Античная наркомафия-7

14. Живая история

— Лучше бы ты, Юля, помогла Наташке перевести на нормальный человеческий язык Магона Агронома, — проворчал я, когда она похвасталась окончанием первого тома записей со слов вывезенной из Карфагена провокаторши о повседневной жизни в "старые добрые времена" и о злоключениях последних лет карфагенской сельской глубинки.

— Ну Макс, ну ты рассуждаешь прямо в натуре как буржуй-плантатор, которого кроме прибыльного хозяйства и доходов с него ничего больше не интересует!

— Почему как? Я и есть буржуй, в том числе и плантатор, и ничто буржуйское и плантаторское мне не чуждо. И если мой тесть сумел преодолеть всякие бюрократические препоны и организовать сверхсекретный перевод Магона на греческий, не говоря уже о провозе к нам с риском спалиться и поиметь нехилые даже для него проблемы, так для того ли, чтобы он у нас валялся без пользы?

— Макс, ну куда он денется, твой Магон? Справится Наташа — не в этом году, так в следующем, а тут Васькин уже по весне Аннию за океан спровадит, и мне нужно успеть. Это же живая история от очевидцев и участников, а не переписанная у предшественников и перевравшая их запись не заставшего самих событий хрониста.

— Хренио, ты куда эту Мату Хари заныкать собрался? — спрашиваю мента.

— Да варианта, собственно, только два — Нетонис и Тарквинея, — хмыкнул тот.

— На хрен Тарквинею, в Нетонис её сплавь — летом историчнейшая наша свою "живую историю" там допишет, если тут не успеет. А ты, Юля, помоги всё-таки Наташке, а то в греческом она послабже тебя, а у нас ведь окромя Катона по средиземноморской агрономии пока ни хрена, считай, больше и нет.

— Ну, не скажи, — усмехнулась Юлька, — Это у них нет, а у нас есть ещё Варрон, Колумелла и Плиний Старший. Просто у тебя типография учебниками для ВУЗа пока-что загружена, и я тебя сельскохозяйственным сборником не напрягаю. И куда ты, кстати, с агрономией так торопишься? Ты видишь, чего за окном творится? — мы все рассмеялись, поскольку снегопад как раз усилился, — И что тебе на эту тему Гней Марций Не Ты пишет?

— Пишет, что понял, почему фрицы не взяли Москву.

— Прямо так и написал?

— Ну, не совсем так, но близко по смыслу, — я протянул руку, и Велия, улыбаясь, подала мне папирусный свиток, — Ты хотела "живой истории"? Вот, развесь ухи и слухай сюды: "… судя по тому, как не особенно-то впечатлили тебя, испанец, известия о нашей прошлогодней весенней буре, опрокинувшей статуи на Капитолии и в Большом Цирке и сорвавшей кровлю со многих наших храмов, ты не боишься божественных знамений и не очень-то им доверяешь. Поэтому не стану утомлять тебя перечислением нынешних, не столь значительных. Скажу лишь, что не всегда знамения предвещают скорые события, а иногда относятся и к более отдалённым. Может быть, ты и прав по поводу морового поветрия в Апулии — если это только их боги карают за возобновившиеся Вакханалии, то почему же тогда грозные знамения случились в Риме? И хотя к зиме мор утих, не один ты считаешь, что по весне он может возобновиться с новой силой и распространиться по всей стране. Эта опасность обсуждалась в сенате, и было постановлено ближе к весне провести молебствие в храме Эскулапа. а Луцию Дуронию, вновь избранному претору, которому по жребию досталась Апулия, поручено продолжить и закончить следствие, не завершённое его предшественником Луцием Пупием, дабы пресечь наконец злодеяния нечестивцев и не дать им расползтись по стране и навлечь на неё кару богов. Пожалуй, и я ближе к весне пожертвую Эскулапу барана — так будет надёжнее, а то твой совет мыть руки всем домом и кипятить воду мне не совсем понятен — какое до этого дело твоему испанскому богу, и как это связано с его милостью…"

— Макс, что ты ему наплёл? — подозрительно поинтересовалась историчка.

— Написал ему, что принёс за него и за его домочадцев жертву Эндовеллику, но бог-то — наш, испанский, а все не наши, в том числе и римляне, для него на одно лицо, и как ему разобраться, за кого из них его просят? Вот, кто не ленится мыть руки и кипятить воду, тот и есть достойный его помощи, — наши рассмеялись, — Ну а как ещё прикажете ту гигиену ему обосновывать, если эти цивилизаторы, млять, от эпидемий молебствиями и репрессиями против сектантов спасаются?

— Избирательный у тебя какой-то гуманизм, — фыркнула Юлька, — А остальные, значит, пусть все вымрут, кому судьба?

— Ну так а ты что предлагаешь, экстренную религиозную реформу с оккупацией нашими войсками и казнями всех несогласных в Риме провести? — хмыкнул я, — Даже если бы нам это и было под силу, так во-первых, не факт, что жертв было бы меньше. Боюсь, как бы не гораздо больше. Религия — это тебе, знаешь ли, не генеральная линия партии и правительства. Во-вторых, мне хрен с ними, с римлянами — все не вымрут, а кому судьба, тому в натуре судьба, и не в наших интересах менять историю раньше срока. А в-третьих, Гней Марций Не Я, то бишь Септим — мой римский патрон, а заодно ещё и целый сенатор. Много ли у Хренио сенаторов среди его римской агентуры?

— Вечный заднескамеечник, мнение которого никого там не интересует.

— А и не надо, чтобы интересовало. Главное — присутствует на заседаниях и не спит на них, потому как сидение неудобное, а чтобы не скучать, даже слушает и вникает, чего там авторитетные основняки — цензорины и консуляры — по тому или иному вопросу талдычат. Хотя бы для того, чтобы не пропустить чьей-нибудь меткой шутки, над которой позубоскалить от души — и то развлечение. А в результате я имею от него информацию из первых рук, а не многократно перевранную сарафанным радио. Ну вот от кого бы мы ещё узнали, например, что из-за нехватки войск против лигуров и кельтиберов в сенате уже и без нашего посольства поднимали вопрос о передаче нам той западной части оретанских земель, которую мы давно уже у них выцыганиваем? А теперь — прикинь, у них Сардиния и Корсика восстали из-за увеличенного хлебного налога, и их тоже надо подавлять, и на это тоже нужны дополнительные войска…

— А тут эта эпидемия, и из-за неё у них дополнительные трудности с воинским набором, — закончила она за меня, въехав, — Надо слать по весне посольство в Рим, и есть хорошие шансы получить наконец желаемое.

