Бета-тестеры. Дополнительное издание

Часть 17. Хроники Гиблого 2. Берегись Лёни

Станция «1024 километр». Старая мельница недалеко от озера Гиблое. 8 января. 10:13 реального времени.

— Лена, прелесть ты моя, очками Ксена тебя заклинаю: прекрати позировать! — Минус устало потёрла лоб запястьем, где до этого за неимением свободного места на палитре-фанерке смешивала красный и светло-оранжевый.

— Но я не… — попыталась было оправдаться Леночка.

— Ну не сидят люди с идеально прямой спиной и жизнерадостным оскалом круглые сутки! Леночка, я же не фотограф, если ты на секунду забудешь о проглоченном тобой аршине и перестанешь вести себя, как пожирательница яблок из рекламы зубной пасты, поверь, ты только упростишь и мне, и себе жизнь. Мне живое лицо надо. Живое, понимаешь? Не маску с натянутой улыбкой, а настоящее лицо!

— Не кипятись, ужасный Тумбарикиту, — фыркнул за её спиной вольготно растянувшийся на лавочке Ксенобайт. — Перестань на неё таращиться, она и расслабится. А то ты ей вот-вот взглядом дырку во лбу прожжёшь, какое уж тут настоящее лицо?

— Светлое, доверчивое и чуть наивное, — вздохнула Минус. — Иди вот, поболтай с ребёнком. В карты сыграй или ещё во что-нибудь. Отвлеки, в общем; пусть забудет, что я рисую.

— Ты просто мастер скрытности, ты знаешь об этом? — язвительно уточнил программист. — И вообще, чтобы сыграть в карты, нужна как минимум колода карт. Иди краску смой, пока не засохла.

— Краску? — уточнила девушка, и Ксенобайт демонстративно постучал по запястью, после чего потёр лоб. — Ох ты ж… — Минус убито коснулась измазанного лба и посмотрела на кончики пальцев. — Где мой растворитель?

— Крайне непредусмотрительно был оставлен рядом с самогоном, после чего переставлен мною к холстам. Во избежание, так сказать. И если твои волосы снова будут вонять той дрянью…

— Я тоже не тащусь с ароматов керосина, — сморщила нос рыжая. — В прошлый раз я на три раза голову помыла, но всё равно пахнет, когда на волосы попадёт.

— Значит, перестань лить растворитель на волосы, а то побрею налысо, — предупредил программист. — Под покровом ночи возьму бритву и свершу своё чёрное дело.

— И утром не проснёшься, — фыркнула Минус.

— А ты только чтоб на мальчика походить потом месяц обрастать будешь.

— Умный такой, сейчас сам смывать будешь, — рыкнула рыжая и резко обернулась к Леночке, успев зацепить тут же устремившийся в пол взгляд, полный стыдливой ядовитой надежды. — Твою же, — нервно сглотнув, признала она. — Не такую настоящесть я в виду имела… Ладно, голуби, летайте; пошла я профессиональные повреждения стирать.

Ксенобайт озадаченно посмотрев на Леночку, прикрывшую ладошками пылающие щёки, убито вздохнул и вышел вслед за Минус.

— Она меня ненавидит, — каким-то странным голосом сообщила другу девушка, пока тот смоченной керосином тряпкой оттирал масло с её лба. — Так чисто, искренне, по-детски… ненавидит. Меня за всю мою предыдущую жизнь только полчаса так ненавидели. Даже меньше: минут двадцать. Интересный опыт, но повторять не хочется.

— И где ты ей так насолить успела? — удивился Ксенобайт. — А главное, когда? Вы друг дружку третий день всего знаете. «Зазеркалье» не в счёт: там тебя все ненавидят.

— Вчера вечером и успела, — мрачно уставилась на него Минус. — Не без твоей, между прочим, помощи. Я же теперь для неё не Копия-спасибо-за-Бравный-меч, а стерва-увела-моего-Карпатика.

