Авиатор 15. Балканы

Глава 25

Темнота в глазах рассеивается. Медленно я опускаю ручку на деревянной двери. Щелчок отдаётся в голове, будто сигнал к началу чего-то важного. Аккуратно переступаю порог и попадаю в большое помещение.

— Вон, двух «зайцев» вижу, — громко указывает высокий мужичок в лётном комбинезоне расцветки «Бутан» на два прицельных шара на бильярдном столе, расположенных вплотную друг к другу.

— Не-а. Не получится, — поправляет шлемофон человек в форме полярного лётчика.

В углу работает цветной телевизор. На полке слева играет кассетник «Шарп». Однозначно привезён из Афганистана. Чуть дальше у окна стол, где двое мужиков играют в шахматы. Только вот форма на них такая же, в которой летали в Великую Отечественную войну. У каждого на груди звезда Героя Советского Союза, а из сапога торчит свёрнутая карта.

— Никогда бы не подумал, что Динамо из Тбилиси выиграет Еврокубок, — качал головой мужик, похожий на татарина.

У него и вовсе две звезды Героя на груди. И вокруг ещё несколько человек, чьи лица мне знакомы. Вот только… их всех нет в живых.

Похоже, что я в святая святых любого аэродрома — лётной комнате. Дверь позади меня открылась, и вошёл человек суровой внешности.

— Валерий Палыч, партию в шахматы? — спросил у него один из «фронтовиков».

Похоже, что со мною рядом сам Чкалов. Блин, ну я точно умер. Опять!

— Не-а. Сейчас опять под мостом пролетел. Получилось, но никому не советую повторять, — улыбнулся он и посмотрел на меня. — Так, у нас новенький. Как звать?

— Сергей Родин, — ответил я, и Чкалов протянул мне руку.

— Родин, Родин… вспомнил. Пару человек о тебе говорили. А где Ванька Швабрин? Он тебя постоянно вспоминает.

— Да он всё на корабль садится. Сказал, пока сотню не сделает, не успокоится, — сказал из дальнего угла средних лет мужчина крепкого телосложения.

Когда он встал во весь рост, я его узнал сразу. Валерий Алексеевич Томин, одетый в песочный комбинезон, медленно шёл ко мне навстречу.

— Ребя, какими судьбами? — спросил у меня Томин, крепко пожимая руку.

— Пока не ясно. Не заметил, как и…

— Умер? Случается. Я вот тоже до последнего выводил самолёт и не вывел, — сказал Валерий Алексеевич.

Похоже, что именно сюда попадают погибшие лётчики. Небесная лётная комната, где все равны между собой.

— Сергей, а по-моему, тебе не сюда, — улыбнулся Томин.

— А куда?

Валерий Алексеевич почесал затылок и повернулся к ещё одному мужчине в этой комнате. Пожалуй, этот человек — заслуживает своего почётного места.

В кресле-качалке рядом со старым патефоном, читая газету «Правда», сидел сам штабс-капитан Нестеров.

— Пётр Николаевич, что там про Родина пишут? — уточнил Томин.

Нестеров сложил газету и повернулся ко мне. Он медленно подкрутил свои усы и улыбнулся мне.

— Рано. У него ещё есть дела.

Меня будто в грудь ударили. В глазах вспышка света и сирена об облучении громко орёт, отдаваясь в голове эхом. Сознание говорит, что пора «выйти из кабинета», но правая рука не хочет отпускать ручку управления. Такое ощущение, что на индикаторе лобового стекла высвечивается надпись «Сиди».

— 711й, три противника с Запада, дальность 40. Уходите! — едва ли уже не кричит в эфир ОБУшник.

Времени нет переваривать всё то, что сейчас пробежало перед моими глазами. Секунды превратились в сплошной 25 кадр. И кажется, что стрелки часов встали как вкопанные.

Надо попробовать уйти, снизившись как можно ближе к водной поверхности. Возможно, получится скрыться в утренней дымке. Опасно, но другого выхода нет, если я хочу остаться в живых.

