Глава 20.12

— Подождите! — остановил я Гения. — Это была первая женщина на земле?

— Да, это несомненно она, — произнес он так, словно это не я, а он сам только что впервые увидел эти картины.

— А почему она везде одна? — озвучил я давно сдерживаемое недоумение. — Куда подевался тот херувим?

— Если Вы о созданной для нее паре, — презрительно бросил он, — то Адам отказался следовать за ней в новый мир, он предпочел остаться здесь.

— Где здесь? — заподозрил я опровержение самой известной теории на земле.

— Как где? — несказанно удивился Гений. — Там, где мы с Вами сейчас находимся. Все пространство между нашими башнями было макетом того мира. Создание первородных всегда являлось последним этапом проекта и происходило именно в макете, после чего их перемещали в сам мир.

— Значит, история о древе познания, змее-искусителе и изгнании Адама с Евой из рая — очередная ложь светлых? — догадался я.

— Ну, древо там просто под руку попалось, — фыркнул Гений. — И образ змея спонтанно родился, но, в целом, все так и было. Еву создали второй парой для Адама, когда его первая ушла, и обращался он с ней довольно бесцеремонно. Возникла мысль открыть ей глаза на то, что жизнь может быть другой, она начала задавать вопросы — их с Адамом и вышвырнули именно туда, куда он и сам не хотел, и где ему никто не рад был. Хотя, в конечном итоге, сам того не желая, он сыграл в том мире важную роль.

Я усмехнулся про себя, в очередной раз подивившись вечной иллюзии человечества о том, что хорошо только там, где их нет. Они называют раем место, где нет погодных испытаний и стихийных бедствий, где никогда не наступает ночь и не жжет солнце, где не нужно строить себе жилье и трудом добывать себе еду — а это место оказывается всего лишь прототипом их собственного мира, в котором можно как раз жить полной жизнью: творить, добиваться побед, преодолевать трудности, растить детей …

— Простите великодушно за бестактность, — выпалил я, не успев вовремя остановиться, — но если та женщина ушла на землю одна, то … еще раз прошу прощения … откуда младенцы?

— Вы уже знаете, — помолчав, решил он пропустить мимо ушей мою не нарочитую грубость, — что каждый проект разрабатывался под вполне определенного владельца. Этот мир я создал лично для себя — и создал ее как самую лучшую его часть. Когда она ушла в него, я последовал за ней.

— Это была Ваша женщина?! — окончательно отказали у меня тормоза.

— Почему была? — озадаченно отозвался он.

— Нет, я прекрасно Вас понимаю! — бросился я исправлять свою невольную оплошность. — С Мариной — по необъяснимому генетическому капризу — они похожи, как две капли воды, но, согласитесь, с тех событий прошло несколько тысячелетий …

— Поначалу и у меня были сомнения, — оценил он мое усилие, — но теперь у меня есть уже почти все неопровержимые доказательства, что это она — собранные, между прочим, нашими светлыми соратниками.

У меня опять голова кругом пошла. Истребление миров лишь усилило мое отвращение к светлоликим лжецам, предательство нашего главы потрясло меня, но такое откровение у меня в сознании просто не укладывалось. Впрочем, я немедленно взял себя в руки — увидев неожиданно открывшийся шанс.

— Если Вы уже уверены, — ухватился я за него обеими руками, — отчего же Вы не вернулись на землю? У Вас же есть такая возможность! Давайте отправимся туда прямо сейчас — я сочту за честь составить Вам компанию!

— Она меня не помнит, — охладил мой пыл Гений тоном, не допускающим сомнений.

Я не успел бы их озвучить, даже если бы они у меня возникли. Перед моим мысленным взором вспыхнула еще одна картина, в центре которой снова оказалась копия Марины — только бледная, истрепанная, раздавленная. Она вздрагивала и съеживалась, жмурилась и мучительно морщилась от страха — при каждом слове стоящего перед ней … несомненно светлого.

— Ее лишили памяти, — глухо донеслось до меня одновременно с исчезновением ужасающей сцены, вновь поднявшей на дыбы всю мою ненависть к правящим палачам, скрывающимся под светлым ликом и белоснежными одеждами, которые они являют миру, чтобы ослепить его.

— Почему Вы ее оттуда не забрали? — процедил я сквозь зубы. — Почему Вы не вернули ей память? Случай с Татьяной показал, что это вполне возможно! А у Марины уже давно начали старые воспоминания мелькать!

— Это два совершенно разных вопроса! — не менее резко ответил Гений — и я не был уверен, что мне. — Что касается первого, то наши предусмотрительные оппоненты назначили ей — в отличие от всех других обитателей моего мира — бесконечное число жизненных циклов: она никогда не сможет его покинуть.

Я представил себе свою дочь, приговоренную к вечному пребыванию на земле — при том, что у меня, тоже навсегда, отобрали доступ на нее. По спине у меня пробежал холодок — но не ужаса или отчаяния, а полной, безграничной и безудержной решимости вернуться туда. Любой ценой.