— Это уже решено, — подтвердил я, — Фабриций готовит "рыбу" постановления, с Миликоном согласуем кандидатуры послов, он подпишет чистовик указа, и дело на мази.

— Ну, это всё хорошо, нужно и важно, но при чём тут не взявшие Москву фрицы? — вернула Юлька меня к теме.

— При зиме, конечно. Дальше про неё будет — развесь снова ухи и слухай сюды: "… но наверное, я и твоему совету всё-же последую, поскольку дрова всё равно так или иначе приходится жечь — зима выдалась очень холодной. Не знаю ещё, как её переживут наши виноградники и оливы, но жертвы среди людей уже есть. Более десятка замёрзших на улицах ночью и двое утонули в замёрзшем Тибре, провалившись под треснувший лёд. В горах многие виллы отрезаны засыпавшим перевалы снегом, и на заседаниях сената из-за этого отсутствует четверть. Но в горах хотя бы просто мороз, а на равнине, особенно в низинах — то подморозит, то оттепель, и это хуже всего. Хоть и не так холодно, но ведь сыро и промозгло. У меня половина рабов в доме простужены, сам едва не заболел, да и в сенате многие кашляют и шмыгают носом. Никогда ещё на моей памяти не было таких холодов. В оттепели же подтаивает снег на крышах, и на их краях нарастают сосульки, и если у нас, владельцев собственных домусов, их своевременно сбивают наши рабы, то у инсул, до которых никому нет дела, вырастают целые ледяные колонны. Одна такая на днях рухнула, повредив кровлю и стену инсулы напротив, и лишь по счастью она никого не убила на улице. Да что инсулы! Сосульки и на храмах, и на статуях, и сбивать их не хватает государственных и храмовых рабов. Когда такое было? Но страшнее всего эти обледеневшие мостовые на улицах и на Форуме, которыми мы всегда так гордились. То и дело кто-нибудь поскальзывается и падает, и хорошо ещё, если ничего себе не ломают. Но немало и таких, кому не повезло. Я сам дважды чуть было не упал, всем приходится семенить, не отрывая подошв от мостовой и глядя под ноги — представь себе только, как это унизительно! Но хуже всего тем, от кого честь требует передвигаться по улице в лектике. Позавчера сам Квинт Петелий Спурин, наш городской претор, получил ушибы при падении — он спешил в сенат, улица шла в горку, и тут какой-то пьяный пролетарий неловко поскальзывается и падает прямо под ноги расчищающему дорогу для преторских носилок ликтору, тот падает под ноги передней паре носильщиков, и они, конечно, тоже поскальзываются и падают…"

Первым заржал Володя, мигом представивший себе эту ситуёвину в цвете и в лицах, за ним — Серёга, следом Васькин. Мы с Велией ограничились короткими смешками только потому, что уже читали и уже отсмеялись раньше. Спецназер показал на пальцах уклон улицы, движение по ней вверх и падение зазевавшего прохожего под ноги прочим, я не поленился встать и показать, как приходится ходить в гололёд, дабы не нагребнуться — ага, косолапя крошечными шажками и соответствующим черепашьим темпом. Когда я растолковал, какой из-за этого образуется затор и столпотворение на узенькой улочке — захихикали, въехав наконец, и бабы, и дети за соседним столиком, и слуги. Там наверняка ведь и прохожие рядом с лектикой ВИП-персоны тоже в этой куче нагребнулись, просто мой патрон не упомянул о них по причине их малозначимости в сравнении с претором…

— "… немало было смеха в сенате, когда Луций Валерий Флакк, наш принцепс, предложил просить всех плебейских трибунов ходить в такую погоду по улице лишь со всех сторон окружёнными своими друзьями, клиентами или рабами, дабы не случилось так, что виновником их падения и ушибов или унижения стал бы случайно враждебный или хотя бы просто посторонний для них человек, коего пострадавший трибун мог бы заподозрить в злонамеренном умысле против его неприкосновенной особы…"

Тут обхохоталась Юлька, после чего объяснила остальным суть — вот уже два с половиной столетия, как в понятие неприкосновенности священной особы плебейского трибуна входит и его право на насилие и даже самосуд в отношении всякого, кто окажет ему противодействие или сопротивление, вплоть до приказа сбросить противящегося со знаменитой Тарпейской скалы, который исполняется свитой трибуна немедленно и безо всякого суда.

— Так оно и есть, и дальше будет как раз об этом, — подтвердил я, — "… а старики припомнили случай времён их прадедов, когда суровые зимы, подобные нынешней, были не столь редки. Не стану утомлять тебя именами тогдашних консулов, самого трибуна и его невольного обидчика, которые тебе едва ли интересны, суть же там была в том, что в такую же зиму на такой же обледеневшей мостовой шедший впереди плебейского трибуна человек поскользнулся и упал трибуну под ноги, отчего тот тоже упал и не только разбил себе в кровь лоб и нос, но и угодил лицом то ли в бычью лепёшку, то ли в ослиную кучу, а виновник случившегося оказался вдобавок то ли другом, то ли клиентом одного из его политических противников и недоброжелателей." — тут Юлька сложилась от хохота пополам, но на сей раз и вся остальная наша компания от неё не отстала, так что и мне пришлось прерваться и подождать, пока они отсмеются, — "…Разъярённый как болью, так и унижением трибун усмотрел в этом умысел врага и приказал сопровождавшим его сбросить виновника с Тарпейской скалы. Спасло же бедолагу лишь то, что и сама скала обледенела не меньше, чем та злосчастная мостовая, и пытавшиеся подвести казнимого к краю скалы поскользнулись и едва не рухнули в пропасть сами. В этом было усмотрено божественное вмешательство, и трибун отменил свой приказ о бессудной казни, заменив его судебным иском, а суд оправдал обвиняемого за недоказанностью злого умысла. Обо всём этом в сенате говорилось, конечно, больше в шутку, чем всерьёз, но трибуны, когда посмеялись вместе с нами, пообещали от самоуправства, если вдруг случится подобное, воздержаться и решать дело обычным судом."

— Чего только ни придумают эти законники, млять, лишь бы не посыпать улицы песком, — заметил Володя, — Религия, что ли, не позволяет?

