Боксер 3: назад в СССР

Глава 10

Смешно так выражаться, учитывая ситуацию, но я как будто в воду глядел. Удостоверившись, что Сеня действительно убежал, я осторожно подошел поближе к краю кустов. Тут-то меня и схватила за руку одна из девиц. Оказывается, не все они разбежались!

— А ну-ка стоять, — скомандовала она, продолжая держать меня за предплечье. — Чего ты тут делал?

Я посмотрел на нее и тут же отвел взгляд в смущении. Девчонка была очень красивая, и, столкнись мы не в такой дурацкой ситуации, я бы обязательно попробовал с ней познакомиться. А сейчас она стояла передо мной абсолютно голой, нагло и насмешливо глядя мне в глаза. Она прекрасно понимала, какой эффект производит на молодого парня, и это только добавляло ей уверенности. Я же стоял, покраснев, по-моему, от затылка до пяток.

— Да я… это… — по идее, надо было что-то ей ответить, но во рту пересохло, и язык от волнения слушался неохотно. — Я тут в туалет зашел…

Девчонка усмехнулась.

— В туалет, говоришь? И заодно на девок попялиться, да?

От нее веяло непрошибаемой уверенностью в своей привлекательности, в своей правоте и вообще в том, чего она хочет от жизни. Этот типаж стал востребован уже в двадцать первом веке, но и здесь, в семидесятых, некоторые девушки активно примеряли его на себя. Таких девчонок и клеить-то бывает сложновато — любые приемчики они раскусывают на раз, и если она сама изначально не хочет иметь с тобой никаких дел, то никакими хитростями ее не взять. Тогда всё, гуляй, Вася.

Так и здесь — как-то само собой получилось, что инициатива в этой ситуации принадлежала ей. «Нет, так не годится», — подумал я. — «Надо срочно брать все в свои руки».

— Откуда я знал, что вы тут купаетесь? — резонно возразил я. — Никакой таблички у кустов я что-то не заметил.

— Таблички, — фыркнула девица. — А чего тогда не убежал вместе со своим другом?

Так-так. Значит, она и Сеню успела заметить. Блин, да кто за кем здесь подглядывал-то вообще?

— А чего мне убегать-то? — спросил я, изо всех сил стараясь смотреть ей прямо в глаза. — Преступлений я, вроде, никаких не совершал. И вообще, меня учили, что за свои поступки надо отвечать.

— Для начала прикрой меня, я переоденусь, — заявила девчонка и протянула мне большое полотенце. — Ну, чего застыл?

Нашла что спросить! «Чего застыл»… Застынешь тут, когда перед тобой красивая голая девица, и, вроде бы, ситуация не предполагает ничего «такого» (особенно в силу возраста обоих), но вот сейчас тебе надо прикрывать ее от посторонних взглядов, а значит, придется подойти к ней совсем уж вплотную. И при этом не давать воли рукам. Да для подростка это самая настоящая пытка! Кстати, а от кого она собралась прикрываться-то? Только что спокойно купалась голышом, а теперь, когда все разбежались, вдруг захотела, чтобы никто не видел, как она надевает белье и платье? М-да, хотя она и была таким же подростком, но всякими женскими штучками уже владела вовсю.

Я осторожно сделал шаг вперед, взял у нее полотенце и развернул его полуовалом. А девочка, кажется, совсем не торопилась, как будто бы давая мне возможность разглядеть ее во всех подробностях. Такая откровенность для советских времен была неслыханной дерзостью — это вам не школьники будущего, соревнующиеся со своими родителями в сексуальном опыте. Да, эта особа была какой-то… особенной.

— А в кустах ты был посмелее, — нагло заявила она, надев, наконец, платье и забрав у меня полотенце. Я с сожалением отдал его, понимая, что сейчас этот волшебный момент закончится, и, скорее всего, я ее больше никогда в жизни не увижу.

— Ты сама-то чего в эти кусты смотрела? — осмелев, спросил тогда я.

Моя собеседница не ответила, молча собирая вещи в приготовленную сумку.

— Значит, так, — игриво, но твердо сказала она, закончив свои сборы. — Ты меня видел голой, просто так эти шутки не проходят. Теперь ты мне должен.

— Должен? — изумленно протянул я. — Это что же? Денег, что ли?

