Боксер 3: назад в СССР

Глава 1

— В Москву, значит, собрался, Михаил? — Тома выросла передо мной, уперев руки в боки.

— Есть такое дело, — я не стал отрицать.

А смысл из этого тайну делать? Ну собрался и собрался. Мало ли кто, куда и по каким делам собирается? Но во всем этом я как-то не просчитал один момент — я еще слишком молод, и мне нужно… родительское разрешение. На это и указала Тома.

— А родителям ты собираешься говорить, что в Москву едешь?

— Епрст, забыл сказать, — я театрально хлопнул себя по лбу ладошкой. — Ну, я позвоню папе с мамой и скажу, что в Динамо поеду. Они только обрадуются. Мы предварительно уже обо всем договорились.

Понятно, что ни с кем и ни о чем я не договаривался, но надо же как-то сделать так, чтобы старшая пионервожатая отстала? Надо. Поэтому пришлось сочинять на ходу и отбрехиваться от дотошной Томы. Родителям я обязательно позвоню позже и уведомлю о своих планах. А сейчас решил побыстрее свалить, чтобы у Тамары не возникло новых вопросов.

Не тут-то было. Тома задумалась лишь на мгновение, а увидев мою спину, окликнула:

— Михаил, а ну-ка постой!

Блин… я остановился, закатил глаза и медленно развернулся.

— Да, Тамара Ипполитовна?

— Давай-ка мы с тобой пойдем в штаб и прямо сейчас позвоним твоим родителям! Я должна знать, Михаил, что тебя точно отпускают в Москву. Вообще, конечно, письменное разрешение желательно, но так и быть, хватит устного.

Видя, что я не особо в восторге от предложения звонить родителям прямо сейчас, Тома аккуратно взяла меня за локоток и повела к штабу. Поймала-аки, блин, и в самый неподходящий момент, когда я уже вещи к поезду собирал. Отправление-то через несколько часов.

Через пару минут мы зашли в штаб, где из-за закрытых окон воняло пылью. Тома несколько раз чихнула, будто пискнула.

— Ну чего встал? — она кивнула на телефон. — Звони!

Я замялся, поскреб макушку, потому что номера своего домашнего телефона я не то что не помнил, а и не знал. О чем Томе и сообщил.

— Господи, вы хоть что-нибудь в своем возрасте запоминаете? — Тома достала небольшой блокнотик, где у нее помимо прочего хранились записи телефонных номеров пионеров. — Вот твой номер.

Она ткнула пальцем в строку. Я снял трубку, прокрутил диск, и из динамика послышались длинные гудки. Покосился на нависшую за спиной старшую пионервожатую. Вот бы никого дома не оказалось…

— Алло! — из трубки послышался голос матери,

— Привет, э… — произнес я и замер.

Мне тяжело давалось называть совершенно чужих людей своими мамой и папой. Схожие чувства у меня были, когда женился, и теща предложила называть ее мамой.

— Мама? — наконец, выдавил я.

— Привет, сыночек, как я рада тебя слышать! — заворковала та. — У тебя все хорошо? Ты первый раз нам звонишь, хотя обещал делать это каждый день!

— Отца позови, пожалуйста, поговорить надо, — я не стал вдаваться в риторику.

— Муж! Тебя сын зовёт, Мишенька!

Мать положила трубку на столешницу, и я отчетливо услышал приближающееся шаркание тапочек отца.

— Здравствуй, сыночек.

Кажется, и он искренне рад был меня слушать, несмотря на все странности и шероховатости, что были между нами в тот день, когда они оба приехали, всполошившись из-за письма.

— Пап, у меня к тебе серьезный разговор, — я сразу направил отца в нужное русло.

— Случилось что-то? — он мигом напрягся.

— Случилось только хорошее, — я обернулся на Тому, застывшую каменным истуканом. — Как я и предполагал, меня пригласили на просмотр в Москву.

— Кто пригласил? — опешил отец.

— Секция бокса спортивного общества Динамо!

