Безвременье

87.

Всю ночь за деревней что-то бухало, ревело и рычало. А чуть рассвело, деревня почти вся высыпала на улицу. Первыми принесли известия ребятишки: вокруг деревни идут какие-то армейские учения. Одни из деревенских полезли на крыши, другие вернулись по избам, часть наиболее нетерпеливых пошла полюбопытствовать огородами.

Мотоцикл наш, заправленный первачом, был готов к очередной поездке в город. Но, помня о позавчерашней неудаче, мы с Провом тоже решили посмотреть, что же происходит вокруг деревни. Пройдя с полкилометра, мы заметили, как более расторопные и опередившие нас сельчане как-то слепо и неуверенно тычутся на одном месте, шаря в воздухе руками и не продвигаясь вперед. Знакомый, еле слышный звук "тиу-тиу" разносился в еще прохладном и чистом воздухе. Взобравшись на бугор, мы подошли к мужикам. Те ошарашенною вертели головами и оживленно жестикулировали. Ошалеть и впрямь было от чего. Поваленный, на сколько хватал глаз, лес, растерзанная земля, перемолотые стволы деревьев. Несколько замерших в неподвижности стальных чудовищ, сожженных или с распоротыми внутренностями и безжизненно вытянутыми языками траков. Бессмысленность картины поражала воображение. Тысячи смертоносных машин почему-то хотели пройти прямиком через лес.

Мужики бойко, хотя и испуганно, обсуждали происшествие, мяли пальцами воздух. Я протянул руку вперед и ощутил податливую ткань пленки магополиса. Она слегка полоскалась на чуть дующем ветерке, выскальзывала, пружинила, была приятна на ощупь. Развороченная земля вплотную подступала к ней, видны были следы траков, несколько вывороченных с корнем сосен навалились на пленку и теперь медленно покачивались, не падая. Ясно было, что машины шли как бы вслепую, не видя пленки, натыкались на нее, пытались прорвать невидимое препятствие, отступали, бросались вновь, но вынуждены были обходить ее стороной.

А я-то, выйдя из Чермета, хотел прорезать магополис карманным ножом!

— Что-нибудь понимаешь. Пров? — спросил я.

— Наверное, то самое "вторжение", которого боялся Галактион. Только зачем и кто? Бессмыслица какая-то...

— А если бы они прошли ночью через нашу деревню? Представляешь, что бы от нас осталось?

— Видно, Бог зачем-то миловал. — Пров прошел вдоль невидимой стены, иногда защипывая пленку пальцами и оттягивая ее, разбежался даже и бросился вперед; и видно было, как, словно в чем-то вязком, погасла скорость его тела, и оно отлетело назад. Пров устоял на ногах, но попыток прорвать пленку таким простейшим способом больше не предпринимал.

— Че делать-то, мужики, будем? — спросил у нас один из деревенских.

Пров пожал плечами.

— Да откель он знает, — сказал другой.

А третий вдруг прытко побежал в деревню. Мужики устремились за ним. Мне тоже хотелось припустить, но Пров не спешил.

— Вот что, Мар, никакой это не заповедник старины. Это что-то другое.

— Что? — спросил я и сам почувствовал, какая надежда прозвучала в моем голосе.

— Не знаю. Надо бы прорваться в город.., если только это возможно. Пошли.

Возле церкви толпился народ, не столь перепуганный, сколько возбужденный. Старушки перед крыльцом обсуждали модели "многолистной" Вселенной.

— Бог-то как страницы листает все, что создал...

— Да не Бог, а дьявол...

— Ну, дьявол...

Пров протолкался в церковку, я за ним. Отец Иоанн крестился сам и осенял крестом людей:

— Отче наш, Сущий на небесах! да святиться имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избави нас от лукавого; ибо Твое есть Царствие и сила и слава во веки. Аминь.

Тихо было в церкви, лишь чуть потрескивали свечи. Отец Иоанн помолчал и снова начал: "Отче наш..." Я перекрестился. Я не мог лгать сам себе. Я хотел верить в Бога. Хотел! Но чувствовал, что это мне не удается. Тяжесть лежала в душе тяжелым камнем. Я понимал, что если бы я искренне верил в Бога, то эта тяжесть исчезла бы. Помоги мне, господи, укрепиться в вере. Помоги... Но ничего не изменилось.