— Ну, и религия тоже, — хмыкнул я, — Патрон же пишет, что и на обколачивание сосулек с храмов и статуй не хватает рабских рук — кому там ещё и улицы песком сыпать?

— Чего?! Это в Риме-то, и вдруг рабов не хватает? — опешил спецназер.

— Государственных и храмовых, — уточнила историчка, — Частных, конечно, во много раз больше, но они — частная собственность, на которую государство не посягает, если не объявлено чрезвычайное положение. Городские магистраты и жрецы задействуют в служебных целях и своих частных рабов и могут привлечь своих клиентов — думаю, что они это уже сделали, и проблема с храмами и статуями, как и с общественными зданиями, наверняка уже решена. Гней Марций Не Макс пишет, что частные домусы приводятся в порядок домашними рабами их владельцев, но у владельцев инсул рабов не так много, и рук не хватает, а субботники свободных граждан как-то не в обычае. Может, они и были когда-то давно, даже почти наверняка, когда климат был холоднее, и подобное творилось почти каждую зиму, но за время тёплого климата они забылись за ненадобностью. Улицы же вообще ничьи, и за них отвечают только курульные и плебейские эдилы, у которых на все улицы рабочей силы не хватит. Как-то, наверное, решат они эту проблему, если такие зимы участятся, но пока-что аномальная зима застала их врасплох.

— А в Риме разве холоднее, чем у нас? — озадаченно спросила траевская Турия, недавно вернувшаяся из Кордубы с зимних каникул.

— Там холодные горы ближе, — подсказал ей мой наследник.

— Побережье Средней Италии находится в одной климатической зоне с нами, но — да, сказывается влияние близких Апеннин, а особенно — хоть и не настолько близких, но гораздо более холодных Альп, — подтвердил Серёга, — Кроме того, Внутреннее море хоть и смягчает климат, но не так хорошо, как многократно большее Море Мрака. Если в тёплые периоды разница невелика и незаметна, то в холодные она становится гораздо ощутимее. Хвала Нетону, оберегающему наш юго-запад Испании от чрезмерно суровых зим.

— Хвала Нетону! — хором повторила детвора.

— Кстати, Макс, я правильно поняла, что твой патрон ЗНАЕТ имена консулов и участников тех событий, а главное — их подробности? — спохватилась Юлька, когда дети, наевшись, отпросились во двор поиграть в снежки, пока снег не стаял — Просто он считает, что тебе это не интересно, и не напрягает тебя ими?

— Ну, из контекста, вроде, получается так. Хотя, подозреваю, что он и сам тоже прикололся по поводу сути, которой со мной и поделился, а запоминать несущественные мелочи — не думаю, чтобы он задавался такой целью.

— Но уточнить ведь ему там есть у кого? Есть же, наверное, прямые потомки тех людей, для которых это их семейные предания?

— Наверняка, просто ему это ни к чему. А тебе зачем?

— Ну Макс, ну это же живая история! Я, между прочим, ни об этом случае, ни о похожих, даже упоминаний ни у кого из античных авторов не встречала, и из историков никто ни на что подобное не ссылается — источников ведь сохранившихся кот наплакал, и тут вдруг такое свидетельство! Пока живы те, кто ещё помнит — надо же записывать и не мешкая! Я понимаю, что тебе неловко напрягать патрона "такими пустяками", но может, как-нибудь при случае? И это, кстати, как и все такие подробности, очень наглядно тем же детям показывает характер и особенности римского общества. Это о Греции я могу наших "коринфянок" порасспрашивать, уж они со своим коринфским образованием много чего знают, а кого я спрошу о Риме? Так что зря ты, Велия, смеёшься…

— Не зря, — вступился я за супружницу, сам едва сдерживаясь от смеха, — Всё с тобой ясно — готовь свои вопросы.

— Ты придумал подходящий повод?

— Нет, но я обойдусь и без повода. Я же только на бумаге римлянин, а на деле — грубый и бестактный испанский варвар, так что мне простительно, гы-гы!

— Это как?

— Тебе повезло. Слухай сюды: "… я не в тех годах и не в том положении, чтобы помышлять о собственном cursus honorum, но подрастает сын, для которого я хотел бы лучшего будущего. Его шансы были бы получше, будь наша семья известнее. Я думаю, что если бы мне удалось избраться на будущий год плебейским трибуном, это помогло бы. Но ведь это немалые хлопоты и немалые расходы, а дела мои далеко не блестящи, и я даже не знаю, стоит ли мне в это ввязываться…"

— Да, тут и на предвыборную кампанию потратиться придётся, и уже при самом отправлении должности тех же помощников оплачивать, и всё из своего кармана…

— Вот именно. В общем, если я хоть что-то понимаю в колбасных обрезках, это он делает мне тонкий аглицкий намёк на то, что хотя ему страшно неловко просить меня о субсидии открытым текстом, было бы очень неплохо, если бы я сам догадался прочитать об этом между строк. Для него тысчонка денариев — серьёзная сумма, а меня она не только не разорит, но и не напряжёт. И без твоей "живой истории" его сведения хотя бы по тому же оретанскому вопросу стоят куда большего. Ты мне лучше вот что скажи — каков риск в случае, если Септим изберётся трибуном, а значит, не изберётся кто-то, кому "положено"?

— Гм… Хороший вопрос! Умеешь ты, Макс, озадачить. Ну, выборы плебейских трибунов проходят в Риме в декабре, но он у них, как и весь их календарь, сдвинут вперёд и реально приходится на наши август-сентябрь. Времени, кстати, остаётся не так уж и много, и твоему патрону в самом деле пора планировать предвыборную кампанию. А так — надо, конечно, уточнить, но на память ни в этом году, ни в следующем трибуны ничего примечательного не сделают, и даже сами имена ни одного из них — из двух десятков — по сохранившимся источникам, кажется, неизвестны. Но это, повторюсь, надо ещё уточнить — проверю по Ливию и Полибию.

