Античная наркомафия-7

10. Если завтра война

— Ну, ты и выбрала время! — прикололся я, — До вас разве не доходили слухи?

— Об этой болезни? Ты путаешь меня с нашими простолюдинками, Максим! — улыбнулась Аришат, — Это в них больше дикарской крови, чем нашей финикийской, и для них это может быть опасно, а я…

— То-то ты слегка покашливаешь.

— Не преувеличивай — это совсем чуть-чуть и вообще началось ещё в пути. Дети тем более — я же знала, от кого их рожать, — ага, типа польстила.

— То-то Маттанстарт пошмыгивает носом.

— Как всегда, перекупался в море. В Эдеме тоже то и дело — гнать надо из воды, иначе плещется в ней до посинения. Тёплая вода, холодная — ему всё равно, весь в тебя. С мальчишками из гавани его если отпустишь, так и крабов с ними ловит, и за раковинами ныряет — хоть весь день плескаться готов. Далиле скажешь, так окунётся и вылазит, хоть и тоже любительница ещё та…

— Ты решила дать ей простое имя?

— С отцом из-за этого поругалась. Он хотел, чтобы я назвала её Бодстартой, как приличествует будущей жрице. Я, конечно, глубоко чту богиню, которой служу, но не до такой степени, чтобы посвящать ей и дочь. Хватит с Астарты и одной меня. Тебе же не нужно напоминать о наших обычаях? Не хочу, чтобы и ей пришлось…

— Может, как подрастёт, в Тарквинее ей жениха подыскать?

— Думала уже и об этом. Отец не позволит, чтобы его внучка вышла замуж не по обычаям Эдема, но жениха ей пошлёт Астарта, с которой я уж как-нибудь договорюсь.

— Кто бы сомневался! — хмыкнул я, — Кому же ещё и договариваться с богиней, как не её верховной жрице!

— Ну так гордись тем, с КЕМ спишь! Ты не забыл ещё, надеюсь, что в некоторых обрядах я олицетворяю саму Астарту?

— Я, конечно, польщён столь великой честью, но мне больше нравится, когда ты олицетворяешь саму себя, гы-гы!

— Ты уверен? А вот возьму сейчас и призову Астарту! — попытка была хорошей, и будь у нас больше времени, имела бы все шансы на успех, но…

— Ррасслабились тут, лежжебоки?! А врраг тем врременем не дрремлет! — влетел со двора и тут же усовестил нас попугай.

Я посмеялся, перевёл для Аришат на финикийский, она тоже прикололась, но по делу птиц был абсолютно прав, так что мы с ней ограничились сокращённой утренней программой и освежились в бассейне. Да и то, раза три строгий пернатый надзиратель нас поторапливал — как тут расслабишься? Дела в самом деле не могли ждать…

— Всё-таки это было рискованно, — сказал я ей, коглда мы одевались, — Что я, не вырвался бы в Эдем на несколько дней?

— Максим, тебя не бывает по нескольку лет! Тебе не кажется, что эти несколько дней — маловато?

— Ещё как! Но дела, Аришат, дела…

— Вот именно! А если война? С тебя ведь станется принять в ней участие!

— По-твоему, я могу уклониться? Не знаю, как у вас, а у нас, посылая людей на возможную смерть, не принято отсиживаться самим за их спинами! Если завтра война — мы все на неё пойдём и все будем воевать наравне с горожанами. Но ты не беспокойся, я в герои не рвусь и лишних приключений не ищу.

— Я не о том. Подготовка похода, сам поход, военные действия — это ведь может затянуться надолго. И если затянется — отплытие ты ведь тоже отложить не сможешь…

— Тоже верно, но тут уж — как судьба сложится. А когда это до вас успели дойти слухи о назревающей войне?

— Не успели, но Акобал рассказал нам о начавшейся эпидемии. У нас ведь тоже в своё время такое случалось не раз, и отец сразу же понял, к чему это может привести. Вы всё ведёте к тому, чтобы здешние дикари влились в ваш народ, и сделали для этого уже немало. Нетрудно понять, что менять это племя на другое и начинать всё с начала вы не захотите, а это значит, что поддержите его и военной силой, если понадобится. Отец не совсем понимает, зачем вам это, когда вы уже можете взять своё и силой, но как-то раз он сказал, что если бы наши предки действовали так же, сейчас Эдем, возможно, владел бы уже всем этим островом, и похоже, что именно это вы и замышляете…

— Ну, до этого ещё не одно поколение, если будет на то воля богов и судьбы. Но — да, замышляем, твой отец догадлив. И ради этого — сама понимаешь, многое приходится делать не так, как кажется правильным на первый взгляд, а иногда и не так, как хотелось бы нам самим. Ты думаешь, нам хочется этой войны? Дайте боги, чтобы восточные соседи образумились! Мы их сделаем, если придётся, но что у нас тут, других дел мало? Я хотел прокат и волочение проволоки из здешнего металла наладить, наконец-то оборудование привезли, но на мануфактуре остались одни только рабы, а все вольнонаёмные призваны в ополчение и тренируются. Я понимаю, надо, но планы-то ведь были совсем другие.

— Я хотела детей на лошади покатать, да и самой тоже хотелось, и лошадей ведь уже много, а мне вчера сказали, что они все заняты.

— Ну, полсотни — это разве много? Да, они все заняты — тренируется кавалерия. Дикари побаиваются лошадей, и это тоже надо использовать. Ну и наших дикарей тоже ими обкатать, чтобы не так боялись. Им же с нашей кавалерией взаимодействовать, если что. Чем тебя ишаки не устраивают? Далила вон — шмакодявка ещё совсем, ну и куда её на лошадь сажать? На ишака — и то следить надо, чтоб не шлёпнулась.

— Для Далилы — да, а значит, и для меня тоже, куда же я от неё отойду, но для Маттанстарта осёл уже маловат, — заметила финикиянка.

— Тоже верно. Может, тогда на муле? Нет, я всё понимаю, но мобилизация же! Все к войне готовятся, и я сам — один из тех, кто на уши всех поставил, а тут — представь себе эту картину — подхожу я к начальнику нашей кавалерии и прошу его освободить мне лошадь, а то вот сын что-то давненько на лошади не катался. Причём, мне он не откажет, но вот как ты мне предлагаешь в глаза ему при этом смотреть? И как нам с ним обоим смотреть в глаза солдатам? У нас так не делается.

Завтракали, естественно, с детьми, которых подняли слуги. Далила — совсем ещё мелкая шмакодявка, родившаяся после моего прошлого появления на Кубе, так что в этот раз впервые в жизни только меня и увидела, и хотя мать объяснила ей, кто я такой, она ещё, конечно, не свыклась. Лепет мелких карапузов разбирать — привычка нужна, а она же кроме финикийского никаким больше и не владеет, в котором у меня практика не столь уж частая, а она лепечет быстро — в общем, то Аришат мне переводит ейный лепет на нормальный взрослый финикийский, то Маттанстарт сразу на турдетанский, которым он, как выяснилось, владеет достаточно бегло. Ну, с заметным финикийским акцентом, само собой, но правильно и разборчиво. Они тут и без меня, как мне рассказывал Акобал, в Тарквинее периодически бывают, и Аришат тоже по-турдетански в принципе говорит, но не так уверенно, как пацан, у которого уже и тутошняя компания имеется.