— Я свой собственный, — хмыкнул программист и потёр особенно вредный мазок, не желавший стираться. — У Леночки шансов было, как у Внучки, а кого-то я бы себе всё равно нашёл. Ты-то здесь причём?

— Умеешь ты, Ксен, девушке польстить, — Минус убито вздохнула. — Она вот этим, — девушка постучала Ксенобайта по лбу, — и сама всё понимает, но вот этому, — палец уткнулся парню в грудь, — не объяснишь, что шансов ноль. Сегодня я сплю у стенки: иначе меня побреют, а свалят на тебя.

— Вот и отлично, там как раз из щелей дует, — «обрадовал» программист. — Но вообще, надо бы с этим что-то делать.

— Давай ты меня красиво бросишь на глазах у Леночки, крича, что полюбил светлое, юное создание, потом подойдёшь к ней, кинешься на колени и будешь умолять простить слепца. А потом я и Плюс на правах тёть будем нянчить кучу маленьких кудрявых Ксенобайтиков, — на последних словах Минус не выдержала и фыркнула, давясь смехом.

— Язва, — щёлкнул её по лбу Ксенобайт. — Иди керосин отмывай.

Станция «1024 километр». Старая мельница недалеко от озера Гиблое. 8 января. 17:42 реального времени.

— Мне кажется, ты перебарщиваешь, — Ксенобайт покачал головой, разглядывая рисунок. — Тут прямо демон какой-то, а не Леночка. Симпатичный такой кудрявый демон… Не могла она так смотреть. У меня так посмотреть, когда я в бешенстве, через раз получается.

— Иди спрячь, чтоб не увидел никто, — буркнула Минус. — Пусть сохнет. И если я переборщила, то пусть кара небесная обрушится на мою голову. Давай-давай, мне ещё нормальный портрет для Егора рисовать, Джульетта наша как раз прекрасно сверкала очами, явившись с пробежки.

Программист недоверчиво хмыкнул, но отнёс портрет сушиться, загородив его подсыхающей «мини-Мелиссой».

— Вот, это уже больше похоже на правду, — одобрил он, через некоторое время снова заглянув девушке через плечо. — Странно, обычно ты глаза в последнюю очередь рисуешь, а в этот раз наоборот.

— Иначе у меня предыдущий снова получится, — поёжилась та. — Никак тот взгляд из головы не идёт… А тут смотришь и вспоминаешь, что рисуешь.

— Не думал, что когда-нибудь смогу упрекнуть Копию в излишней впечатлительности, — фыркнул Ксенобайт. — Сдаётся мне, что ты драматизируешь.

— Сдаётся мне, что зря я пошутила так, — Минус нервно покусала кисть, запачкав нижнюю губу. — Нет, сегодня точно у стенки. Только я с тобой потом местами поменяюсь, когда Егор уже свет вырубит. Не для того я с детства волосы не стригла…

— У тебя паранойя, — убито заключил программист.

— Может, и паранойя, — признала девушка. — Но ты ведь мне всё равно подыграешь, правда?

— Ну ладно, кажется, я уже привык к твоим заскокам, — пожал плечами Ксенобайт. — Зато не скучно.

Станция «1024 километр». Старая мельница недалеко от озера Гиблое. 9 января. 07:03 реального времени.

Предложение Ксенобайта поваляться хоть полчаса было вынужденно принято: программист просто по-хозяйски сгрёб в охапку попытавшуюся вылезти девушку и, буркнув, что кофе всё равно нет и варить ей нечего, завалился спать дальше. Недовольно пофырчав с минуту, Минус согласилась на вариант с получасом утреннего безделья и задремала, щекотно уткнувшись носом программисту в шею. Когда полчаса, согласно неумолимому будильнику планшета, истекли, девушка снова принялась выбираться и наткнулась рукой на лежавшую на подушке прядь.

— Твою же! .. Ксен… — Минус зажала рот ладонями, сдерживая вскрик.