— Хорошо, уточняй, и если всё нормально, то и полторы тысячи денариев меня тоже особо не напрягут, а его я этим ещё круче обяжу, если в натуре изберётся. Готовь до кучи и свои вопросы, короче…

Плебейских трибунов в Риме каждый год избирается аж десять штук, так что это не столь трудно, как консулом или даже претором — и мест больше, не два и не шесть, а целых десять, и конкуренция меньше, поскольку патриции в пролёте. В общем, шансы у моего патрона избраться, если я ему это дело своевременно и достаточно профинансирую, вполне реальные. Самым крутым он в этой десятке, конечно же, не будет, потому как не брезгуют этой ступенькой в карьере и плебейские нобили, будущие преторы и консулы. Тот же Тиберий Семпроний Гракх — не Тот Самый, а отец Того Самого — претором только на будущий год изберётся, дабы завершить наконец Первую Кельтиберскую войну своим знаменитым Гракховым миром. Но в год судилища над Луцием Сципионом Азиатским он был плебейским трибуном, и хотя гракховщины никакой в тот год не отчебучил, но своё трибунское вето на арест Луция наложил, чем немало прославился. Чаще же плебейские трибуны зарабатывают популярность в массах избирателей не такими громкими делами, а рутинным отстаиванием интересов всего плебса в целом и отдельных плебеев в частности — вчера вон тому помог, сегодня вот этому, вроде бы всё и по мелочи, но за год-то таких мелочей скапливается немало, и к концу года, глядишь, и весь город уже тебя знает, и у большинства ты на хорошем счету — если самому на свой cursus honorum и не хватит, так сыну потом отцовская популярность у сограждан-избирателей уж всяко зачтётся. Но для этого надо избраться трибуном сейчас, той будущей популярности ещё не имея, а значит, надо раскрутиться в предвыборной кампании. Тут и ритор хороший нужен, дабы подучил толкать предвыборные речи, тут и помощники нужны, дабы пиарить тебя там, где ты сам не поспеешь, и неплохо бы, чтобы и их тот ритор тоже наблатыкал, но забесплатно, чисто за престиж и авторитет, в Риме только выборные должностные лица работают, которые люди не бедные, а ритор и помощники со своей работы кормятся, и им надо башлять.

А учитывая, для чего Септим всё это дело затевает — шансы сына на будущую гражданскую карьеру увеличить — параллельно и знакомства с нужными людьми заводить нужно. С добровольным изгнанием и смертью Сципиона Африканского и с исключением Катонном из всадников Сципиона Азиатского звезда семейства его патронов закатилась, а Сципион Назика — уже другая ветвь семейства, у которой свои клиенты на первом месте — ну, не настолько, чтобы совсем уж в поддержке отказать, но помогать будут с прохладцой. Так что не обойтись теперь моему патрону и без собственных союзников, а это общаться с людьми надо, а значит — встречаться, а встречи — это застолья, в последние годы всё более подражающие пирам толстосумов — тоже надо трясти далеко не бездонной мошной.

Я ведь упоминал уже о триумфе бывшего консула Гнея Манлия Вульсона, того самого, который окончательный мир с Антиохом заключал, ну и порядок заодно в Малой Азии наводил? Мародёр был ещё тот, и вояки его, конечно, были своему командованию под стать. А по доходам и расходы, и на богатом Востоке его войско привыкло ни в чём себе не отказывать, так что и привычки приобрело соответствующие. А приобретя и имея на них награбленные на Востоке финансы, не пожелало расставаться с ними и в Риме, а глядя на них, захотелось красивой жизни и римскому нобилитету. Не просто так, а очень даже по поводу Катон в своё цензорство так яростно на тягу своих сограждан к роскоши ополчился. Мужик ведь при всём своём долбогребизме во многих отношениях неглупый, и уж последствия подсаживания римской элиты на роскошь он прекрасно представляет. Но последствия последствиями, а живёшь здесь и сейчас, и красиво жить не запретишь.

А элите изо всех своих финансовых силёнок подражает средний класс, прежде всего римское всадничество — плох тот всадник, который не мечтает стать сенатором. И если в крутых сенаторских семействах мода на роскошные пиры уже завелась с шикарной утварью пиршественных триклиниев и невиданными экзотическими блюдами, по меркам будущего ещё весьма скромные, но воображение непривычных к этому современников уже поражающие, то и тянущихся вслед за ними честолюбивых всадников, жаждущих иметь "всё как у людей", тоже положение обязывает. Нам это на руку, поскольку в числе тех экзотических блюд уже теперь начинают приживаться и наши заморские деликатесы, гарантируя клану Тарквиниев ещё один весьма доходный бизнес. А вот тому римскому среднему классу, что подражает элите, это серьёзный удар по мошне — честь в обыденном понимании чем дальше, тем обходится дороже. Мало быть просто знакомым уважаемых людей, надо быть вхожим в их круг и считаться в нём своим, а это же и соответствующий образ жизни предписывает, весьма недешёвый. И куда ж деваться от этих расходов тому, кто нуждается в этих знакомствах и этих связях? Имидж требует жертв.

А ведь это ещё только пиры, это римский социум ещё на гладиаторов всерьёз не подсел. В смысле, не подсел как на зрелища в чистом виде, даваемые плебсу кандидатами, зарабатывающими себе предвыборную популярность. Юлька вон говорит, что только при Марии где-то гладиаторские бои в качестве развлекательных представлений пропишутся, то бишь лет через семьдесят, не при нашей уже жизни. А пока-что они даются только на похоронных и поминальных играх в честь почитаемого покойника. Как я уже упоминал в своё время, рекордсменами по размаху были в год Канн три сына дважды консула Марка Эмилия Лепида, давшие в честь отца бои двадцати двух пар гладиаторов в течение трёх дней. И только в начале позапрошлого года их рекорд перестал быть абсолютным, когда умер Публий Лициний Красс, великий понтифик. Предок ли он Красса Того Самого или только родственник предка, даже наша историчка не в курсах, да и не столь это для нас важно, а важно то, что похороны великого понтифика, то бишь главного римского жреца, почтили боем аж ста двадцати гладиаторов. Мероприятие, правда, было произведено по постановлению сената, то бишь было государственным, отчего и такой размах — как-то не каждый день в Риме мрут великие понтифики. Понятно, что и родня его вложилась в это дело в частном порядке, но частного рекорда Лепидов так и не побила — мой патрон писал мне тогда о восемнадцати парах, выставленных ими за свой счёт, а остальные сорок две из шестидесяти, получается, были казённые. Но и тут тенденция налицо — занял Красс эту должность как раз спустя несколько лет после того лепидовского рекорда, когда умер его предшественник, и тоже, надо думать, были на его похоронах бои за казённый счёт, но в тот раз рекорд Лепидов даже в абсолютном исчислении побит не был. Хоть и далеко ещё гладиаторским боям до развлекательных мероприятий, растёт у римлян аппетит и на них…