Влетевший в гостиную попугай в выражениях не очень-то стеснялся, и перевод с русского на финикийский я, само собой, фильтровал. Но тут пернатый стервец с той же степенью откровенности выразился и по-турдетански, отчего Маттанстарт захихикал, а его мать погрозила ему пальцем для порядка, но когда птиц выдал ещё один перл не самой изысканной турдетанской словесности, расхохоталась и сама. А детям больше всего с рук его кормить понравилось, и мне показалось даже, что пацан был в меньшем восторге в прошлый раз, когда я ему подростка крупного жёлто-зелёного ары с Доминики подарил, какого ни у кого больше в Эдеме ихнем нет, а тут — обыкновенный кубинский, которых и на западе острова полно. Но Аришат, заметив моё недоумение, пояснила, что у них там они все блеклые и невзрачные, а этот — сразу видно, что тоже кубинский, но он яркий и выглядит куда представительнее привычных для Эдема. Я припомнил — а ведь и в самом деле, какие-то они там у них не такие, как у нас. Ну, раз так — подарю им, конечно, и этого пернатого сквернослова, и будем надеяться, что на финикийской словесности они научат его выражаться поприличнее. Надежда ведь умирает последней, верно?

Помозговав над тем, с чего бы быть такой разнице, мы пришли к выводу, что всё дело, скорее всего, в охоте на них. Для тутошнего плеиени местный ара — тотемный и священный, и его яркая контрастная расцветка ему только на пользу, а вот там, где на него охотятся, ему выгоднее быть поневзрачнее — и заметен меньше, и выглядит для охотника не столь соблазнительной добычей. А учитывая поголовье эдемских фиников, наличие у них каких-никаких, а всё-таки луков, да малочисленность домашней птицы, и всё это не одно столетие — удивляться тут особо и нечему…

Я ведь рассказывал уже, что из себя представляет этот финикийский Эдем? Ну, не скажешь, что просто большая деревня, потому как все основные признаки города таки имеются — и городские стены с башнями и воротами, и храмы, и особняки местной знати, и не менее солидные общественные здания, и портовая гавань с верфью, и ремесленные мастерские. Более того, не просто город, а центр нехилой колонии, имеющей серьёзные торговые связи и сидящей на транзите ценнейших ништяков, падения спроса на которые в ближайшие века уж точно не ожидается. Через океан и Тарквиниев есть связь со Старым Светом, на собственных судёнышках шастают по Карибскому морю и по Мексиканскому заливу — не повсюду, правда, а где поближе и попроще рабов наловить, ну и к ольмекам в обход Юкатана — с ними основная торговля. Юкатанские майя — они ведь в будущем, да ещё и в достаточно отдалённом, лет пятьсот ещё до расцвета их цивилизации, а пока она в стадии зарождения и ютится значительно южнее — в Гватемале и Гондурасе, а на Юкатане пока-что даже деревень земледельческих эдемские финики не обнаружили. Расстояние — что до ольмеков, что до тех ранних гватемальских майя — примерно одинаковое, но смысл в плаваниях — далеко не одинаков. Ольмеки, даже нынешние, давно находящиеся в упадке и порядком обнищавшие со времён своего расцвета, один хрен гораздо развитее и богаче тех ранних майя, а ведь торговля эдемских фиников с ними завязывалась во времена их расцвета, когда разница была ещё большей. А учитывая, что кока не самими ольмеками выращивается, а доставляется к ним аж с южноамериканских Анд, чтобы пройти через ольмеков, эдемцев и Тарквиниев к покупающим её у них гребипетским жрецам, так если весь этот маршрут в прямую вытянуть, да на глобус его наложить — млять, впечатляющие связи получаются. И хотя материковая часть его в основном в руках чавинских торгашей, а океанская и средиземноморская — Тарквиниев, и отрезок, контролируемый эдемцами, не столь уж и велик, но — ключевой. Даже теперь, когда наша Тарквинея нависла и над ним, это мало что меняет, потому как мы пришли не бортануть их, а подстраховаться на всякий пожарный — в столь прибыльном бизнесе всевозможные форсмажоры недопустимы. Хоть и заводим собственные плантации, но продолжаем покупать и их транзитный товар, и он так и остаётся в трансатлантическом грузообороте основным. Так что — при таком размахе торговых дел — не деревня этот финикийский Эдем, далеко не деревня.

И тем не менее, там всё на соплях. Точнее — на необожжённой глине. Как был он глинобитным исходно, так таковым и остаётся по сей день. Не то, чтобы камень совсем уж в строительстве не применялся — из него очаги, из него полы нижнего этажа серьёзных зданий, из него иногда и цоколь, но вся эта каменная кладка там, где она даже и есть — на простом глинистом растворе, размокающем и оплывающем при обильных дождях, так что далеко от чисто глинобитной она не ушла и заметных преимуществ перед ней не имеет. А посему и не заморачивается с ней подавляющее большинство эдемских фиников, а лепит себе глинобитные мазанки, кто попроще и победнее, или строится из саманных кирпичей на деревянном каркасе, кто достаточно богат и уважаем в эдемском социуме. Разве только штукатурят свои постройки и те, и другие, дабы в дождливый сезон глина не размокала и не оплывала. Правда, вода один хрен путь себе найдёт, и иногда это приводит к нехилым неприятностям — я ведь упоминал о разрушениях в Эдеме в ураган, сопровождавшийся грандиозным даже для тропиков ливнем? Расчищают завалы, восстанавливают постройки, как высохнут, штукатурят по новой и не парятся до следующего размыва и обрушения в следующий сильный ливень. Вот так и живут с самого основания города.