— Что? — нервно дёрнулся тот.

— Твои… — девушка потянулась к его голове, и Ксенобайт, привычно дотронувшись до волос… Волос? Твою же!

— Елена Егоровна, мне кажется, ваше буйство чувств несколько вышло из-под контроля, — мрачный, как грозовая туча, программист навис над бледной и съёжившейся на лавочке девчушкой. — Это уж, знаешь ли, ни в какие границы! .. — рявкнул он.

Леночка убито пискнула, глядя на наполовину обстриженного Ксенобайта.

— Я не… те… — залепетала она.

— Она меня хотела в Харви Дента превратить, — Минус щурилась из угла возле печки рассерженной кошкой. — Замечательно бы утречко началось. Два трупа девушек: одно убийство, одно самоубийство. Я за волосы убить могу запросто. Особенно утром. Особенно до кофе, а кофе кончился. Вот хорошо, что меня вчера весь день паранойя мучила, а в темноте ночью не видно ничерта. Ксену-то вообще до лампочки, что у него на голове творится.

— Тоже, знаешь ли, не из приятных ощущения, — буркнул тот. — И что ты вчера такого ляпнула, что начинающий Суинни Тодд начал творить?

— Да состоялся у нас гениальнейший… диалог, — Минус продирала гребнем спасённые волосы и морщилась: непривычно увязанные на ночь в шишку космы запутались и ни в какую не хотели расчёсываться. — Вы, кстати, друг друга стоите: что один, что другая моду завели меня у стенки зажимать. Тормозит меня наша Леночка в сенях и с самым серьёзным видом начинает выяснять, что же во мне такого её драгоценнейший Карпатик нашёл. А я додумалась ляпнуть — я тогда и не подумала, что она в этот бред поверить может! — что у меня бабка была ведьмой, и тебя я приворожила. На волосы. Ну, как про Далилу и Самсона примерно, мы же вечером о той локации болтали, ну и…

— Кто вас, женщин, разберёт… — философски вздохнул Ксенобайт, получив от Леночки подтверждающий кивок и тщетно попытавшись заглянуть в стыдливо потупленные глаза. — Вот две взрослые, нормальные девушки. На секунду одних оставь, и начинается: одна умы неокрепшие смущает, вторая в инквизицию святую подалась. Но Леночку ещё понять можно: она-то хоть влюблённая, а им мозгом головным по статусу думать не положено. Я бы даже сказал, что эта неспособность и есть показатель влюблённости. Но вот от тебя, Минус, я хоть немного разумности ожидал.

— Зря, — ядовито фыркнула та. — И вообще…

— Что «вообще»? — с подозрением уточнил программист после полуминуты молчания.

— Ничего, — отвела глаза девушка. — Заканчивай давай Страшный Суд. Леночку в Чистилище на три дня — пусть тарелки моет. Во избежание, так сказать, рецидива. И убери уже этот ужас; или завяжи, или достригай: смотрится кошмарно.

— Вот мне не начхать, — хмыкнул Ксенобайт. — Теперь из принципа буду так ходить. Живым напоминанием о том, что не стоит провоцировать влюблённых девочек. Иди уже сюда: сидишь там, шипишь. Вот постриглась бы тоже, хоть из солидарности, и никаких проблем с расчёсыванием.

— Постарайся смягчить меня, чтобы я убила тебя быстро, — сверкнула глазами Минус. — Постричься, ага. Я скорее себе горло перережу. Или кому-нибудь другому. Причём скорее другому.

— «М» — мании, Минус, маньячка, — выдал программист.

— Всё ещё «алфавит шизофреника»? — вздохнула та. — Даже не смешно уже. К тому же, «м» уже была. Дважды. Вот «з» — ни разу, хотя ты зараза редкостная.

— Пострадавшая из-за тебя зараза, — поправил Ксенобайт. — Требую моральной компенсации.