Юлька как раз с того самого письма Гнея Марция Септима и интересуется всем, что он мне пишет — ага, живая история в подробностях. Ведь он и тогда много чего такого написал, чего нет и в помине в ейных источниках. Про сто двадцать гладиаторов — это и у Тита Ливия есть, про раздачу народу мяса перед теми боями тоже упомянуто, но разве ж написала хоть одна античная сволочь об очередях и давке римских городских гегемонов за этим халявным мясом? А о доходивших до мордобоя дрязгах из-за лучших кусков? Тит Ливий, хоть и официозник в общем и целом, обычно и негатива о римлянах не скрывает, в этом плане он молодец, но тут — случай особый, тут — самого великого понтифика хоронят, дело святое, как говорится, и вдруг такая срамотища! Там ведь одними только фингалами дело не ограничилось — и глаз один был выбитый, и пара челюстей сломанных, и зубов там было выбито поболе десятка. А опосля той раздачи мяса и тех трёхдневных игр с теми боями — ну, про халявный пир для всех желающих прямо на Форуме у Ливия сказано, про внезапный дождь с грозой во время этого пира тоже сказано, как и про страхи по поводу усмотренного в той грозе дурного предзнаменования. Но разве ж хоть кто-то написал о той безобразной панике с членовредительством, в которой троих затоптали насмерть, а в районе двух десятков получили увечья разной степени тяжести? А перед той паникой — ну, о попытке укрыться от дождя и продолжить пирушку в импровизированных палатках он упомянул, а вот о драках за последние тенты, когда стало ясно, что на всех их не хватит — тоже официозная история как-то стыдливо умалчивает. Учитывая религиозную окраску мероприятия, даже объективный обычно Ливий предпочёл скромно умолчать о некоторых подробностях — ну, если о них ещё раньше не умолчали его предшественники, из трудов которых черпал информацию он сам. Ну и вот откуда, спрашивается, нам-то всю правду узнавать, когда они там все такие скромные и дипломатичные? Нет, ну слухами-то земля, конечно, полнится, но нам ли не знать цену стихийным слухам с нестандартным и никому не известным точно коэффициентом преувеличения? Вот, только из писем своего патрона и узнаю поточнее, что за хрень там на самом деле творится…

О Гнее Манлии Вульсоне я ранее вспомнил, кстати говоря, не только в связи с той тягой к восточной роскоши, которую его войско привнесло в Рим. Катон, хоть и был тогда плотно занят организацией травли братьев Сципионов, точил зубы на многих, и на него тоже, и тот, не будь дурак, дабы не угодить под раздачу, затягивал с возвращением и сложением с себя защищающего от любых нападок империума. У него-то это прокатило, потому как главной целью Катона были всё-же Сципионы, противоборство с которыми приняло тогда затяжной характер, а на его защиту выступили все Манлии — старинный патрицианский род, пускай и не столь именитый, как Юлии или Корнели, но тоже далеко не безвестный. Но Катон есть Катон, и злопамятности ему не занимать. Выйдя в люди, то бишь в цензоры, он отыгрался на другом Манлии Вульсоне — Публии. Я ведь упоминал об его исключении из сената официально за то, что он обнимал жену в присутствии взрослой дочери? Так тут ведь ещё один нюанс имеется — это ведь был тот самый Публий Манлий, который в год испанского консульства Катона был претором Ближней Испании, то бишь его же правой рукой. Сто девяносто пятый год был тогда на дворе, а цензорство Катона — сто восемьдесят четвёртый, одиннадцать лет спустя. Везунчики через год после претуры в консулы избираются, как и сам Катон, кстати, но у Публия Манлия Вульсона с этим делом как-то не срослось, и в консулы он собирался баллотироваться — зато, правда, с хорошими шансами избраться — только на сто восемьдесят третий год, двенадцатый после претуры. И так-то десять лет его, получается, динамили, только приготовился наконец взять своё, и тут Катон подсуропил — ага, удружил бывшему сослуживцу и ближайшему помощнику, срезал прямо на взлёте. Какое уж тут в звизду консульство, когда цензор тебя вообще из сената выпер! Спасибо хоть, из всадников не вытурил, как злосчастного Луция Сципиона Азиатского. Ну а Манлий — молодец мужик — не раскис, а выждал год после того облома, а на следующий, как раз на прошлый, избрался вторично претором, и снова ему досталась по жребию Испания, только на сей раз Дальняя, то бишь наша. И то, что после подлянки с консульством он на Катона крепко обижен, нам только на руку.

Как я уже упоминал в своё время, Катон в своё консульство замирял испанские провинции просто и незамысловато — заставляя города срывать свои фортификационные укрепления и разоружаться. Обе эти меры в Испании были эффективны лишь на короткое время, а оскорбительны для испанцев весьма надолго. Катону для показательного успеха и положенного за него триумфа по возвращении в Рим сиюминутных плюсов от подобных мер вполне хватило, а долгосрочные минусы были уже не его проблемой, а его сменщика. Первая Кельтиберская война по официальной юлькиной историографии начнётся только в этом году, как раз летом, но по факту мира до неё как не было, так и нет, так что реально говорить только о масштабах перманентной войны, начавшейся до Катона, при нём слегка утихшей, потому как с двухлегионной консульской армией не очень-то забалуешь, но с её уходом разгоревшейся снова пуще прежнего и с тех пор не утихавшей. Ну, или если уж не оспаривать официальной историографии и Первой Кельтиберской раньше положенного ей времени не начинать, то под каким нумером нынешнюю считать будем? Под нулевым, что ли? А ту, которую Катон утихомирил — под минус первым? Но минус первая — хрен с ней, сейчас римлянам от нулевой икается, как раз тем давешним катоновским долбогребизмом вызванной. А Публий Манлий Вульсон, будучи тогда правой рукой Катона, как раз ту его политику в жизнь и воплощал. Теперь же, будучи его недругом и зная уже задним числом о последствиях такой политики, в Дальней Испании он с ума не сходит, и отношения у нас с ним установились вполне конструктивные. Правда, в прошлом году у него и времени на отсебятину особо не было — только и успел, что привести в порядок полуразложившуюся из-за смерти Публия Семпрония Лонга армию, да разместить её на зимних квартирах. А в управлении провинцией — как шли дела самотёком по накатанной колее, так и идут по ней же под его централизованным руководством. Давно уже не у дел Сципионы, но лучше их никому ещё в Испании управляться не удавалось, и менять их систему — только портить…