Пров разыскал глазами Галину Вонифатьевну. Я понял, что для этого он и зашел в церковь. Женщина оглянулась. Пров повернулся и начал пробираться к выходу. Она — за ним. Вышел и я.

— Мы уезжаем, — сказал Пров.

— Поезжайте, — тихо ответила Галина Вонифатьевна. Она сложила руки на груди ладонями вместе, и я чувствовал, что она хочет перекрестить Прова, но не решается.

— Кто-то подшутил над нами. Все это не настоящее. Это все чья-то игра. А зачем — не понимаю.

— Может, дал еще одну возможность? — сказала женщина.

— Возможность?.. Возможность и действительность — разные вещи. Все. Уезжаем. Прощай, Галина Вонифатьевна.

Он повернулся и пошел, а она осталась стоять у ограды, держась за нее рукой, и я видел, как она хотела вернуть его. Вот сейчас. Только сейчас! И больше никогда! Но миг прошел... Галина Вонифатьевна перекрестила меня и я тоже попрощался с ней.

— Куда? — спросил я, когда мы оседлали мотоцикл.

— В город! — зло ответил Пров.

Ладно, в город, так в город. Я разогнал машину. Выезд из деревни был тут рядом. Впереди будет пленка, понимал я. А Орбитурал тогда настоятельно советовал держаться скорости в шестьдесят километров. Правда, никакой пленки тогда перед нами уже не было. А второй раз мы вообще преодолели барьер пешком. Но будь, что будет. Солнечные блики я заметил метров за сто.

— Держись! — крикнул я Прову и врезался в упругую преграду. Нас качнуло и отбросило назад. Хорошо, что дорога была пыльной, земляной. Мы не расшиблись, да и мотоцикл не пострадал. Я похлопал себя, стряхивая пыль. Ловко упали, ни одной царапины.

— Давай в обратную сторону, к сосне, — сказал Пров.

Мы промчались по всей деревне, поднимая клубы пыли, выскочили в поля. Ничто не держало нас. Вот и та поляна, где я встретил Прова в саркофаге. Пока все нормально. И тут я снова поймал глазами блики. Второй раз упасть так удачно могло и не повезти. Я притормозил, надавливая колесом на пленку. Не проехать. А там, за нею, снова лежал изуродованный лес.

— Не вырваться, — сказал я. — Да и не проехать, если даже вырвемся. Тут и пешком-то не пройти.

— Давай в деревню. — Пров, похоже, успокоился.

Деревенские уже смотрели на наши заезды с не меньшим интересом и страхом, чем на вывороченный вокруг деревни лес.

Галина Вонифатьевна стояла на том же месте и, как мне показалось, в той же позе. Глаза ее сухо блестели. Пров не сразу слез с седла. Его и тянуло к ней и что-то останавливало. Наконец, он пересилил себя, подошел, взял ее за руку, сказал:

— Прости...

Прихожане, толпившиеся возле церкви, образовали вокруг них пустой круг, я тоже отвернулся, но слышал их короткий разговор.

— Я из другого мира, Галина Вонифатьевна. Ты мне снилась... всю жизнь.

— Ты тоже мне снился, Пров.

Она вышла из церковной ограды, направляясь к дороге, ведущей в город. Пров плелся за ней. Чуть затарахтел и стронулся с места и мой мотоцикл. Галина Вонифатьевна шла не спеша, спокойно, словно прогуливалась ради хорошего здоровья ранним утром. Вот уже и блики солнечного света приблизились к ней. Я заглушил мотор. Она что-то достала из кармана вязаной кофты, подняла его на ладони и слегка дунула.

— Твой подарок, Пров...

Это было золотое колечко, отражающее солнечные лучи во все стороны. Оно сияло ослепительно и чисто и, как бы, вращалось, выворачиваясь, проваливаясь и возносясь само в себя. Колечко медленно поплыло вперед к невидимой преграде, прогнуло ее, что стало заметно по изменившимся солнечным бликам, потянуло пленку магополиса на себя, скручивая ее, как обмотку на тор. Кольцо удалялось, не меняясь в видимых размерах. Солнечные блики тянулись за ним все быстрее и быстрее и все стремительнее наматываясь на кольцо. Тонкие звуки "тиу-тиу" неслись со всех сторон. Ощущение было такое, словно со Смолокуровки стаскивали сияющую плащаницу. Да так оно и было! Последний раз золотистые искры вспыхнули вокруг нас, и сияющее кольцо исчезло в лучах еще низко стоящего солнца.

