Барин-Шабарин 3

Глава 8

— Так кто же убийца? — спросил Климов, выражая нетерпение.

Действительно, всё происходящее выглядело, как некий спектакль. И главное, что это я — режиссер-постановщик. Возможно, в некоторой степени я даже красовался сейчас перед этой разношерстной публикой, половина из которых и за деньги не захотела бы смотреть такое шоу. Но когда я понял, кто всё же стрелял в Кулагина, словно камень слетел у меня с шеи. Я больше не подозреваемый — и я мог дышать полной грудью Вот и поймал кураж.

— Господин Зарипов, будьте добры, передайте мне револьвер, подаренный вам мною же! — резко повернувшись к Лавру, сказал я.

— Вы переходите уже все границы! Немедленно, немедленно стреляться! — нервно ответил мне Лавр Петрович.

— Отдайте оружие, или это я буду вынужден стрелять, — сказал я, а после обратился к уряднику: — Этот господин — и есть убийца вице-губернатора Андрея Васильевича Кулагина! Его обувь отпечаталась на земле — там, в кустах, откуда и стрелял убийца. Его отпечатки пальцев совпадают с теми, что были обнаружены на пистолете, из которого стрелял убийца. У господина Зарипова есть и мотив, следуя которому, он мог бы убить вице-губернатора. Господин Зарипов вылез через окно ночью.

Пусть последнее утверждение и не имело прямых доказательств, однако все уже было очевидным.

— Я это… Я не это… — растерялся Зарипов, роняя лист бумаги, который всё ещё находился в его руках.

Замешательство убийцы быстро сошло на нет, резко поднялся. Я был почти уверен, что Зарипов сейчас выхватит револьвер. Но я был готов, и мое оружие уже направлено на убийцу. Однако у Лавра хватило разума, чтобы не начать стрелять. Мне сейчас ничего не угрожает, а просто так взять и расстрелять человека, пусть даже преступника, нельзя при жёстком правлении Николая Павловича. Да и после суда Лавра не казнят, лишь съездит на сибирские курорты.

Показывая завидное проворство, Зарипов, оттолкнувшись левой ногой, моментально взлетел на стол, оттолкнулся от него и выпрыгнул в открытое окно. Я сразу же повторил манёвры убийцы, отставая от него лишь на несколько секунд.

— Не стрелять! — кричал я, уже коснувшись земли и сделав кувырок вперёд, чтобы амортизировать не совсем удачное приземление.

Расстояние до Зарипова увеличилось. Он бежал, и делал это достаточно лихо. Но я знал, что бегать Лавр Петрович как раз-таки не любит, быстро выдыхается. Не дворянское это дело — в кроссах упражняться.

— За мной! Зарипова брать живьём! — выкрикнул я, устремляясь в погоню.

Я не знаю, куда именно бежал Зарипов. Ведь, по сути, уходить ему некуда. Для того, чтобы убежать от большой группы мало-мальски тренированных бойцов, нужно заранее подготовить пути отхода. Вместе с тем, коней поблизости не было, а Лавр бежал в сторону от карет и телеги, на которых прибыли мои бойцы. Так что без шансов. Я догоню. А решится ли Зарипов стрелять? Лучше бы стрелял, правда, не в меня, в сторону. Он своим побегом, а уж тем более стрельбой, окончательно закроет вопрос о том, кто убийца. И тогда любые обвинения в мою сторону станут нелепыми. Да я могу требовать извинений! Правда, опасно это… Но я на кураже.

Выбрав темп бега, я мог контролировать дыхание и расстояние до беглеца. Уже минуты через три подобной гонки я почувствовал, что могу ускориться, а вот Лавр Петрович начал выдыхаться.

За спиной я услышал топот копыт и крик помощника губернатора. Уж не знаю, зачем именно верхом на коне скачет Дмитрий Иванович Климов. Может, чтобы помочь догнать убийцу, но надеяться на его помощь не приходилось. От Климова с его служебным рвением я вообще не знаю, чего ожидать.

Ещё больше ускорившись, я почти поравнялся с Лавром, когда тот развернулся и направил на меня револьвер. И вот я резко ухожу в болезненный перекат, но группируюсь и становлюсь на одно колено…

— Бах! — стреляю по ногам Зарипова.

Рефлексы. Не дождался я, пока в меня будут стрелять, нейтрализую угрозу сразу.

Расстояние между нами было всего метра в три, потому вполне удачно я попал в икроножную мышцу Лавра. Возможно, при этом задел и кость, но это неважно, он точно выживет. Я этой гниде сдохнуть теперь не дам! Ему еще показания давать.

— А-а-а! — закричал Лавр, заваливаясь вперёд.

— Бах-бах! — прозвучало два выстрела.

