Признаться, о том, чтобы забрать маму из рода Уваровых-Орловых я думал давно. С тех пор, как задумал отделение от семейства Кирилла.
Познав доселе неизвестную, а, вернее, давно забытую материнскую любовь. Ощутив то чувство, когда знаешь, что тебя любят просто так, без всяких условий, и продолжат любить чтобы ты не сделал. Я решил сохранить его на как можно долгое время. В идеале навсегда.
Со временем к этому желанию добавилась ответная любовь. Сыновья. Я видел, как мама страдает от слов и действий «папаши». Что он относится к ней, как к трофею, а она и возразить не смеет (долбаные аристократские заморочки).
Самое поганое, что он так и старших братьев воспитывал. Они полностью пошли в «папаню». Смотрели ему в рот, а мама для них была мебелью, не стоящей внимания.
Наверное, из-за этого так и вышло, что вся прорва заботы и нежности досталась мне. Потому, что остальные от неё отказались.
Мне и младшей сестре. Но с Алёнкой отдельная история. Она с детства была себе на уме. Умудрялась угождать в роду и нашим, и вашим. Потому к ней я относился скептически.
В детстве было не понять, за кого она, а как ей перевалило за четырнадцать, так тем более.
— Кирилл, что ты такое говоришь? — брови мамы удивлённо выгнулись дугой. — Как перейти обратно в твой род? Так нельзя.
Она неуверенно прикусила губу, и, отстранившись, заломила руки.
— Так нельзя, — повторила шёпотом.
Вообще-то можно. Да, аристократы не обычные люди, но и у них имелся такой элемент института брака, как развод. Только он не такой простой оказался на проверку, как у простолюдинов. Одним оформлением документов ту, как выяснилось, не обойтись.
Когда аристократы женились или выходили замуж, то жена переходила в новый род. Становилась его частью. Плотью от плоти, так сказать.
Обычно, поддерживать связь с бывшими родственниками не запрещалось. Более того, брак считался своеобразным союзом меж двумя семьями. Они сближались, становились опорой друг другу, но девушка, новоиспечённая супруга, должна была хранить секреты нового рода даже от родителей.
Так и жили. И в случае развода, если кто-то решал, что жене плохо с мужем, или наоборот, для девушки открывалась дорога назад. В отчий дом
В нашем же случае, род Орловых оказался вычеркнут из родословной книги аристократов Империи. Потому и связь поддерживать маме было не с кем. Дед не считался. Он, как бы есть фактически, но деюре он не существовал. Сама фамилия Орловых оказалась присоединена к другой. Так что пути назад не существовало.
Не существовало ровно до того момента, пока я не возродил фамилию Орловых. Более того, я, даже, сохранил преемственность по крови. То есть возродил фамилию именно тех самых Орловых.
Так что возможность возврата появилась.
— Можно, — снова коснулся её ладоней, — я узнавал ещё тогда, перед отделением. Можно, мам.
— Ты это задумал ещё тогда? — её глаза расширились, а в голосе звучали неверие и неуверенность.
— Да, — я кивнул и серьезно посмотрел на неё, — он не заслужил тебя, обращался, как с вещью, как с трофеем…
— Ты все это из-за меня задумал, Кирилл? — прошептала она и, коснулась моей щеки. На глазах у неё заблестели слёзы. — Ты из-за меня, подверг себя опасности, да?
— Нет, мамуль, — я приобнял её за плечи, прижал к себе и стал успокаивать голосом. — Из-за него. Ты прекрасно знаешь, что из-за него.
— Но ты сказал…
— Одно другому не мешает, мам, — я чуть отпрянул от неё и, заглянув ей в глаза, добавил: — я уже начал свою войну, и хочу спасти тебя из плена этой жизни. Я могу…
— Я не могу, — покачала она головой, а по щекам потекли слёзы. — Не могу, Кирюша. Он же убьёт тебя, у отца остались владения…. Он же ради них всё сделал…. Он не позволит…. Из-за меня все его планы пойдут….
— Руки коротки, — обронил я, нахмурившись на её слезу. Они на меня всегда действовали удручающе.
Достал из кармана пальто платок и протянул ей.
— В Питере не дотянется, а насчёт планов, — я усмехнулся, — они и так пошли Церберу под хвост, мам. От меня требуют, чтобы я вступил в наследство.