— Вот еще, — фыркнула она и задумалась. — За свои поступки надо отвечать, говоришь? Ну что же. Никто тебя за язык не тянул.

— Под товарищеский суд меня отдашь? — попытался пошутить я.

Девица же наклонила свою красивую головку и с интересом посмотрела на меня.

— А ты смешной, — сказала она. — Да, под товарищеский, ага. К твоим товарищам вон сейчас тебя отведу, и пусть они тебя судят.

Я невольно усмехнулся, представив себе глаза этих «товарищей».

— А знаешь, что? — невозмутимо продолжала девушка. — Я давно хочу себе большую морскую ракушку. Такую, чтобы как минимум с кисть руки размером, а можно и больше. И чтобы вот так прислонил ее к уху, а там море было слышно.

Девчонка изобразила, как она прислоняет ракушку к уху, и мечтательно зажмурилась. Лицо её расслабилось и перестало фонить ехидцей, так что я залюбовался.

— А на кой-она тебе? — задал я глупый вопрос.

— Скажешь тоже, — от моего вопроса она как будто снова вернулась в реальность. — Что значит — на кой?

— Ну… все-таки это не самая распространенная вещь, — попытался вывернуться я. — Девчонкам обычно цветы дарят, там… ну, что-то еще…

— Цветы, — смешливо передразнила она меня и пояснила: — Я в прошлом году на море была, с родителями. И там этих ракушек! Но большой я почему-то так и не нашла, только маленькие. А я теперь хочу большую, чтоб больше, чем у всех, была. И не из магазина сувениров, а чтобы прямо с моря. Понял?

— Теперь понял, — кивнул я. — Найду.

— Прямо так уж и найдешь? — переспросила девица насмешливо и недоверчиво одновременно.

— Найду, — уже более уверенно повторил я. Почему-то я уже знал, что действительно найду ей эту чертову ракушку. Хотя и слабо представлял, где мне предстояло заниматься этими поисками — всё-таки мы не в Ростове. — Только ты оставь мне свой телефончик. У тебя он есть?

— Это еще зачем? — сощурилась моя новая знакомая.

— Ну как же зачем? — с жаром ответил я. — Вот, допустим, найду я тебе твою ракушку, а как я ее тебе отдам?

— Захочешь — найдешь, — кокетливо сверкнула она своими красивыми глазками. — Ты же сможешь ракушку найти? А уж если найдешь ракушку, то и меня разыщешь.

Пока я соображал, как я буду искать и то, и другое, она поправила платье, взяла сумку и, послав мне воздушный поцелуй, убежала куда-то в противоположную от нашей сторону берега.

— Ну все, пока, жду ракушку! — донеслось до меня как будто с опозданием.

Я развернулся и медленно зашагал к своим. Что за напасть еще такая на меня навалилась? Вот же Сеня, вот же массовик-затейник, а? «Пойдем на голых девок посмотрим». Что я там не видел? А теперь вот ломай голову с ее ракушкой… Нет, конечно, все это было как бы в шутку, и тон ее был не таким уж и серьезным, а, скорее, откровенно игривым. Наверняка, если мы случайно столкнемся где-нибудь, скажем, через полгода, то она меня и не вспомнит. В конце концов, вокруг такой красотки всегда вьется куча разных пацанов — поди запомни, что она кому говорила. В этом возрасте разум обычно сильно отстает от эмоций и инстинктов, а юные барышни — сами по себе существа гиперэмоциональные.

Но почему-то мне теперь очень хотелось найти ей этот подарок, а потом — обязательно разыскать ее саму. Черт, мне же нужно тренироваться, готовиться к будущим выступлениям, а теперь еще, получается, и бегать по всей Москве в поисках привета с Черного моря?

— Михаил, ну где ты ходишь? — недовольный голос Антона Сергеевича вернул меня к реальности. — Мы только тебя все и ждем! Уже хотели разделиться и идти тебя искать!

Я поднял голову и увидел, что наш костер потушен, вся посуда собрана, а динамовцы во главе с тренером стоят с велосипедами в руках и выжидательно смотрят на меня.

— Да, извините… я сейчас, — невпопад ответил я, и, оседлав единственный лежащий на земле велосипед, поехал впереди всех.

