Бог из глины

5. Ночные приключения

Там, во сне, он был всемогущ. Мир тусклых оттенков и полутонов, серо-блеклых цветов, мир тьмы и боли — это был его мир, и он являлся его частью. Все, о чем он только мог мечтать — исполнилось в эту ночь, и этот мир был дарован свыше. Пускай в нем было много пустоты, не беда. Достаточно было ощущать себя властелином всего сущего там, в темноте и невесомости.

Оставалось только заполнить этот мир.

Болью и страхом!

— Сережа, вставай…

Он заверещал, сопротивляясь, но посторонняя сила уже вытаскивала его, забирала, не давая окончить начатое. Мир начал рассыпаться с хрустом овсяного печенья, и он поддался, устремляясь навстречу, теряя силы, понимая, что проиграл.

— Ну же, вставай, пожалуйста…

И уже на границе между сном и бодрствованием, он осознал кем был, и кем станет через мгновение, но был поздно — это знание осталось там, в приграничье, и не было никакой возможности забрать его с собой. Рассыпавшийся мир остался позади, и сквозь россыпь звезд, тускнеющих на глазах, он ворвался в сонную действительность спальни, приветствуя первым вздохом новый мир, контуры которого проступили сквозь пустоту, приобретя знакомые очертания комнаты.

В самый последний момент, перед тем, как стать тем, кем являлся на самом деле, здесь, где каждый шаг расписан до мелочей, и не дернуться ни влево, ни вправо, и самый последний человечишка мечтает быть тем, кем не станет никогда, он вскрикнул, прощаясь:

— О-хей, детка, я вернусь, и тогда мы окончим все дела, которые не успели окончить, о-хей!

Но вместо крика услышал лишь хрип пересохшего горла, да озабоченный шепот супруги:

— Да проснись же, наконец!

Она тормошила его, безжалостно выдирая из сна, и он, как обычно бывало в такие минуты, лишь беспомощно хлопал глазами, пытаясь сообразить, что с ним, и где он находиться. Старая добрая привычка вскакивать чуть свет, и бодро семенить на кухню, давно уже покинула его, и Сергей не особо скорбел об утрате.

Пробуждение не входило в его планы, и Сергей попытался отвернуться, чтобы вновь погрузиться в мягкую мглу сновидений, но Надя, прекрасно зная повадки муженька, тут же удвоила усилия.

— Ч-черт!

Сергей, наконец, разлепил глаза, и тут же напрягся, уловив испуганный взгляд супруги.

— Что…, что случилось? — он попытался собраться с мыслями, уже окончательно просыпаясь, заранее готовясь услышать что-то плохое.

— Я… видела…, в лесу, во сне — заговорила она, пытаясь собрать из обрывков слов, вертящихся на языке цельное предложение. Но как скажите, объяснить сонному мужу тот ужас, что пришлось пережить в лесу, пусть тот и оказался в итоге лишь порождением сна?

Сергей почувствовал, как раздражение начинает затекать в душу упругими струями желчи.

— Что случилось? Ты можешь, наконец, объяснить? — неужели эта дура разбудила его специально для того, чтобы рассказать свой гребаный сон, до которого ему не было никакого дела — Сергей отказывался верить в происходящее. Да оно просто издевается над ним!

— Этот сон… он был таким настоящим, словно… это чудовище, оно преследовало меня, чтобы растерзать… — Надежда заплакала, понимая, что не может передать произошедшее словами.

— Да успокойся же — смягчился Сергей. — Ты же сама сказала, что это всего лишь сон! — он выделил последние три слова, пытаясь успокоить жену.

Надежда вытерла мокрые щеки. Да, это на самом деле был сон, пускай — в последнее время, она стала слишком часто видеть сны.

(ТАКИЕ СНЫ!)

Никогда раньше, сколько она себя помнила, подобные сны не посещали ее. И возможно теперь, самое время поговорить об этом с мужем.