— Не выражайся, — нахмурилась мама, но тут же улыбнулась и стала вытирать слёзы платком. — У него большие связи…
— А меня к деду отправляет сам Бестужев, — я решил сходить с козырей, хоть карты и краплёные. Я ещё не выяснил, за меня ли Бестужев, или Огонь-Догоновский выполнял его поручение, но для уговоров мамы все средства хороши. Тем более, по моей задумке, она будет в безопасности. С дедом.
— Пётр Алексеевич был дружен с папой, — замерла мама, — но даже он не смог помочь….
— Ему Император запретил, — пояснил я, — но сейчас, раз новый глава я, то вступлю в наследство, а тебя отправлю к деду. Раз уж до сих пор его не выкурили, то и тебя он защитит.
— А ты как же? — глаза мамы сверкнули, а в голосе прибавилось тревоги.
— А со мной у них тоже до сих пор не вышло, — улыбнулся я, — да и как выйдет, если я живу в академии? А за годы учёбы я стану сильнее и найду способ с ними разобраться.
Я развел руками и улыбнулся. Добавил в голос уверенности:
— Мам, если ты не можешь сама, то я, как глава рода подниму вопрос о вашем разводе. Тебе надо только задержаться в Питере. Я могу тебя спрятать….
— Нет, сынок, — она отстранилась, и отвела в сторону вспыхнувшие надеждой глаза. — Я не могу. Тебе будет только хуже. Я ничем не смогу тебе помочь.
— Наоборот, мам, — принялся с жаром её переубеждать. — Ты мне очень поможешь тем, что будешь в безопасности и счастлива.
Она улыбнулась, а потом, вздохнув, снова возразила:
— Но я не смогу принести пользу роду. Не смогла тогда, и сейчас толку не будет…
— Будет, — прервал я её. — Кроме прочего, меня Бестужев пытается к Деду отправить, принять наследство, а так это сделаешь ты, вместо меня. Будешь моим представителем, так сказать. Да и вообще, ты маг третьего ранга, найдёшь себе дело по душе.
— Я всегда хотела врачевать, — улыбнулась мама мечтательно.
— Ну вот, — махнул я рукой, словно дело уже решёное, — откроем клинику…
— А как же Алёна, Кирилл? — в голосе мамы снова послышалось отрицание, — я не могу её там оставить, а он захочет…
— Ей уже семнадцать, — пожал я плечами, — она сама может в таком случае выбрать с кем остаться. Тем более я препятствовать не буду.
Мама покачала головой. Надежда в её взгляде сменялась настороженностью и неуверенностью. Во взгляде поселилось сомнение.
— Мам, давай ты задержишься в Питере, и обдумаешь несколько дней моё предложение. Хорошо? — она посмотрела на меня, не решаясь ответить, и я добавил: — с Алёной задержись, и обдумай. А через два дня встретимся и поговорим ещё раз. Пожалуйста.
Она смотрела на меня целую минуту, но потом, всё же, неуверенно кивнула.
— Отлично, — обрадовался я, доставая телефон, — вот номер…
— Вот вы где, — раздался голос «папани», когда мы вернулись в холл аукциона, — а я уж обыскался тебя, родная.
Эх, надо было по отдельности возвращаться, но как откажешь маме в удовольствии послушать о студенческой жизни?
«Папаша» улыбался на показ, его интонации говорили, что он хотел бы пожурить, но прощает. А вот глаза выдавали напряжение.
Заметил, куда он, нет-нет, да косился, и, завидев там Огонь-Догоновского, хмыкнул:
— Что, обсуждали с кем-то очередной отдых в лесу?
«Папаня» вздрогнул и его взгляд изменился. В нём мелькнул гнев, а потом пришла настороженность.
— Не понимаю о чём ты, сынок, — протянул он, поправляя рукав пиджака.
— Не понимание, «папенька», вгоняет разум в болото повседневности.
Он нахмурился. Стал подбирать достойный ответ, но какой может быть ответ на околесицу? Я просто ляпнул первое, что пришло в голову, главное, чтобы там были слова «лес» и «болото». Сбил его с толку, так сказать. Пусть понервничает, а я, пожалуй, пойду.
Я вышел изздания аукциона и посмотрел на часы. До встречи с Шальной оставался час. В животе предательски заурчало. После всех этих торгов и разговоров неплохо бы перекусить.