В трубке повисла тишина. Я хотел добавить, мол, не зря оксом занялся, но как-то не смог эту тишину прервать. А потом раздался сдавленный шепот матери:

— Ну чего молчишь, почему ты такой бледный? Что там?

Конечно, ей же ничего толком не слышно. Судя по всему, отец радоваться моим успехам отнюдь не спешил. И думал, что же делать с неожиданными новостями. Я терпеливо ждал.

— Ты… хорошо подумал, сын? — строго спросил отец. — У нас с тобой были совершенно другие планы. И сейчас ты нарушаешь наши договоренности.

Запахло жареным, вступать в какие-либо дискуссии при Тамаре я не был готов. Но вот заветное разрешение от родителей я получить был обязан. Тем более, Тома уже что-то уловила и начала беспокоиться, того и гляди заберёт у меня трубку и поговорит с родителями сама. Тогда поездки в Москву мне не видать, как собственных ушей.

— Я поеду, отец. Вопрос решен. Спасибо за поддержку, обязательно черкану пару строк из столицы!

— Ты… — мне кажется, я отчетливо услышал, как отец стиснул трубку так, что она аж захрустела. — Да что ты такое говоришь, Михаил! Дорогая, ты слышишь, что наш сын…

Отец явно начал заводиться, но я невозмутимо делал вид, что заветное разрешение получено.

— Да, папа, спасибо большое, я рад, что ты мне разрешил ехать. Пока.

— Что спасибо? Я тебе не разрешал, да я…

Что «я», услышать не получилось. Я повесил трубку и повернулся к Томе, нацепив на лицо невозмутимую гримасу удовлетворения.

— Ну все, Тамара Ипполитовна, дело в шляпе, отец разрешил ехать, а еще удачи пожелал! — заверил я.

И с этими словами незаметно выдернул кабель телефона из разъема. От греха подальше, если папа таки захочет перезвонить.

Тома, судя по всему, ор моего отца не слышала — просто, наверное, ожидала более короткого разговора, вот и напряглась сперва. Пыль, которой было полно в штабе, сыграла свою роль — динамик забился, и слышимость резко упала.

— А чего же трубку мне не дал? Я же здесь за этим.

— Так папа на работу спешил, — я коротко пожал плечами. — Говорит, Тамаре Ипполитовне привет передавай.

Тома помолчала, подумала — годится ли такое разрешение или нет, а по итогу только отмахнулась.

— Хорошие у тебя родители, Миш! Не каждый вот так своих детей поддерживает.

Я кивнул. Разговор был закончен, Тома пошла по своим делам, а я вернулся к сборам. До поезда оставалось всего несколько часов, и за это время надо было не только вещи скидать, но и попрощаться с ребятами и тренерами. Для этого нас собрали на площадке, где обычно проводили. Идя туда, я заметил, что к воротам лагеря подъехал автобус.

— Вот говорил я маме, что мне половина этого добра не понадобится, — недовольно бурчал Муравей.

Его рюкзак оказался настолько забит вещами, что был с него ростом. Нас попросили взять с собой вещи сразу, чтобы после прощания сесть в автобус. Естественно, меня и остальных приглашенных в Москву пацанов это не касалось, но прощаться мы вышли со всеми ребятами, и тоже с рюкзаками наперевес.

— Ребята, надеюсь, в лагере вы провели незабываемые дни! — завела шарманку Тамара.

Она говорила настолько проникновенно, что даже носовой платок достала заранее — собралась пустить слезу. Старшая пионервожатая призналась, что в наш поток получила незабываемые впечатления и очень рада была наблюдать за такими талантливыми ребятами, какие собрались в лагере.

— Надеюсь, многих из вас я еще увижу на соревнованиях, а там, может быть, даже на Олимпиаде! Ребята, до новых встреч!

Мы, как положено, похлопали. А Тома, тоже как положено, выдавила из себя скупую слезу. Подмахнула заранее подготовленным платком и гулко выдохнула. Все-таки, несмотря на всю напускную строгость, старшая пионервожатая оказалась замечательным человеком. Отзывчивым, справедливым, но требовательным.

