Бог из глины

7. Пробуждение

Она толкнула двери и вышла. В лицо ударило обжигающим жаром. Уходящее лето словно собрало все оставшиеся ему теплые деньки и слепило в один день. Надежда опустила взгляд — от самого порога начиналась дорожка, мощенная желтым кирпичом. В стыках между кирпичами пробивалась пожухлая от солнца трава.

Если следовать это тропинкой, наверняка можно прийти туда, куда она ведет. Главное никуда не сходить с нее…

Надежда пошла по тропинке, оставив позади небольшой дом, похожий на замок. На готических башенках развевались разноцветные полотнища, а огромный старинный флюгер показывал направление ветра. Цветы, что в изобилии росли вокруг, поникли, словно понимая, что жаркое лето подходит к концу, и скоро наступит золотая осень — время, когда все встает на свои места, и старуха с косой выходит собирать урожай…

Это был сон и Надежда отчетливо осознавала это. И если там, в ее мире все еще царила ночь, то здесь был жаркий полдень.

Надя подошла к фонтану. Дорожка огибала его с двух сторон, образовывая небольшую, округлую площадку, с лавочкой, на которой можно было бы сидеть часами, слушая журчание воды, что льется из пасти статуи-рыбины.

Вот только на этот раз статуи на месте не оказалось. Надежда подошла ближе. Рыба, что так испугала ее в прошлый раз, исчезла, остался только небольшой постамент, да на дне фонтана лежало несколько позеленевших бронзовых чешуек. Надежда обратила внимание, что в одном месте что-то проломило невысокий бортик фонтана. Наверно рыбина, падая с постамента, обрушила его, оставив обломки кирпичей. Надежда обошла фонтан — от разрушенного бортика шел отчетливый след, будто кто-то волочил отломанную статую сначала по дорожке, царапая желтый кирпич, а потом прочь от нее, прямо по цветникам, оставив в земле глубокие борозды.

Сама не зная зачем, Надежда сошла с тропинки. Она шла по следу, стараясь не потерять его. След петлял, становился то почти невидим, то вполне отчетливым, в этих местах огромная борозда пересекала аккуратные газончики, и по обе стороны ее, валялись иссохшие, вырванные с корнем, цветы.

След привел ее пруду. Он был небольшой, местами оброс камышом. Через пруд вел красивый деревянный мостик, с невысокими, резными перилами.

Надежда подошла к берегу. В пруду цвели огромные белые лилии, и Надежда невольно залюбовалась прекрасными цветками. Она осторожно встала на мостик, пробуя его на прочность. Мостик заскрипел, принимая ее тяжелое, рыхлое тело. Прямо посередине мостика, часть перил отсутствовала, так что можно было усесться, свесив ноги, чтобы кончики пальцев доставали до холодной, неподвижной воды, и мечтать, слушая одобрительно лягушачье пение и вдыхая приятный аромат цветущих лилий.

До воды было совсем близко. Надежда встала на колени, и свесилась, пытаясь дотянуться до огромного цветка. Нет, слишком высоко…

Что-то мелькнуло в воде, и на солнце сверкнула зубастая пасть огромной, огненно-золотой рыбины. Надежда едва успела одернуть руку. Рыба фыркнула и уставилась на нее темным, величиной с блюдце, глазом, так, что Надежда явственно увидела в нем свое отражение.

Надежда испуганно отпрянула, заставив жалобно заскрипеть мостик. Рыба все так же продолжала сверлить ее неподвижным взглядом, время, от времени открывая рот.

Огромная золотая рыбка, только увеличенная в десятки раз.

— Не бойся, она добрая — тонкий детский голосок раздался откуда-то с берега.

Надежда повернула голову. Маленькая девчушка в белом платьице и корзинкой в руках подошла к берегу. Надежда отстранено смотрела, как девочка идет по мостику, приближаясь к ней.

— Это Жданов-Рыба, она не сделает тебе ничего плохого — серьезно сказала девочка, устраиваясь рядом с ней. — Раньше она была плохой, а сейчас нет…

— Эта рыба… — начала Надежда, и замолчала, увидев, как девочка достает из корзинки кусочки хлеба.