Глубокий вдох и выдох. Пора!

— 711й, три единицы. Отставить! Семь! Нет, три… ещё кто-то.

Странная информация с земли. Но тут в тишине радиоэфира прозвучала знакомая фраза.

— Отошёёёл!

— Слева обхожу. Вертится зараза!

— Да не уйдёт.

Первая реакция, что я и правда умер. Лечу вниз и всё надеюсь на чудо. Но его не случилось. Просто появились свои.

И говорят они на… русском!

— 711й, три противника уходят. К вам приближаются двое. Вроде свои! — радостно доложил офицер боевого управления.

Начинаю понимать, что в воздухе есть ещё кто-то. В самый последний момент смерть вновь меня отталкивает. И от этого на душе весьма трепетно. Осталось посмотреть на тех, кто помог.

Я повернул голову влево. Медленно и очень близко ко мне подлетел Су-27К. Эту сине-белую раскраску я ни с чем не перепутаю. Как и рисунок орла на киле.

— Брат, правый двигатель — бабах! Понимаешь меня? — махал мне из кабины лётчик.

Голос настолько мне знакомый и родной, что этого человека я узнаю всегда. Один из двух главных «сорванцов» во всей морской авиации — Гера Борзов. Кто ещё мог так красиво «разобраться» с американцами?

— Да. Всё хорошо, — ответил я на сербском.

И тут же справа от меня показался ещё один Су-27К. Голос этого лётчика я тоже ни с кем не перепутаю.

— Готовы прикрыть. Топлива хватит, — вышел в эфир Паша Ветров.

Символично, что где-то здесь над морем только что был его дядя. К сожалению, судьба Гаврюка неизвестна, но сомневаюсь, что он выжил.

— Дотяну. Спасибо.

— Эм… чей-то голос знакомый, — тихо произнёс в эфир Гера.

— Да, показалось. Удачи, братэ! — помахал крылом Ветров и красиво ушёл в сторону, позволив мне самому долететь до аэродрома.

Я сглотнул комок, появившийся у меня в горле. Сел поудобнее и начал работать. Надо добраться до Подгорицы — ближайшего аэродрома. И название его Голубовцы.

— Ромашка, я 711. Был пожар правого, сейчас потушен. Иду на одном. Прошу посадку в Голубовцах, — запросил я.

— Вас понял. Информацию передал.

До аэродрома 170 километров. Главное, чтобы никто меня сейчас не атаковал. Да и левый двигатель не встал.

— 711й, Голубовцы-старт! — запросил меня руководитель полётами. — Аэродром повреждён. Длина полосы 1800 метров. В центре полосы большая воронка. Готовы к посадке?

Нормальные условия. Первый раз как будто.

— Мы и не на такие аэродромы с тобой садились, — прошептал я. — Голубовцы-старт, я 711й, условия хорошие. Прошу давление и посадочный курс.

Высота у меня 5000 метров, скорость 500. Всё как по науке. С этим профилем достигается максимальная дальность.

Подлетаю в район Подгорицы. Позади осталась береговая черта и черногорский морской порт Бар. Справа прохожу живописную гладь Скадарского озера, находящегося на границе между Черногорией и Албанией.

Прибрал обороты работающего двигателя и начал снижение. Вертикальная скорость небольшая. Есть ещё время подумать, выровнять самолёт и рассчитать посадку.

Главное — выдержать режим снижения на глиссаде.

Высота подходит к отметке в 800 метров. Выравниваю самолёт и начинаю снижаться до расчётной высоты выхода на посадочный курс.

Пора начинать выпускать всё, что мне потребуется для посадки.

— Голубовцы-старт, на посадочном. 800 занял, шасси аварийно выпущены, закрылки в посадочном, — доложил я, выполняя все действия для аварийного выпуска.

— Понял вас.