Падая, Лавр нажимал на спусковой крючок, неосознанно направляя револьвер в сторону.

Резко встаю, делаю два шага и размашисто, со всей своей пролетарской… тьфу ты… дворянской злостью, бью Зарипова ногой в голову. Тело убийцы окончательно заваливается на землю.

— Господин Шабарин! Немедленно объяснитесь! — потребовал помощник губернатора, находящийся уже в двадцати шагах от места схватки. — Пуля пролетела в шаге от меня!

— Зарипов и был убийцей. Вот он и пытался сбежать, — согнувшись, опершись руками о колени и восстанавливая дыхание, сказал я.

Моей тренированности всё же ещё недостаточно, физическая форма не такова, чтобы вытворять подобные погони со стрельбой и кульбитами и не запыхаться. Болели и многострадальные ребра, давала о себе знать правая нога. Но всё это терпимо.

Только через минуту прибежали Петро и мои дружинники. Вдали показался и бегущий полицмейстер Марницкий.

— Господин Шабарин, — никак не хотел отставать от меня Климов. — Но этот же человек, если я не ошибаюсь, Зарипов его фамилия, ваш человек! Вы ему давали приказ убить Кулагина?

— Нет, — уже спокойно, чуть отдышавшись, говорил я. — Зарипов — дворянин. Как ему давать задания? А если он и служит кому, то хозяином считает ещё одного преступника, по фамилии Жебокрицкий. Если вы помните, то именно этот помещик ранее подавал на меня в суд.

— И что? Не хватает ясности происходящего, — не унимался Климов.

А я не мог понять, он что, так увлекся спектаклем? Втянулся в просмотр кино-детектива? Именно такое складывалось впечатление. Ну и ладно, пусть наслаждается.

— Если бы моё имя было опорочено убийством Кулагина, то Жебокрицкий не только смог бы отомстить мне за тот свой позор на суде, но также и завершить начатое дело — незаконно отобрать моё поместье. Так что, как видите, мотив преступления также имеется. А я не столь глуп, чтобы убивать Кулагина после того, как публично вступил с ним в ссору. Я собирался воевать с вице-губернатором, но противостоять ему по закону! — сказал я и, прихрамывая, направился в дом Кулагиных.

Прежде чем отвечать Климову, я уже успел выдать людям приказание вязать Зарипова и доставить обратно на место преступления.

Через сорок минут Зарипов пел, как соловей. Нет, он был достаточно сильным человеком, и так просто его расколоть, без вдумчивого воздействия, не представлялось возможным. Но было у Лавра Петровича одно слабое место — его семья. Я прилюдно пообещал, что если Зарипов признается, всё расскажет, сдаст, наконец, полностью и откровенно преступные схемы Жебокрицкого, то я не только не буду трогать семью Лавра, а жалую его родным пятьсот рублей, чтобы жена и дети убийцы уехали куда-нибудь подальше из Екатеринославской губернии. Деньги, конечно, не очень большие, чтобы дворянке начинать жизнь с чистого листа, но для мещанки Зариповой сумма достаточно серьёзная. Надо ведь думать, что за такое дело Зарипова лишат дворянства.

И всё же мне было жаль терять Лавра. Отличный же мог получиться специалист. Вон какую операцию провернул! Если бы не отпечатки пальцев, то я бы в жизнь не догадался, что это мог сделать Зарипов.

— Я приглашаю газетчиков, — каким-то уставшим, но вполне довольным голосом произнёс Дмитрий Иванович Климов, помощник губернатора.

— Вы намерены все подробности рассказать? — спросил я.

— Вы намекаете на роль во всём этом деле с убийством Андрея Васильевича госпожи вице-губернаторши Кулагиной? — задумчиво спросил Климов.

— В том числе, — ответил я. — Позвольте все же… Доверьтесь мне, как это уже сделали. Я готов кое-что сделать для города, хорошее. Пока не нужно газетчиков. После господин Хвастовский напишет все правильно. Вы же знаете этого писателя.

— Наслышан… Он вхож в салон госпожи Кулагиной… Как же теперь без салона? Признаться, я в некоторой растерянности. Елизавета Леонтьевна не убивала своего мужа, но ведь она способствовала этому… Климов посмотрел на Молчанова и обратился к нему: — А что вы думаете, господин исправник? Это же ваша работа. Губернский полицмейстер был отправлен в Киев, но вы…

— Я, господа, запутался, — растерянно ответил Молчанов. — Прошу простить, но без меня… Я чувствую себя дурно, и кабы не долг, то уже давно ушел бы домой и послал бы за доктором.

«А ещё тебе осталось недолго быть этим самым исправником», — подумал я.