Рассказать ему, что происходит с теми, кто не знает как вести себя в темном-претемном лесу, не соблюдает лесной этикет — Надя горько усмехнулась. Скорее всего, он не будет даже слушать, как сейчас.

Сергей, вздыхая, протянул руку. Нащупал на тумбочке будильник, нажал на продолговатую кнопку сверху — циферблат озарился тусклым светом встроенной в часы лампочки, — четвертый час. За окном луна серебрила заснеженный двор, отчего казалось что светает — Сергею совершенно расхотелось спать, и теперь предстояло придумать, чем заполнить ночные часы, чтобы время не тянулось так медленно.

Сегодня вечером должны были приехать родители Надежды — так что денек выдастся на славу. Неплохо было бы немного прибраться, навести порядок на кухне, в прихожей. Впрочем, это забота Нади — это ее родители, вот пускай и носится как угорелая.

Сергей заворочался — сон как рукой сняло, но и вылезать из-под теплого одеяла не хотелось совершенно.

— Сережа, ты не спишь? — озабоченно спросила жена.

Что за идиотский вопрос? Как будто на него можно ответить утвердительно!

— Сплю! — язвительно ответил Сергей, высматривая в темноте круглое лицо дражайшей половины.

Надежда сконфуженно промолчала. Сергей услышал, как она ерзает, пытаясь устроиться поудобнее — похоже, решила все-таки соснуть пару часов перед рассветом, удовлетворившись тем, что разбудила его самого.

Тяжело вздохнув, Жданов выбрался таки из кровати, опустил ноги на холодный пол. Нащупал кончиками пальцев растоптанные тапки, встал, кряхтя по-стариковски. Надежда проводила взглядом уходящий силуэт мужа. Сейчас, когда ощущения от случившегося развеялись в зимней ночи, ей стало неловко оттого, что она повела себя словно испуганная дурочка.

Теперь лежи, ворочайся без сна, чтобы весь день потом бродить словно тень по комнатам, а в зеркале будет отражаться твое опухшее личико…

Надежда перевернулась на живот, уткнулась носом в подушку, и замерла, заново переживая увиденный сон.

(Лес, в котором из темноты светят огоньки глаз, и на извилистых тропинках следы волчьих лап. Лес, в котором много злых и жестоких зверей, лес в который нечего совать нос маленьким любопытным девочкам…)

А еще, она вспомнила странные слова песенки, которую шептали деревья, и зеркало подпевало своим хрустальным голосом:

— Когда сегодня пойдешь ты в лес, то испытаешь шок…

Эти слова были знакомы ей. Она слышала их раньше, пусть и не так давно. Впрочем, сейчас это не имело для нее значения — она уже побывала в лесу, и шок, испытанный ею, вполне подтверждал искренность песенки, сочиненной специально для того, чтобы предостеречь маленьких аппетитных девочек от прогулок в темном, страшном лесу.

Куда важнее было то, что темнота спальни сгущалась, и даже странная песенка не могла помочь ей вернуться туда, где скучно и неинтересно, и каждый последующий день похож на предыдущий, и впереди не предвидится ничего интересного, но зато все знакомо и нет причин вскакивать каждый раз, когда в темном уголке вспыхнет пара огоньков, так подозрительно похожих на чьи-то глаза, в которых и жажда и ненависть, и алчная злоба и страстное предвкушение.

Туда, где ее дом…

Внизу ее муж, замер возле стола, вслушиваясь в шорохи спящего дома. В кухне было тепло — чугунные плиты печи нагрелись, стали серо-малиновыми. Если разлить ложку воды, то по поверхности запляшут, крутясь словно заведенные, шарики кипятка — Сережка провел не один час, заворожено наблюдая за ними, время, от времени подливая жидкость, зачерпывая длинной алюминиевой ложкой из эмалированного ведра, стоящего возле печи. Сейчас ему было не до того — откуда-то раздавался тихий скрежет, словно кто-то водил по стене железякой. Тихо, но настойчиво.