Ещё раз посмотрел на давление в общей гидросистеме. Всё в норме. Вот только полосы не видно. Над Подгорицей плотные снежные облака.

— Удаление 12, на курсе, глиссаде, — подсказывал мне руководитель полётами моё положение на траектории снижения.

Я по-прежнему в облаках. Выдерживаю режим снижения, чтобы скорость на посадке была 240–250.

— Удаление 6, на курсе, глиссаде.

— 300, шасси механизация выпушены, — доложил я.

Тут же самолёт начал вибрировать. Плохо, что не видно полосы. Надо её контролировать, а здесь ещё «утёнок» занервничал.

— Нормально идём. Скоро уже полоса. Не волнуйся, — проговаривал я про себя.

Не знаю, насколько это помогло. Но вспотел я уже изрядно. Держать самолёт очень сложно. Рули направления постоянно в работе.

— 711й, дальность 4, готовность к посадке, — запросил у меня РП.

— Готов. Полосу пока не вижу, — доложил я.

Продолжаю снижаться. Гашу скорость медленно. Если что придётся уйти на второй круг и попробовать зайти снова. Правда хватит только на один заход.

— Удаление 2, на курсе, глиссаде, — громко сказал в эфир руководитель полётами.

— 100, — доложил я высоту.

Ещё пару мгновений, и вот они яркие огни полосы. Тут же на душе облегчение, что ты видишь бетон. Пускай и не родной, но спасительный.

— Вижу полосу.

— Разрешил посадку, — произнёс РП.

Вылетаю из облаков. Идёт моросящий дождь, но видимость под облаками неплохая.

Есть касание! Быстро выполняю пробег. В центре полосы держусь в стороне, чтобы не попасть в воронку от взрыва. Проехал мимо неё и понимаю, что не такая уж она и большая.

Когда освободил полосу, почувствовал, как болит шея. Медленно проруливая вдоль стоянки, я понял, что Голубовцы стали запасным аэродромом не только для меня. Тут и обгоревший МиГ-21, и МиГ-29 со сброшенным фонарём. И, естественно, самолёт Радича. Генерал дотянул до посадки на одном двигателе и сейчас его МиГ стоял, окутанный пенным составом.

Подрулив на указанное место стоянки, я начал выключаться. В этот момент почувствовал опустошение внутри. Всё напряжение от воздушного боя, каждый разворот, переворот и пикирование навалились разом. И со лба в глаз медленно скатилась капля пота.

Звук работающего двигателя затих, а фонарь кабины медленно поднялся, впустив прохладный воздух. Я отстегнул маску и выдохнул.

— Всё равно, это лучшая работа в мире, — прошептал я, погладив ручку управления.

Мне подкатили стремянку и я начал вылезать на мокрый бетон аэродрома. Техник спросил чем можно помочь, но я попросил только показать, где можно погреться.

— Вас уже ожидают, — показал мне техник на сидящего на ящиках человека.

Виталик Казанов хмуро смотрел себе под ноги и пускал кольца дыма. Рядом с ним стоял автомат, а сам он выглядел уставшим. Виталик был весь в грязи, а одежда в пятнах крови. Видно, что поработать пришлось ему знатно этой ночью.

— Спасибо, — поблагодарил я техника и снял с головы шлем.

Но нужно поблагодарить ещё кое-кого. Я подошёл к радиопрозрачному конусу МиГа и прислонил взмокший лоб к его поверхности. Не самолёт, а душа!

— Гадкий утёнок! Ты всегда меня выручал. Спасибо, родной, — погладил я самолёт. — Не болей!

Вот уж что, а «здоровья» моему МиГу сейчас не помешало бы. Видно, что гондола двигателя раскурочена, а плоскости управления в дырках. Как мне ещё удалось сесть, не понимаю.

Я сделал пару шагов к Виталику и повернулся в сторону полосы. Сначала на полосу сел один МиГ-29 и плавно начал тормозить. Затем второй и следом третий. На душе хоть немного, но стало легче, поскольку в Голубовичах приземлились мои подчинённые.