Рыба не сводила глаз с корзинки, нетерпеливо растопырив огромный, красивый плавник на спине. Ее чешуя горела на солнце так, что на рыбу было больно смотреть.

— Теперь она здесь живет — пояснила девочка. — Ей хорошо, и она больше не желает никому зла.

Девочка бросила кусочек хлеба, и рыба ловко поймала его на лету. Надежда заворожено наблюдала, как ребенок кормит рыбину, которая так напугала своим неожиданным появлением.

Съев последний кусок, Жданов-Рыба благодарно фыркнула.

— Это особая рыба! — все так же серьезно произнесла девочка. — Она исполняет желания. Нужно только покормить ее…

Надежда улыбнулась. Заметив ее улыбку, девочка нахмурила носик.

— Ты мне не веришь?

— Верю, верю… — успокаивающе ответила Надя, с трудом сдерживая улыбку.

Девочка покачала головой.

— У тебя есть желание? — пытливо спросила она, не сводя глаз с лица Надежды.

Надя задумалась.

— Я хочу домой — ответила она, и все-таки улыбнулась.

Девочка пожала плечами.

— Для этого нужно просто проснуться — обиженно сказала она.

Надежда погладила девочку по голове.

— Ну, хорошо, значит, я хочу проснуться… — Она не успела договорить, как Жданов-Рыба раскрыла пасть, и высоко выпрыгнула из воды.

Солнце вспыхнуло на огромных, прекрасных чешуйках золота и из пасти рыбины раздался громкий пронзительный крик. И в этот миг что-то стало меняться. Окружающий мир сразу потерял свою прелесть, на глазах превращаясь в зыбкое марево.

Рыба плюхнулась в воду, и скрылась в глубине, вильнув на прощание огромным хвостом.

И сон растворился в тишине…

Надежда дернулась, приподнялась на кровати. Последний рыбий вскрик до сих пор стоял в ушах, но почему-то ей показалось, что она слышала его наяву. Какой-то шум, ворчание, и ожидание чего-то нехорошего.

Надежда протянула руку. Сергея не было — только пустая смятая постель. Это стало привычным для нее. В последнее время Сергей спал беспокойно — ворочался всю ночь, иногда что-то бормотал сквозь зубы. Все чаще и чаще, просыпаясь среди ночи от шума внизу, Надежда ловила себя на мысли, что очень скоро должно что-то произойти.

(И это вряд ли понравится тебе, крошка, если конечно ты не сторонница жестких ощущений…)

Пол ночи она лежала без сна, вслушиваясь как внизу тарахтит посудой супруг, не находя себе места от смутного беспокойства. Окружающая обстановка давила на нервы, заставляя поминутно вздрагивать, когда в невинном изгибе шторы или тени от перил, ей чудились страшные монстры, что затаились в нетерпеливом ожидании.

(Точно детка, и ты как никто другой знаешь, что темнота иногда таит в себе неприятные вещи, которые не могут не расстроить молодую жизнерадостную тетку, что готовится стать мамашей…)

Луна, светившая в окно, отражалась на полированной поверхности шкафа, и в ее тусклом свечении, мебель спальни приобретала какие-то невероятные очертания.

Вон то пятнышко, что отблескивает с самого краешка дверки похоже на огромный глаз, что подмигивает каждый раз, когда луна скрывается за черными тучами. А чуть дальше, огромная когтистая лапа, небрежно обхватила дверку, готовясь открыть ее одним, резким рывком. Словно в подтверждение ее мыслей, причудливые силуэты полуночи соткались в страшное чудовище, что таилось в шкафу. Еще немного и…

(Привет детка, надеюсь, ты соберешься с духом и уделишь мне немного времени?)

Дверка противно скрипнула.

Совсем тихо, чуть-чуть…

Она услышала его не ушами, нет — скорее почувствовала, как вибрирует дверка, открываясь. Возможно, ей показалось, или это немного сместилась тень от стула, но что-то было там, за ней, и оно выкарабкивалось наружу, чуть слышно чертыхаясь, путаясь в одежде.

