Глава 15.4

Татьяна сидела с закрытыми глазами и легкой улыбкой на губах — наверняка тогда я говорил ей все это другими словами, но суть явно сохранилась.

Стас тоже помалкивал — к моему удивлению.

То ли он эту доктрину не хуже меня знал — начиная с нее ежедневные планерки со своими костоломами.

То ли, наоборот, уже давно забыл ее в ежедневных же погонях за темными — и сейчас слушал во все уши для освежения памяти.

То ли фильтр свой тренировал — я заметил, что, хотя по долгу службы он прежде должен был постоянно отчеты изучать, работа со сканером шла у него определенно медленнее, чем у меня.

Точно на кого-то из своих отчеты спихивал — а то я не помню, сколько он свою часть наших воспоминаний писал!

Макс, конечно же, не молчал — но в этом как раз не было ничего странного.

Во-первых, у темных своя доктрина есть, в которой, естественно, все с точностью до наоборот наизнанку вывернуто.

А во-вторых, мы с ним и с моим подмастерьем столько раз на земле подобные споры вели, что это у него, похоже, еще одна застрявшая привычка взбрыкнула.

А потом из своей полупрозрачности вылез бледная немочь.

И я понял, что процесс слаживания уже не совсем нового отдела еще даже не начинался.

Это был просто какой-то хамелеон — но наоборот.

На каждую фразу у него встречная была, и неизменно поперечная.

Не важно, о чем речь.

Зачем уделять внимание всем подряд — вместо самых достойных?

Зачем вытаскивать из болота уже погрязших в нем?

Зачем вообще заниматься людьми — когда уже появилась лучшая раса?

Зачем требовать эффективности от каждого участка — когда некоторые из них уже определенно не соответствуют требованиям реального времени?

Татьяна, понятное дело, раскипятилась, Макс вообще в раж вошел, даже Стас пару раз рыкнул.

И тогда эта сволочь начала сыпать аргументами из наших же воспоминаний — вот кто Татьяну просил давать их ему?

Теперь замолчал я — даже забыл, что дискуссию нужно твердо в руках держать.

Вопросы у меня мелькать начали.

Сколько среди ангельских детей еще таких — ненавидящих, в отличие от моего сына … и некоторых других, людей?

Отчеты моих бывших коллег не оставляли ни малейших сомнений, что куда больше, чем нам бы хотелось.

А ведь этот вырос среди людей, без какого бы то ни было ангельского влияния — даже на темное не спишешь!

От кого же он набрался этой ярости и желчи?

И если взять процентное соотношение ангельских детей и людей, то сколько же среди последних готово давить, унижать и уничтожать себе подобных?

Куда все это время Стас смотрел?!

И самое главное — если … нет, когда мы сведем на нет планы аналитиков в отношении земли, что нам потом с этими, зараженными ненавистью, на ней делать?

Где-то в то время и забрезжил у меня в сознании величайший проект всей моей чрезвычайно долгой и не менее успешной ангельской карьеры.

Какое уж тут хранение и слаживание.

Отвлекают же!

Слава Всевышнему, были моменты, когда бледная немочь не маячил у меня перед глазами.

Когда мы все возвращались к нашей основной деятельности в этом отделе.

А я — к своей.

Потому что без слаживания в нашей, вопрос сворачивания планов аналитиков и моего последующего перехода к великому проекту постепенно отодвигался бы в пресловутую вечность.

В которой я предпочитал лицезреть одну только Татьяну.

В нашу основную задачу входило лишить аналитиков доступа к тем из заинтересовавших их кандидатов, которые напоминали моего сына.

Для чего нужно было откорректировать составленные им их характеристики.

Недолго думая, Стас ринулся в типичную для себя кавалерийскую атаку.

Чего уж проще — взять и поменять.

Местами.

Достоинства и недостатки.

И снабдить аналитиков легионом подобий бледной немочи?!