Судя по внешнему виду самолётов, из боя они вышли без повреждений. Но ракеты отстреляли все.

— Как самочувствие? — спросил Виталик, отвлекая меня от рассматривания самолётов на стоянке.

— Всё хорошо. У тебя как?

— Немного пришибло. Дырку вон на заднице сделал. А так всё штатно! — ответил Виталик, показывая разорванную штанину на ягодице.

Я присел рядом с ним, и он предложил мне чай из термоса. От горячего напитка отказаться не мог. На магистральной гудели двигатели МиГов, заруливающих на стоянку. Странно, что всей нашей группе получилось сесть на одном аэродроме. Здесь и укрытий-то нет специальных.

— Два АВАКСа поражены. Один сбит. Второй еле дотянул до ближайшего аэродрома. Очередной успех ВВС Сербии, — сухо констатировал итог сегодняшних вылетов Виталик.

— И какой ценой?

— Немалой. Три лётчика катапультировались и… Гаврюк погиб.

Я вспомнил, что Валера сначала прикрывал молодого лётчика. Затем вклинился в мой воздушный бой над морем. Благодаря ему и Радичу я смог выполнить задачу.

— Ты видел, как это было? — спросил Казанов.

Почему-то в этот момент я вспомнил, что не видел. В эфире только с ним оборвалась связь, а в воздухе была яркая вспышка. Купола парашюта не наблюдал. Похоже, что Валера заплатил самую высокую цену, чтобы остаться в памяти сербов героем.

— Видел. Надо самолёты убирать, Виталь. Мой не в строю, но восстановить ещё можно…

— Не надо ничего убирать. Мы закончили здесь, дружище, — прервал меня Виталик и повернул на меня голову.

— То есть как закончили? — спросил я.

Загадки и намёки Казанова сейчас мне сложно разгадывать. Но зато я могу поверить тому, что вижу.

А вижу я, как из облаков показался огромный самолёт. Он включил все фары и медленно шёл к полосе. Касание бетона и через несколько секунд окрестности аэродрома услышали рёв его реверсов.

Пожалуй, давно я так не был рад посадке Ил-76 с советским флагом на киле. В голове только одна мысль — дождались! Техники на стоянке были в недоумении. Здесь давно не приземлялись такие самолёты. А уж в нынешней ситуации это сравнимо с чудесами.

— Решение принято, да? — спросил я у Казанова и тот довольно кивнул.

Сколько же людей не дождались и не увидели этого момента. Мимо нас проковылял генерал Радич, который с трудом сдерживал эмоции. Поздравив нас, он сел в машину, и его повезли к перрону, куда заруливал Ил-76. Следом на посадку зашёл ещё один. Через пару минут ещё, а затем и ещё!

Ни я, ни Виталик в этот момент не могли и слова сказать. Иногда и правда лучше посидеть и помолчать. Но не выходил у меня из головы вопрос — как смогли пролететь наши самолёты?

Ведь вокруг страны, взявшие курс на вступление в НАТО.

— С кем договориться смогли, чтобы самолёты пропустили? — уточнил я.

— Венгрия. Ахромеев как раз сейчас там. Что он им обещал, не знаю, — пожал плечами Казанов и встал с ящика.

К нам подошли Вдовин, Долгов и Токаев. Все трое начали меня обнимать и рассказывать, как им удалось массированным залпом сбить Е-3. Активнее всех был Вася, который ещё успел и в один Ф-16 попасть.

— Лётчик прыгнул, но мне же победа засчитана, верно? — бил себя в грудь Долгов.

— Засчитана, только неофициально, — ответил ему Пётр Аркадьевич.

— Почему? — расстроился Вася.

— Потому что нас тут не было. И быть не могло, — сказал я.

Тут же в стороне от нас прокашлялся Виталик, поправляя автомат на плече. Возможно, он что-то собирается нам сказать.