Николай ждал возле машины, привалился к чёрному капоту и смотрел по сторонам. Заметив меня на ступенях аукционного дома, он выпрямился и пристально всмотрелся в моё лицо. Его глаза внимательно изучали мою походку, словно пытаясь определить, не ранен ли я после очередной заварушки.
— Всё хорошо, господин? — в голосе слуги звучала неподдельная забота.
— Более чем, — кивнул я, усаживаясь на переднее сиденье. Кожаная обивка чуть скрипнула. — Поехали на склад к Шальной. Только давай через шаверму заедем, умираю с голоду.
— С удовольствием, — Николай одобрительно кивнул, заводя мотор. По его довольной улыбке я понял, что и он проголодался не меньше моего.
Вечерний Петербург медленно погружался в сумерки. Солнце ещё не село окончательно, его лучи мягко золотили гранитные набережные и шпили соборов.
Блики света играли в окнах старинных особняков. На улицах становилось всё меньше прохожих. Только у станций метро толпился народ. Конец рабочего дня выплеснул на улицы первую волну уставших горожан.
Коля уверенно вёл машину по знакомым улицам. Мы миновали Гостиный двор, свернули на Садовую. Ярко освещённая витрина привлекла внимание. Над входом горела неоновая вывеска «Шаверма 24». За стеклом медленно крутились шампуры с мясом, источая одуряющий аромат.
— Две двойных и два лимонада, — бросил я в окошко приёма заказов.
Продавец в белом фартуке и шапочке ловко орудовал широким ножом, срезая тонкие ломтики мяса. Лаваш в его руках наполнялся свежими овощами, зеленью и соусом.
Мы отъехали чуть в сторону и припарковались в тени старого клёна. Развернули плотную фольгу. Салон мгновенно наполнился ароматом специй, свежей зелени и жареного мяса. Я с наслаждением впился зубами в сочную лепёшку. Мясо буквально таяло во рту, соус стекал по пальцам. Острота чеснока смешивалась с прохладой йогуртового соуса.
— Как прошёл аукцион, господин? — поинтересовался Коля, аккуратно промокая губы салфеткой. На его рубашке не было ни единого пятнышка, хотя он уже расправился с половиной своей порции.
— Отлично, — я сделал глоток холодного лимонада. — Продал усадьбу за семьсот тысяч. Минус комиссия аукциона, остальное переведут на счёт в банке.
Николай поперхнулся и закашлялся, прижав ко рту салфетку. Его глаза округлились, как у кота, увидевшего сметану:
— Такие деньжищи? — он покачал головой, глядя на проезжающий мимо трамвай.
Вагон позвякивал на стыках рельсов, в его освещённых окнах мелькали усталые лица пассажиров.
— И что вы собираетесь с ними делать, господин? — продолжил он.
На другой стороне улицы зажглись фонари, отбрасывая желтоватые круги света на тротуар. В их сиянии кружились первые осенние листья.
Я уставился на недоеденную шаверму, обдумывая вопрос. Действительно, что? Можно вложить в производство артефактов, расширить дело. Или приберечь на чёрный день? В современном мире деньги решают многое, особенно когда нужно действовать быстро и без лишних вопросов…
В соседнем дворе гулко залаяла собака. Где-то вдалеке взвыла сирена жандармейской машины.
— Поехали, — сказал я, тщательно сминая промасленную бумагу.
Коля кивнул и вырулил обратно на дорогу. Шины мягко прошуршали по асфальту. Впереди нас ждала встреча с Шальной, а мысли всё крутились вокруг неожиданного богатства и его возможного применения.
Подъехали к назначенному месту. У входа топтались крепкие парни в кожаных куртках. На их шеях поблёскивали золотые цепи. Мелькнула мысль, что она наняла еще людей, но пригляделся. Нет.
Гвардейцы Шальной держались иначе, чем обычные бандиты. В их движениях сквозила военная выучка. Да и взгляды цепкие, внимательные. Не то что мутные зенки типичных районных быков.
Коля заглушил машину. Мы вышли, я взял сумку с артефактами, а Коля системный блок со всеми проводами. Двинулись вперед. Охрана лишь просканировала нас и никак не отреагировала.
Внутри склада оказалось на удивление светло и чисто. Стеллажи уходили вдаль ровными рядами. У дальней стены примостился старенький диван. А рядом с ним расположился стол из какого-то офиса.