Сергей напрягся, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Он не был трусом, но не был и героем. Кто-то забрался в дом, и следовало выяснить кто этот ночной гость. Жданов покосился на телефон, стоящий в нише кухонного шкафа. Параллельный телефон находился в библиотеке, и Надежда частенько накручивала старомодный диск, проводя время в беспредметных, состоящих целиком из одних междометий, разговорах. Для него так и осталось загадкой — о чем, черт возьми, можно ворковать часами, улыбаясь непонятно чему, и ногтем царапая столешницу. Одним словом, женщины…

Он скользнул взглядом по столу — закрытая хлебница, чашки, со следами заварки. Нет, не то…

Осторожно, стараясь не делать резких движений, потянул на себя ящик стола. Вилки и ложки, лежали россыпью, поблескивая в полумраке — заходя в комнату, Сергей так и не удосужился включить свет. Ага, вот то, что нужно — из бокового отделения ящика, он вытащил длинный нож, с пластмассовой рукояткой.

Теперь осторожно, на цыпочках, добраться до источника шума, и…

Что будет потом, Сергей решил не загадывать. Там видно будет. Он прислушался — шум шел из тамбура, закрытого шторами. Плотная ткань гасила скрежет, но даже из того места, где стоял Сергей, он был слышен вполне отчетливо.

(Скр-р-р-режет!)

Сергей облизал губы. На миг, в глазах потемнело, и сквозь привычные очертания кухни проступили контуры совершенно другого места. К скрежету добавилось треньканье колокольчиков. Чуть слышное, тревожное — в нем слышалось предупреждение.

(О-хэй, малыш, не ходи сегодня туда. Сделай вид, что ничего не слышал, ступай наверх, заберись под бочок к женушке, и наполни спальню довольным храпом — так будет лучше для вас обоих!)

Сергей упрямо мотнул головой. Он слышал то, что слышал, и, черт возьми, он не собирается играть труса, а прямо сейчас пойдет и разберется что к чему!

Что и говорить, иногда он был чертовски упрям. Проходя вечером, мимо подгулявшей орущей компании, он никогда не пытался замедлить шаг, или свернуть в близлежащую подворотню — наоборот шел навстречу, напряженный, словно сжатая пружина, пускай до сих пор и не попадал в передряги.

Сейчас был именно такой случай. Сергей сжал нож покрепче и сделал первый шаг. Потом второй…

Он крался, приближаясь к цели, а наверху, сонная Надежда, в последний раз хлопнула ресницами, погружаясь в страну зимних сказок. Колокольчики зазвонили громче. Сергей нетерпеливо откинул штору, пробираясь в темный тамбур. Немного постоял там, пока не привыкли глаза.

Звук шел из-за закрытой двери омшаника. Кто-то возился там, скрежеща железом, неловко топтался по хрупким останкам некогда нужных вещей. Давил неуклюжими ножищами невзрачные сокровища детства.

Сергей приблизился к двери. Наклонился, прислушиваясь.

Там никого нет, глупыш — только груды бесполезного хлама!

Вздор — кто-то же издавал эти странные звуки. И этот кто-то все еще там — замер с другой стороны двери, слушает, как твое сердце выбивает рваный ритм, понимающе качает головой в такт неровному дыханию хозяина дома.

(Ты трусишь, парень, и это правильно. Другой бы на твоем месте уже давно навалил полные штаны… да что там говорить, не каждый способен на подвиг, уж тебе ли не знать, но только такие как ты могут заглянуть за дверь, или все совсем не так?)

Все так — Сергей чуть толкнул дверь.

За дверью была тьма, и какой-то подозрительный шорох. Тот, кто таился во тьме не собирался выдавать свое присутствие.

— Эй… — негромко позвал Жданов. — Кто там?

