Барин-Шабарин 3

Глава 20

— Ну, что ж, в шахматы поиграли, развлеклись, пора и честь знать, — сказал я, как будто только что пообщался с приятелем.

— Но я же с вами по-доброму. И вы не поняли, что уйти у вас получится только лишь для того, чтобы сразу вернуться, — разочарованно сказал подполковник.

— А, если по-доброму, — серьёзно говорил я. — То я приеду на тот самый разговор, с тем человеком, для которого вы были готовы меня просто взять и арестовать, ни за что, ни про что. Мне нужно два дня, чтобы уладить свои дела в поместье, после чего я отправлюсь в Екатеринослав. Но не для того, что это вы мне приказали, а лишь потому, что это я решил не множить себе проблемы и разобраться быстрее с ними.

— Экий вы, господин Шабарин, и вас нисколько не настораживает то, что я мог бы начать расследование по ранее озвученным мной делам? — спрашивал подполковник, но я видел, что он даже несколько обрадовался моему решению поехать в столицу губернии.

— Ещё скажите, что по делу петрашевцев привлечете меня, — усмехнулся я.

Сообщения в газетах о том, что началось расследование по делу так называемых «петрашевцев», не было. Между тем, сарафанное радио сработало. И я мог уже опираться не только на своё послезнание, но и на те слухи, которые циркулировали, в том числе и в Екатеринославе.

Кто-то называл этих вольнодумцев во главе с господином Петрашевским декабристами, иные же, склонные к мистификации и наполненные верой всемогущества масонов, называли их членами одной из масонских лож. Можно было бы еще сказать, что общество разделилось на тех, кто сочувствует петрашевцам, лишь намёком, не принимая открыто их сторону; и на тех, кто выказывает своё негодование существованию подобного вольнодумства и готов чуть ли не собственными руками душить такие вот кружки.

Екатеринославская губерния была слишком занята внутренними проблемами, чтобы тут разгорались особые дискуссии на эту тему. Так что люди говорили, но так, вскользь, не считая вопрос с петрашевцами сколь-либо значимым. И вовсе, как мне показалось, это дело не столь и существенное. Таких кружков вольнодумцев, как я думаю, по Российской империи хватает.

Так что, скорее, не в Петрашевцах дело, а в том, то что началась атака на Третье отделение со стороны Министерства Внутренних Дел. Скорее всего инициатором такого наступления на ранее казавшееся, при Бекендорфе, всесильным Третье Отделение, стал никто иной, как Александр Иванович Чернышов. И по времени его назначения Председателем Государственного Совета, как и Главой Комитета Министров, вполне соотносится. Вновь группировки, которые в будущем могут назвать «Башнями Кремля» грызутся между собой за власть, пока государь безучастно на это взирает. Словно матерый волк дает возможность покусать друг друга подросшим волчатам.

— Я на это вам ничего не скажу, — заявил мне подполковник. — О таком деле распространяться не имею полномочий.

— А, может, время всесильного Третьего Отделения уже кануло в Лету? — с притворным разочарованием сказал я. — А каким гигантом оно мнилось при Бекендорфе.

Ничего не оставалось, кроме как намекать на то, что есть и другие силы, и Дюбельт с Орловым, как нынешние руководители Третьего Отделения, не имеют такой власти, как некогда Бекендорф, который пользовался необычайным расположением у государя. И намеком я мог поставить вопрос: а не являюсь ли я креатурой того самого Чернышова? Было бы неплохо, если высшие сановники дрались, а меня оставили в покое и дали спокойно делать свое дело.

Из того, что я знал, дело о петрашевцах раскручивало не Третье Отделение, которое должно было непосредственно заниматься такими вопросами, проблему подняло Министерство Внутренних Дел, засылая своих провокаторов в одно из собраний, коих по России много. Вот и сработал провокатор-итальянец. А чего по пьяни не скажешь? Довысказывались, стало быть Петрашевцы, а их крамолу стали превозносить. Ведь в остальном в России все пока тихо: поляки не бунтуют, финны молчат. Тишь да благодать, в которой политический вес себе не заработать. А вот «очистить» Россию от ужасных Петрашевцев — это самое то. Лучше бы обратили внимание, кто там в колокол бьет из-за рубежа. Самой такой газеты «Колокол» нет еще, а вот Герцен-эмигрант имеется. Но руки коротки.