(Хей-хо детка, погоди немного, и ты по-настоящему узнаешь, что такое страх, когда стоишь, не в силах шевельнуться, понимая, что еще немного, и будет поздно что-либо менять, что острые когти оставят глубокие кровавые борозды на нежной женской коже, и пасть, полная мелких, похожих на иглы зубов, исторгнет из себя торжественный рык!)

Надежда затаила дыхание, попятилась, отползая к спинке кровати, стараясь убраться как можно дальше от проклятого существа. От него нельзя было скрыться под теплым, пуховым одеялом — длинные лапы чудовища настигли бы ее и там.

Оно нашарит твое испуганно вздрагивающее тельце, и нырнет под одеяло, чтобы там, наконец, насытить свою утробу. Но все это произойдет немного позже, а сейчас…

Сейчас скрипнет, отворяясь, дверка, и существо вывалится из шкафа, наполнив ночную тишину омерзительным скрежетанием.

Если конечно… ты веришь во всю эту чушь, с ночными демонами, и существом, что живет в шкафу, выбираясь оттуда по ночам, пугать доверчивых простаков.

Ну уж нет.

С нее довольно!

Надежда решительно встала, отбросила одеяло. Нашарила выключатель, и тени ушли, растаяли как сон.

Там, в шкафу не было никого!

И не могло быть — достаточно было только однажды поверить в это, но кто знает, откуда, из каких неведомых глубин мироздания, проползают в наш мир чудища, способные свести с ума, одним своим видом? Неуемные фантазии сумасшедших художников, что рисуют отвратительных монстров — не есть ли они отражение чудовищ, существующих на самом деле?

Кто даст ответ на вопрос, что страшнее — выдуманные существа, дети полуночи, или монстры, что сидят где-то в глубине каждого из нас. И не окажется ли так, что даже самая неуемная фантазия померкнет, когда однажды, эти чудища явят свой дьявольский лик, вырвавшись на волю, чтобы нести смерть…

Надежда не собиралась искать ответы на вопросы, стоя посередине комнаты, она ловила себя на мысли, что была почти готова поверить во все это, в тот момент, когда почувствовала присутствие чего-то запредельного, чуждого, и сердце, бьющееся из груди, и холод в ногах, были тому лишним подтверждением.

Так же как и осознание того простого факта, что все катится к черту, и все маленькие секреты, что до поры до времени хранились в коробке из-под обуви, растаяли как дым.

Она поняла это совсем недавно, в тот миг, когда подняла крышку коробки, намереваясь положить на место найденное картонное сердечко, с нарисованной на нем стрелой.

Там, в коробке все было вверх дном, и маленькое фото, лежащее сверху, казалось положенным туда по ошибке.

Он знает все, детка, и теперь, все зависит только от того — соберешься ли ты, наконец, с духом, и выложишь ему все как есть, или будешь продолжать играть в идиотскую игру, уговаривая саму себя, что все в порядке; что все идет своим чередом, и лето будет долгим, а ночи приятными; да, детка, эта игра затягивает, поскольку так не хочется бросаться в омут, понимая, что ничего хорошего не ждет там, на самом дне, где нет течения; и можно упасть на мягкое илистое дно, уходя, растворяясь в сказочной неге, медленно закрывая глаза, прощаясь с надоевшим миром, вот только оттуда нет возврата, и темная вода ни за что не отпустит назад, и холодные волны сомкнутся над тобой, милая, и ветры унесут прочь все воспоминания…

И можно продолжать эту игру до тех пор, пока не станет возможным скрывать тот факт, что они крепко влипли, и очень скоро придется отвыкать от неспешного шатания по дому, в поисках самих себя. Вот только, какой от этого прок? Разве что обманывать самих себя, изображая глупое неведение, надеясь, что проблемы, уйдут сами собой, пропадут, исчезнут, оставив тень на лицах.

Надежда обвела взглядом спальню. Сергея не было слышно, и на мгновение в голову закрались шальные мысли.