— Пожалуй, на этом месте пора нам и заканчивать, — сказал Казанов и достал из внутреннего кармана… документы.

Это оказались удостоверения личности офицеров. На каждого из трёх моих товарищей. И… документы о помиловании.

— Внутри есть предписание, куда вам прибыть к новому месту службы и когда. Также от меня небольшой бонус, — достал сигарету Виталик.

Долгов первым нашёл вложенную Сберкнижку. Оказалось, что каждому из ребят был открыт счёт с крупной суммой денег. Пока дефолта нет, так что первое время есть на что жить. А там и на службу выходить.

— Иваныч, если честно, я думал, что ты козёл. А ты оказался человеком, — подошёл к нему Рустам и крепко обнял.

Виталик аж сигарету выронил из рук. Думал, сейчас состроит гримасу, но себя Казанов пересилил. Как только Рустам закончил с объятиями, Виталик пожал каждому руку и остановился напротив меня.

— С тобой проще, — улыбнулся он и протянул мне советский паспорт.

— Спасибо. А ты?

Виталик вздохнул и посмотрел по сторонам. Из транспортных самолётов быстро выгружались советские десантники. Тут же выезжала техника, которая готовилась выдвигаться в указанных сербскими военными направлениях.

Громкие указания, шум двигателей машин и топот десятков ног — вот как советский контингент начинает службу на территории Сербии и Черногории. А на полосу вновь приземляется Ил-76. Меня уже начинает беспокоить, как они обруливают яму в центре полосы? Слишком уж лихо разворачиваются.

Я ждал, пока Виталик ответит на вопрос, но он молчал. Понятно, что он в ближайшее время отсюда не уедет.

— У меня много работы. А вам вон на тот борт. Он летит в Чкаловский. Там вас ожидают каждого из вас.

И тут Виталик позаботился. Значит, Вере и моей дочери сказали, что я жив. Не представляю, сколько им пришлось пережить.

Но я почему-то сейчас задумался о тех, кто уже не вернётся. Скольких сыновей и дочерей потеряла Сербия за эти дни? И сколько сегодня погибло парней, чтобы дать возможность приземлиться здесь нашим «Илюшам»?

Парни пошли на самолёт, а я протянул руку Виталику. Он крепко её пожал и, не сдержавшись обнял меня по-дружески.

— Ну, в этот раз можно, — сказал я.

— Хочешь сказать, что я заслужил твоё прощение?

— Пока не решил. Но ты на правильном пути.

— Кстати, о пути. Не думал, что дальше? В политику не хочешь?

— Ты настолько мне желаешь зла? — удивился я.

— Нет конечно. Но к тебе ещё придут люди с определённым предложением.

Над нами низко пролетел Ми-8 и начал строить заход на посадку. Кажется, метился он на магистральную рулёжку. Быстро снизившись, «восьмёрка» зависла над бетонной поверхностью и аккуратно приземлилась.

Пока я смотрел за посадкой, Виталик уже отошёл от меня.

— Серый, ещё один сюрприз! — крикнул он мне и указал на вертолёт.

Боковая дверь отъехала в сторону и из грузовой кабины выпрыгнули два бойца. Следом за ними вытащили и весьма интересного человека.

Рядом с вертолётом стоял не кто иной, как гражданин Дейн. Или как его обычно величают Брейкер. Похоже, что ему удалось выжить после очередного боя со мной. Думаю, что теперь его будут судить по законам Сербии.

Брейкер встретился со мной взглядом. Выражение его лица сложно рассмотреть с неблизкого расстояния. Но вот его жест, вполне можно разобрать. Он медленно поднял правую руку и выполнил в мою сторону воинское приветствие. Хотя в его армии оно носит название «салют».

Я быстро добежал до самолёта и начал подниматься по рампе. Ил-76 уже готовился к запуску.

В грузовой кабине меня встретил бортинженер и пожал руку.

— Ну что, летим с войны? — спросил он.

Я молча кивнул. Пожалуй, для меня эта война закончилась.