Слова остальным, включая директора, она давать не стала, потому что водитель автобуса докурил вторую сигарету и жестами начал поторапливать старшую пионервожатую — мол, график, опаздывать никак нельзя, и вообще — кроме этого рейса есть и другие. Однако прежде чем все утрамбовались в автобус, еще несколько минут ушло на теплые прощания. Пионеры обнимались друг с другом, чего-то там желали и выражали всяческие надежды — такие вот расставания часто бывают излишне патетичны и украшены клятвами дружбы навек. Я делал все то же самое, разве что понимал, что с подавляющим большинством ребят больше не увижусь никогда.

— Ну, дружище, буду по тебе скучать! — ко мне подошел Шмель.

— Взаимно, — я пожал ему руку на прощание, мы крепко обнялись. — Тренируйся, и все будет. Может. и права Тамара, еще на Олимпиаде увидимся.

— Ну, меня-то никто в Динамо не приглашает, — отмахнулся Шмель.

— Все впереди, — улыбнулся я.

Я попрощался с Муравьем и другими ребятами, и пионеры потянулись змейкой к автобусу наперегонки, чтобы успеть занять самые козырные места, у окон и на последнем ряду.

На площадке остались лишь я, Лева, Шпала, Колян и Сеня, будущие динамовцы. Ну и Роман с нашим тренером по боксу. Нам тоже следовало выдвигаться, все же путь до ростовского вокзала был неблизкий.

— Ну что, молодежь, готовы прокатиться с ветерком?

Мне удалось подбить Рому отвезти нас на вокзал. Сделать это вообще-то согласился Савелий, но в его «Волге» мы бы не поместились, а на предложение (в шутливой форме) кому-то прокатиться в багажнике никто почему-то не согласился. Долго уговаривать Рому не пришлось, как выяснилось, ему тоже надо было ехать на вокзал. Причем в то же время и на тот же поезд — в гости к Алле наведывались ее родители. И, вроде как, собирались забрать девчонку и повезти в Крым.

— Так, кто хочет с Савелием Иннокентевичем потрястись в Волге? — Рома обвел нас взглядом.

Желающих, разумеется, не нашлось. Савелий, который был сегодня на удивление трезв, успел пригнать свой автомобиль к воротам и был занят тем, что полировал кузов тряпкой.

— Ну, в мою машину поместятся только четверо, так что решайте.

— Во всех непонятных ситуациях кидаем жребий, — предложил Колян.

Никто возражать не стал, мы кинули жребий и распределились так: я, Сеня, Колян и Шпала отправлялись с Ромой, а Лев вместе с тренером — на машине директора.

Лева, конечно, побухтел приличия ради.

— Слышь, толстый, а ты не хочешь мне место уступить? — пробубнил он.

— Неа, — отрезал Сеня.

Мы покидали тяжеленные рюкзаки в багажник, уселись в «шестерку» Ромы, и тот, падкий на впечатления, не стал дожидаться Савелия и ударил по газам. «Шестерка» выплюнула несколько колец сизого дыма из выхлопной трубы, и лагерь остался позади.

— Пусть догоняют, — весело бросил Рома, посигналив напоследок.

Ехали быстро, но правил Рома все же не нарушал. А чтобы не было скучно, включил музыку.

— Не надо печалиться, — запел из динамиков ВИА «Самоцветы», — Вся жизнь впереди…

А что, у всех нас жизнь действительно впереди. А у кого-то по второму кругу. Я улыбнулся, чем тут же привлек внимание Сени.

— Чего это ты лыбишься?

— Да так…

— Знаете, что, пацаны, а я вот вам завидую даже! — Рома прикрутил звук. — Впереди вас ждут лучшие годы вашей жизни. Будь у меня машина времени, и я бы не раздумывая вернулся обратно!

Пацаны ностальгии не поняли, а я не стал отбиваться от коллектива, только покивал.