(Он ушел, детка, и теперь все будет хорошо. Ушел навсегда, оставил вас вдвоем, в этом большом неуютном доме, ушел так же, как когда-то его папаша — упертый сукин сын, что не уставал показывать кто в семье главный…)

Надежда усмехнулась и вышла из спальни. Должно быть, он внизу, сидит за столом, взобравшись с ногами на табурет, следит за чайником, который никогда не закипает быстро, особенно тогда, когда нужно…

(Хей, детка, а быть может, он просто задремал там, на кухне, и видит красивые разноцветные сны?)

— Сережа — позвала Надежда, вслушиваясь в тишину дома.

Наверняка он спит за столом, и в бедном чайнике давно уже выкипела вся вода. Нужно растормошить его, пускай возвращается в спальню, а завтра утром, они обо всем поговорят. И каким бы трудным не казался этот предстоящий разговор, Надежде хотелось верить в лучшее.

— Все будет хорошо — прошептала Надя, спускаясь по лестнице.

Проходя мимо двери, ведущей в прихожую, она остановилась. Возможно, ей показалось, но из-за двери раздался какой-то шорох.

(Ну давай, крошка, загляни за дверку, и быть может чудовище, которого не оказалось в шкафу, на самом деле там?)

Надя замерла. Голос в голове шепнул и пропал, поставив ее перед выбором. Что лучше — заглянуть на минутку в прихожую, и убедиться в том, что она глупенькая перепуганная дуреха, или найти сначала мужа, чтобы потом уже вместе с ним, искать причину этих странных звуков.

Поколебавшись, Надежда все же решила разыскать Сергея.

— Сережа, ты где?

Она спустилась на кухню, и вошла, щурясь от света.

Сергея на кухне не было. Надежда нахмурила лоб. На столе царил полный беспорядок — разбросанная еда, крошки, опрокинутый стакан. И запах, — Надежда потянула носом — устойчивый запах…

(Да это же…)

Она бросилась к столу, схватила стакан, и поднесла к носу. Что-то звякнуло под столом, и под ноги ошарашенной Наде, выкатилась пустая бутылка из-под водки.

Вот так детка, и никаких иллюзий…

Все что ты можешь сказать — несколько глупых, банальных фраз, от которых не будет никакого проку. И теперь, когда он преступил запретную черту, что-то рухнуло, какая-то стена, которую они долго и методично возводили, то ли отгораживаясь от всего мира, то ли выстраивая опору для таких шатких, неустойчивых семейных отношений.

Это был удар в спину. И неизвестно теперь, что хуже — игра, в которую она играла с мужем, или будущее, в которое они проваливались вдвоем — с нескончаемыми пьяными ссорами и взаимными претензиями.

(Ох, детка, а еще, когда твой Сереженька пьян, он не прочь почесать кулаки. И если ты сомневаешься в этом, то у тебя еще будет возможность убедиться самой!)

— Что же ты делаешь? — беспомощно прошептала Надя, обращаясь, то ли к отсутствующему супругу, то ли к себе самой.

Нужно найти его, пока он не творил ничего плохого.

— Сережа, Сереженька…

(Куда же он запропастился?)

Надежда заглянула в ванную, включила свет.

Здесь его не было тоже. Только желтела облупившейся, растрескавшейся эмалью допотопная ванна, да загадочно отбрасывала тень корзина с грязным бельем.

Надежда покачнулась. Запах водки казалось, пропитал собой все. От него мутило, и Надежда, уже собирающаяся выйти из ванной, бросилась к унитазу, чувствуя, что еще немного, и захлебнется рвотой.

(Сейчас, детка, тебе будет лучше, потерпи…)

Она наклонилась, с трудом сдерживая дыхание. Стены ванной поплыли, и снова накатил омерзительный запах.

(Сейчас… еще немного…)

Ее вырвало, затем еще раз…

Надежда с трудом приподнялась, попыталась дотянуться до полотенец, висевших на двери, на шляпках гвоздей (Сергей так и не удосужился прикрутить обычные крючки), и чуть не свалилась от слабости.

Она вытерла лицо, и только после этого услышала голос мужа.