Архипелаги (СИ)

28. Эва

Эва проснулась. Первой. Сквозь полоску между закрытыми ставнями пробивался призрачный свет. Она посмотрела на Мора, который лежал рядом и прикрыла глаза. На этот раз кошмары не посещали ее, чувствовала она себя неплохо, но неуютно. Ночь закончилась, со всеми ее переживаниями, оправданиями и обещаниями. И наступающий день мог превратить их в искорки, которые пляшут в солнечных лучах. Вроде и волшебство, а присмотришься — просто пыль.

Она вела себя безрассудно, использовала дар без всякой на то необходимости. Унижалась. А потом позволила Мору то, чего приличные девушки не должны позволять никому до свадьбы. А те, которые позволяют, заканчивают в домах удовольствий. Или становятся содержанками, как мать Виктора Дименса. Чтобы уничтожить ее, Мору теперь достаточно просто встать, одеться и молча уйти.

Зачем она так поступила? Боялась остаться одна? Нет, не в том дело — не одна. Она влюбилась. И боялась потерять его. О, Судьба, что там на это счет написано в твоей книге? Странно, но любви в священном тексте едва ли уделялось больше пары строк на главу. Словно она не значима в жизни людей.

До этой ночи Эва считала, что у чувства должны быть веские причины. Сначала ты узнаешь человека, присматриваешься, видишься с ним в обществе, потом он оказывает тебе знаки внимания, приглашает… В каком обществе она могла бы видеться с Мором?

Другие девушки обсуждали вопросы любви и привязанности с матерями, сестрами, бабушками. У Эвы же был только отец. И она никогда не поднимала с ним тему сердечных дел. Папа любил маму. На этом стоял мир. Когда она умерла, в его жизни не было места женщинам, кроме собственной дочери. Это тоже казалось Эве естественным. Ей и в голову не приходило спросить отца, как он познакомился с Вероникой Чемир. Она знала только, что мать не имела дара, и что обе семьи не хотели ее брака с представителем дома Эллусеа. Но брак состоялся. Родился Карл, потом — она. А когда Эве исполнилось шесть лет, семья навсегда покинула столицу. С тех пор она не видела ни своего дедушку, ни бабушек, ни даже тетю. Через четыре года у нее не стало и мамы.

Брат как-то резко высказался о ее поведении, когда забирал ее с конюшни. Помнится, Карл намекнул, что если Эва и дальше продолжит скакать по полям с Тори, то рано или поздно принесет от него в подоле. После этого она несколько иначе взглянула на свою дружбу. В шутках Тори ей начал чудиться вульгарный подтекст, и она стала избегать ситуаций, в которых могла бы остаться с ним наедине. Даже написала Катти Лавенго о своих опасениях, и та их только подкрепила.

О, Карл, сейчас ты бы орал и таскал меня за волосы. Прими Судьба его душу, и верни назад, если брат не успел пройти свой путь…

И что теперь? Теперь Эва лежит в одной постели с Мором, которого знает всего две недели. Лоно ноет. И вполне может статься, что после этой ночи она забеременеет.

Эва приоткрыла глаза и посмотрела на спинку кресла, с которой свисал ремень Тори. Ручка одного из револьверов тускло блестела в полумраке. Нет, пустить себе пулю в висок — выше ее возможностей…

Что если она сейчас тихо встанет, оденется, и уйдет из комнаты? Будет вести себя так, словно ничего не произошло. Держать лицо, раз уж попала в столь неловкое положение. Эва села, отодвинула одеяло, спустила ноги с кровати. Повернулась и через плечо посмотрела на спящего Мора.

Она влюбилась. И нужно вынести из произошедшего урок. Любовь делает людей глупыми.

Мор открыл глаза. И некоторое время молча смотрел на нее. Эва почувствовала, как краснеет, потянулась за одеялом. Он сел в кровати и подполз к ней, взял за плечи.

— Ты выйдешь за меня замуж? Несмотря на то, что я — венси…

Она едва не вздрогнула. Хотя внутренний голос подсказал, что иначе и быть не могло. Он сейчас поступал, как должен поступать порядочный мужчина. Мор легонько коснулся губами ее плеча. Она молчала. Но она же сама ночью решила, что уйдет с ним в Стену! Навсегда…

— Я люблю тебя, — добавил он.

Эве стало вдруг легко и спокойно. Словно это не она, а кто-то другой, все утро размышлял о мрачном будущем. И кого теперь волнует ее поведение? Она и так уже вовсе не Эва Лари Эллусеа, племянница правительницы Союза, дочь одного из богатейших людей Северного архипелага. Она просто Эва, йенка, которая выбрала жизнь среди венси.

