Божьим промыслом. Принцессы и замки

Глава 14

Он подчёркнуто носил простое монашеское платье, крест медный, но удивительной работы, и лишь один перстень на его пальцах был золотой, то был подарок. Два других были из олова и меди, на них были выбиты святые символы.

— Пир во время поста? — епископ покачал головой. — Пусть сестрица ваша не ждёт от меня благословения.

— То традиция старинная, — объяснял генерал ситуацию. — Малены всегда давали бал и пир перед святой Пасхой.

— Надо всё-таки было дождаться светлых седмиц, тогда бы уже и пировали, то были бы пиры праведные. А так… Не смогу я быть на её пиру, уж не взыщите. Появись я там, что скажут люди? Какой пример я подам пастве?

Волков вздохнул; он очень хотел, чтобы прелат присутствовал на пиру сестры, но всё прекрасно понимал. Не может пастырь публично презирать то, к чему паству зовёт. И, заметив его огорчение, старинный друг ему и говорит:

— А у меня для вас есть добрая весть.

— Да, и какая же? — Волков к этому времени уже проголодался, а на столе у епископа маленского блюд было немного. Бобами с жареным луком барон пренебрёг, а вот два хороших куска варёной трески с тмином его внимание привлекли. Как и неплохое белое вино, хоть было оно и разбавлено вполовину.

— Посмотрел я дом пастырский, имущество своё, и подумал, что серверной посуды тут слишком. Кубки золотые мне тоже не надобны, — барон даже перестал есть рыбу. Ему стало очень интересно, к чему всё это говорит прелат. А тот и продолжал: — Должное я отослал в Ланн, и у меня осталось порядочно серебра, посуда опять же, много мехов, что без толку лежат в сундуках, сие мне не нужно, велел я всё это продать.

Генерал молчит и ждёт продолжения, и епископ наконец говорит:

— Думаю, соберу я не менее тридцати, а может, и тридцати двух тысяч талеров. То хорошее начало для начала строительства просторного храма в Эшбахте.

Это и вправду была отличная весть! Волков уже подумал, что к тем деньгам, что у него остались после выплаты процентов, да если к ним немного добавить из тех, что даст на храм епископ… Но хитрый поп как будто услыхал его мысли и говорит:

— Только вам и вашему ловкачу отцу Семиону я тех денег не дам. Я передам их человеку ответственному и богобоязненному. Который серебра не уполовинит из корысти.

«Хитрый поп».

Волков немного расстроился, не стал даже спрашивать, кто же тот человек, которому доверяет прелат. Впрочем, он знал, что церковь ему и вправду нужна. Он помнил, каким диким и пустынным был его край. Сколько бедолаг там проживало, кормясь с худой земли. И каким стал теперь его Эшбахт. А стал он многолюдным и богател на глазах. Теперь в его земле проживало две с половиной тысячи человек, а может, и все три. Сам он не знал. И о том, наверное, могли сказать лишь его приказчики. А те несчастные крестьяне, что жили в Эшбахте к его появлению, уже были богачами. Никто из них теперь не прозябал. Так как кто-то построил пивную с комнатами на своей земле, кто-то пивоварню, кто-то мясную лавку. Все они давно выкупились у барона из крепости, так как тому были очень сильно нужны деньги в последнее время. И теперь были небедными и уважаемыми в Эшбахте людьми. И люди те одевались в праздничное и по выходным хотели бы ходить в храм, притом чтобы не толпиться на улице, так как места на всех в маленькой церквушке не хватало. В общем, церковь новая и большая ему была нужна. Правда, он хотел бы, чтобы нового попа в ту церковь епископ без его согласия не назначал. Но этот вопрос не требовал решения сиюминутного. И поэтому он сказал епископу:

— Уж и не знаю, как вас благодарить, Ваше Преосвященство.

Отец Бартоломей машет рукой: не нужно благодарности. И спрашивает:

— А о чём вам горожане говорили сегодня?

Генерал снова принимается за рыбу.

— Хотят, чтобы я прекратил бесчинства на реке.

— А сами того сделать не хотели? — догадывается епископ.

— Конечно, никто из них не хочет связываться с Маленами. Ведь разбойник — это какой-то молодой рыцарь из этой фамилии. Говорят, что зовут его Ульберт.

— Ульберт… Да-да, — епископ сразу выдаёт полное имя отца разбойника, показывая свою осведомлённость и отличную память: — Это, кажется, младший сын Карла Ульберта фон Займлера.

— Да, его ещё прозывают Вепрем.

— Я знаю эту семью, они первая ветвь Маленов, у них хорошее поместье, но слишком много сыновей, — продолжает прелат. — И что же хотят горожане?

— Они раздражены, Фринланд и Брегген грозятся выгнать их купцов и забрать их лавки и склады, если нападения продолжатся.

— О, это будет очень неприятно. То приведёт к большим для горожан потерям.

— Ещё как приведёт! — соглашается генерал. — Мне пришлось много торговаться с горцами, идти на большие уступки, чтобы они допустили наших купцов на свои земли и чтобы на наши товары не возлагали непомерных пошлин.

— Значит, мальчишку надо вразумить, но так, чтобы не злить влиятельную семейку.