На самом деле, Кулагина мне была абсолютно не нужна. Ехала бы она с миром. Всё равно, едва все узнают подробности смерти вице-губернатора, ей в Екатеринославе жизни не дадут. Так что пусть бы ехала куда-нибудь, но… поделилась своими средствами. Причем это условие обязательное. И хорошо бы, чтобы никто не лез в это дело, не начинал отыгрывать заступника вдов.

Как бы мне ни хотелось, но брать деньги у вдовы для себя, пусть даже она будет и преступницей, даже тайно, — это слишком неправильно для этого времени и мира. И даже мне самому, хоть я и воспринимаю Елизавету Леонтьевну как преступницу, предательницу мужа, хитрую и расчетливую особу, и то было тут как-то не по себе.

А ведь если лишь немного надавить на Кулагину, то за некоторые снисхождение к её персоне можно получить хороших деньжат. Женщина уже более получаса вела себя кротко и безмолвно, будто смиряясь со своей участью быть опозоренной.

— Елизавета Леонтьевна, могу ли я с вами поговорить? — спросил я.

Вдова Кулагина посмотрела на мужчин, всё ещё сидящих в кабинете вице-губернатора, а потом взглянула на Молчанова, который за последние часы проявил себя не более, чем безмолвная статуя. Такой вот полненький отрок, искренне жалеющий самого себя. И я не оговорился, когда не назвал Молчанова в числе мужчин. Он и ранее вызывал у меня брезгливость, а сейчас… Никто, пустое место.

— Я заверяю вас, что никаких более оскорблений или грубостей вы от меня не услышите. Меня обвинили в убийстве, и я должен был сделать всё, чтобы найти истинного преступника, — сказал я, а Лиза словно нехотя кивнула, вставая с облюбованного ею дивана.

Мы не стали далеко отходить, а лишь зашли в соседнюю комнату.

— Не знала я, господин Шабарин, что вы можете быть таким… — сказала женщина, когда мы остались наедине.

— А я, госпожа Кулагина, прекрасно знал, чего от вас можно ожидать. Вместе с тем, я не расположен сейчас упражняться в красноречии. С вас полмиллиона рублей, — сказал я, изучая реакцию собеседницы.

Елизавета Леонтьевна сначала скривилась, а после рассмеялась, будто я сказал какую-то глупость. Однако лицо моё было предельно серьёзным, а предыдущие действия, события и слова вряд ли можно было расценить, как словоблудие или позёрство.

Я досконально не знал, чем теперь владеет вдова, но даже по предварительным подсчётам, исходя из того, что имел вице-губернатор Андрей Васильевич Кулагин в городе, учитывая ту уже гостиницу, ресторан, две лесопилки… Перечислять, на самом деле, можно долго. Так что на кармане у вдовы должно было быть не менее миллиона рублей. И это по скромным и предположительным подсчётам. Ведь есть еще и огромное количество поместий.

— А вы подлец! — то ли восхитилась мной вдова, то ли оскорбила.

Хотя последующий оценивающий взгляд, который я бы назвал «взор похотливой тигрицы», говорил о том, что она во мне увидела не мальчика, но мужа. Уж не решила ли Кулагина закрутить со мной интрижку? Признаться, для меня, человека того возраста, в котором я погиб в будущем, Кулагина весьма даже ничего, хоть и несколько старше меня того, что остался в горящем доме в будущем. Но женщина действительно, выглядела для своих лет свежо, подтянуто и привлекательно.

Но для меня нынешнего, когда внутри на психику, поведение, даже на нормы морали влияют гормоны, для меня, осознающего себя человеком молодым и весьма привлекательным, Кулагина никоим образом не рассматривалась как объект сексуального влечения. Так что я снисходительно улыбнулся.

— Вы меня неправильно поняли, Елизавета Леонтьевна. Я не для себя прошу. Это было бы действительно подло и низко. Я лишь прошу вас о том, чтобы вы создали фонд, благотворительную организацию, в кою поставили бы меня распорядителем уставного фонда в размере пятисот тысяч рублей. И я даю вам слово, что потрачу эти деньги исключительно на благо нашей губернии и Отечества, — сказал я и нисколько не лукавил.

Хотя нет, немножечко всё-таки лукавства во всём этом было. Идея с благотворительным фондом пришла мне в голову буквально минут сорок назад. Именно тогда, когда стало понятно, что убийца Кулагина — это Зарипов, находящийся сейчас уже в околоточной, где его наверняка пользует местный доктор.

И если станет известен тот факт, а он всё равно станет известным, что Кулагина то ли пыталась отравить своего мужа, то ли усыпила его и ушла, то народная молва разнесёт все, на что будет способна бурная человеческая фантазия, придавая истории как можно больше пикантных подробностей. Ну, а забава всем скопом бить подранка — неискоренима.