Вечерняя Москва мелькала по сторонам то и дело зажигающимися огнями. Люди спешили домой после рабочего дня, входя в стеклянные двери станций метро и выходя из них и заполняя собой автобусы и трамваи. По старой привычке я готовился увидеть ярко освещенные витрины допоздна работающих магазинов, ресторанов и ночных клубов. Видимо, память о той жизни меня будет преследовать еще очень долго. Хотя пока что она мне только помогает — что ни говори, а жизненный опыт штука полезная. Еще бы подсказала вот, где мне найти ракушку этой взбалмошной девчонке.

«Ладно», — думал я, с усилием накручивая педали на своем железном коне. «Чего я так завелся с этой ракушкой? Сейчас приеду в общагу, отдохну, потом ночью посплю хорошенько, и наутро уже будет ясно, как мне быть. Если, конечно, этот Бабушкин опять выступать не начнет. А если и начнет — значит, заодно вечерняя тренировка мне будет».

Но в общаге меня ждал сюрприз. Еще при входе вахтерша посмотрела на меня как-то странно.

— Встречай гостей! — сказала она интригующим тоном. Правда, я не обратил особого внимания на эту реплику. Мало ли что она там имела в виду — сидеть весь день в этой вахтерской клетушке тоже так себе развлечение, некоторые вообще воображаемых собеседников придумывают. Но когда я открыл дверь в нашу комнату, то понял, что это были не фантазии пожилой вахтерши и не ошибка моего слуха.

На моей кровати сидел отец и сосредоточенно забрасывал мои вещи из тумбочки в чемодан с таким видом, как будто меня тут и вовсе не было. Честно сказать, я не любил, когда моими вещами распоряжается кто-то, кроме меня. Но тут возмущение пришлось запрятать подальше.

— Папа? — растерянно сказал я, впервые, кажется, назвав так этого человека рефлекторно, без предварительного продумывания своих слов. — Что ты здесь делаешь?

— Что я здесь делаю? — недобро усмехнулся отец. — Это ты что здесь делаешь!

— В смысле? — не понял я. — Я же теперь в «Динамо», тренируюсь, это моя кровать, я здесь живу, вот сейчас на рыбалку с ребятами ездили…

— Ну что, потренировался? Пожил? Поносил этот свой значок? Теперь все, давай собирайся и поехали домой. Хватит дурью маяться, — отец, кажется, был настроен весьма решительно — теперь он вскочил и начал мерить шагами комнату. Хорошо еще, здесь не было Бабушкина с его водкой.

Тут уж молча не обошлось бы, то-то шум бы поднялся.

— Зачем? — все еще не понимал я. — У нас что-то случилось?

— Случилось, да, — зло ответил отец. — Мой сын с ума сошел. Может, тебя действительно врачам показать? Психиатру, например…

— Да каким еще врачам? — взорвался я. — Ты вообще о чем?

— О чем? — возмущенно воскликнул он. — О том, что ты себе хочешь всю жизнь перечеркнуть! Ты понимаешь, что ты шел на серьезный шахматный уровень? Ты понимаешь, кем ты можешь стать и от чего ты отказываешься⁈

Я несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. Сейчас важно было не наговорить глупостей и не наломать дров.

— Пап, давай присядем, — уже спокойнее сказал я.

Отец с сомнением поглядел на меня, но все-таки сел обратно на кровать.

— А теперь, пожалуйста, выслушай меня, — начал я. — Просто выслушай, что я скажу. Ты ведь высказывал свои мысли, теперь дай я тебе выскажу свои.

Я посмотрел отцу в глаза, как бы убеждаясь, что он меня услышал. В его взгляде по-прежнему читалось сомнение, но все же он, по-видимому, был согласен на разговор. Видимо, в моей интонации было что-то убедительное.

— Понимаешь, пап, — начал я. — Вышло так, что у тебя в жизни не получилось добиться высоких результатов в шахматах. Не обижайся, — поспешно добавил я, увидев, как меняется отцовское лицо от этих слов. — Ну просто это так и есть. Ты не виноват, так получилось. Но эта мечта в тебе живет, где-то очень глубоко внутри, и теперь ты пытаешься реализоваться в этом спорте через меня. Тебе кажется, что если я стану чемпионом по шахматам, то и ты будешь, наконец, удовлетворен. Но ведь если…

— Знаешь что, — сердито перебил меня отец, — вот ты вырастешь, появятся у тебя свои дети, тогда и будешь рассуждать. Смотри-ка, умный какой нашелся! Мы тебя, понимаешь ли, с матерью растим, все для тебя делаем, все усилия прилагаем, чтобы ты в люди вышел. Последние копейки на тебя тратим, только чтобы дитятко ни в чем не нуждалось! А дитятко вон какие фортеля выделывает! Боксом он увлекается! Ты на себя-то посмотри в зеркало — какой из тебя боксер? Посмешище сплошное, родителей только позорить.