— Что же до Вашего второго вопроса, — продолжал тем временем Гений, — то Вы говорите, что к ней уже начали возвращаться старые воспоминания — рада ли она им? У нее за спиной уже тысяча жизней, и в каждой к ней был приставлен хранитель, контролирующий каждый ее шаг, каждую ее мысль. И вопреки — или благодаря этому — в каждой ее жизни происходил несчастный случай, который обрывал ее жизнь раньше срока и давал нашим оппонентам возможность заставить ее всякий раз начинать все заново — наши светлые соратники нашли этому все необходимые подтверждения. Вы хотите, чтобы она все это вспомнила — или будем фильтровать, подавляя части ее сознания по своему усмотрению?

Я снова поежился, вспомнив Марину после ее аварии. Земные доктора не питали особых надежд на ее выздоровление — что устраивало и карающий меч, и меня в качестве финальной стадии нашего с ним состязания за нее. Почему-то только вечно бестолковый и расхлябанный хранитель Татьяны взвился на дыбы, чтобы не дать исчезнуть источнику своего постоянного раздражения — буквально взяв всех вокруг за горло и даже оставив на время без присмотра свою пассию.

Положа руку на сердце, мне вовсе не хотелось, чтобы Марина когда-нибудь узнала о той моей минутной слабости. Но о редактировании ее памяти даже вскользь задумываться мог только полный изувер — это было куда страшнее ее полного подавления. Сознание не терпит пустоты, и не восстановленные его части тут же заполняются плодами воображения — и не исключено, что вовсе не безобидными. Именно по этой причине я настоял на своем участии в создании сборника воспоминаний для Татьяны — чтобы светлые не выставили потом мое присутствие в ее жизни в выгодном исключительно для них свете.

— Что же Вы собираетесь делать? — нехотя признал я правоту Гения, вспомнив, сколько времени и сил понадобилось нам всем тогда, чтобы воссоздать всего одну человеческую жизнь.

— А вот на этот вопрос ответ мне дал наш дорогой Анатолий! — добродушно хмыкнул Гений. — Причем, уже давно. Несмотря на всю кажущуюся хаотичность и непоследовательность его мыслей и поступков, самым главным в нем является то, что он никогда не сдается. Не потому, что считает это правильным, не потому, что видит в этом какую-то пользу — он даже не задумывается, что можно поступить иначе.

— Будучи полностью согласным с первой частью Вашего определения, — сдержанно заметил я, — я все же не совсем понимаю, при чем здесь все остальное.

— Передавая ему вашу восхитительную летопись, — задумчиво, словно перебирая в памяти давние события, проговорил Гений, — и, разумеется, предварительно ознакомившись с ней — я считаю тот день началом своего пробуждения от долгого летаргического сна — я как-то спросил у него, как он намерен поступить, если эта таблетка памяти не окажет на нашу дорогую Татьяну желаемого воздействия. Никогда не забуду, с каким удивлением он глянул на меня в ответ — добавив, что тогда он просто заново завоюет ее. Позволю себе предположить без излишней скромности, что и мне такое по плечу — особенно сейчас, когда … хотел сказать, я нашел ее, но на самом деле она нашла меня, и отнюдь не без посторонней помощи. Ее появление на той встрече стало для меня полной неожиданностью — первое время я следил за каждым ее жизненным циклом, но потом обитателей в моем мире стало так много, что я потерял ее след и даже надежду когда-либо снова увидеть ее. Но она там оказалась — что окончательно убедило меня в том, что мы все же обрели самого нужного, самого надежного и самого верного союзника.

— Вы обещали мне показать его, — напомнил я ему.

— А я это уже сделал! — довольно хохотнул он. — Это — мой мир. Возможно, Вы обратили внимание на его отличия от других, но он абсолютно уникален и неповторим во всем. Он является результатом мечты, средоточием жизнелюбия, примером непокорности — и потому объектом ненависти наших оппонентов. Вы уже видели трагедию других миров, но самый первый удар был нанесен по моему.

Перед моих мысленным взором вдруг вздыбилась стена темной, как ночь, воды, несущейся на меня со свирепой яростью. Я невольно отшатнулся, но она уже ударила мне в лицо — и я потерял способность дышать, видеть, слышать, даже ощущать себя в пространстве. Потом, также внезапно, она оказалась позади меня — качающейся перед глазами картиной — и я понял, что она не достигла своей цели.

— Он устоял, — подтвердил Гений мою догадку, — и возродился, и даже укрыл от преследований тех, кому удалось спастись из других миров. Но не меня. Когда я проиграл, он не стал изливать на меня сочувствие и жалость — он меня выгнал, пока я не найду способ объединить ту нашу гантельку в исходный круг сосуществования противоположностей. И сейчас, когда ключ от этой загадки у меня в руках, он даже создал все необходимые обстоятельства, чтобы дать мне шанс решить ее, наконец.

— Какие обстоятельства? — снова потерял я нить разговора.

— Не будем торопиться! — дразняще не дал он мне поднять ее. — Следующий участок нашего пути к истине потребует от Вас еще больше сил, поэтому я оставляю Вас не отдыхать, а набираться их.

Загрузка...