Понимая свою проигрышную ситуацию, Третье отделение пыталось в какой-то мере даже обелить кружок петрашевцев и предоставляло данные, что ничего особо крамольного там и не происходило. Так что я, намекал именно на министра внутренних дел, который мог бы, пользуясь случаем и почти открытым противостоянием с Третьим отделением, воспользоваться в том числе поводом, чтобы защитить меня, и не дать в руки жандармам.

Это блеф. Но, в случае чего, я нашёл бы возможность, чтобы бросить вызов, в том числе и региональным службам Третьего отделения. Не думаю, что моя персона сильно должна заинтересовать главу Третьего отделения князя Орлова, а с местными жандармами, пусть даже и губернского уровня, считаю, что бороться можно. Вот только вся эта волокита и борьба мне никак не нужна была. Ведь, по сути, они также выполняют задачи по устройству государства. И среди них, я уверен, есть очень порядочные люди и высококлассные профессионалы, в рамках, конечно, допущений середины XIX века.

— Приводите свои дела в порядок, и отправляемся вместе с вами в Екатеринослав, — сказал, прощаясь Лопухин.

— Что ж… Раз вы хотите еще проиграть с десяток партий в шахматы, я, пожалуй, доставлю себе такое удовольствие, поеду рядом с вами, но… Не с вами, — сказал я, отправляясь прочь, подальше от жандармов.

Я покидал поместье Жебокрицкого в состоянии глубокой задумчивости и, конечно, моё настроение нельзя было назвать приподнятым. Рано расслабился, поспешил подумать, что враги, или те люди, которых можно было бы приписать к недоброжелателям, закончились. Сильно многого стоит потенциально высокоразвитая Екатеринославская губерния. И, чем более она будет развита, тем больше будет желающих оттяпать кусочек.

— Я ждала тебя, Алёша, — сказала Эльза, которая встречала меня на дороге к поместью. — Нам следовало бы объясниться.

Она амазонкой, пусть и в платье, восседала на коне, а мое воображение могло бы дорисовать картину обнаженной воительницы. Могло… Но не сейчас.

— Эльза, всё наше с тобой общение — это договор до той поры, когда я женюсь. Будь добра, не усложняй, — сказал я и направил своего коня дальше.

К «лямурам» и душевным объяснениям я сейчас расположен не был. Потом, если будет это самое «потом», можно и объясниться, даже повиниться за свою грубость. Хотя, порой, нужно быть жестоким, чтобы тебя, наконец, поняли. В отношении женщины это правило также работает. Вот сколько нужно раз сказать одно и тоже, чтобы доходчиво было?

Я направлялся прямиком к Елизавете Дмитриевне. Разговор с жандармом и осознание, что мне нужно уже в самое ближайшее время опять собираться в поездку в Екатеринослав, что вокруг меня, вероятно, сгущаются тучи, придавало не просто решимости, а какой-то злости. И сколько я буду ходить вокруг да около этой Лизоньки! Пусть становится моей женой, и я, как разберусь с проблемами, поеду убивать её обидчика, или пусть Лизонька катится ко всем чертям!

Вместе с тем, уже перед теремом, узнав от Саломеи, что Елизавета Дмитриевна находится в своей комнате, я остановился, сосчитал до десяти, сделал глубокий вдох-выдох, чтобы успокоиться. Всё-таки грубить, а моё эмоциональное состояние потворствовало грубости, не стоило.

— Саломея, принеси мне то кольцо, — сказал я, не уточняя, какое именно кольцо.

Впрочем, у меня иных колец и не было. Только то, которое было некогда подарено Кулагиной своему любовнику, и найденное мной в веере. Вот маман удивиться, когда увидит аккуратное, но весьма дорогое колечко на пальчике своей невестки. Или не увидит? Это если Лиза предложение отвергнет.

Через пять минут я направился в комнату к Елизавете Дмитриевне, чтобы решительно сделать ей предложение руки и сердца, и чего-то там ещё.

Подойдя к двери, я сделал вдох-выдох и постучал.

— Обождите! Я пока не готова принимать. Минуту, — прозвучал звонкий голосок Елизаветы Дмитриевны, а я стал отсчитывать время, минуту.

Не скажу, что я был слишком взволнован. По крайней мере, не тем фактом, что я собирался делать предложение. Жандармский подполковник — вот кто не оставлял мою голову в покое.