В принципе-то глинобитное строительство — базовое и уже в силу этого норма для Ближнего Востока, выходцами с которого финики и являются. И деревни у них там всегда были глинобитными, и их ранние города с их особняками знати, дворцами царей и храмами богов, штукатурившимися больше для красоты, потому как климат там обычно засушливый и на осадки скупой. Не бывает там практически таких ливней, чтобы прямо размывали глинобитное здание, так что для тех мест это нормально и естественно. Через этот глинобитный этап прошли все финикийские города, включая и Тир с Сидоном, не говоря уже об архаичных Библе с Угаритом, и куда лучше их известные мне Карфаген с Гадесом. Но обычно, пройдя этот начальный этап, город развивается и благоустраивается, одеваясь в камень — сперва в виде наружной парадной облицовки всё ещё глинобитных зданий, а затем уж и в виде цельнокаменных, постепенно вытесняющих глинобитные. И чем благополучнее город, тем быстрее он развивается и "окаменевает". Положение Эдема с его господством в своей округе и торговой гегемонией в окрестных морях бедственым уж всяко не назовёшь, но то ли разленились они тут от своей лёгкой жизни, то ли из-за отсутствия сопоставимых соперников понтоваться было не перед кем, а в результате так их город и застрял на глинобитном этапе развития. Если верить их преданиям, по которым история Эдема начинается даже не с фиников-гадесцев, а вообще чуть ли не с минойских критян, на что у них и основания, вроде, есть, так тогда получается, что нашей Тарквинее меньше лет, чем их Эдему — столетий, но выглядит она уже сейчас не в пример солиднее. Вот что значит не расслабляться, а строиться сразу в камне — ну, не считая самого начала с палатками армейского типа и шалашами-времянками. И не в известняке суть, которого здесь в самом деле в пределах досягаемости гораздо больше. Блоки из него у нас тут, как и в азорском Нетонисе, тонкие, только на парадную облицовку идут, а так — из подножного камня строимся на известковом растворе. И если хватает эдемским финикам извести на штукатурку с её ежегодными подновлениями то тут, то там, то хватило бы и на раствор, если бы задались целью довести свой город до ума. Но им не надо, им и так хорошо…

Тарквинее, конечно, тоже далеко ещё до мраморного греко-римского гламура, который и в самом греко-римском мире встретишь ещё далеко не везде. Можно было бы, конечно, и на опережение сыграть, уж здесь-то завидючих римских глаз нет и в помине, и ничто не мешает переплюнуть этих спесивых греков. Когда-нибудь, скорее всего, мы так и сделаем, раз уж повадились маскировать своё архитектурное прогрессорство внешне под псевдоантичный ампир, но всему своё время. Во-первых, не до того — есть куча дел поважнее и понасущнее. Во-вторых, с мрамором напряжёнка — он-то, конечно, есть, но не прямо под ногами, а добывать где-то и везти сюда — смотри пункт первый, как говорится. А в-третьих — стиль. Хоть мы и в направлении той же греческой классики его развивать планируем и учитываем это исходно, отталкиваемся-то мы при этом не от греческой, а от испано-иберийской основы, потому как другого народа у нас для поклонников античной классики нет, а есть только этот, так что не будет у нас той греческой классики в чистом виде, а будет "по мотивам" греческой, но на испано-иберийский лад. Должно же всё-таки у испанской Турдетанщины и у заморских колоний Тарквиниев сохраняться этническое и культурное единство, верно? Один ведь мир строим, хоть и разбросанный по шарику.

Собственно, в Эдеме и так уже забеспокоились. Не случайно ведь Фамей, отец Аришат, упёрся рогом, не позволяя увезти внука в Испанию. Я ведь рассказывал, как по этому поводу бушевал в свой прошлый приезд? Парень ведь растёт смышлёный, его бы в нашу школу, а в закосневшем Эдеме он вырастет финик фиником. Но Фамею зто и нужно, ему нужен продолжатель суффетского рода, весь из себя стоящий на страже освящённых веками традиционных эдемских ценностей — народный вождь, короче. Ну, это я утрирую, естественно. Всё-таки в Тарквинею — не с концами, конечно, а на короткую побывку — он его отпускает. Понимает же, что жизнь один хрен меняется, и прошлого уже не вернуть, и надо, стало быть, возглавить то, чего нельзя предотвратить, а для этого наследник должен быть в курсе событий и тенденций, потому как Фамей хочет сохранить эдемский социум, в котором его потомки будут иметь наследственные права на уважение и власть. А легко ли это сделать? Вчера, когда Аришат сходила на причал в тарквинейской гавани, с ней в её свите сошли и три молоденьких "тоже типа финикиянки" не из последних в Эдеме семей, прямо сходу начавших "других смотреть и себя показывать", а просились с ней, как она рассказала, штук пятнадцать, но тут уж отец её встал на дыбы — понятны же цели "экскурсии", за которой с высокой вероятностью последует эмиграция "замуж за бугор". Тем более, что и холостые тарквинейцы уже не первый год находят вдруг важные дела в Эдеме в аккурат к празднику Астарты, после которого смазливых невест в городе как-то убавляется — некоторых прямо в тот же заезд и увозят. Мы со смеху тут едва не попадали, когда финикиянка рассказала о затеянной в Эдеме кампанейщине по срочной облицовке всех общественных зданий камнем. Млять, нагляднейшая иллюстрация типичной реакции типичного начальства, спящего в одном ботинке до прихода полной жопы, а потом резко с квадратными глазами и через пень-колоду хватающегося за то, что нужно было спокойно и вдумчиво начинать делать лет пять назад. Впрочем, справедливо ли было бы винить в этом Фамея? Во-первых, не было прецедентов, а значит, и готовых решений, так что ему приходится импровизировать на ходу. А во-вторых — разве он один в Совете Пятнадцати? Основняк он в нём, конечно, но решения принимает Совет коллегиально, а попробуй-ка быстро убедить всех, когда у каждого своё особое и сверхценное мнение — в основном типа "в старые добрые времена такого не было". Ну и, в-третьих — ну, облицуют здания снаружи, а дальше-то что? Полумеры тут хрен помогут, а затевать настоящее каменное строительство, как следовало бы по уму — а кто это в Эдеме умеет? Разучились ведь ещё в далёком прошлом от полного отсутствия практики. А ведь факт наличия или отсутствия каменной архитектуры — это ведь даже и не первопричина всех городских бед, а просто наглядный индикатор ситуёвины "как же тут всё запущено".

Второй наглядный индикатор для любого приморского портового города — это его корабли. Мореманы Эдема помнят ещё старого акобаловского "Коня Мелькарта", эту архаичную гаулу, но приличного по меркам Средиземноморья размера, а по тутошним — громадную, да ещё и выстроенную добротно, по-гадесски — не на деревянных шпонках, а на бронзовых гвоздях и заклёпках. Здесь таких давным давно уже не строили и строить разучились — и не нужны особо по местным надобностям, и бронзы столько взять негде, и строить труднее. Это малое судёнышко можно построить с точностью "строго на глаз", и оно такой подход стерпит, а на большое судно уже серьёзные расчёты требуются. И вот даже та старая гаула выглядела в их глазах вершиной кораблестроительного хайтека, но хотя бы уж единственной в своём роде, но тут вдруг сперва усовершенствованные гаулы появляются — с передней наклонной мачтой и дополнительным малым парусом, а главное — сразу две штуки. Это я про то наше первое плавание с Акобалом напоминаю, если кто запамятовал. Только переварили, только привыкли — так целая флотилия в очередной раз нагрянула, включая — помимо двух примелькавшихся уже новинок и ещё двух таких же — три "гаулодраккара", вроде бы и тоже простых одномачтовых, как тот давешний "Конь Мелькарта", но острыми "спортивно-гоночными" обводами отличающихся от него как "Феррари" от "жигулей", а главное — сразу шесть невиданных и непредставимых в Эдеме больших двухмачтовых корбит. Это я про наш второй вояж на Кубу говорю, и это был для тутошних фиников неслыханный культурошок. Так мало того, три "гаулодраккара" с их кургузыми гаулами в совместную экспедицию сплавали, наглядно продемонстрировав финикам, что отныне и впредь не они теперь правят бал даже в "своём" Карибском море. Это я про наше с ними плавание в Маракайбо, Колумбию и Панаму говорю. И наконец — ага, в довершение их шока — все три "крейсера" остались во вновь основанной Тарквинее, составив основной костяк её собственной эскадры и одновременно образец для постройки новых таких же. Строятся здесь уже и небольшие одномачтовые корбиты, хоть их пока и меньше, чем клонов эдемских малых гаул, но тенденция к переходу на них наметилась уже явная. В общем, по кораблестроительной части мы продемонстрировали Эдему такой взлёт и темп прогресса, что куда там до него каменной архитектуре! И ведь это они ещё даже не подозревают о главном сюрпризе…