Волков тут смеётся, он вытирает руки о салфетку и берёт стакан с хорошим, но разбавленным вином.

— И как же так сделать? Мальчишке имения не полагается, он будет грабить, пока его кто-нибудь не угомонит. Или пока герцог не возьмёт его ко двору.

— Да, да… — соглашается епископ. — Этот вопрос добром решить сможет только Его Высочество.

И тут в голову генералу приходит одна интересная мысль. Эта мысль ему сразу понравилась. Он понимал, что вопрос с разбойником придётся решать всё равно ему, а вовсе не курфюрсту, этот Вепрь портил ему репутацию, но барон хотел выжать из горожан как можно больше всяческих уступок и поэтому говорит епископу:

— Думается мне, Ваше Преосвященство, что было бы неплохо послать к этому Ульберту какого-нибудь ловкого человека.

— Ловкого человека? — не совсем понимает святой отец.

— Да, и желательно монаха.

— Для чего же?

— Поговорить с этим Ульбертом.

— Думаете, он усовестит его? Умиротворит?

— Так пусть умный монах поедет и попробует. Вреда в том не будет, а если что и получится, то вам как миротворцу большой почёт причитается, — продолжал убежать генерал епископа.

Епископ был совсем не глуп, но тут он смотрел на Волкова внимательно и спрашивал:

— Не могу понять, зачем это вам.

А тот в ответ лишь усмехается и отвечает:

— Сделайте так, святой отец, сделайте, и вам в том польза будет, и мне тоже. Отправьте умного человека переговорить с разбойником. Говорят, прячется он в болотах, место то прозывается Альтерзумпф. То ли поместье, то ли замок заброшенный.

— Ну хорошо, — соглашается наконец святой отец, — есть у меня умный человек, отправлю его к разбойнику, но с каким наказом?

— Пусть скажет ему, что барон Рабенбург не хочет с ним воевать, только вот горожане сильно его к тому склоняют, и если кавалер Ульберт найдёт возможность со мною встретиться, то я гарантирую его неприкосновенность, а если он пообещает, что более на реке разбойничать не станет, так на том со всем и покончим.

— Хорошо, отправлю одного брата великомудрого, он всё, что надо, кавалеру Ульберту и передаст, — ещё раз после некоторых раздумий пообещал генералу Его Высокопреосвященство.

Они с епископом поговорили о разном, пока дожидались сладких пирогов и сушёных фруктов, а через час барон поехал к Кёршнеру. Там, усевшись в удобстве, поговорил с ним. И узнал от родственника, что у того и вправду есть во Фринланде лавки, которые скупают всю необработанную кожу. И что потеря этих поставок будет для него весьма болезненной.

— Двор Его Высочества заказал мне как раз сверх обычного сто шестьдесят хомутов и восемьдесят сбруй, это не считая ста сорока новых сёдел, что я ещё обязан поставить по прошлому контракту. А ещё пахота началась, купцы раскупают всё, что есть на складах, мужикам развозят, приезжие купцы из ваших Амбаров товар тоже хорошо берут, да и к лету нужно кож собрать, вдруг герцог новую войну затеет, а у меня про запас ничего нет. Склады почти пусты. Мне без кож из Фринланда никак не обойтись, кож и так мне мало, — объясняет ситуацию Кёршнер; и тут он машет рукой мажордому, стоявшему у дверей, дескать, давай. И тот сразу кланяется и уходит.

Волков же понимающе кивает и говорит:

— Если фогт Фринланда и вправду решит наказать наших купцов и закроет все ваши лавки, придётся просить нашего друга, чтобы взял на себя скупку кожи.

— Вы говорите про нашего друга Гевельдаса? — догадывается купец.

— Да, он человек честный и скрупулёзный, сколько уже лет с моим племянником работает, ни одного слова в упрёк я от Бруно в его адрес не слыхал, — пояснил генерал. — Думаю, он освоит ваше дело, если вдруг недоброе случится.

— Да-да, я его знаю, — обрадовался хозяин дома. — Но будем надеяться, что всё с этим разбойником разрешится, — тут Кёршнер качает головой. — Ох, сколько забот лишних от этого Ульберта всем нам, сколько забот.

А генерал тут начинает принюхиваться, а потом смотрит на хозяина дома с удивлением:

— Это что? Чем это пахнет?

А Кёршнер довольно улыбается, он рад выражению лица барона и сообщает своему гостю:

— Нынче, как вы поехали к епископу, я решил заглянуть на рынок, вина хорошего приглядеть, или сыра, или чего-нибудь этакого необычного к столу, лимонов каких-нибудь или апельсинов, вдруг попадутся, а тут вижу — какой-то купчишка не нашего вида, смуглый такой, видно, с юга откуда-то, товар свой расхваливает, кричит: варево сарацинское, от головных болей помогает, снимает тяжесть в груди, возвращает бодрость духа. А я чувствую запах и думаю: вот барон порадуется.

А барон и вправду радуется, видя, как лакеи вносят небольшой медный ковшик на подносе, а рядом с ним чашки, горшочек со сливками и небольшая тарелочка с колотым желтоватым сахаром.

— Кофе! — улыбается Волков. — Вот уж угодили так угодили, дорогой родственник.