— Прошу, входите! — не через минуту, но через две Елизавета Дмитриевна соизволила меня впустить.

Она была несколько удивлена, что пришёл именно я. Вероятно, предполагала, что это моя матушка вновь решила оказать любезность и без страха показаться назойливой вновь набиться на беседу с Лизой.

— Вы? — удивилась Лиза, начиная прибирать чуть растрепанные волосы.

Нетоварный вид имела Елизавета Дмириевна, как она, видимо, рассудила. А по мне, так вполне товарный.

Вот ей-Богу! И не хочется сравнивать девушку с товаром, но складывалось ощущение, когда она стала спешно поправлять волосы, будто продавец увидел, что яблочки на витрине не выглядят свежими и стал протирать их тряпкой. Меня даже несколько оскорблял тот момент, что к Елизавете Дмитриевне относятся как к некой вещи, которую необходимо удачно продать. Не то, чтобы я уже считал себя мужем этой прекрасной особы, но то, что таким образом относятся к моей, пусть даже потенциальной, но супруги, злило.

— Оставьте, Елизавета Дмитриевна, вы прекрасны даже без уложенной аккуратно пряди волос, — пришлось мне прервать этот затянувшийся процесс укладки непослушных волос.

Лиза имела шикарные, пышные чёрные волосы. И мне было бы намного приятнее видеть их в растрёпанном виде, чем в аккуратной причёске. А ещё более приятно было бы видеть их растрёпанными на подушке в моей кровати.

— Чем обязана, сударь? — всё же взяв себя в руки, спросила Елизавета.

— Елизавета Дмитриевна, я считаю, что нам нужно и с вами объясниться, а не только с вашим дядюшкой. Вы можете посчитать меня наивным пылким юношей, но мне хотелось бы, если и связывать себя узами с кем-то, то по согласию. Я не могу быть с той, кому я безразличен вовсе. Говорить о любви не стану. Это чувство, на мой взгляд, может быть искренним и сильным лишь тогда, когда люди хорошо друг друга знают и живут вместе в согласии и в добре. Но я спрашиваю вас, нравлюсь ли я вам, считаете ли вы, а не ваш дядюшка, что я достойный человек, с коим вы могли бы связать свою жизнь? — выдал я далеко не самый романтичный текст.

Я протянул девушке кольцо, понимая при этом, что в некотором роде нарушаю обычаи. Ведь предложение должно было прозвучать исключительно в присутствии близкого родственника, который отвечает за вопрос замужества Елизаветы, то есть в присутствие Алексея Михайловича Алексеева.

Вот только, с Алексеевым мне и так предстоит иметь коммерческие дела. Когда получится договориться или отбиться от Третьего отделения. А вот с Елизаветой Дмитриевной — жить.

— Вы ввергли меня в растерянность, — не отводя глаз от кольца, отвечала Лиза.

— И каков ваш будет согласительный ответ? — с искренней улыбкой отвечал я.

— Согласительный? Наглец! Воскликнула Лиза, — несколько нервозно рассмеявшись.

— Я прорвусь через любые преграды, получу чины и возможности. Я буду вам хорошим мужем, вы будете гордиться мной, любовь… Я сделаю всё, чтобы вы меня полюбили. Однако, порой, для прочного брака может хватить и любви одного человека. Я не скажу, что пылко влюблён. Но я не вижу иных достойных особ, которые вызывали бы у меня чувства. Я с вами искренен, хотя мог бы обольщать стихами, льстивыми речами и томно дышать, — сказал я, понимая, что, наверное, именно таким образом, как я и описал, нужно было действовать.

— Но вы решили не утруждать себя не чтением стихов, ничем иным, что могло бы мне понравиться, — сказала Елизавета.

— А не самое ли и важное в отношениях между мужчиной и женщиной — это искренность, доверие и правда? Но я и сам не хочу заблуждаться, и намерен показывать искренность, а не плести паутину словесных кружев, — сказал я.

Вот, если она сейчас скажет «нет», развернусь, попрощаюсь с Алексеевым и отправлюсь Екатеринослав уже сегодня. Я даже невольно стал сравнивать Елизавета Дмитриевну и Марией Александровной Садовой. Да, та девица отрабатывала проституткой. Если бы не этот факт, а также если бы не то, что брак с Лизой экономически выгоден, то я бы всерьёз рассматривал Машу в качестве своей супруги. Она мила, достаточно образована, может, характером слабее, чем Лиза, но я и Елизавету знаю плохо.