Три доставленных Акобалом осенью из Нетониса, а весной им же привезённых уже сюда больших полудизеля со всей остальной комплектацией привода, были тихонько выгружены и безо всякой помпы перевезены на склад — куда больше внимания привлекли быки в везущих их упряжках. Не то, чтобы их в Тарквинее совсем уж не было, несколько пар было доставлено в прошлом году, но на сей раз Акобал привёз целое стадо. Я ведь объяснял уже разницу между тягловой силой парной воловьей упряжки и ишака? Вот это — заметно сразу, а грузы — мало ли чего непонятного до поры привозится и выгружается?

Впрочем, бурное развитие нашей Тарквинеи видно по множеству признаков и помельче, и на фоне застывшего в неизменности Эдема — контраст выходит разительный и вызывающий у тамошних фиников болезненный комплекс неполноценности. То-то они наконец зашевелились, стремясь хоть внешне замаскировать свою отсталость! Аришат говорит, что центр города изменился заметно в лучшую сторону, и мне следовало бы это увидеть собственными глазами. Ну, может она и права, но что у меня, поважнее дел нет? К ней и к детям вырваться — это святое, и на это я бы несколько дней выкроил, но раз они и сами в Тарквинею с Акобалом зарулили, а с торговыми делами наш главный мореман там и сам прекрасно справился, то и что я тогда в том Эдеме забыл?

За завтраком дети с особенной охотой мёд тарквинейский уплетали — ага, от завезённых из Испании пчёл. Пчёлы-то в Новом Свете и свои есть, но они неправильные. Правильная пчела имеет жало, которым жалит, если находит для этого вескую причину, потому как жало у неё зазубренное наподобие гарпуна, и выдернуть его из ужаленного она не может, а при такой попытке выдирает его из себя, что для неё самой смертельно. Одноразовый она боец, короче говоря. У американских туземных пчёл жала нет, и жалить они не могут, но вот кусаться челюстями подобно муравьям — и могут, и любят, а челюсти у них вполне под стать их пчелиным размерам, так что угодить к ним под раздачу едва ли лучше, чем к нашим. А вдобавок, и мёд у них — тоже неправильный. Жидкий он, так что ложкой его не очень-то и поешь, да ещё и кисловатый на вкус. Наш, который правильный — гораздо слаще. Завоз этих правильных пчёл на Кубу обернулся целой эпопеей. Это на Азоры десять дней плавания, и ты на месте, а сюда — четырежды по десять. Тут с обычной живностью на корабле за такой срок умаешься, а это же тупорылые насекомые! Вот чем их кормить прикажете в пути через океан окромя того же мёда, а главное — как кормить и поить, чтобы они при этом ещё и не разлетелись из улья? В общем, задачка была ещё та, и для её облегчения их сперва на Горгады забросили, на зеленый Сант-Антан. Сделали это уже на следующий год после основания тамошней колонии, а на следующий начали уже попытки и по их переброске в Тарквинею. Первая окончилась неудачей — из-за хреново продуманного механизма подачи им мёда и воды пчёлы из всех трёх перевозимых тогда ульев разлетелись, создав мореманам нехилые проблемы, а потом, когда в страхе перед их повторным разлётом мореманы начали задавать им корм и питьё в запас, то ошиблись, не учтя испарения воды, отчего все оставшиеся пчёлы передохли от жажды. Из-за этого нам пришлось разрабатывать специальный транспортировочный улей, в который вода и мёд заливались в поилку и кормушку через тоненькие трубочки, а число перевозимых рабочих пчёл сокращали до пары-тройки десятков — лишь бы только их хватало на обслуживание матки с личинками и куколками. Кроме того, к каждому транспортировочному улью был приставлен обслуживающий его раб, которого в случае успешной доставки в Тарквинею "его" пчелиной семьи ожидало немедленное освобождение. Эти меры на следующий год оказались действенными — из десятка "кадрированных" пчелиных семей живьём довезли семь. Четыре, правда, подло смылись, не пожелав остаться в ульях, предназначенных для них на пасеке, уменьшив число ульев на ней до трёх, но такой вариант нас на худой конец тоже устраивал. Во-первых, на безрыбье и то хлеб, а во-вторых, на Кубе появились дикие правильные пчёлы, ловить которых будет в дальнейшем в сотни раз проще, чем везти всё новых и новых через океан. Так оно и вышло — в прошлом году уже несколько диких роёв поймали и поселили в ульях, так что за будущее тарквинейское пчеловодство можно уже не беспокоиться. А для детворы правильный мёд от правильных пчёл — ещё один весьма немаловажный для неё аргумент в пользу Тарквинеи при её сравнении с Эдемом…

После завтрака я первым делом сводил их на мануфактуру, где успели ещё до мобилизации смонтировать привезённое Акобалом прокатное оборудование, даже пробы проката провели, но не успели, конечно, отладить технологию. Не имея мобилизованных в ополчение вольнонаёмных с оставшимися малоквалифицированными рабами нечего было об этом и думать. В смысле, сталь-то в индукционной печи плавили, вытянутые слитки из неё отливали, на круглые болванки типа коротких толстых ломов их перековывали, но в запас для тех работяг, что должны в конце концов дембельнуться. Поэтому процесс я мог показать только на гораздо более пластичной бронзе, с которой могли справиться и рабы. Её и прокатали — тоже с промежуточными отжигами, конечно — в проволоку миллиметров пять диаметром. На меньшие — это уже поквалифицированнее работники нужны, так что приходится ждать их дембеля, но проточки на прокатных валках под прокат этих меньших диаметров и волочильные доски с фильерами на ещё меньшие я Маттанстарту показал.