Живая история, до которой столь охоча Юлька, творится и там, в Бетике. А чем Испания хуже Рима? Масштабами разве только? Ну так по масштабам и события. Ранней осенью, когда мы по возвращении из Нетониса разгребли накопившуюся за время нашего отсутствия текучку, а дети пошли в школу, Клеопатра Не Та, ездившая по каким-то своим делам в Кордубу и как раз вернувшаяся оттуда, рассказала нам в числе прочих новостей и о тамошней новой светской львице — гетере Гликере Дельфийской. Во-первых, событие уже то, что гетера — настоящая, без дураков, выпускница той самой коринфской Школы. Это мы тут у себя настоящими "коринфянками" избалованы, да ещё и не какими попало, а штучно отобранными, потому как сами и целенаправленно в своё время этим озаботились, а для Кордубы и вообще для Бетики прибытие на ПМЖ настоящей коринфской гетеры — это впервые в истории. До сих пор были только или сугубо местного разлива, или хоть и с Греции, но самозванки. Это для местных проверить их затруднительно, а для настоящей "коринфянки" — элементарно. Ну-ка, расскажи, милая, о самом Коринфе, о Скале, о храме Афродиты Пандемос, о Школе, о распорядке в ней. А теперь — назови-ка имена наставниц твоего потока, и которая из них какие занятия вела. Я ведь рассказывал, как сам проверял в Вифинии наше последнее приобретение — Мелею Кидонскую? Так я галопом по европам её проверял, и то, подавляющее большинство самозванок спалил бы, а уж "коринфянка" по таким тонкостям проверит, что спалит и о многом наслышанную уроженку Коринфа. Гликера означенная проверку на вшивость в исполнении Клеопатры Не Той выдержала, и это — уже показатель. Во-вторых, она в натуре Дельфийская, то бишь из тех самых Дельф, в которых тот самый греческий оракул. Понятно, что не пифия ни разу, пифии и в самих Дельфах наперечёт, но в глазах любого добропорядочного и благочестивого греки быть родом из Дельф — почти то же самое, что и в глазах правоверных мусульман родиться в Мекке. Хоть и нет в этом ни малейшей твоей заслуги, и не превышал весь твой "хадж" даже пары городских кварталов, и такими "тоже типа хаджи" вся Мекка заселена, но то Мекка, а вдали от неё можешь хоть простыню на башку чалмой навернуть — за настоящего хаджи безо всяких кавычек вполне себе на безрыбье сойдёшь. Вот и у греков с Дельфами и прочими греческими святыми местами примерно так же дело обстоит.

Сама же по себе означенная Гликера Дельфийская по описанию Клеопатры Не Той — гречанка как гречанка. Шатенистая, бледная, носатая, верхние выпуклости так себе, талия едва намечена, ноги слегка коротковаты, а волосы жидковаты, отчего она и любит носить пышные парики — если бы не её расфуфыренность, не апломб, да не коринфский лоск, а главное — раскрученный бренд Школы, так и смотреть было бы особо не на что. Ну и обезьяна, говорит, первостатейная — как при мужиках, так всё о философии, да о поэзии с драматургией, а как с бабами одними остаётся, так исключительно о поклонниках, да о тряпках с побрякушками. Ну, бабы есть бабы, друг дружку они уж точно не перехвалят, и я эту характеристику от нашей "коринфянки" спокойно в "стандартные" три раза поделил бы, будь она сама среднестатистической кошёлкой. Зная её, поделил было раза в полтора, да только зимой Трай, приехавший забрать свою шмакодявку на зимние каникулы домой, подтвердил всё практически один в один. И ещё кое-чего порассказал, изрядно дополнив сведения от кордубской агентуры Васькина.

За прошедшие после триумфа Гнея Манлия пять лет навеянная им тяга римлян к роскоши и жизни "как у греков" проникла, конечно, и в испанские провинции. Ну, она и до того проникала, но тихой сапой, как говорится — я ведь упоминал уже о нашем участии в пресечении деятельности вакханутых у нас и помощи римлянам Бетики в аналогичном наведении порядка у них? Но то была самодеятельность понаехавших в Бетику римских и италийских рудничных бизнесменов и их управляющих, да и пресекались-то, собственно, не столько их пирушки с оргиями, сколько завязанный на безобразия бизнес запрещённой в Риме секты. Секту задавили, замешанных в её деятельности замели, а не замешанные, хоть и натерпелись страху во время шухера, потом разобрались, что к чему, и пирушки свои с оргиями возобновили. А теперь та греческая классика и официально пришла — ну, каков уровень принёсших её вояк и чинуш, такая и классика, и в этом смысле прибытие в Бетику настоящей рафинированной коринфской гетеры — фактор, скорее, позитивный. Вот только законов экономики никто не отменял, и каков спрос, таково ведь и предложение. Как сказал по другому, но аналогичному поводу один известный друг физкультурников, "другого народа у меня для вас нэт", так что симпосионы ейные не так уж и далеко ушли от тех пирушек с оргиями той рудничной "тоже типа элиты". Нет, она, конечно, старается держать марку передовой греческой культуры и сама на своих симпосионах подчёркнуто употребляет только разбавленное вино, да только мало кто следует её примеру, а как пили неразбавленное, так и пьют, и ужравшиеся в хлам — не редкость. Трай застал даже момент в резиденции наместника, когда она позировала художнику, малевавшему с неё Венеру, а по слухам её ещё и в мраморе ваять намыливались, и в бронзе отливать. Ну, если она там в натуре такова, как Клеопатра Не Та и Трай описывают, то наш Фарзой ваять её такую уж точно не намылился бы, у нас и получше моделей хватает, а греческий канон как-то не в чести, но для Бетики и он — прогресс. Порядочную бабу хрен разденешь для позирования, а с рабыни или вульгарной шлюхи богиню ваять невместно, так что настоящая гетера аж из самого Коринфа — реальный выход из затруднительного положения. Впрочем, и без тех вульгарных шлюх не обошлось, потому как нешуточный спрос на "это самое" потребовал и открытия борделя — ага, наконец-то настоящего греческого, кто бы сомневался…