— Я тоже… — ответила она Мору, поворачивая голову.

«Люблю тебя» Эва произнести не успела. В дверь постучали.

— Эва, это Ян.

— Пару минут, я неодета, — она постаралась, чтобы голос звучал заспанно, но вышло не слишком похоже. — Я скоро спущусь.

Циркач ушел вниз: Эва слышала, как под его сапогами скрипели лестничные ступени. Она повернула голову, и позволила Мору себя поцеловать.

В холле гостиницыпахло овсянкой с яблоками. В Оссенском округе везде пахло яблоками, особенно осенью. За столом у окна заканчивал завтрак Ян. Эва направлялась к нему, когда открылась входная дверь и помещение заполнили патрульные.

Двое встали у входа, еще двое — у стойки, один — у лестницы наверх. Эва бросила взгляд на улицу: за окном тоже мелькнул синий мундир. Она перевела глаза на хозяина гостиницы — тот отвернулся, взял с подноса бокал и начал усердно натирать его полотенцем.

Входная дверь открылась снова, впуская еще двух человек. Одним из них был поджарый седой господин в тонком золоченом пенсне. Его темно синий костюм подчеркивал белизну рубашки и лазурь полос на галстуке, темно серый котелок гармонировал с короткой аккуратной бородой и усами. Эве захотелось спрятаться. На ее брюках и курточке темнели пятна, волосы, пусть и вымытые накануне в тазу горячей воды, торчали из наспех заплетенной косы, сапоги покрывала пыль. И все это сейчас с любопытством разглядывал полковник Ирвин Норди, глава Оссенского Окружного патрульного корпуса, облаченный, как на парад. Хотя на парад, наверное, он бы надел мундир.

Некоторое время полковник молча разглядывал ее.

— Госпожа Эва, какой невероятный сюрприз, вот это я понимаю — происки Судьбы! — вкрадчиво, но достаточно громко произнес, наконец, он.

— Доброе утро, господин Норди! — она осталась стоять на месте, услышала, как Мор сделал несколько шагов в ее сторону и встал за спиной. — Согласна, довольно неожиданная встреча.

— Да, я ехал мимо и собирался помочь новоиспеченному майору проверить документы некоторых подозрительных людей. Но теперь планы мои сильно поменялись.

Господин Норди подошел к ней и предложил локоть:

— Вы же не откажетесь проследовать со мной в Оссен. Губернатор Вилридж будет просто счастлив узнать, что вы живы и здоровы.

Эва слегка отступила назад, к Мору.

— Боюсь, не сейчас, господин Норди. У меня другие планы. Передайте господину Вилриджу мои наилучшие пожелания.

— Эва, — тон полковника поменялся с учтивого и вкрадчивого на жесткий, не терпящий возражения. — Это не предложение. Это приказ главы Оссенского окружного патрульного корпуса, если вам так понятнее. Вы не в Стэнвенфе, и я — не ваш брат.

Небрежным жестом он подозвал патрульного, который вошел вместе с ним, а потом поднял глаза на Мора:

— Готовьте разрешение, юноша. Надеюсь, оно у вас есть.

Эва услышала, как звякнула цепочка — это Мор молча показал медальон.

— Кто такой? — господин Норди обратился не к нему, а к Эве.

— Мортимер Брайс из Стэнвенфского сектора, — ответил ему сам Мор и вышел из-за ее спины. — И я поеду с госпожой Эллусеа.

Эва была приятно удивлена тем, что он не потерял дар речи при виде патрульного в чине.

— Вы?! — поморщился полковник. — Вы-то мне зачем сдались? Свободны, Мортимер Брайс. Поезд на Стэнвенф отправляется в полдень, езжайте домой. Не имею к вам претензий.

— Он поедет со мной, господин полковник. Если вы хотите, чтобы я сделала это сама и по доброй воле. Иначе — арестуйте меня. Попробуйте. А я попробую оказать сопротивление, то есть буду стрелять.

— Это шантаж?! — господин Норди снял и снова надел пенсне. — Или угроза? Даже если я предположу, что вы умеете стрелять…

— Это и то, и другое. Даже если не умею — могу попасть случайно. Раз вы не предъявляете мне обвинения, но хотите доставить меня к губернатору округа — значит я ему зачем-то очень нужна. А не вам. Вот с ним я и поговорю.

— На вашем месте я был бы рад оказаться в приличном доме и привести себя в подобающий девушке вид, но вы, госпожа Эллусеа, поступаете, как разбойница с большой дороги. Не ожидал. Следуйте за мной, и вы, и этот ваш… друг, — господин Норди повернулся к ней спиной, щелкнул в воздухе пальцами и направился к выходу.