— Что сказал мой дядюшка? Вы сговорились с ним? — интересовалась Елизавета, при этом с укором посматривала на меня, но с интересом на кольцо в моих руках.

— Да, мы сговорились, — сухо отвечал я.

— Так вы любите меня? — чуть ли не прокричала Лиза.

— Да, — слукавил я, понимая, что, если скажу иное, то потерплю фиаско в своём сватовстве.

Наступила неловкая пауза. Слетела маска холодной леди, она начала соблазнительно покусывать нижние губы, порой, выставляя удивительно белые зубки. И в этом своём естественном виде Лиза казалась ещё более краше и желаннее.

— Что с вами обсуждал мой дядюшка? — нерешительно, пряча глаза, спросила Лиза.

— Вы о том конфузе, который устроил вам, доверчивой девушке, некий подонок? Алексей Михайлович был со мной честен, я это оценил. По службе меня вызывают в Екатеринослав, но при первой же возможности я найду время и пристрелю того нахала, — сказал я.

— Если вы с дядюшкой поговорили и об этом, после всего услышанного вы желаете взять меня в жёны… Я покорюсь воле своего защитника и благодетеля Алексея Михайловича, — вкрадчиво сказала Лиза.

Мне стоило немалого труда, чтобы не проявить излишних эмоций, не высказать Елизавете то, что главной причиной нашего вероятного брачного союза должен быть не Алексеев, а мы с ней. Но я сдержался, посчитав, что Елизавета Дмитриевна просто прячет свои сомнения за авторитет дяди. Она, как и положено девушке, не уверена, но на то мы мужчины и есть, чтобы неуверенность девушки компенсировать своей волей и решительностью.

Я сделал два шага вперёд, взял бархатные ручки Лизы в свои руки, не преминул большими пальцами своих рук погладить девичьи ладони, а после притянул девушку к себе и максимально, насколько был только способен, нежно поцеловал. Девушка вздрогнула, но не отшатнулась. Я не понимал, отчего именно её сейчас потряхивает: то ли это от возбуждения, то ли своими действиями я всколыхнул какие-то не самые приятные воспоминания. Но с теми фобиями, чтобы там не случилось у Лизы в Севастополе, ей предстоит бороться.

— Вы не пожалеете о своём решении, — сказал я и спешно покинул комнату Елизаветы Дмитриевны.

Не хотелось присутствовать в тот момент, когда девушка придёт себя и будет искать виноватого в своём состоянии оцепенения. А виновато только строгое воспитание, когда девушки впервые могут быть поцелованными лишь только в брачную ночь. Нет, я не за распущенность, я лишь за то, что и девушки, и парни должны подходить к выбору того, с кем собираются связать свою жизнь, уже с определёнными понятиями. Десятилетия жить с человеком, который тебе противен, как сексуальный партнёр, — это, наверное, если не ад, то чистилище.

Казалось, что после такого разговора, меня должны заботить только лишь отношения с Лизой и развитие событий, связанных с женитьбой. Но это было не так. Остался день, может, полтора дня, для того, чтобы решить ещё немало вопросов. И один из таких вопросов касался Эльзы. Просто, ей больше нечего делать в моём поместье. Как я понял, она уже не собирается ехать за границу на постоянное место жительства. Что-то мне подсказывает, что она решила оставаться в России не потому, что в Европе сейчас начались революционные события. С разной степенью интенсивности, но Франция бурлит как кипящий котёл. Вероятно, Эльза, посчитав, что со смертью Кулагина ей более ничего не угрожает, решила всё же не терять обжитые места.

Уличив немного времени, я работал в своем кабинете в доме с бизнес-проектом развития Екатеринославской губернии. Теперь я смотрел на проект еще и с точки зрения, что я мог бы предложить своим потенциальным недоброжелателям, чтобы сделать их союзниками.

Что именно задумало Третье отделение, я не знал. Предполагаю, что после нарушения баланса в губернии, в игру включился и Орлов, глава этого ведомства. Я искал возможность, чтобы стороны от меня отстали, дали и дальше действовать на благо Отечества и к вейщей для всех выгоде.