Он скользнул по мне взглядом и слегка сбился тона. Видно, заметил кое-какие изменения, но признать их себе возможности не дал.

— Неблагодарный ты, вот что! — держал свою линию он. — И кто только эту дурь вложил в твою башку! На рыбалку он, видите ли, тут ездит! Тебе дома, что ли, на рыбалку не ездится? Ты для этого в Москву рванул, чтобы рыбу ловить? У тебя вообще с головой как, нормально?

Я вздохнул. Если что-то тут и было неблагодарным, так это моя роль оправдывающегося сына, вынужденного объяснять своему родителю очевидные вещи.

— При чем тут рыбалка? — тихо спросил я.

— Вот и я спрашиваю: при чем тут рыбалка? — раздраженно подхватил отец. — Ты всем раструбил, что уезжаешь в «Динамо», будешь тут великим спортсменом, в итоге я приезжаю сюда, а ты мне — «я тренируюсь», «я на рыбалку ездил». Ты сам-то себя слышишь?

По своему опыту я знал, что спорить с людьми в таких ситуациях бессмысленно. Уж если человек вбил себе что-то в голову, то он ни за что не даст себя переубедить. А тем более когда речь идет о том, что он сам себе напридумывал. Вот кому я что «раструбил»? Каким великим спортсменом? И ведь уцепился же он за эту рыбалку! Но, так или иначе, разговор нужно было продолжать. На кону стояло мое будущее — судя по всему, отец был настроен крайне серьезно, и я имел нехилые шансы прямо сейчас отправиться с ним на вокзал.

— Папа, пойми, — терпеливо продолжал я, хотя сам всё время думал — хоть бы сюда Бабушкин не ворвался, — ведь если я не хочу этим заниматься, а ты меня заставляешь, то ничего хорошего из этого никогда не выйдет! Ну, допустим, натаскаешь ты меня на чемпиона. Ты будешь рад и счастлив, а я буду не спать ночами, понимая, что живу не свою жизнь! Представил? И так каждый день, все дни. А потом у меня родится свой сын, и я, так же, как ты, буду пытаться заставить его заниматься тем, чем он не хочет, потому что у меня в свое время это не получилось. И… что дальше? Папа, все люди разные! И мы с тобой тоже разные, хоть и ближайшие родственники. Ты одержим шахматами, ну а я не вижу своей жизни без бокса. Прошу тебя, пойми это и смирись!

Отец открыл рот и хотел еще что-то возразить, но тут раздался громкий стук в дверь. Там не дождались ответа, дверь распахнулась, и на пороге появился сияющий Антон Сергеевич.

— Здравствуйте! — сказал он, увидев моего отца. — А вы, наверное, папа Михаила, да?

— Да, — нехотя отозвался отец. — Вырастил вот такого балбеса на свою голову… А теперь, получается, и на вашу тоже.

— Ну что вы, — удивился тренер, — почему же балбеса? Миша у нас, конечно, совсем недавно, но уже успел здорово себя проявить! На тренировках он показывает себя даже лучше, чем некоторые наши ребята, которые занимаются здесь не первый год. Так что… ну, прогнозы, конечно, дело неблагодарное, но я думаю, что если Михаил продолжит так же активно тренироваться, то его ждет очень большое будущее!

Что называется, немая сцена.

— Да прямо так уж и большое, — отец с сомнением поглядел на меня.

— Конечно, — уверенно подтвердил тренер. — Я вам как тренер могу сказать, что еще даже до соревнований, на этапе простых тренировок в зале уже многое видно. Кто на что способен, кто может добиться поставленных целей, кто занимается всерьез, а кто просто часы отбывает. Ну, в общем, кто чего стоит. И в случае с Михаилом, — он даже ткнул в меня пальцем, что уже смотрелось как какая-то дуэль с моим отцом, — я вижу серьезного парня, который знает, чего он хочет, и изо всех сил идет к своей цели. А из таких, между прочим, и получаются самые лучшие спортсмены. Скажу вам по секрету — я нисколько не удивлюсь, если мы еще услышим его имя в числе прославленных чемпионов нашей страны!

