на мой стол.
Я расхохотался, вспомнив повод для той памятной дуэли, из-за которой мы и познакомились.
— Да уж, знали бы Распутин с Долгоруковым, что их тогда взяли на понт, их бы удар хватил.
— Долгорукова и так удар хватит скоро, — усмехнулся Иван. — Его папаша решил второй раз жениться. На любовнице из неблагородных.
— А так можно? — удивился я.
— Ну, вообще не принято, — покачал головой парень. — Только через согласование с… — он указал пальцем в потолок, намекая на императора.
— А… — я указал пальцем наверх, копируя жест Ивана, — я так понимаю, разрешил?
— Виталий Михайлович долго рассказывал про неземную любовь к бедной женщине, успевшей осчастливить его двумя запасными детьми, и к капиталу ее папеньки, — жестко усмехнулся Иван. — Так что, — парень снова указал наверх, — написал на том слезливом прошении резолюцию «да хоть на козе».
— Быть аристократом — отвратительно, — заключил я. — Никакой личной жизни.
— Большая власть — большая ответственность, — пожал плечами Иван, но быстро помрачнел и добавил: — Еще бы все об этом помнили, цены б им не было.
Международный аэропорт, Москва, некоторое время назад
Вообще, Лютый с Серовым не любил работать. У них был разный профиль, разные задачи, разные методы. Серов — он больше по мозговым штурмам, а Лютый — по штурмам физическим. И когда один свою работу заканчивает, то для второго она только начинается. Редко когда их задачи и интересы пересекались так тесно, как сейчас.
Но покушение на наследника трона — это как раз тот случай, когда все делают все. Так что двое старых товарищей сейчас попросили таможенников выделить им комнатку для душевной беседы с одним ну очень юрким пассажиром. Пассажир этот почти что умудрился просочиться сквозь границу России-матушки, да вот незадача, буквально в шаге от трапа оказался снят с рейса по какому-то идиотскому поводу.
В системе у таможенников отображался неуплаченный штраф за автомобильную парковку. И неуплаченный так давно, что размером накапавшей неустойки можно было покрыть внешний долг какой-нибудь нищей страны Балканского полуострова.
Когда Игорь увидел этот финт ушами, он молча и очень выразительно посмотрел на Серова. Тот лишь развел руками:
— Ошибочка вышла, бывает. Ты ж знаешь эти информационные системы и их программистов: вечно у них что-то отваливается и не работает. Или неправильно считает.
— То есть штраф из прошлого века, когда еще автомобилей не было — это «ошибочка вышла»? — уточнил Лютый.
— Я ж говорю — ошибочка вышла. С кем не бывает?
— Ага. То есть выбить входную дверь в его особняк мне можно было, а просто так снять с рейса — нельзя? — ехидно уточнил Лютый.
— Бумаги-бумаги… — развел руками Серов. — Пока туда, пока обратно, он уже вплавь до Америки добрался бы.
— За что вас только держат, канцеляристов хреновых…
— За зарплату, Игоряха, за зарплату.
— Просто признайся, тебе хотелось посмотреть на аэропорт, из которого ты не улетишь в отпуск.
— Нет, мне просто нравится гонять тебя по всему городу, — ответил Серов. — Ты после штурмов всегда такой ароматный душка, любой сознается во всех своих смертных грехах.
Их милую беседу прервали таможенники, приведшие снятого с рейса пассажира.
Это был мужчина ближе к пятидесяти, достаточно крупный и когда-то явно бывший в хорошей форме. Форма, правда, с тех времен заплыла пузом, но все равно еще немного угадывалась. Абсолютно седой и стриженный под машинку, чтобы скрыть залысины, с щетиной и довольно уставшим видом. Принадлежал он к тому замечательному типажу, когда непонятно, то ли перед тобой татарин, то ли казак, то ли смесок с Кавказа.
— День добрый, Руслан Олегович, — вежливо поздоровался Серов.
Руслан Олегович сел в предложенный ему стул, откинулся на спинку и исподлобья посмотрел на особиста.
— Нам очень хочется поговорить с вами об одном деле, которое вы с вашими людьми на днях решили провернуть, — продолжал особист.
Мужчина поднял руку, останавливая его.
— Вы, конечно, разнесли мой дом, но ничего там не нашли. Вот задержали меня, но это все равно временно — у вас ничего нет. Было бы — уже б заломали и засунули в клетку. Я не мальчишка, со мной эти разговоры не прокатят, — заявил он.
Серов усмехнулся и откинулся на стул.
— Будь кто другой вашим заказом — скорее всего да, — легко согласился он. — Но за то, что ты вытворил, тебе любые документы пришьют красными нитками ко лбу, никто и пикнуть не посмеет. Никто не простит покушение на члена правящего рода.
Тут Руслан Олегович растерял весь свой уверенный вид. У мужчины округлились глаза и натурально отвисла челюсть.
— Вы там совсем страх и совесть потеряли, вам больше план нечем закрыть, что ли? — возмутился он. — Пацан безродный, сирота безымянный!
Пока Серов обдумывал сказанное, Лютый мягким-мягким голосом поинтересовался:
— Как пацана-то хоть звали, знаешь?
— Знаю, конечно, — и не подумав отпираться, заявил Руслан Олегович. — Александр Мирный.
Серов с Лютым переглянулись.
— Та-а-ак… — протянул особист. — Давай-ка ты сейчас с нами проедешься, все-все хорошо и подробно расскажешь, в красках, с именами и номерами телефонов, а мы, может быть, отвернемся на один рейс из Российской Империи.
— Да пошел ты!
— Игоряха! — Серов схватился за сердце. — Оскорбление сотрудника при исполнении!
— Мандец тебе, чопер, — усмехнулся Лютый, хрустнув кулаками.