Шальная восседала на диване, закинув ногу на ногу. Её платье красиво струилось по бедру. Очки чуть сползли на кончик носа, когда она подняла голову при нашем появлении.
— О, кого я вижу, — протянула она с улыбкой. — Сам граф Орлов снизошел до нашей скромной обители.
Она поднялась плавным движением. Каблуки процокали по бетонному полу, когда она направилась ко мне:
— Как прошёл аукцион? Надеюсь, ты не слишком расстроен продажей усадьбы?
— Всё прошло отлично, — я чуть склонил голову в приветствии. — Вижу, ты тоже времени зря не теряла.
Мой взгляд скользнул по помещению. У стен дежурили ещё несколько гвардейцев. Они старательно изображали мебель, но я чувствовал их напряжение.
— Ты привёз артефакты? — Шальная остановилась в паре шагов от меня. От нее повеяло, чем-то цветочным.
Кивнул и мы отправились к ближайшему столу. Начал доставать то над чем работал последние несколько недель. Высыпал на стол десяток колец и браслетов. Металл тускло блеснул в свете ламп.
Шальная картинно всплеснула руками:
— И это всё? Какая… мелочь.
— Защитные артефакты на пять гран, — спокойно пояснил я, наблюдая, как она берёт в руки серебряный браслет.
— Хотелось бы что-то похожее на те кинжалы, — она провела пальцем по гладкой поверхности металла. — Помнишь, какими ты разделался с греками?
— Это личное, — качнул я головой. — Можно сказать, семейная реликвия. На продажу только защитные.
Шальная прошлась вдоль стола. Её каблуки отбивали чёткий ритм по бетону. Она двигалась словно кошка — плавно и грациозно. Взяла ещё одно кольцо, поднесла к свету.
— Ну же, Кирилл, — её голос стал медовым, — для меня даже маленький кинжальчик не найдётся?
— Нет, — твёрдо ответил я. — Это не обсуждается.
Она надула губы. Положила кольцо обратно на стол и картинно вздохнула:
— Ладно, так и быть. Возьму эту… коллекцию.
— Ты сама будешь продавать? — уточнил я, отмечая, как напряглись её плечи от моего отказа.
— Через перекупщиков, — она небрежно махнула рукой. — Когда они реализуют товар, получишь свои деньги. Вот только объём маловат…
— Какой нужен?
— В десять раз больше, — Шальная снова приблизилась ко мне. — Тогда можно выйти на серьёзных покупателей. Какой-нибудь род или организацию. Они возьмут всю партию разом и оплатят доставку.
Я задумался. Предложение звучало заманчиво. Работать с одним крупным заказчиком проще, чем распылять силы на мелкие продажи. Правда, есть нюансы…
— Главное не подвести их, — произнёс я. — Если берут оптом с предоплатой, товар должен быть доставлен в срок.
— Или возвращать деньги, — кивнула она. По моему опыту лучше всего — сначала доставка, потом оплата. Всякое бывает при транспортировки. Другие группировки, враги или кто-то залётный. А репутация очень дорогая штука.
— Но мы же партнёры? — улыбнулся я. — Как я понимаю, поиск покупателя на тебе и доставка тоже?
— Возможно, — Шальная хитро прищурилась. — Кстати, о партнёрстве. Я нашла человека для твоего вопроса со счётом Повара.
Она щёлкнула пальцами. Двое гвардейцев подтолкнули вперёд щуплого очкарика. Он трясся как осиновый лист.
Николай подошел к ребятам и передал системный блок. Пацану помогли все отнести к столу и подключить. Когда загорелся монитор ботаник уже стучал пальцами по клавишам и кликал мышкой. Несколько раз поправил очки.
— Э-эти д-данные з-защищены, — пролепетал он. — Взлом? Это же не законно.
— Сёма, — повернулась Шальная — не нервируй меня. Кто тебя вытащил из той передряги?
— В-в-в-ы-ы-ы. — проглотил пацан и тут же застучал пальцами.
— Какой умница. Голова. Редкий специалист, — дала оценку очкарику женщина. — Плохо, что у него слабость ко взломам всяких систем. Но ничего я с ним еще поработаю. Мы договорились на пятьдесят на пятьдесят? — вкрадчиво поинтересовалась Шальная.
Я медленно повернулся к ней:
— Нет.