В прошлый раз он видел ремонт кольчуг, и для чего нужна относительно тонкая бронзовая проволока, ему разжёвывать не нужно. Почему именно бронзовая, а не стальная — тем более. Я ведь рассказывал, как в совместной экспедиции с финиками договаривался с их главным о продаже нам вымененной у колумбийских гойкомитичей платины, и тот просил за неё не медь, которая у них и своя есть, а олово или хотя бы готовую бронзу? Да, здесь — влажные тропики, и военное снаряжение лучше иметь в тропическом исполнении, то бишь в бронзовом. Хром-то с никелем на нержавейку Серёга рано или поздно найдёт, но настоящая нержавейка, влажной жары не боящаяся, в античных условиях ещё дороже той бронзы выходит, а условная, то бишь легированная поскупее и ржавеющая, но не так легко и быстро — не на всё во влажных тропиках пригодна. Меч, секира, наконечник копья или кинжал — это можно. И следить за их состоянием проще, и применить по назначению можно, не удаляя с них смазки. А вот как прикажете бойцам разгуливать на солнцепёке в промасленной тунике под обильно смазанной от ржавчины кольчугой? Ясно же, что таких мазохистов не окажется, а значит, смазывать кольчуги будут скупо, а следить за ними не так-то легко, чистить — тем более, так что будут они ржаветь, а для тонкой проволоки это гораздо опаснее, чем для достаточно массивного изделия, стоит же кольчуга — немало.

Показал я пацану и толстую стальную проволоку, что успели таки прокатать на пробу мои вольнонаёмные работяги. И снова её назначение ему объяснять не нужно — и в Эдеме рыбацкие крючья и трезубцы из проволоки куют, да только ведь сперва и саму ту проволоку из железной крицы отковать надо, и какого труда это стоит, он видел не раз и сам. А теперь вот увидел, как это делается у нас, пускай даже и на примере бронзы. А что до качества нашей стали, так о нём и его матери рассказывать не нужно. Хоть и баба, мало в технические тонкости вникающая, но знает, как ценятся в Эдеме все железные изделия нашей тарквинейской выделки.

— У нас так можно сделать? — тихонько спросила она пацана по-финикийски.

— Нет, мама, вот эту штуку наши точно не сделают, — с тяжким вздохом ответил ей Маттанстарт, указывая на один из пары прокатных валков, — Я даже сам не пойму, КАК её сделали так ровно — никакому кузнецу так не выковать, даже самому лучшему.

— Не напрягай этим отца, Аришат — только зря его расстроишь, — подтвердил я, — Заготовка, конечно, ковалась, но не вручную, а на большом механическом молоте. Даже если ваши кузнецы такую и откуют, её форма и точность будет, как и у любой поковки. И наша была такой же, но её обточили и отшлифовали на станках, которых у вас нет, и даже сделать их у вас некому. Но допустим, случится невероятное чудо, и ваши искуснейшие мастера сумеют опилить поковку с нужной для этого точностью вручную напильниками и оселками. Я даже представить себе боюсь, сколько времени и труда у них на это уйдёт. Но этих деталей, как видишь, две, и работают они только в паре. И значит, вашим мастерам понадобится второе точно такое же чудо. А тебе ли — как жрице — не знать, как редко боги являют простым смертным два абсолютно одинаковых чуда подряд? Но возможно, у тебя и твоих коллег-жрецов хватит святости, чтобы вымолить у богов и два одинаковых чуда. И сколько вам прослужат эти две детали, изготовленные из вашего скверного кричного железа? Не получится ли так, что за всё то время, которое уйдёт на их изготовление, ваши кузнецы наковали бы молотками гораздо больше проволоки, чем смогут прокатать на двух мягких и недолговечных валах до их полного износа?

— Ну, ты в этом понимаешь больше меня, и тебе виднее, — ответила финикиянка, — Но разве то, что сделали одни люди, не смогут повторить за ними и другие?

— Так смотря что, Аришат, — хмыкнул я, — И смотря какие люди. Я вовсе не хочу сказать, что ваши мастера — глупы и бестолковы. В ваших условиях и с теми знаниями и навыками, которые они унаследовали от предков — вряд ли кто-то другой справился бы с их работой лучше их самих. Но вот как ты думаешь, в чём самый главный секрет НАШЕЙ стали? В этом? — я указал на медный змеевик индуктора вокруг огнеупорного тигля.

— А разве нет? — раскалённый и пышущий жаром тигель демонстрировал "чудо" весьма наглядно, а странная спираль вокруг него казалась очевидным его источником.

— А ты как думаешь, Маттанстарт?

— Ну, не знаю, папа, — пацан таки заподозрил, что не всё тут так просто.

— То стекло, которое я подарил тебе в прошлый раз и которым ты выжигаешь узоры на деревяшках — оно разве само создаёт это тепло, которое обугливает дерево?

— Да нет, папа, без солнца оно не работает. Без солнца оно холодное, и никакого тепла в нём нет.

— Значит, оно использует солнечное тепло?

— Ну да, получается так.

— Правильно, тепло идёт от солнца, а это выпуклое стекло только собирает его в одну маленькую точку. Эта спираль работает по другому принципу, но тоже примерно так же. Она только собирает рассеянное тепло в центре тигля, чтобы его хватило для плавки металла в нём, но вовсе не она создаёт ту силу, которая идёт на его нагрев.

— Вот это, наверное? — трубопроводы, по которым вода подавалась в верхний виток индуктора через желобок от колёсного черпального насоса и выливалась в другой желобок из его нижнего витка, выглядели гораздо внушительнее тонкой электропроводки.

— Нет, это просто вода для охлаждения змеевика. Он ведь медный, и если его не охлаждать, то может расплавиться быстрее железа. Он для того и сделан не сплошным, а трубчатым, чтобы через него можно было прокачивать воду. А та сила, которая идёт на выработку тепла, берётся вон оттуда, — я указал ему на работающий от водяного колеса мощный генератор переменного тока, — Вот в этой штуке кроется главный секрет, но он состоит из такого множества тонкостей, что я их все по памяти даже и не перечислю — это надо в толстую книгу лезть, да ещё и не в одну, чтобы в памяти всё это освежить…

— И что, прямо так совсем ничего у нас и не получится? — недоверчиво спросила Аришат, — Ты же не знаешь ВСЕХ наших мастеров.

— Хорошо, если хочешь — напиши и отправь отцу с первой же гаулой, идущей в Эдем, письмо с просьбой как можно скорее прислать в Тарквинею самого сведущего из ваших кузнецов. Если война не начнётся в ближайшие дни, и ваш мастер успеет застать меня в городе, я готов рассказать и показать ему всё, что его заинтересует. Если меня в Тарквинее уже не окажется — я могу приказать моему управляющему показать ему всё и рассказать, как знает и понимает сам. С остальными вопросами — ну, придётся дождаться меня из похода. Но если война и затянется, то уж сюда-то ведь я всё равно вернусь перед отплытием обратно.