— Кофе кончился, зефира нет, массаж тебе делать мне лень, — отрезала Минус. — И вообще, мне ещё Леночку дубль два дорисовывать. И их парный с Егором для себя копировать. Так что нет. Ну, или позже. Намного позже. Часа через четыре, быть может.

— Не принято, — отрицательно мотнул головой программист. — И я хочу твой портрет. Твой портрет тебя, в смысле.

— Зачем? — озадачилась девушка. — Просто меня-меня тебе мало?

— А вдруг просто тебя-тебя постригут этой ночью, — пожал плечами Ксенобайт. — Рисунок-тебя постричь уж точно не удастся, а мне будет, с чего изображение на надгробии заказывать.

— Оптимизм и вера в будущее из тебя прямо хлещут, — Минус вздохнула и потёрла лоб. — Ладно, нарисую. В первый раз рисую автопортрет, ну надо же, а. Особые пожелания есть?

— Чтобы похоже, а в остальном — развлекайся, — заказал программист.

Станция «1024 километр». Старая мельница недалеко от озера Гиблое. 9 января. 10:47 реального времени.

— Посуду моет Леночка, готовит Егор. Должна же я хоть чем-то заняться, — Минус, перерыв гору хлама в сенях, вытащила старое облезлое коромысло, бывшее некогда зелёным. — Давай, вдвоём же быстрее получится. Я решила не копировать их парный портрет: просто сфоткаю на планшет, и всё.

— Тебе просто не хочется рисовать свою наглую физиономию, верно? — прищурился Ксенобайт.

— Я нарисую, просто позже, — виновато дёрнулась Минус. — Хотя ты прав, конечно: не хочется. Но я нарисую, правда.

— Ну смотри мне, — программист с подозрением смерил её взглядом и вскинул новое лакированное коромысло на плечо.

— Смотрю я, смотрю, — вздохнула девушка, действительно цепко впиваясь взглядом в щурившегося от солнца друга, поправлявшего извечное пенсне.

Станция «1024 километр». Старая мельница недалеко от озера Гиблое. 10 января. 12:06 реального времени.

— Ты тащишь? — уточнил Ксенобайт.

— Тащу, — послушно отозвалась Минус. — А что?

— Ничего, — пожал плечами программист. — Тащи, тащи… Вот, стоп. Теперь понемногу, по чуть-чуть.

— Всё, нет? — девушка понемногу вытаскивала провод. — Стой, застрял!

— Сейчас отцепим… — Ксенобайт, пыхтя, привстал на цыпочки, чуть подавая провод вперёд-назад. — Пошёл?

— Погоди… Вот ещё… Вот, пошёл! Много там ещё?

— Сантиметров тридцать, — отозвался программист. — Тут осталась та порнография из изоленты, её пропихивать придётся.

— Пропихнём, — выдохнула Минус. — Вот чем мы с тобой думали, когда на это подрядились, а?

— Точно не головой, — мрачно подытожил Ксенобайт. — Ну ладно, зато тарелка теперь барахлить не будет. Ты там не навернулась ещё?

— Ты по громкому воплю поймёшь, когда я навернусь, — пообещала девушка, с трудом распрямляя спину. — Так, ты пропихивай эту блямбу, а я никакая уже. Сейчас хоть похожу немного, а то все мышцы затекли.

— Ты главное летать там не начни, Карлсон, — буркнул программист: его напрягало, что Минус в одиночку полезла на скользкую крышу, категорически отказавшись от помощи Леночки и отправив её на подхват к Егору, махать антенной телевизора.

Пока Ксенобайт пропихивал шнур из избы, Минус с крыши вытягивала его наружу. Леночка крутила антенну, а Егор оценивал качество изображения.

— Правее, — скомандовал лесничий. Дочь сделала полшага вправо и уставилась на отца в ожидании дальнейших указаний, которые не заставили себя ждать. — Чуток повыше подними, — попросил Егор.