На этот раз локоть Эве предложил Мор, и они пошли за полковником. Замыкали шествие патрульные. У дверей гостиницы их ждал закрытый черный экипаж. Господин Норди пропустил вперед Эву, залез сам и, когда внутри очутился Мор, задернул занавески на окнах. Затем он постучал по стенке:

— В Оссен, побыстрее!

Возница мягко тронул.

— Расскажите мне, госпожа Эва, — тон полковника снова смягчился, — где вы находились все это время? Ваш слуга, Хенри, весьма растерялся, очутившись в Оссене с конем и без хозяйки.

— Я сошла в Стэнвенфе. На технической станции. Хотела успеть на Большие гонки, — ответила Эва, откинувшись на мягкую подушку.

Мор сидел с ней рядом, господин Норди — напротив. Четырехместный экипаж был отлично подрессорен, он мерно раскачивался, набирая скорость. Цвета внутри успокаивали глаз: сочетание серого и изумрудного. Мягкие диваны покрывала замшевая обшивка. Эва и забыла, как уютно ездить в таком. Они с папой давно перешли на паромобили, оба управляли ими сами. Но Оссен оставался верен традициям. Или, что вероятнее, просто отставал от технического прогресса больших городов.

— И что же произошло дальше? — спросил господин Норди.

— Когда мы очутились в городе, он был уже охвачен эпидемией. С папой мы разминулись, и я слышала, что его арестовали по какому-то недоразумению. Карла я тоже не смогла разыскать, в управлении сказали, будто он попал в больницу. А уже на следующий день прилетели дирижабли, и залили Стэнвенф огнем. Нам чудом удалось спастись.

— Говоря «мы» и «нам», вы подразумеваете венси?

— Да, моего друга. Если бы не он, вы бы сейчас со мной не разговаривали, так что проявите уважение, господин Норди.

— Примите мою скромную благодарность, Мортимер, — полковник слегка приподнял шляпу и усмехнулся. — Общение с Эвой — непередаваемое наслаждение.

Ей захотелось сказать главе патрульного корпуса что-нибудь гадкое. Как обычно — ничего не пришло на ум.

— Ну а дальше, госпожа Эва? За неделю добраться пешком от Стэнвенфа до Валфи вам бы не удалось. Тем более, не подхватив при этом инфлуэнцу, ночи-то уже холодные. А вы в легком костюмчике.

— А дальше нас подвез бродячий цирк, — ответила Эва. — Вот и вся история. Неужели мы — единственные беженцы?

— Нет, но остальных мы отвозим в карантин. Ваш отец в прошлое воскресенье известил господина губернатора о случившейся вспышке неизвестного заболевания. И в тот же день после обеда связь со Стэнвенфом оборвалась. А об уничтожении города мы узнали только спустя сутки, и то — от венси.

— Как дела в Стэнвенфском секторе? — спросила Эва, решив, что Мор хотел бы знать ответ на этот вопрос.

— Болезнь их обошла стороной. Мы выслали отряд дознавателей, чтобы уточнить, не являлась ли эпидемия диверсией, организованной мятежниками из Стены. Ждем отчетов, — полковник снова мерзко улыбнулся, но тут же поменял выражение лица. — Да, простите, госпожа Эва: примите мои глубочайшие соболезнования в связи с утратой близких людей. Мы непременно найдем виновных.

— Благодарю.

Она уже не хотела плакать по отцу. Не хотела, чтобы кто-то тревожил его память своими соболезнованиями или чем-то еще. Эва не видела его мертвым, она помнила его только живым. Он будет жить! Пускай, только у нее в сердце…

— Вы что-то слышали о перевороте? — спросила она через некоторое время, когда комок из горла провалился в желудок.

— Это будет основной темой вашего разговора с господином Вилриджем. Думаю, я могу только ввести вас в некоторое заблуждение по данному вопросу. У нас с губернатором разные взгляды на произошедшее, но все решения принимает он. А я — исполняю.

Эва замолчала, положила голову на плечо Мора и задумалась. Ее худшие опасения сбывались. Глава окружного патрульного корпуса не говорит с ней о политике потому, что Эва сидит рядом с сыном мэра венси — уж кому-кому, а полковнику точно известна фамилия каждого мэра Стены, количество, имена и возраст их детей и внуков. Потому что в отличие от Союза, где передача власти определяется советом и даром, должность мэра у венси наследуется. В основном — сыновьями, но иногда и дочерьми.