— Что ж мне с того будет? — деловито спросила вдова.

— Я рад, что мы можем говорить с вами по-деловому, — улыбнулся я.

— А мы с вами ещё ни о чём не договаривались, — поспешила Кулагина.

— Мне достаточно, Елизавета Леонтьевна, что вы уже признали наличие у вас миллионов. А та информация, которую я мог бы вам предоставить, думаю, стоит не меньше половины состояния, которое вам достаётся от мужа, — я усмехнулся. — А полмиллиона — ведь это даже не половина.

— Что за информация? — сглотнув и поведя плечами, всё же спросила вдова.

— У меня в блокноте имеется много разных записей о делах вашего супруга. Я, как человек честный, обязан добиться их обнародования. Получится ли решить это на губернском уровне или придётся привлекать Третье Отделение Его Императорского величества — это уже другой вопрос, но незаконное приобретение некоторого имущества, как в Екатеринославе, так и в Луганске, и в Ростове — это лишит вас немалой доли состояния. А если история получит огласку в Петербурге, то вам определенно нечего будет делать более в России, — сказал я.

— Вряд ли вы лжете. Ну, а создание благотворительного фонда может существенным образом помочь и моему имени. Может, накинете сюда ещё пятьдесят тысяч и поспособствуете тому, чтобы о моём участии в прискорбном деле убийства мужа никто не узнал? — сказала вдова Кулагина и с надеждой посмотрела на меня.

— Увы, сударыня, — сказал я, разводя руками в разные стороны.

— Правильно ли я вас поняла, господин Шабарин, — задумчиво, прикусив нижнюю губу, проговорила Елизавета Леонтьевна. — Вы предлагаете мне оставить часть своего состояния на вас… Вернее сказать, на некий фонд, который вы хотите создать? Взамен вы обязуетесь не порочить моё имя и не давать ход тем документам, что у вас должны быть?

— Нет, любезная Елизавета Леонтьевна, документы будут всё равно обнародованы и частично показаны ревизору. Но там не будет ничего того, чтобы могло бы оставить тень на вашей репутации, кроме того, что ваш покойный муж — преступник, — я развел руками, мол, «увы». — Только лишь те документы не всплывут, которые лишат вас некоторой части имущества. Но главное, что я не стану говорить ни газетчикам, ни губернатору, что вы, лично вы замешаны.

— Сделка, как мне видится, всё же не стоит полумиллиона, — сказала вдова и словно украдкой посмотрела на меня.

Я состроил мину, что очень сильно сожалею, что нам не удалось договориться, развёл руками и не спеша сделал два шага в сторону выхода.

— Да, стойте же! — выкрикнула Кулагина. — Я согласна. И мой стряпчий уже сегодня будет готовить все необходимые распоряжения. Есть у меня полмиллиона. Но я хотела бы ещё узнать, на что будут тратиться эти деньги. И, как только вы предоставите мне все документы, которыми меня так пугаете, и я увижу, что они мне действительно угрожают, всё сладится самым ближайшим образом.

— Я был уверен, что мы с вами договоримся, — сказал я.

Зачем же мне благотворительный фонд, если он будет не моим личным, а я буду в нём лишь распорядителем? Ответ был на поверхности. Это ещё один шаг в сторону того, чтобы я возвысился над толпой, если можно так назвать дворянскую среду, чтобы стал политически более весомым.

Когда есть политический вес, уважение, известность, то это всё, при грамотном-то подходе, можно и монетизировать. Хотя и деньги для меня не самоцель. Они — средства возвышения. Вот такой вот получается замкнутый круг.

А вообще, правоохранительная система Екатеринославской губернии не выдерживает никакой критики, словно здесь рай для непуганых людей и ушлых преступников. Федор Васильевич Марницкий только ещё чего-то хочет — хотя, и он, если уж быть откровенным, трусоват.

Вот меня просто взяли и отпустили обратно в гостиницу. Это я сам вызвался дать показания под протокол, а после еще объяснил все свои манипуляции с отпечатками, прежде всего, Марницкому, которого подумывал рекомендовать губернатору на должность главного полицмейстера губернии. Думаю, что с те документы, что должен изучить губернатор, дают мне возможность просить Якова Андреевича Фабра. Так что с Федором Васильевичем я разговаривал обстоятельно, показывал несколько раз бумажки, бороздки и петельки, указывал на другие обстоятельства. Пусть учится этой самой дедукции, пригодится.

А мне ещё необходимо продумать разговор с губернатором и с ревизором. Но сначала нужно спокойно пообедать, может, и подремать пару часов. Ведь дел впереди — воз и маленькая тележка.