Едва заметная рябь, бежавшая по экрану, исчезла, позволяя в деталях разглядеть, как нарисованные звери с карикатурно большими головами заинтересованно тычут палочками в бумажный кораблик, отчаянно не желавший отчаливать.

— У вас там что? — сунулся к ним Ксенобайт. — Ловит?

— Ловит, — поспешно подтвердила Леночка. — Даже без ряби.

Программист неопределённо хмыкнул: руки глядевшей на него с обречённым обожанием Леночки дрожали, и трясущаяся антенна моментально спровоцировала появление пресловутой ряби, порой переходящей в целые полосы «белого шума».

Наверху раздался короткий взвизг, за которым моментально последовал гулкий удар.

— Грохнулась, что ли? — нервно дёрнулся Ксенобайт, первым порывом которого было сбегать на улицу и проверить, не торчит ли из одного из сугробов незадачливая крышелазка.

— Грохнулась, но не с крыши, — поспешил успокоить его «голос свыше». — Скользко тут…

— Свернёшь шею — жаловаться даже не начинай: я предупреждал, — мрачно заявил программист. — Провод я выпихнул, можешь крепить.

— Молоток мне принеси, предсказатель чёртов, — буркнули сверху, — и перчатки. И изоленты моток.

— Ты же брала изоленту. Склероз начался раньше времени, или сохранилась хорошо? — озадачился Ксенобайт.

— Она смёрзлась вся к чёртовой матери! — оскорблённо взвыла Минус. — Я её клею, а она не клеится! А скажешь про другую сторону — я тебе эту тарелку на голову спихну!

— Чего злишься-то? Сама туда залезла, вот и не ной теперь, — хладнокровно отбрил программист.

— Да не ною я, — девушка вздохнула и чем-то заскребла.

Злобный скрежет над головой неприятно царапал по нервам, вызывая целую толпу мурашек, и Ксенобайт поспешил на улицу, дабы снабдить соратницу по благоустройству временного обиталища требуемым инвентарём.

— Приколотишь? — уточнил он, передавая молоток опасно свесившейся с крыши Минус.

— А куда ж я денусь? — удивилась та и зажала молоток в зубах, натягивая перчатки. — У-е-о-о-и-и, — невнятно промычала она.

— Чего?

— Тут немного прибить, — повторила девушка, перехватывая инструмент и уползая обратно на крышу, — местах в трёх-четырёх. Просто чтобы ветром не мотало. Йеп!

— Живая? — нервно уточнил программист.

— На удивление, — переведя дух, отозвалась Минус где-то подозрительно близко и вынырнула из сугроба, воинственно потрясая молотком.

— Грохнулась-таки, — заключил Ксенобайт. — Хорошо ещё, у Егора крыша невысоко. Давай обратно, начинающий космодесантник, а я с тобой. В больнице валяться, так вместе.

— На тот свет тоже вместе отправимся? — мрачно пошутила Минус. — Лично я не против: будет хоть, с кем поболтать, пока по лестнице чёрт знает куда потащимся.

— Лестница в никуда, — напел Ксенобайт. — А вообще, эта локация будет просто апогеем нашего сумасшествия.

— И если после смерти в реале что-то есть, то у нас этого чего-то не будет, — фыркнула девушка. — Ну и ладно, никогда туда не рвалась. Держи меня, я не хочу свернуть шею.

Станция «1024 километр». Старая мельница недалеко от озера Гиблое. 10 января. 09:04 реального времени.

— Это тебя, мила дочь, укусил, что ли, кто? — озаботился Егор, увидев на шее Минус красные пятна, складывавшиеся в большую окружность. — Неуж клопы вернулись? Как есть ведь всех годков пять ещё назад вывел.

— Да нет, раздражение, наверное, — девушка прикрыла пятно ладонью, слегка покраснев.

Лесничий пожал плечами и продолжил вещать дочери про прелести жизни на природе.