— Ну что ты… — она игриво провела пальцем по моему плечу. — Ты только что заработал целое состояние на усадьбе Осокиных. Неужели жалко сто десять тысяч красивой женщине? К тому же партнёру?
— Изольда, — произнёс я, глядя ей в глаза. — А ты тут причём?
Она вздрогнула от моего тона. Улыбка медленно сползла с её лица, когда она встретилась с моим холодным взглядом.
— Территорию я тебе подарил. Вопрос с Черепом решил. Где твоя работа?
Она открыла рот, но я продолжил:
— Правильно, пока ничего нет. А ты уже хочешь мои деньги. Ты получишь лишь то, о чём договаривались. И мой тебе совет — не считай чужое.
В воздухе повисло напряжение. Гвардейцы у стен незаметно положили руки на оружие.
Шальная вдруг расхохоталась, разряжая обстановку:
— Попытка не пытка!
«Точно Гера», — подумал я. — «Такая же хитрая и коварная. Своего не упустит».
Князь Огонь-Догоновский и Граф Уваров-Орлов.
Ресторан «Эрмитаж» дышал роскошью старого Петербурга. Темные дубовые панели на стенах, тяжёлые бархатные портьеры, хрустальные люстры под лепным потолком. В углу негромко играло фортепиано. Пианист исполнял, что-то из классики.
Князь Василий Сергеевич Огонь-Догоновский сидел за отгороженным от посторонних глаз столиком у затемнённого окна, и небрежно покачивал в ладонях бокал с коньяком. Его военная выправка никуда не делась даже в расслабленной позе. Глаза цепко следили за Дмитрием Юрьевичем Уваровым-Орловым, который как раз промокнул губы белоснежной салфеткой.
Официант бесшумно забрал тарелки после горячего. На скатерти остались только бокалы и ваза с живыми цветами.
— Ты решил поиграть со мной? — голос князя прозвучал негромко, но в нем явственно слышался металл.
Дмитрий Юрьевич поднял брови. Его полное лицо приняло удивленное выражение, но глаза оставались холодными и расчетливыми.
— Что? О чем вы? — он слегка подался вперед, всем своим видом изображая недоумение.
— Зачем ты приехал сюда? — Огонь-Догоновский поставил бокал на стол. Янтарная жидкость качнулась, отбрасывая тень на скатерть. — Хочешь получить мой приз себе?
— Нет! — Дмитрий Юрьевич вскинул руки в защитном жесте. На его пальце блеснул перстень с родовым гербом. — Я просто хотел спутать карты Бестужеву. Показать хорошие отношения с сыном, чтобы он начал сомневаться, подозревать…
Огонь-Догоновский смотрел на собеседника, как удав на кролика. Его пальцы едва заметно постукивали по ножке бокала.
— Красиво говоришь, — отрезал он. Свет люстры отразился в его глазах холодным блеском. — Ты же помнишь, кто помог тебе победить Орловых? Ты получил многое после той битвы. Моё условие было четким — наследие старика моё.
— Конечно-конечно, — Дмитрий Юрьевич расплылся в угодливой улыбке. — Я все помню, и ничего не изменилось.
«Еще посмотрим, кто получит этот приз, — мелькнуло в его голове. — Ты слишком самоуверен, князь. А я не тот безродный юнец, каким был двадцать лет назад. За это время многое изменилось».
«Решил сам получить то, что моё? — Огонь-Догоновский отпил глоток коньяка. — Большая ошибка. Ради этого, наше государство может лишиться еще одного молодого рода».
Они улыбались друг другу через стол. Со стороны могло показаться, что беседуют старые друзья или, по крайней мере, деловые партнеры. Дмитрий Юрьевич что-то рассказывал, активно жестикулируя. Князь благосклонно кивал, время от времени вставляя короткие замечания.
Но в глазах обоих тлела холодная расчетливость. Каждый выискивал в словах собеседника скрытый смысл, подвох, угрозу. Два интригана, привыкшие плести заговоры и предавать союзников, разыгрывали очередную партию в своей бесконечной игре.
Пианист закончил играть очередную мелодию. В наступившей тишине особенно отчетливо прозвучал звон бокалов, когда они произнесли традиционный тост за успех общего дела. Каждый при этом думал о своем — как устранить противника и заполучить приз себе. Оба поняли, что правила игры поменялись.