Такой примитивный метод замещения покоробил бы даже начинающего психолога.

Нет, нужно делать это тоньше.

Нужно замаскировать, затушевать яркие личности под середняков, а последних …

Я снова замолк.

Опять отвлекли.

Макс.

На сей раз от всего сразу.

На самом деле, он предложил сделать то же самое — наверняка у меня в голове эту мысль выудил.

Но фразы, в которые он эту мысль облек — это был шедевр.

Вот с какой стати у темных в курсе психология глубже изучается?

Впрочем, я никогда не считал зазорным отдать должное удачным завершающим штрихам, если они делали мою мысль чуть более впечатляющей.

И вносили в нашу работу слаженность.

И приближали момент ее окончания.

Чтобы я мог на новом проекте сосредоточиться.

Татьяна, как и следовало ожидать, горячо поддержала меня.

Вообще-то — честность моя вторая натура — должен признать, что хотя все мои усилия по сглаживанию персонала приносили вполне очевидные плоды, результаты хранения Татьяны превзошли даже мои ожидания.

Она не просто вспомнила начало нашей совместной жизни — она вернулась в него.

Всей душой и телом, всеми помыслами и чаяниями.

Она снова стала моей тихой, нежной, задумчивой Татьяной.

Она снова стала самой собой.

Некоторую роль в этом сыграл и рабочий зал — который до известной степени напоминал ее земной офис.

И наш отдельный кабинет — в котором мы быстро восстановили атмосферу нашего первого … нет, второго, у реки, земного дома.

И даже грубость Стаса и язвительность Макса — качества, от которых она и на земле старалась держаться подальше.

Но главным, несомненно, был мой возврат к роли ее хранителя и на первое место в списке ее приоритетов.

И, конечно же, она с легкостью отбросила мишуру всех тех не к месту прорвавшихся способностей, которые только привлекали к ней столь ненавистное ей постороннее внимание.

И отвлекали от нее меня — на соответствие ее талантам.

Нет, свое извечное любопытство она отнюдь не потеряла — я не раз видел, как она оглядывалась по сторонам, фиксируя все происходящее, и уходила потом в глубокую задумчивость, которая всегда так меня к ней привлекала.

В самом деле, созерцание и размышление всегда были и ее любимым делом, и самыми сильными сторонами. Сейчас, под прочной сенью моих крыльев, у нее больше не было надобности ни рваться куда-то вперед, ни стремиться непонятно к каким высотам, ни фонтанировать постоянно кипящей активностью, как … нет, не буду имя называть.

Еще, упаси Всевышний, отзовется.

И переименовав всех участников событий для моего земного резюме, Татьяну я бы назвал … ближайшим соратником.

Чуть не сказал — заместителем.

Нет, для заместителя еще рановато.

Оставалось у нее одно слабое место.

Игорь, естественно.

Но здесь я тоже стал насмерть.

В вопросах как приоритетов, так и влияния.

Когда Татьяна назвала наш отдельный кабинет залом свиданий, я с готовностью встал, отложив телефон.

— С Игорем, — отступила она от меня.

— И с ним тоже, — твердо настоял я на своей первоочередности.

Все разговоры с ним тоже я большей частью вел. Нет, я в нем практически не сомневался — даже того недолгого периода потери Татьяной памяти хватило, чтобы наставить нашего парня на путь истинный и привить ему систему истинных же ценностей.

Угадайте с трех раз: что сделала Татьяна, как только я вернул ей память?

Правильно, хватит одного: принялась причитать над ним, как над младенцем.

На я уже тогда противодействие нашел — отобрал телефон.

А сейчас просто сразу не дал.

Нечего мне крушить плоды трудов хранителя, отца и психолога в одном лице.

Кроме того, я не забыл, как она в павильоне Стаса не стала меня развязывать, чтобы во время всего разговора с Игорем телефон в своих руках держать.

Я всегда был милосерднее.

Ладно, это я сам отвлекся.

Загрузка...