Если все стороны будут заинтересованы в экономическом росте Екатеринославской губернии, будут иметь свои доли в разных предприятиях, то, как я искренне считал, особых препятствий мне чинить не станут. Вот только, с современным заскорузлым взглядом на экономику, сложно доказать кому бы то ни было, что-то или иное предприятие способно давать существенную прибыль в будущем. Правило, по которому все желают иметь прибыль, но никто не хочет вкладываться и рисковать, работает во все времена.

— Ты посылал Саломею для того, чтобы она меня разыскала? — холодно спрашивала Эльза, входя в кабинет.

Я отложил ненавистное перо и чернильницу, всё никак не придумаю, как усовершенствовать орудия письма. Улыбаясь, я посмотрел на женщину. Да, хороша. более того, мне хотелось взять её и прямо здесь, в моей кабинете, в единственном помещения дома, которое удалось выделить под мои нужды, чтобы… Вот только делать этого нельзя, так как решается вопрос о моей женитьбе. Еще услышат страстные выкрики и стоны.

— Сперва я хотел бы повиниться, что был с тобой груб. Но к этому предлагаю не возвращаться. О наших отношениях мы всё друг другу сказали. У меня же есть другое к тебе предложение, — я достал три листа, протянул их Эльзе.

Она стала вчитываться, недоверчиво хмыкать, всё ещё проявляя ту самую женскую обиду, показывая всем этим, что рассчитывала, наверное, на большее, чем иметь статус бывший моей любовницы.

— Чемоданы? Ты предлагаешь мне начать производство кожаных коробок? — с долей скепсиса сказала Эльза.

Я знал, какие аргументы нужно привести для того, чтобы заинтересовать эту весьма деятельную во всех отношениях женщину. В моих объяснениях прозвучало имя Луи Виттона, о котором Эльза не имела никакого понятия, да и я знал о нём лишь имя, и что он первым создал чемодан. И только приблизительно догадался, что это произошло где-то в середине XIX века. По крайней мере, сейчас в Российской империи никаких чемоданов или изящных сумочек у женщин не имелось.

— Я вложусь в это дело, сразу тысячей рублей серебром. Предлагаю производство создавать в Екатеринославе. И вот… — я протянул купчую её доходного дома.

Женщина недоверчиво взяла в руки документы, с искренней радостью посмотрела на меня, вновь вчиталась в текст купчей.

— Это мой Доходный дом? — с недоверием, но с надеждой спросила Эльза.

— Так и есть. Ты должна молчать даже под пытками, что передал тебе ее, вообще, что продавала свой Доходный дом. Я выторговал у вдовы Кулагина эту купчую. Так что ты всё ещё продолжаешь быть хозяйкой того чудесного дома. Однако, Эльза, это моя плата и за то, что ты станешь искренним и верным моим соратником, чтобы не произошло в дальнейшем. И сейчас поверишь на слово, что все модели чемоданов, которые сейчас я нарисовал, тех дорожных и женских сумок — всё это принесёт нам с тобой славу и огромные деньги, сказал я и даже наглядно развел руками, будто показывал прибыль.

— Я и не против, — женщина замялась. — Обещай, что будешь приходить ко мне.

— Нет, этого обещать не буду. Хотя, не скрою, что прямо сейчас хочу тебя, — сказал я, а когда Эльза сделала движение в мою сторону, выставил руки. — Не здесь, не сейчас.

У меня остался лишь один день, поэтому я поспешил завершить разговор с Эльзой, будучи уверен, что производство чемоданов, а также сумочек, клатчей, кошельков и бумажников — всё это вопрос решённый. Если Луи Виттон смог миллионы заработать на своих чемоданах, то я уверен, что нам удастся ещё быстрее повторить удачный коммерческий путь того француза.

Мне же предстояло выдержать очередной бой. Это здесь подполковник жандармов лишь поиграл со мной в шахматы, попробовал взять, словно юнца, на испуг, а вот что сейчас происходит в Екатеринославе, как с ног на голову меняется вся система Губернского управления, итак недавно получившего существенное потрясение, — одному Богу известно. И мне предстоит во всём этом каким-то образом лавировать

От автора:

Немного боярки, много фэнтези, необычный мир, необычные монстры и рассудительный герой. Интриги кланов и древние боги прилагаются. https://author.today/reader/234771/2110118