— И ты на самом деле готов рассказать ВСЁ без утайки?

— Абсолютно. Мне послать за письменными принадлежностями?

— Не надо, пожалуй, — отказалась она, поразмыслив, — Раз ты так уверен, что это бесполезно… Неужели у нас всё настолько плохо?

— Не только у вас. Того, что делаем только мы, не сделают ни в Карфагене, ни в Афинах, ни даже в Александрии. Могут сделать что-то похожее, как я уже объяснил тебе на примере прокатных валов, но работать оно либо не будет совсем, либо хоть и будет, но настолько скверно, что не оправдает затрат и усилий. Ну так и зачем вам даже пробовать и только зря расстраиваться? Хотя, вы и так не стали бы — я-то знаю, что ваш мастер сказал бы твоему отцу, вернувшись из поездки в Тарквинею…

После экскурсии на мануфактуру я сводил их покататься — Аришат с Далилой на ишаках, а мы с Маттанстартом на мулах. Специально и сам составил пацану компанию, чтобы тот не смущался "непрестижной" заменой транспортного средства, а заодно между делом рассказал ему, как сам именно на муле и начинал учиться верховой езде — в самом начале нашего пребывания в этом мире, когда ещё тащил службу рядовым арбалетчиком на тарквиниевском медном руднике. Ведь чем плох мул для начинающего наездника? Та же самая лошадь по сути дела, только посмирнее и длинноухая как ишак, гы-гы! Потом на плац с ними прогулялись, где пара отрядов ополчения тренировалась, сам с деревянным мечом поразмялся — сперва на плетёной из прутьев мишени, а затем и с людьми. Оттуда на стрельбише зарулили — из лука постреляли, из арбалета. Это в Старом Свете я арбалеты средневекового типа стараюсь шифровать и без нужды не засвечивать, дабы римляне не заценили его простоту в сравнении с греческим гастрафетом и не скопировали, а здесь, на Кубе — производятся, хоть и малой пока-что серией, ещё с нашего прошлого приезда, и под сотню их уже в войсках Тарквинеи на вооружении. Постреляли потом и из пружинной катапульты макетами гранат, после чего я объяснил Маттанстарту, зачем из метательного снаряда выдёргивается кольцо, и почему нужно пригнуться после выстрела. Но конечно, наибольшее впечатление произвёл огнестрел — ещё с лучно-арбалетного рубежа то и дело на отдалённые звуки выстрелов все оборачивались, а когда мы уже и с артиллерийского уходили, так пацан аж напрягся в ожидании, куда я их после этого поведу. Но повёл я их, естественно, как раз туда, а на огневом рубеже я подал знак слуге, и тот достал из чехла мою винтовку. Не винчестер, само собой, а старую кремнёвую Холла — Фалиса, как и у солдат. Во-первых, здесь долго ещё не будет своего производства унитарных патронов, без которых винчестер бесполезен, во-вторых, как на Турдетанщине у нас повелось, что командный состав вооружается тем же, чем и солдаты, так и в колониях мы стремимся придерживаться этого же принципа, а в-третьих, это же не дульнозарядный карамультук, а казнозарядка, и скорострельность у неё при равных прочих выше в разы. Мы с Володей даже подумываем на предмет того, что как окончит наш молодняк школу и поступит для продолжения образования в ВУЗ, а точнее — эдакий закрытый для посторонних и дающий уже ничем не замаскированное современное образование полувоенный кадетский корпус, так на первом курсе чтоб вот эту кремнёвку казнозарядную и изучали, и занимались с ней, и службу с ней тащили. Для лучшего практического усвоения азов огнестрела, скажем так.

Пока я объяснял Маттанстарту теорию — адаптировано к его чисто античному мировоззрению, конечно — подошли и Володя с Серёгой, тоже со своими винтарями. Пару раз выстрелили стоя. Заряжаюсь для третьего залпа, поясняя пацану смысл всех действий и преимущества бумажного "дульного" патрона с заранее отмеренным зарядом, учу, как целиться, показываю, куда целиться, напоминаю о нехилой для него отдаче — и винтарь ему протягиваю. Он, конечно, едва зацепил краешек мишени, но ведь и стрелял впервые в жизни. Аришат, когда я дал шмальнуть и ей, вообще промахнулась — то ли дёрнула спуск резко, то ли вообще не поняла, куда целиться. Впрочем, это почти не убавило ей восторга от собственноручно сотворённых "грома и молнии". Мелкая Далила, конечно, куксилась в моменты выстрелов, но при виде восторга матери и брата, реветь передумала. Дали пару залпов с колена. Ну, теперь уж и Маттанстарт попал, когда я дал шмальнуть ему, хоть не в самый центр, а заметно выше и правее, ну так для второго раза в жизни это нормально. На сей раз и его мать расщепила мишень у левого края, но поморщилась и пожаловалась на отдачу — видимо, забыла прижать приклад к плечу посильнее. Постреляли потом и лёжа. Заряжаться в этом положении было не так удобно, но главное — всё-таки можно, а пацану я объяснил смысл — и замаскироваться легче, и попасть в тебя труднее, когда тебя всё-же обнаружат и в свою очередь подвергнут обстрелу. Отстрелялись, встали, отряхиваемся, и тут только обратили внимание, как ошалело глядят на нас наши союзные чингачгуки. У красножопых ведь как? Бабам и несовершеннолетним к боевому оружию взрослых вояк даже прикасаться запрещено, строжайшее табу, и в случае его нарушения оружие считают испорченным и к употреблению непригодным. А тут — баба и пацан мечут из колдовского оружия громы и молнии наравне с мужиками, и как так и надо.

Среди наших чуд в перьях — и племянник вождя, теперь уже покойного. Старик отмучился позавчера, и новый вождь ещё не избран, но племянник — реальный кандидат с высокими шансами на избрание. Правда, это ещё не гарантия, и наша поддержка может в принципе повлиять весьма существенно. Переглядываемся между собой, обмениваемся кивками и маним его на огневой рубеж. Заряжаемся, Володя с Серёгой стреляют, а я ему показываю, как и куда целиться, вместо выстрела только обозначаю нажатие пальцем на спуск, чтоб ему понятно было, да и протягиваю ему винтовку. Он в отпаде, а я деловито подправляю ему стойку, хват винтаря и прижатие приклада к плечу, предупреждаю, что он нехило в плечо ударит, ну и даю ему отмашку. Он героически крепится, но закрывает таки глаза в последний момент и едва не роняет винтовку при выстреле — я подхватил её для подстраховки. Пуля, конечно, ушла в молоко, взбив фонтанчик пыли на насыпи за мишенями — я ведь зарядил ему для пущего эффекта не простую, а фугасную, с зарядом пистонного состава, который и шарахнул при смятии пули от удара в препятствие. Но разве в этом суть? Вероятный, но не гарантированный ещё кандидат в вожди только что МЕТНУЛ МОЛНИЮ — впервые в истории племени и ЕДИНСТВЕННЫЙ из всех своих соплеменников, моментально став таким манером несоизмеримо круче любого из них! А я, приняв у него обратно винтарь и убедившись, что его свита достаточно впечатлена увиденным, подзываю переводчика и спрашиваю:

— Если завтра война, сколько ваших воинов ТЫ дашь нам в помощь?