— А, Мишка, вот ты где, — вежливо отодвинув Антона Сергеевича, в дверях возник один из участников сегодняшней рыбалки. — А я тебя везде ищу, не знаю, где твоя комната!

— А что такое? — удивился я.

— Да вот, хотел тебе спасибо сказать, — парень протянул мне какой-то сверток. — Очень уж уха была сегодня вкусная!

— Так я-то здесь при чем, — я скромно потупил глаза. — Варили-то эту уху все вместе. Да и рыбу ловили тоже всей толпой.

Я уж не стал говорить, что мы с Лёвой со своими морковками чуть не опоздали.

— Так-то оно, конечно, так, — улыбнулся динамовец, — но ведь это ты ту наваристую рыбину поймал!

— А… что это такое? — я осторожно взял из его рук сверток.

— Это тебе, — сказал парень. — У меня родители в деревне живут, в колхозе работают и мне присылают всякие свежие продукты. Так вот там котлеток мать наделала, сала прислала, ну я немного вот тебе и отложил. Угощайся! Все очень вкусно!

Мне очень понравилась его бесхитростная улыбка.

— Ой. Спасибо, — смущенно сказал я. — Спасибо тебе большое! От души.

Парень поднял большой палец вверх и убежал. Я отложил сверток с продуктами на тумбочку и посмотрел на отца. Тот сидел в явном замешательстве. Та картина, которую он уже нарисовал в своем воображении — его сын-неудачник осознает, что в Москве и в «Динамо» он никому такой не нужен, а местные и рады возможности сплавить подальше человека, из-за которого тормозится вся их работа — на его глазах рушилась, разбиваясь о совсем другую реальность. И эта реальность настолько не совпадала с его представлениями о жизни, что ему было довольно трудно не то что принять ее, но даже допустить. Тем не менее отрицать очевидное было тоже как-то странно.

— Так… это что же, — нерешительно проговорил он, — выходит, у Мишки моего действительно есть какие-то успехи?

— Ну конечно! — с готовностью подтвердил Антон Сергеевич. — Вообще я хотел вас поблагодарить за то, что вы согласились отпустить своего сына к нам. «Динамо» всегда нужны молодые талантливые ребята, а таких, как Михаил, еще поискать надо! Он ведь своим примером и других вдохновлять начал. Так, глядишь, мы еще все вместе рекорды ставить будем!

— Ну надо же, — озадаченно проговорил отец.

Он почесал голову, думая о чем-то своем. Потом нерешительно произнес:

— Да, сын. Наверное, ты и вправду другой человек.

— Я рад, что ты это понял, — обрадовался я. — Значит, все? Ко мне претензий больше нет?

Антон Сергеевич к тому моменту уже куда-то исчез, технично растворился. Надо же, как чувствовал, что надо сюда заглянуть, мне на подмогу!

— Претензий нет, ладно, — нехотя ответил отец. — Но давай с тобой договоримся. Иди в свой бокс. Тренируйся, достигай — я тебе мешать больше не буду. Но если за ближайший год ты не выиграешь ни одного соревнования или не получишь разряд — я тебя отсюда заберу, невзирая ни на какие восторги тренера. Нам с матерью, знаешь ли, тоже нелегко. И если от тебя здесь никакого толку так и не будет, то, значит, езжай тогда домой, устраивайся на работу или возвращайся в шахматы, пока у меня есть силы и возможности тебе в этом помочь. А просто так болтаться неизвестно где, потому что тебе шлея под хвост попала, я тебе не позволю. Договорились?

И всё строже и строже с каждым словом. Эх, вот хорошо, что мне не на самом деле тринадцать лет! Вообще, конечно, такой подход был немного обидным. Но хотя бы углы мы сгладили. Мне нужно было любой ценой закрепиться в «Динамо» — а там уж я разберусь, как добиться своего. А для этого было необходимо в том числе не раздражать отца, чтобы не вставлял мне палки в колеса.

И, пропустив мимо ушей даже то, что отец назвал одно из ведущих спортивных сообществ страны «неизвестно где», я, глядя прямо ему в глаза, спокойно и уверенно ответил:

— Договорились.