Недавно, привезя Турию обратно с каникул на учёбу, Трай и последние новости с культурного фронта Кордубы привёз. Я ведь рассказывал про Априлиса, обезьянистого "блистательного", которого в Бетику со всем его семейством выслали? А там же полным ходом идёт романизация местной знати через подражание как римскому наместнику, так и его свите — высокопоставленным римлянам, короче. Прибыла та Гликера по весне, даже флотилию Публия Манлия с его подкреплениями обогнав, так что попала в "бесхозную" ещё провинцию — прежний наместник почил в бозе, новый ещё не прибыл, и в провинции двоевластие квестора и легата, от любых спорных по компетенции вопросов во избежание никому не нужного конфликта предпочитающих самоустраняться, и в результате по ним вообще анархия. Я ведь упоминал уже об аналогичной ситуёвине после гибели под Гастой пять лет назад Гая Атиния? Вот и теперь была такая же хрень типа "кот из дома, мыши в пляс", и каждый, кто мог себе позволить, норовил устроиться покомфортнее и ни в чём себе любимому не отказывать. Наложницами в числе прочего обросли, любовницами из числа шлюх почище, да посмазливее, но все же культурные, все же цивилизаторы, все же грекам подражают, включая и центурионов с опционами, эту вчерашнюю деревенщину — ага, и эти тоже как умеют и понимают, так и подражают. И тут вот в эту малину заносит вдруг настоящую рафинированную коринфскую гетеру! Траю даже не понадобилось нам расписывать, какая очередь из крутых цивилизаторов к ней выстроилась — сами прекрасно представили себе эту картину маслом в цвете и в лицах. Но — увы, как говорится, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Следом за этой великосветской служительницей Афродиты принесла нелёгкая и нового претора — нынешнего Публия Манлия Вульсона. Пока он сильно запущенные в связи со смертью предшественника дела принимал и в них разбирался, пока проквестор сдавал дела квестору, бывший легат — легату нового претора, а прежние военные трибуны — вновь прибывшей смене, сменился в процессе передачи дел и состав очереди к "коринфянке". Это солдаты с центурионами далеко не все смену себе дождались и на законный дембель подались, а командование — разве ж оно своё упустит? А новые — тоже ведь цивилизаторы, тоже ведь понты дороже денег, так что действующие лица только и сменились, а спектакль — всё тот же продолжается. Претору-то что? Лишь бы на службу хрен не забивали, а культурный досуг — это только похвально. Зря, что ли, родственник в Рим греческую культуру прямо-таки в товарных количествах приволок? И в провинции её теперь внедрять самое время.

При чём тут Априлис? Да всё при том же, при своей извечной обезьяньей тяге ко всему крутому и престижному. А ему — прямо в гордую "блистательную" душу, можно сказать, насрали. Очередь-то ведь к той "несравненной" Гликере Дельфийской — строго по субординации, легат с квестором как-то меж собой разобрались, за ними старшие военные трибуны, после них младшие, следом за ними контуберналы преторские приармянились из золотой римской молодёжи, а там и центурионы подтягиваются, кто поапломбистее, да побогаче, и все сплошь натуральные римские граждане — ну и ты-то куда лезешь, варвар? Он, конечно, не из тех, кто отступает после первой же неудачи. В парадную дверь пускать не хотят — чёрный ход есть, туда не пустят — можно и через окно. Слугу, короче, послал к избалованной римским вниманием "коринфянке" об особой встрече договариваться. Да только та ведь справки обо всех заблаговременно навела, дабы знать точно, кто есть кто, и нахрена ей при её-то изобилии важных и нужных поклонников сдался варвар, которого сами римляне ни во что не ставят? Ну, чтоб осмеять и отказать прямо и наотрез — такого у рафинированных коринфских гетер не заведено, и если какого неугодного поклонника надо отшить — такому и цена такая объявляется, чтобы заведомо для него неподъёмной оказалась. Так "несравненная" и сделала, оценив ночь своей любви в талант серебра — ага, к восторгу образованной римской молодёжи, тоже слыхавшей эти старинные легенды о знаменитой Таис Афинской, к которой, если ты ей не угоден, то меньше, чем с талантом серебра даже в очередь не становись. В общем, и ненужного ей варвара отшила, который даже задавшись такой целью, не собрал бы, наверное, и трети, и впечатление на нужных ей римлян произвела, уподобив себя прославленной полтора столетия назад афинянке.

Короче, облом Априлису вышел нехилый, да ещё и разительно намекающий на карму — ага, повторяемостью событий. Я разве не рассказывал, как он ещё у нас, до своего изгнания, подкатывался к Клеопатре Не Той? Ну, значит, было мне тогда о чём рассказать и поважнее этого. Собственно, кроме неё и не к кому было больше подкатываться, потому как Аглея с Хитией уже остепенились и только преподавали, Мелею мы ещё не привезли, так что из "коринфянок" одна только Клеопатра практикующей гетерой и оставалась. Ну, выпускницы их школы — не в счёт, потому как не "коринфянки" и вообще не гречанки ни разу — не престижно для столь крутого "блистательного", каковым он себя числил. Наша милетянка к славе знаменитых гетер прошлого была гораздо равнодушнее этой Гликеры, поэтому свою ночь с ним оценила не в пример скромнее — всего лишь в четверть таланта, то бишь в "какие-то" полторы тыщи денариев. В то время дела у Априлиса обстояли куда лучше нынешних, и наскрести столько он при необходимости сумел бы, но разве ж в этом дело? Буквально за три дня до того "коринфянка" почтила своим присутствием и весьма активным участием симпосион, устроенный нашим военным министром Сапронием для нескольких героев последней веттонской кампании, взяв за это тридцать денариев вместо предложенной полусотни, а в конце мероприятия удалилась с понравившимся ей бойцом из каких-то простолюдинов, не взяв с того вообще ни гроша! Не уважает, значит, падла?! На самом-то деле там, конечно, не рядовой солдат был, для таких Сапроний пир попроще организовал, а это мероприятие было для командного состава пообразованнее, но далеко ли даже и центурион ушёл по меркам Априлиса от рядового легионера-крестьянина? А ведь это был именно простой пехотный центурион, даже не префект когорты…