— Вот так, — он показал две растопыренных пятерни, — Вот столько, — он сжал в кулак и опустил одну руку, оставив одну пятерню, затем просёк наконец и скрытый смысл моего вопроса и замялся:

— Это мало, я понимать. Дети Ара — много больной, а там — Дети Большой Сова, — племянник вождя указал пальцем в сторону запада, — Я сказать — я сделать, я сделать нет — я сказать нет. Я — пойти, весь мой друзья — пойти, весь их друзья — пойти. Я сказать — я сделать. Больше воин — я постараться, но обещать нет.

— Ты хорошо сказал, — одобрил я его подход, — Слово ВОЖДЯ племени должно быть твёрдым. И не переживай — пять десятков, которые ты приведёшь, нам достаточно.

— Папа, а зачем они вам? — заинтересовался Маттанстарт, — У вас же здесь и так в десять раз больше воинов, и это я, наверное, ещё и видел не всех.

— Разведчики, следопыты и проводники, — пояснил я пацану, — Они все родились и выросли в этой местности и знают на ней каждый камень и каждый куст. С той стороны будут — такие же. Мы и тысячу человек поведём в поход, если мобилизуем всех, но наши люди могут пройти в десятке шагов от их засады и не заметить её, а эти — заметят издали и предупредят наших. А уж расстрелять её с безопасного расстояния у нас найдётся кому, — и киваю переводчику, чтобы перевёл для наших гойкомитичей и это.

— Так папа, собаки же есть!

— Молодец, соображаешь! Конечно, мы задействуем и их. Но во-первых, не все годятся, а хороших ищеек у нас мало. А во-вторых, они своим лаем извещают не только наших о противнике, но и противника о приближении наших и о том, что он обнаружен, и это не всегда входит в наши планы. Если противника нужно найти, выследить и обложить скрытно, никто не справится с этим лучше, чем наши туземные лрузья…

Я хотел ещё сводить Аришат с детьми в порт. Возвращение из Эдема флотилии Акобала, на которой они и прибыли сюда, затмило собой все прочие мероприятия, сделав их малозаметными, но теперь, когда суматоха улеглась, было на что обратить внимание. Как раз сегодня в порт должны были вернуться три "гаулодраккара", патрулировавших побережье, на смену которым вчера отплыла другая тройка. Патрулирование велось не в одних только наших территориальных водах, а с захватом и побережья наших восточных соседей вплоть до пролива, отделяющего Кубу от Гаити. В смысле, наши мореманы там не хулиганили, десантов не высаживали, лодок не топили и не арестовывали, даже для досмотра не тормозили, а просто нагоняли, шли какое-то время рядом, а затем уходили в отрыв. В общем, демонстрировали своё присутствие и возможности — типа, у нас с вами мир, и мы его, как видите, соблюдаем, но если завтра война — не обессудьте. И скорость судов, и их размеры, и численность экипажей, и блестящий металл их оружия — наглядно демонстрировали, чего ожидать от тарквинейской эскадры, если их вожди не договорятся с нашими по-хорошему. Да что "гаулодраккары", корабли всё-таки военные! Тут и гаулы промысловые, почти скопированные с эдемских, даже на одних только вёслах запросто оказывались проворнее туземных долблёнок — вот что значит полноценное весло Старого Света с уключиной! А ведь тарквинейцы не только копировали, они и совершенствовали. Не первый уже год в порт прибывают новые двухмачтовики Акобала, на которых сюда приплыли и многие из самых первых колонистов, и уже немало двухмачтовых рыбацких судёнышек промышляет в здешних водах, а ведь и они тоже подлежат мобилизации, если завтра война, и морское ополчение тренируется в гавани точно так же, как и сухопутное на полигоне. И обстрел отрабатывают, и таран, и абордаж, и десантирование, так что было бы там на что пацану посмотреть…

Но жизнь есть жизнь, и ей нередко бывает насрать на наши планы. Только мы к порту направились, как нагнал меня посыльный от генерал-гауляйтера Тарквинеи и вызов его срочный передал. Пришлось отправить Аришат с детьми в сопровождении бодигардов обратно на пригородную виллу. Посыльный, покуда мы с Володей и Серёгой приводили себя в надлежащий вид, объяснил, что снова прибыл на переговоры вождь Детей Игуаны, и посетовал на отсутствие вождя у наших чингачгуков. Мы переглянулись, кивнули друг другу понимающе, и я махнул рукой нашему кандидату:

— Идём с нами, ВОЖДЬ! Кто-то должен быть и от вас, и если не ты, то кто же?

С нашей стороны у генерал-гауляйтера состав переговорщиков собрался в том же составе, что и в прошлый раз, а вот с противной — ну, в основном. Главнюк был тот же, но какой-то осунувшийся и периодически шмыгающий носом. Из тех двоих, что носили скопированные с наших бакаутовые мечи, в этот раз присутствовал только один, а вместо второго был другой, без меча. Обновилась, кажется, на пару-тройку человек и остальная его свита, в переговорах не участвующая, но сопровождавшая его в Тарквинею в качестве охраны и почётного эскорта. И причины этим заменам оказались вескими.

— Дети Игуана прийти злой дух. Какой Дети Ара, такой и Дети Игуана. Много больной, много мёртвый. Дети Игуана и Люди Большой Солёный Вода война нет. Дети Игуана и Дети Ара война нет. Злой дух гром и молния нужно нет. Маленький дротик лети далеко — нужно нет. Дети Игуана — друзья Люди Большой Солёный Вода и Дети Ара. Весь старейшина Дети Игуана хотеть так и весь Дети Игуана хотеть так. Чужой земля Дети Игуана нужно нет, ссора и война нужно нет.

— Дети Игуана хотеть земля Дети Ара давно нет, — поддел его кандидат в вожди наших красножопых.

— Злой дух помутить разум Дети Игуана, — сокрушённо развёл руками главнюк восточных соседей, — Дети Игуана охотиться свой земля, Дети Ара охотиться свой земля, Люди Большой Солёный Вода охотиться свой земля и ловить рыба свой вода. Ссора и война нужно нет.

Чингачгуки, значится, вещают друг другу и нам прописные истины, переводчик переводит их для нас с сибонейского на ломаный турдетанский, мы с генерал-гауляйтером внимаем с умным, а главное — с серьёзным видом.

— Дети Игуана есть важный дело и без война, — убеждал нас главнюк не столь уж давних оппонентов, — Дети Ара тоже есть много важный дело и без война. Люди Большой Солёный Вода есть очень много важный дело и без война. Ссора и война нужно нет.