— Слышал? — шёпотом фыркнула Минус скалившемуся в улыбке Ксенобайту. — Никакой ты не вампир, а самый настоящий клоп. Уж Егор-то в живности разбирается.

— Врушка, — хмыкнул тот. — Раздражение, ага. Это самая настоящая ярость, а никакое не раздражение.

— Ты. Прокусил. Мне. Шею, — мрачно прошипела Минус. — Ещё раз такое вытворишь, и я тебе что-нибудь отгрызу. Три пальца и ухо, например.

— Необычный выбор, — признал программист. — Левое или правое?

— Правое, — подумав, заявила девушка. — На левом шрамик от серёжки классный, его жалко.

— А правое тебе не жалко? — возмутился Ксенобайт. — Я им даже шевелить умею!

— Покажи? — тут же заинтересовалась Минус. — Прям вот только одним? Двумя я тоже умею, а одним не получается.

Программист поднял волосы и продемонстрировал двигающееся отдельно правое ухо, потом левое.

— Вот ты даёшь, — восхитилась девушка. — А кончиком носа в стороны можешь?

Ксенобайт честно попробовал, но не получилось.

— Жаль, — вздохнула Минус. — Мог бы в цирке выступать.

— Ты тоже, — фыркнул тот. — Клоуном. Тем более, уже рыжая, даже парик не понадобился бы.

— Viva, kalman, да? — задумалась девушка. — Я была бы очень кровожадным клоуном, меня бы все дети боялись.

— Ты была бы очень грустным паяцем, — предположил Ксенобайт. — Тебе только слезу на щеке нарисовать, и хоть сейчас на арену.

— Я настолько бледная? Снова? — Минус озадаченно потёрла щеку. — Давление что-то скачет. Всё потому что кофе кончился.

— Я вообще не понимаю, как мы за неделю здоровый мешок зернового кофе убили, — пожал плечами программист. — А вообще, у тебя уже зависимость от своего варева. Лечись давай.

— А ты курить бросай, — покосилась на него девушка. — Ты почти пачку в день смолишь, а потом ноешь и кашляешь после бега.

— Зачем мы вообще начали бегать? — мрачно уточнил Ксенобайт. — Если ты решила спортом заняться, почему я должен таскаться с тобой?

— Из солидарности, — заявила Минус. — И потому что иначе я тебя покусаю. И вообще, тебе что, трудно?

— Трудно, — подтвердил программист.

— И ещё поэтому, — ничуть не смутилась девушка. — Ты тоже не в форме. Так что не ной, допивай чай и побежали. Вон Леночка ещё и каждое утро бегает, а мы с ней только днём увязываемся.

— Совершенно зря, кстати, — буркнул программист. — Ну, ведёт человек здоровый образ жизни, бегает. А нам-то это зачем? Мне бега на работе хватает.

— Бег в вирте не считается, — строго фыркнула Минус. — Ты не бежишь, ты сидишь. Впрочем, это ненадолго, если Мак не ошибся. Подумай, как ты в тренажёре-симуляторе бегать будешь? Ты же сдохнешь через пять минут, и тебя запросто пристрелят. Давай-давай, от пробежки ещё никто не умирал, кроме гипертоников и сердечников.

— Откуда тебе знать, что я не сердечник? — возмутился Ксенобайт. — Вот слягу где-нибудь на полпути, что делать будешь?

— Непрямой массаж сердца, — тут же ответила Минус. — Только я когда на манекене тренировалась, я первые пару нажатий всегда по ребру ломала, так что симулировать не советую.

— Маньячка, — признал программист и отказался от идеи с симуляцией.

— Зато представь, как остальные обалдеют, — снова попыталась девушка. — Мак и Махмуд, я уверена, сейчас ржут над нами с тобой и заранее записывают в неудачники. Просто подумай, какие у них будут лица, если ты вырубишь их персонажей в Четыре-Эс.

Аргумент возымел действие, и Ксенобайт, вздохнув, залпом опустошил кружку.

— Побежали, — кивнул он.