Что это было? Не понять... Галина Вонифатьевна уже отошла от нас. Я думал, что Пров бросится ее догонять, но он только буркнул:

— Поехали...

Что ж... Прощание уже было позади. Я завел мотоцикл и, сначала осторожно, а потом все увереннее, повел мотоцикл по дороге в город. Что дальше, я не знал. Это дело Прова. Задумался я, что ли? Но только мы ехали поляной, где меня остановила процессия чернецов. Но ведь поляна была с другой стороны деревни, и дать такой круг я не мог, потому что все время ехал прямо, по дороге, вовсе не похожей на проселочную. Я развернулся, снова промчался деревней. На нас уже смотрели без любопытства, привыкли. И через пять минут оказался на том же самом месте. Заколдованный круг!

Мы делали уже третью попытку, а знакомая, вроде бы, дорога из Смолокуровки в город упорно возвращала нас на ту же самую поляну. Я начинал закипать.

— Вот что, — хмуро сказал Пров на очередном заезде. — Похоже, я понял, в чем дело. Похоже, меня отсюда не выпускают. Попробуй прорваться без меня. Я не пропаду, ты меня знаешь.

— Значит, в город?

— Да, Мар.

— А зачем?

— Ты узнаешь. Я уверен, узнаешь. Если что, встретимся в Смолокуровке. А пока делай то, что сочтешь нужным. Делай сам.

— Пока, — сказал я и в какой уже раз погнал мотоцикл через деревню. Странно, но я действительно знал, что делать и куда ехать. И это знание было настолько очевидным и простым, что я только удивился тому, почему это не пришло нам в голову раньше.

Еще зеленый, но уже умирающий, раздавленный и растоптанный лес проносился мимо. Дорога, разбитая траками и колесами, не смущала меня. Я выжимал из своего БМВ все, что мог. А когда впереди показался город, я уже знал все его улицы и переулки, да мне и не надо было плутать, путь мой был прям и ровен. Жуткий, пустынный город встретил меня ледяной тишиной, которую я явственно чувствовал сквозь ровный рокот мотора. Я не смотрел по сторонам; то, что мне нужно было, находилось впереди, и оно, как магнитом, тянуло меня.

Вот огромная площадь с земляным возвышением посредине. Недостроенное здание с зияющими проломами окон и дверей, лабиринт бетонных помещений с никому не нужными механизмами, горами песка, цемента, строительный мусор. Рассохшаяся, какая-то деревянная дверь, тамбур, вторая дверь, отлетевшая в сторону от удара колеса.

Я оказался в коридоре, длинным полукругом уходящим в обе стороны. На стене и дверях его засветились переполошенные надписи: "Караул! Убивают!", "Спасайся, кто может!" Но коридор был пуст, и никто не выскакивал в панике из дверей и не пытался спастись.

Внешней стороны коридора не было. На ее месте вообще ничего не было, кроме двери, болтающейся на одной петле, через которую я и въехал в Космоцентр.

Да, это был Космоцентр, только вымерший, как и все в этом мире. Я прикинул, на сколько мне хватит самогона, залитого в бак. Выходило, что еще километров на пятьдесят. Порядок! Нормально.

В какую сторону ехать, значения не имело. Я тронулся с места. Держать направление было легче легкого. Мотоцикл шел ровно, двери Космоцентра слились в одну сплошную полосу и лишь слева периодически мелькала непохожая ни на что, одинокая дверь. Меня охватил восторг, опьянение какой-то радостью снизошло на меня, подспудное знание рвалось в мой мозг. Я сделал это! Я сделал это! Уже и перегаром самогона воняло в этом коридоре, уже слева, кроме двери, проносилось и исчезало еще что-то, а я все мчал и мчал.

Странные видения проносились в моей голове и запечатлевались в памяти. Но я не вдумывался. Все после, после! Сейчас вперед, вперед! Вперед по нескончаемому кругу! Что-то менялось в мире. Что-то возникало в нем. Но некогда было анализировать это изменение. Вперед, пока в баке есть самогон!

Я не считал круги, но вот мотоцикл начал чихать, а через полминуты и вовсе заглох. Я бросил мотоцикл и пошел по коридору, по обеим сторонам которого через неравные промежутки располагались знакомые двери. Человек ждал меня впереди. Я подошел к нему и упал.

— Здравствуй, Мар! — сказал Пров.

— Начадили тут, — раздался еще чей-то голос.