Вот тут дикарь прав на все сто. Млять, сколько ж людей оторваны от серьёзной и нужной работы на эту обезьянью игру мышцой и на это дурацкое бряцанье оружием! Ну, бряцанье-то не совсем дурацкое, конечно, тренировка нужна, хочешь мира — готовься к войне, и сегодняшний день — наглядная тому иллюстрация, но всему же, млять, должен быть какой-то разумный предел! Столько дел встало из-за этого "если завтра война"! Мы обсуждаем ситуёвину, намечаем на завтрашний день глубокую разведку силами наших красножопых, и если те подтвердят, что мир-дружба-жвачка без обмана, то тренировки ополчения сокращаем до обычных штатных, мобилизованных ополченцев демобилизуем и флотилию "гаулодраккаров" с демонстрационного патрулирования территориальных вод соседей отзываем. Мы, значит, говорим об этом сперва меж собой по-русски, затем с генерал-гауляйтером по-турдетански, переводчик по его знаку переводит для наших и не наших гойкомитичей всё это на сибонейский, и тут вдруг главное соседское чудо в перьях нас огорошило. Вот казалось бы, чем нас тут ещё можно удивить? А вот он — сумел.

— Дети Игуана и Люди Большой Солёный Вода теперь соседи. Хороший сосед свой сосед помогай. Кто-то напади Люди Большой Солёный Вода — Дети Игуана позови, и Дети Игуана помогай. Кто-то напади Дети Игуана — Люди Большой Солёный Вода тоже помогай. Хороший сосед — надо дружба.

— Трубку мира с нами ещё не выкурил, а уже оборонительный военный союз нам предлагает? — прикололся Серёга.

— Его тоже можно понять, — заметил спецназер, — Раз началась эпидемия и у них — он знает уже на примере наших, как это их ослабит. А с ними на западе наши северные соседи граничат…

— А какие гениальные мысли их на сей счёт озарят — он по себе знает, — закончил я самоочевидный вывод, после чего обернулся к генерал-гауляйтеру, чтобы ему всё это на турдетанский перевести, но тут он и сам, посмеиваясь, весь этот расклад проанализировал.

— Дети Агути и Дети Игуана делить хороший долина, — безоговорочно признал вождь, выслушав перевод на сибонейский, — Дети Игуана злой дух прийти, сила нет. Дети Ара с Люди Большой Солёный Вода дружи — теперь не бойся никто. Дети Игуана с Люди Большой Солёный Вода дружи — как Дети Ара, тоже не бойся никто, — но огорошил он нас не этим, а продолжением и дальнейшим развитием темы в масштабе:

— Люди Большой Солёный Вода плавать вода и ловить рыба. Вода Дети Игуана большой, рыба много. Дети Игуана столько рыба поймать и съесть нет. Люди Большой Солёный Вода тоже весь рыба поймать и съесть нет. Лодка Люди Большой Солёный Вода плавать вода Дети Игуана — хорошо.

— Он нам предлагает невозбранный морской промысел в их территориальных водах, — въехал наш генерал-гауляйтер, — И что они хотят за это от нас?

— Восход земля Дети Игуана — Малый Солёный Вода, за ним земля Дети Хутия, — пояснил главнюк соседей, — Малый Солёный Вода — много большой и вкусный рыба — надо ОЧЕНЬ большой лодка. Надо вода, надо еда — Дети Игуана помогать.

— Что за большая рыба? — озадачился геолог, — Он что, китов бить собрался?

— Флот! — сообразил я, — Он хочет, чтобы наши "гаулодраккары" патрулировали пролив между Кубой и Гаити. Готов даже базу подскока нашей эскадре предоставить. Они бздят набегов и вторжения восточных соседей с Гаити.

— Очень большой лодка и много маленький дротик лети далеко Малый Солёный Вода — очень хорошо, — подтвердил соседский вождь мою догадку, — Дети Игуана злой дух прийти, сила нет. Дети Хутия лодка приплыви и посмотри — земля Дети Игуана отобрать захоти. Большой лодка друзья Дети Игуана — Дети Хутия смотри, думай, и война нет.

Были потом и ритуалы — и выкуривания по кругу трубки мира, и закапывания томагавков. Ну, точнее, не томагавков, а дротиков, и не закапывания, а сжигания на огне — типа, мы с ними заключаем не временное перемирие, а вечный мир, и дротики больше не понадобятся. Главнюк соседей ушёл, довольный успехом своей миссии, да и мы как-то не опечалены. Шутка ли — мы и не помышляли в ближайшие годы о контроле над проливом, а красножопые нам его тут сами предлагают, да ещё и с полной своей поддержкой. А вот наш кандидат в вожди — сидит насупленный и молчит.

— Ты считаешь, что раз войны так и не случилось, твой дядя напрасно отдал нам так много земли? — предположил я, — Болезнь идёт на убыль, и много людей уже не умрёт. Сейчас вам есть где разместить тех, кто живёт и охотится на отданной нам земле, и дичи хватит на всех, но у живых родятся новые дети, и когда они вырастут — им станет тесно.

— Ты опять всё сказать точно, как есть дело. Я что-то добавить — совсем нет…

— Ты думаешь и об отдалённых нуждах твоего племени, и это хорошо — вождь должен быть дальновидным. Те ваши люди, которые охотятся сейчас на земле, отданной нам твоим дядей — пусть подумают и решат, как они хотят жить дальше. Те, кто захочет жить так, как живут наши люди — пусть остаются и живут среди них. Если кто-то на той земле, что осталась у вас, тоже захочет жить, как живут у нас — пусть тоже придут к нам вместо тех, кто уйдёт к вам жить так, как жили их предки. На земле, которая нужна для прокорма только одной из ваших семей, наших прокормится вот столько, — я показал ему две растопыренных пятерни, — И ещё останется достаточно леса, для охоты — не всё время, конечно, как было раньше, но иногда, чтобы не разучиться выслеживать и добывать дичь.

— Так жить — земля хватить, — не мог не признать племянник покойного вождя.

— Да, и ещё вот что. Те меч и кинжал, которые мы подарили твоему дяде — хоть мы и дарили их ему как вождю, но дарили ЕМУ, а не племени. Будет справедливо, если их получит его старший сын, занявший место отца в его семье. А новому вождю племени — вашему племени нужен хороший вождь, заботливый и дальновидный, и мы надеемся и ожидаем, что им станешь ты — мы подарим другие, ничем не хуже тех. Разве два стальных меча в племени не лучше, чем один? — и снова у него не нашлось возражений.

А Тарквинея разве обеднеет от подаренного нашим гойкомитичам ещё одного меча? Во-первых, надо приучать их социум к понятию священной и неприкосновенной частной собственности, без которого немыслима нормальная современная цивилизация. А во-вторых, в дружественных и благодарных Тарквинее руках этот второй меч уж всяко не окажется лишним, если завтра война…