Как и обещал Рома, мы прокатились с ветерком. Впереди показалось внушительное здание Ростовского железнодорожного вокзала, главной транспортной артерии юга страны.

Мы приехали минут на тридцать раньше Савелия, а значит, у нас было время осмотреться. Рома припарковал автомобиль на практически пустой парковке, мы зашли внутрь вокзала, где туда-сюда сновала куча советских граждан. В ноздри ударили такие до боли знакомые ароматы, как запахи свежих беляшей и масла. У меня даже в животе бабочки начали порхать, когда я увидел продавца за передвижным прилавком с пирожками. Пирожки такие всегда были отдельной песней. Их ели все, как в качестве перекуса, так и в качестве закуса. Я по прошлой жизни съел столько пирожков, что, если их сложить тропинкой, то до Москвы из Ростова хватит.

Возле прилавка выстроилась очередь из желающих заполучить горячий пирожок.

— Так, кто перекусить хочет? — спросил Рома.

Пришлось стоять в очереди. Причем только мы встали в конец, как за нами сразу выстроились все новые покупатели. Благо продавщица ловко оборачивала горячие пирожки в бумажные салфетки, и наша очередь быстро приближалась. За один пирожок с мясом надо было отдать десять копеек, а вот пирожки с повидлом или рисом стоили вдвое дешевле. Вся эта информация была написана вручную на листках.

— Какие пирожочки будете? — жизнерадостно спросила женщина, когда подошла наша очередь.

— Мне, пожалуйста, один с рисом и один с повидлом, — заказал Сеня.

Остальные взяли с мясом… ну, не совсем прямо с мясом, а, скорее, с ливером, но даже с ним советские пирожки были куда вкуснее, чем те, которые продавались на прилавках в двадцать первом веке.

Пацаны приготовились расплачиваться, какие-то карманные деньги, которые дали им в лагерь родители, все еще остались (а куда их там было тратить?), но Рома достал из кармана кошелёк и заявил, что сегодня пир за его счет.

Мы встали в теньке и уже там дожидались «Волгу» директора, лопая пирожки. Рома, видимо, решивший, что раз гулять, так уж гулять, купил пирожки с мясом на всех отсутствующих. Видно, нервничал, потому и пытался себя всячески отвлечь.

— А чего ты с мясом не стал? — я покосился на Сеню, доедавшего пирожок с повидлом.

— Шутишь? — толстяк даже жевать перестал и посмотрел на меня, как на круглого идиота, не понимавшего очевидного. — Где ты там мясо увидел? Миха, ты что, не знаешь, из чего эти пирожки делают?

И Сеня с выражением лица «истина в последней инстанции» кивнул на пробегавшего мимо котенка.

— Ой. Ты свечку держал? — я специально откусил от пирожка кусок побольше.

Кухаркин же сын, должен знать, что всё пристойно и не все байки надо слушать.

— Ну как сказать… была у меня соседка, которая как раз пирожки делала. А еще у нее была Мурка, которая однажды окотилась. Только котята исчезли куда-то…

Я фыркнул. Старая песня, многие советские люди искренне считали, что пирожки делали из котят, ровно как пару десятилетий спустя все станут говорить, что шаурму в ларьках делали из дворовых песиков. Но переубеждать Сеню не стал. Знаю я таких убежденных, на любой аргумент он приведёт свои доводы, вспомнит про другую соседку и ее Мурку. Да и не до того было, из динамика сообщили, что поезд «Адлер-Москва» прибывает на первый путь, стоянка поезда: двадцать пять минут.

— Едет… — улыбка мигом сползла с лица Ромы. Он поправил упакованную в газету магнитолу, зажатую под мышкой. — Ребятки, вы здесь постоите? Мне отлучиться ненадолго надо… Колек, ты за старшего, чтобы никуда не разбрелись. А ты, Миша, кхм… пойдем со мной!

Я доел пирожок, вытер рот бумажкой и кивнул — ну раз надо, сходим. Все равно еще полчаса торчать до отправки поезда.