Странно было бы ожидать, что воришка отзовется, но чем черт не шутит — Сергей давал ночному гостю шанс уладить все миром.

— Выходи… — продолжил он.

(А не то…)

Сергей резко пнул дверь, так что та чуть не слетела с петель, и ворвался следом, бестолково размахивая ножом. И остановился как вкопанный, попав в кромешную тьму. Попятился, пытаясь нащупать свободной рукой выключатель.

Тьма рванулась навстречу, обволакивая, укутывая бесплотным саваном, ласкаясь, примеряясь, куда бы вонзить свои несуществующие клыки.

(Э нет, подруга, на этот раз все будет по-моему!)

Вспыхнул свет, тусклый, неровный — лампочка покачивалась на обросшем мхом проводе, отчего желтоватое пятно на полу меняло очертания, словно расползаясь и собираясь вновь. Тени скользили по стенам с которых давно осыпалась штукатурка, по останкам ульев, придавая грудам старья неожиданный шарм. Но даже не это оказалось настоящим потрясением для Сергея:

В омшанике не было никого!

Он оглядывал помещение, не веря глазам. Ведь шум казался таким отчетливым, настоящим!

Что же могло быть его причиной?

Конечно, можно было бы заглянуть в самые дальние закоулки, отодвинуть дубовые останки некогда шикарной мебели, вот только одного взгляда на припорошенный пылью пол оказалось достаточно: от входной двери шла цепочка следов (его следов!), оканчиваясь неряшливым пятачком под ногами. Больше следов не было, если неведомый вор не обладал способностью проходить сквозь стены и надолго зависать в воздухе.

Здесь нет никого парень, можешь опустить бесполезный нож, — не дай бог порежешься еще.

Убирайся отсюда!

Сергей протянул руку, чтобы выключить свет, и одернул ее, словно ошпарившись. Тишину омшаника вновь наполнил тревожный скрежет.

Небольшой отрезок водопроводной трубы, небрежно прислоненный к стене, почти у самого выхода, чуть сдвинулся, царапая остатки штукатурки. Сергей заворожено следил за тем, как труба, покачнувшись, ржавым концом прочертила на стене дугу, и грохнулась, подняв небольшое облачко пыли.

Жданов отпрянул, нож выпал из руки, но ему было уже не до оружия. Чертова труба испугала не на шутку.

Но с другой стороны — должна же быть причина тому, что ржавый отрезок трубы, столько лет прислоненный у стене, вдруг решил грохнуться оземь. Выбираясь из тамбура, Сергей не долго раздумывал о причинах — в голову сразу же пришло единственно правильное объяснение:

Крысы!

Огромные серые твари с горящими глазами. Одна из них, пробегая, мимоходом зацепила трубу длинным хвостом, так что все ночные похождения в омшанике не стоили и медной монетки, что валялась у входа, и поднять которую было просто лень.

Сергей облегченно вздохнул. Теперь, когда нашлось простое и логичное объяснение, можно не забивать голову разной всячиной, а с чистой душой отправиться спать. Тем более, что любимая женушка наверняка уже досматривает десятый сон.

Выходя из кухни, Сергей в последний раз оглянулся. Сквозняк всколыхнул шторы, и сквозь темноту тамбура проступили очертания человеческой фигуры.

— Ну нет… — Жданов рассмеялся. Все хорошо в меру. Сейчас его ждет нагретая супругой постель, и легкий ненавязчивый сон, в котором можно будет отрешиться от забот и тревог, и ощутить себя тем, кем являешься на самом деле.

Он поднялся по лестнице, прошел по коридору, ни на миг не задержался в зале, в которой просторно и темно, а на картине, висящей на стене, был изображен густой темный лес, да берег реки, на котором отчетливо выделялись чьи-то небольшие, возможно женские, следы.

В кровати беспокойно ворочалась жена. Сергей тихонько забрался под одеяло, и затих, прислушиваясь к звукам уходящей ночи.

А потом он просто уснул.