Так то у нас происходило, так что свой тогдашний облом "блистательный" мог хотя бы уж на наше дурное влияние списать — типа, и сами мы какие-то неправильные, и порядки в стране настропалили Тарквиниев установить какие-то неправильные, и гетер из Коринфа на свой неправильный вкус выбрали и привезли, то бишь тоже неправильных, а от таких разве можно правильного поведения ожидать? Ну и хрен с ней, с ненормальной, не очень-то и хотелось! Вот в Бетике, хоть и обидно за изгнание, но там зато хотя бы уж правильные порядки, а значит, и люди правильные. И верно, благородных людей в Бетике уважают, а не равняют со всякой сиволапой деревенщиной. И римляне, хоть и чужаки, а тоже правильные и понятные — благородные требуют к себе уважения и с деревенщиной не братаются. И вот, прибывает наконец-то и в Кордубу настоящая коринфская гетера, и теперь наконец-то и в Бетике всё как у людей, и видно по гетере, что правильная она, не эти понаехавшие в Оссонобу ненормальные, которые с отличившимся везучим мужланом могут переспать, а благородным человеком побрезговать, а эта — правильная, эта только с уважаемыми людьми спит, а случайно отличившимися простолюдинами только вертит и динамит их, как и полагается по жизни. И значит, надо только подождать, пока она всех римлян благородных примет, поскольку хозяев страны, конечно же, надо уважать, а там и до благородных испанцев, конечно же, очередь дойдёт — как же можно не уважать прямых потомков древних тартесских царей? И он — ну разве ж он не со всей душой? И тут вдруг эта стерва, эта проклятая лощёная шлюха, перепробовав по кругу всех заинтересовавших её римлян, с некоторых даже и сотни денариев не взяв, с него вдруг посмела потребовать целый талант, которого у него заведомо нет и быть не может! Наживи его ещё на нищей швали! И эта, значит, не уважает, падла?! Да что ж это творится-то такое на белом свете?!

Так это всё Трай нам тогда, в прошлый раз ещё рассказывал, и мы все хохотали, держась за животы. А как тут не поржать, когда и Априлиса знаем, и римлян, и порядки в Бетике, и типичных "правильных" гетер тоже знаем — хоть и не все, ну так зато и не одну, так что представить себе эту картину маслом в цвете и в лицах нам труда не составляет? Ну а в этот раз — я ведь сказал уже про открытый дельфийкой в Кордубе элитный бордель — типа "всё как в Греции"? Ох и ржали же мы всей компанией, когда он рассказал нам, что там приключилось!

Для всего Пятого Дальнеиспанского ноги раздвигать "несравненная", конечно, не подряжалась. Настоящие гетеры вообще норовят массовицами-затейницами работать, да бандершами, собственной же звиздой не в розницу торговать, а оптом, то бишь сдавать в долгосрочную аренду. Содержанкой, короче, к богатенькому буратине пристроиться и доить дурачка, пока не поиздержится. Ну, претору-то, конечно, не дать было нельзя, ну так ведь Публий Манлий Вульсон и не в тех уже годах, чтоб жеребца из себя корчить. Так, отметиться для престижа, и довольно со старика. Легат его тоже ему под стать, да и три старших военных трибуна — старшие ведь не только по должности. Вот квестор, как и трое младших военных трибунов — эти помоложе, да порезвее, один вообще блатной молокосос одних лет с мальчишками-контуберналами, которые тоже, надо думать, были достаточно осмотрительны в выборе своих родителей, чтобы носить правильные фамилии. Вот из них и состоит основной костяк очереди за рафинированными "коринфскими" телесами, да и то, добрую половину она бессовестно динамит — не ленясь, впрочем, сталкивать их меж собой лбами. Вот для тех, кто доступом к "несравненному" телу обделён, но душа тянется к передовой греческой культуре, как раз и предназначен её настоящий греческий бордель.

Тружениц звизды в нём достаточно, чтобы обслужить жаждущих, не спрашивая ни гражданства, ни чина, ни национальности, лишь бы только звонкой монеты в кошельке хватило, поскольку заведение — уж всяко не из дешёвых. Вот и Априлис, убедившись, что его картинная обида никого не впечатлила, а на обиженных и в Кордубе воду возят, тоже решил подойти к вопросу рационально. В конце концов, так ли уж велика разница между дипломированной звиздой гетеры и не дипломированной, но тоже прекрасно обученной звиздой элитной греческой порны? Главное ведь — греческая, и именно в этом — основная часть престижа приобщения к передовой цивилизации. На сей раз, впрочем, дабы впросак на мелочи какой-нибудь неучтённой не попасть, "блистательный" решил подстраховаться и первым послал на "разведку боем" старшего сына — того самого обалдуя, художествам которого он и обязан своим изгнанием из царства Миликона. Ну, заведение "коринфянки" не зря элитным считалось — сервис там, конечно, по высшему разряду, а не как в дешёвых римских лупанариях. Сам управляющий хозяйки показал именитому посетителю борделя всех не занятых на тот момент работой девиц, и обалдуй, как и следовало ожидать, запал на необычную для Бетики ярко-рыжую диву. Что там произошло, когда они уединились, версии разнятся, но сходятся все на том, что раздевшись, рыжая дива оказалась крашеной, да ещё и с небритыми ногами, а особенно злые языки уверяют, что когда априлисовский отпрыск возмутился столь наглым обманом и закатил скандал, то был послан обманщицей к воронам не на греческом, а на чистейшем турдетанском языке без малейшего греческого акцента, отчего вообще потерял дар речи. Кругом обман! Не уважают, падлы! И куда же это вообще мир катится, в самом-то деле, гы-гы!

Не обошлось для нас и без дополнительного прикола. Трай ведь так же, как и в прошлый раз, прежде чем подобного сорта новости рассказывать, попросил сперва детей на прогулку спровадить, дабы не слыхали не положенного им по возрасту. И вот, значит, мы их спровадили, он нам рассказывает, мы ржём, потом дети возвращаются с прогулки и тоже то и дело заговорщически переглядываются и хихикают, да на Турию поглядывают, а та так и лучится от гордости — явно сумела завладеть вниманием компании. Поглядел кордубец на свою шмакодявку, покачал головой и посетовал, что вся Кордуба только и судачила в те дни, что об этом — как уж тут от мелюзги скроешь?

Тоже ведь, кстати говоря, та самая "живая история". Понятно, что не только это и не столько это, но и это тоже. Вот в кои-то веки целиком и полностью с историчнейшей нашей соглашусь, что потомки должны знать всё. Во-первых, нехрен делать из нас святых или непогрешимых — все живые люди со всеми присущими им недостатками. Во-вторых, чтоб не считали, что это у них жизнь бьёт ключом, а прошлое было какой-то застывшей статикой. А в-третьих, чтобы знали контекст тех обстоятельств, в которых мы принимаем сейчас то или иное решение и понимали те резоны и логику, которой мы руководствуемся, и сами не возведёнными в догму прецедентами из давно ушедшего прошлого в текущей жизни руководствовались, а их логикой и нормальным житейским здравым смыслом…